Когда судьба не балует счастьем … - 2
Часть 1 ШУРОЧКА https://www.stranamam.ru/post/11227677/
Часть 2 ВОЙНА https://www.stranamam.ru/post/11234409/
Часть 3 ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ https://www.stranamam.ru/post/11263806/
Часть 4 ДАЛЬНЕЙШАЯ СУДЬБА ШУРОЧКИ. https://www.stranamam.ru/post/11275556/
Часть 5 РОЖДЕНИЕ ТАИ. https://www.stranamam.ru/post/11280783/
Часть 6 РАННЕЕ ДЕТСТВО ТАИ. https://www.stranamam.ru/post/11290041/
Часть 7 СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ.https://www.stranamam.ru/post/11297539/
Часть 8 ДЕРЕВЕНСКОЕ ДЕТСТВО ТАИ. https://www.stranamam.ru/post/11305112/
Часть 9 НЕУДАВШИЕСЯ ШУРОЧКИНЫ ПЛАНЫ https://www.stranamam.ru/post/11385430/
Часть 10 НЕОЖИДАННАЯ ПОМОЩЬ https://www.stranamam.ru/post/11387968/
Часть 11 НЕВЕСЁЛЫЕ СЕМЕЙНЫЕ ДЕЛА.
Первое неприятное событие касалось младшей Шурочкиной сестры Ули.
Уля давно уже уехала учиться в Курск в агрономический техникум, но до конца она так и не доучилась.
Встретился на её пути местный деревенский парень Иван.
Он учился в том же техникуме, что и Уля, только на один курс старше, но учился парень очень не охотно, можно сказать из под палки, по настоянию матери.
С появлением в его жизни Ули, его, и так более чем слабое желание учиться, полностью пропало.
Он поплыл по волнам любви, увлекая за собой молоденькую не искушённую ещё этим чувством девушку, и стал уговаривать её бросить учёбу, уехать с ним в деревню к его родителям и там пожениться.
Уля согласилась на предложение Ивана. Она забрала свои документы из техникума и поехала с Иваном в его такую же глухую, как и её родная, деревушку.
Родители Ивана жили в небольшом домишке с земляными полами, устланными половиками, чтобы не ходить по голой земле.
Такой пол, а вернее его отсутствие, Уля увидела впервые.
Вскоре они с Иваном поженились.
Уле приходилось много работать по хозяйству, во всём помогая свекрови, но к труду она была привычная, так что её свекровь Настасья не могла нарадоваться на свою невестку и даже простила сына за его своенравный поступок – отказ от учёбы.
А вот отец Ивана - Прохор оказался глубоко пьющим человеком.
Он пил сам и втягивал в это гиблое дело сына, совсем не заботясь о его будущем.
Именно по этой причине, Настасья и отправила Ивана в Курск на учёбу, чтобы он держался подальше от отца, пока ещё не поздно.
Вернувшись же домой и женившись, Иван не обращая внимания ни на мать ни на молодую жену, вновь стал составлять отцу компанию в его постоянных попойках, постепенно втягиваясь в это дело.
Вскоре Уля родила первенца Серёжку, а через два года малышку Валечку.
За годы жизни с Иваном Уля очень измучилась.
Прохор вскоре умер от перепоя, но Ивана этот печальный случай ничему не научил.
Он так и продолжал пить уже с дружками, а то и в одиночку, набирая обороты.
Дома были постоянные скандалы и рукоприкладства, но за Улю заступалась Настасья.
Она старалась не давать невестку в обиду и всегда помогала ей с детьми.
Однако надолго её хватило.
Не выдержало и без того больное сердце Настасьи таких нервных перегрузок, и она умерла через два месяца после Прохора.
Иван нашёл очередной повод, заливать своё горе спиртным.
Он пил и отрывался на жене, устраивая пьяные скандалы.
На все Улины доводы, что если Иван будет продолжать пить, то закончит так же, как и его отец, он взрывался.
-- Да ты понимаешь, что значит потерять сразу отца и мать! – орал он на Улю так, будто это она была причастна к смерти его родителей.
-- Отец твой сам виноват в своей смерти, а мать ты довёл своим пьянством. – вполне резонно заметила Уля.
Иван не собирался вдаваться в дальнейшие обсуждения своей неправоты, а просто хватал Улю за косу и ревел ей прямо в лицо:
-- Заткнись, сучка, пока я тебя не прибил!
Оставшись наедине с Иваном, без защиты и помощи Настасьи, Уля не выдержала и стала собираться с ребятишками для отъезда в родительский дом, в надежде обрести рядом с родителями покой.
Она знала, что Шурочка с Таей скоро уедут, и она с детьми никого особо стеснять не будет.
Уля начала собирать большую дорожную сумку, кидая туда в основном детские вещички.
Сборы жены заметил Иван.
-- Ты куда это собираешься? – удивлённо подняв брови, спросил он Улю.
-- Я домой еду! От тебя подальше! Надоело мне терпеть твои постоянные пьянки-гулянки и побои! – с вызовом ответила Уля, но получив от Ивана сильный тычок в зубы, тут же замолчала.
-- Никуда ты не уедешь! Ты жена моя, и будешь жить здесь! Со мной! — с угрозой в голосе прорычал Иван в самое ухо Ули.
Он отобрал у неё уже почти полностью сложенную сумку и запер в кладовке, а сам вытащил из буфета очередную бутылку водки и стал напиваться ещё более усердно, типа запивая обиду, которую нанесла ему Уля своим намерением бросить его.
Уле ничего не оставалось, как, глотая слёзы и кровь, сочащуюся из разбитой губы, уйти в комнату и уложить детей спать.
После этого она написала домой письмо-SOS.
В нём она умоляла Шурочку приехать и помочь ей вырваться от Ивана и уехать с детьми в родительский дом. Одной ей это сделать было не под силу.
Было лето. Тая только что закончила первый класс, а Шурочка усиленно работала дояркой и почти одна справлялась с домашним хозяйством.
Свободной не было ни минуточки, но после такого письма Шурочке пришлось срочно, бросив все дела, ехать в Курскую область и выручать младшую сестру из беды.
Многое пришлось испытать сёстрам, прежде чем им удалось вернуться домой.
В надежде удержать жену Иван спрятал двухлетнего Серёжу у кого-то из своих друзей, зная, что Уля без него не уедет.
Трёхмесячную малышку Валю он трогать не решился ( слава Богу, хоть на это ему ума хватило).
Пришлось Шурочке поднять на уши всю деревню в поисках племянника и подключить к этому делу местного участкового.
Серёжу быстро нашли, а Ивана забрали в участок, для выяснения всех обстоятельств, произошедшего события.
Для Ули и Шурочки это был прекрасный шанс, чтобы быстренько схватить уже собранные вещи и уехать с детьми в Курск, а там сесть на поезд до Брянска.
Кое-как потеснившись, старенькие родители приняли свою горемычную младшую дочку с двумя детишками.
Работать Уля пока не могла, потому что Валюшка была совсем ещё крошка, а у Марфы не было ни сил ни здоровья нянчиться с грудным младенцем, пока дочка на работе.
К тому же, как оказалось детки у Ули были очень нервные и крикливые.
Это не удивительно, судя по тому, в каких условиях они до этого жили.
У Вали к тому же была пупочная грыжа, и Тая всегда с ужасом наблюдала, когда Уля переодевала кричащую малышку, и у той начинал выпирать из животика пупок, превращаясь в высокий столбик.
В общем, с пополнением семьи в доме закончилось спокойствие.
И днём и ночью была суета, слышались крики и плач детей.
-- Мам, я не высыпаюсь. – стала жаловаться Тая Шурочке.
Шурочка тоже не высыпалась, и это лишало её сил, которые были очень нужны, чтобы выдерживать большую трудовую нагрузку в течение всего дня.
Она стала искать выход из создавшегося положения и нашла, переселившись с Таей на ночлег на чердак сарайчика, в котором жил их поросёнок Войхрик.
Ночи были тёплые, а чердак весь завален свежим ароматным сеном.
Запах сена перемешивался с запахом свиного навоза, просачивающегося через неплотно сколоченные доски потолка в сарайчике, но это не мешало маме с дочкой крепко спать и отлично высыпаться.
Не мешало им и довольное похрюкивание сытого Войхрика. Даже наоборот, оно действовало успокаивающе.
Теперь, когда Шурочка и Тая высыпались, они были вполне работоспособными в течении всего дня.
У Таи уже тоже появились свои постоянные обязанности по дому.
Она каждый день должна была прополоть по две грядки в огороде, подмести и помыть полы в доме.
К тому же на её попечении оказался маленький Серёжка, но это для Таи было не в тягость.
Она, взяв его за крохотную ручонку, уходила к Верке, у которой была младшая сестра Надя, и они устраивали игру в дочки-матери, используя в качестве своих детей не неживых кукол, а настоящих детей - Серёжу с Надей.
Так им было гораздо интереснее играть.
Ближе к осени вдруг неожиданно приехал Иван.
Склонив свою повинную голову, он начал вымаливать у Ули прощение и уговаривать её вернуться к нему.
Уля не долго сопротивлялась. Её умилили ласковые речи Ивана, на которые он всегда был очень скуп.
И вот она снова начала собирать свою дорожную сумку.
Марфа пыталась образумить непутёвую дочку, говорила, что вряд ли Иван исправился, что он просто хочет вернуть Улю в дом, а потом всё начнётся так же, как и было, или ещё хуже.
Но Уля не слушала свою мать.
-- Оставь хоть Серёжку с нами. Тебе хоть бы с Валей пока справиться. – отчаявшись образумить дочку, предложила Марфа более разумное решение. – А когда Валя подрастёт, так и Серёжку заберёшь.
Рассудив здраво, Уля приняла мамино предложение.
Она выложила из сумки все Серёжины вещи.
Марфа долго глядела вслед удаляющимся Ивану и Уле.
Уля несла на руках Валюшку, а Иван дорожную сумку.
Оглянувшись, Уля помахала рукой матери и своему маленькому сыну, крепко вцепившемуся в бабушкину руку.
Жизнь в доме Григория и Марфы вернулась на круги своя, добавился только малыш Серёжка, а так же и заботы, связанные с ним.
Он по прежнему был очень капризным и часто плакал по ночам, поэтому Шурочка с Таей так и продолжали уходить на ночлег на чердак сарайчика.
Они ночевали там до глубокой осени, и переселились спать в дом, когда начались морозы.
А зимой случилось большое горе в их семье.
Дело в том, что Григорий очень любил копчёную селёдочку, а в деревне достать её было невозможно. Не привозили её в их маленький деревенский магазинчик.
Поэтому Григорий частенько наведывался в Почеп.
Он шёл пешком до Брянского шляха, а там садился на автобус до Почепа.
Вот и нынче, чувствуя острую потребность в селёдочке, Григорий стал собираться в дорогу.
Была зима, и ветреная морозная погода совсем не способствовала такому путешествию, но если Григорий что-то решил, то остановить его было трудно.
-- Ну куда ты собрался?! – причитала Марфа, глядя на быстро собирающегося в дорогу, мужа. – Ты хоть в окно бы глянул! Холод собачий, снег и ветер! Потерпи! Потеплеет чуть-чуть, или хотя бы ветер уймётся, вот тогда и поедешь.
-- Да что я, маленький что ли? – говорил Григорий, наматывая на ноги портянки и одевая валенки. – Всё нормально будет! Не замёрзну!
Но Марфа продолжала настаивать на своём, К ней присоединилась ещё и Шурочка.
Но все попытки, удержать Григория, кончились тем, что рассерженный отец семейства выскочил во двор, громко хлопнув дверью, и быстро зашагал в сторону Брянского шляха.
Однако минут через 15 он вернулся домой.
-- Ой! Вот как хорошо, что ты передумал. – обрадованно вскричали Марфа и Шурочка.
Но Григорий, ни разу не обращая внимания на женщин, громко сопя скинул с ног валенки и начал натягивать кирзовые сапоги.
-- Да ты что?! – вскричала Марфа. – Ну, если ехать не передумал, так хоть в валенках едь! Ноги же поморозишь!
Григорий ничего так и ответил, а лишь снова быстрым шагом стал удаляться в сторону Брянского шляха.
-- А папка-то наш, ничего ещё. – сказала вслед, удаляющемуся Григорию, Шурочка.
Они с Марфой пекли в этот день хлеб, и то и дело доставали из печи противни и, освободив их от горячего ароматного хлебушка, тут же накладывали на них новые кругляши из теста и снова отправляли в печь.
Работа шла размеренным чередом, как вдруг в дом вбежал деревенский мальчишка, живущий на краю деревни.
-- Там ваш дед в поле кричит. Случилось с ним что-то. – сообщил он Марфе с Шурочкой и убежал домой.
-- Что?! Где?! Как?! – метались по дому две перепуганные женщины, хватая свои шубы.
Одеваясь наспех прямо на ходу, мама с дочкой ринулись бежать по дороге, куда полтора часа назад ушёл Григорий.
-- Помогиииитееее!!! Помогиииитееее!!! – сквозь свист ветра послышался крик Григория, и этот призыв о помощи придал Марфе и Шурочке ускорение в беге.
По дороге их догнала лошадь запряжённая в телегу. Управлял ею Тимофей - отец того мальчика, который только что прибегал к ним домой с тревожной вестью.
-- Садитесь! – крикнул Тимофей, притормозив лошадь возле бегущих женщин.
Марфа и Шурочка, задыхаясь от быстрого бега, быстро взобрались на телегу, и Тимофей со словами : -- Но, пошла, родимая!!! -- стеганул лошадь вожжами по заду.
Гремя колёсами по ледяным наростам на дороге, телега с путниками быстро приближались к кричащему на дороге Григорию.
Вот они уже увидели его, лежащего на дороге. Он кричал, тянул к ним руки и пытался ползти навстречу.
Остановив лошадь у около Григория все трое – Тимофей, Марфа и Шурочка, быстро соскочили с телеги и побежали к нему.
-- Пап, что случилось?! – закричала Шурочка, первой подбежавшая к Григорию.
-- Я ногу сломал! Больно очень! – ответил обессилевший Григорий.
Шурочка глянула на ноги отца и увидела, что из сапога неестественно вывернутой правой ноги, течёт кровь.
Кровавая дорожка, оставленная Григорием на дороге, уходила вдаль и исчезала под сыпавшимся с неба снегом.
А произошло с Григорием вот что.
Он шёл быстрым шагом по полевой дороге и подскользнулся на, присыпанном снегом, ледяном наросте.
Григорий неудачно упал, попав ногой на этот нарост, который к тому же оказался ещё и острым, и рухнул на неё с размаху всем телом.
Нестерпимо-острая боль пронзила всё тело Григория.
Он даже потерял сознание ненадолго.
Очнувшись он хотел встать, но не тут-то было.
Вскрикнув от ужасной боли, Григорий вынужден был опуститься на ледяную дорогу.
Он посмотрел на больную ногу и заменил, что она неестественно вывернута, заметил он и струйку крови льющуюся через голенище сапога.
У Григория был открытый перелом голени и сильное кровотечение из повреждённых, сломанной костью, сосудов.
Григорий громко закричал, позвал на помощь.
Но он понимал, что находится далеко от деревни и криков его никто не услышит.
Превозмогая сильнейшую боль в ноге, Григорий пополз к деревне, время от времени выкрикивая призыв о помощи.
Кровь из ноги шла сильно.
За Григорием оставался кровавый след.
Так он полз и кричал почти час, пока наконец-то его крик не был услышан Тимофеем, вышедшим в сад до ветру.
Тимофей прислушался и узнал голос Григория. Он же его и видел, недавно спешащего к Брянскому шляху.
Отправив сына в дом Григория, предупредить Марфу о возможной беде, Тимофей кинулся к запряжённой во дворе лошади, на которой намеревался ехать на крестины к куму в соседнюю деревню.
Всё как раз оказалось кстати.
Тимофей помог Шурочке и Марфе погрузить Григория на телегу и повёз их в районную больницу Почепа.
В больнице Григорию разрезали, полный крови, сапог и занялись осмотром сломанной ноги.
Перелом оказался сложный.
Если по-хорошему, то такому старому человеку, как Григорий, ногу можно было бы и удалить, но для этого его нужно было везти в Брянск.
-- Мы наложим Вам гипс и понаблюдаем. – сказал врач Григорию. – А там уже решим, что дальше делать, удалять или нет.
Григорий конечно же согласился. Перспектива остаться без ноги не радовала его даже в таком возрасте.
Григория забрали в операционную. Там ему выровняли смещённые кости и зашили разорванные ткани. Потом наложили на ногу гипс, оставив небольшое окошко над швом, и перевели в палату, к таким же, как и он, загипсованным страдальцам.
Шурочка поехала на следующий день навестить отца в больнице.
-- Доченька! И почему я вас не послушался? Не пускали же вы меня! А теперь натворил вот беды и себе и вам! – жаловался Григорий и по щекам его бежали крупные слёзы.
-- Ну что уж теперь говорить-то. Назад-то не вернёшь. – говорила Шурочка. – Ничего поправишься. Отдыхай пока. Я тебе тут сальца привезла.
Григорий месяц лежал в больнице, и вот наконец-то его выписали домой.
Для семьи настали трудные времена.
Шурочка при посильной помощи Марфы крутилась между трудной работой доярки и не менее трудными домашними делами, в которые входила домашняя живность, Тая, Серёжка и лежачий отец.. Хорошо хоть огорода пока не было.
Это всё легло тяжким бременем на хрупкие Шурочкины плечи, и она, как никогда ранее, стала ждать скорейшего переезда в Старую Руссу
https://www.stranamam.ru/post/11433147/
Часть 2 ВОЙНА https://www.stranamam.ru/post/11234409/
Часть 3 ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ https://www.stranamam.ru/post/11263806/
Часть 4 ДАЛЬНЕЙШАЯ СУДЬБА ШУРОЧКИ. https://www.stranamam.ru/post/11275556/
Часть 5 РОЖДЕНИЕ ТАИ. https://www.stranamam.ru/post/11280783/
Часть 6 РАННЕЕ ДЕТСТВО ТАИ. https://www.stranamam.ru/post/11290041/
Часть 7 СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ.https://www.stranamam.ru/post/11297539/
Часть 8 ДЕРЕВЕНСКОЕ ДЕТСТВО ТАИ. https://www.stranamam.ru/post/11305112/
Часть 9 НЕУДАВШИЕСЯ ШУРОЧКИНЫ ПЛАНЫ https://www.stranamam.ru/post/11385430/
Часть 10 НЕОЖИДАННАЯ ПОМОЩЬ https://www.stranamam.ru/post/11387968/
Часть 11 НЕВЕСЁЛЫЕ СЕМЕЙНЫЕ ДЕЛА.
Первое неприятное событие касалось младшей Шурочкиной сестры Ули.
Уля давно уже уехала учиться в Курск в агрономический техникум, но до конца она так и не доучилась.
Встретился на её пути местный деревенский парень Иван.
Он учился в том же техникуме, что и Уля, только на один курс старше, но учился парень очень не охотно, можно сказать из под палки, по настоянию матери.
С появлением в его жизни Ули, его, и так более чем слабое желание учиться, полностью пропало.
Он поплыл по волнам любви, увлекая за собой молоденькую не искушённую ещё этим чувством девушку, и стал уговаривать её бросить учёбу, уехать с ним в деревню к его родителям и там пожениться.
Уля согласилась на предложение Ивана. Она забрала свои документы из техникума и поехала с Иваном в его такую же глухую, как и её родная, деревушку.
Родители Ивана жили в небольшом домишке с земляными полами, устланными половиками, чтобы не ходить по голой земле.
Такой пол, а вернее его отсутствие, Уля увидела впервые.
Вскоре они с Иваном поженились.
Уле приходилось много работать по хозяйству, во всём помогая свекрови, но к труду она была привычная, так что её свекровь Настасья не могла нарадоваться на свою невестку и даже простила сына за его своенравный поступок – отказ от учёбы.
А вот отец Ивана - Прохор оказался глубоко пьющим человеком.
Он пил сам и втягивал в это гиблое дело сына, совсем не заботясь о его будущем.
Именно по этой причине, Настасья и отправила Ивана в Курск на учёбу, чтобы он держался подальше от отца, пока ещё не поздно.
Вернувшись же домой и женившись, Иван не обращая внимания ни на мать ни на молодую жену, вновь стал составлять отцу компанию в его постоянных попойках, постепенно втягиваясь в это дело.
Вскоре Уля родила первенца Серёжку, а через два года малышку Валечку.
За годы жизни с Иваном Уля очень измучилась.
Прохор вскоре умер от перепоя, но Ивана этот печальный случай ничему не научил.
Он так и продолжал пить уже с дружками, а то и в одиночку, набирая обороты.
Дома были постоянные скандалы и рукоприкладства, но за Улю заступалась Настасья.
Она старалась не давать невестку в обиду и всегда помогала ей с детьми.
Однако надолго её хватило.
Не выдержало и без того больное сердце Настасьи таких нервных перегрузок, и она умерла через два месяца после Прохора.
Иван нашёл очередной повод, заливать своё горе спиртным.
Он пил и отрывался на жене, устраивая пьяные скандалы.
На все Улины доводы, что если Иван будет продолжать пить, то закончит так же, как и его отец, он взрывался.
-- Да ты понимаешь, что значит потерять сразу отца и мать! – орал он на Улю так, будто это она была причастна к смерти его родителей.
-- Отец твой сам виноват в своей смерти, а мать ты довёл своим пьянством. – вполне резонно заметила Уля.
Иван не собирался вдаваться в дальнейшие обсуждения своей неправоты, а просто хватал Улю за косу и ревел ей прямо в лицо:
-- Заткнись, сучка, пока я тебя не прибил!
Оставшись наедине с Иваном, без защиты и помощи Настасьи, Уля не выдержала и стала собираться с ребятишками для отъезда в родительский дом, в надежде обрести рядом с родителями покой.
Она знала, что Шурочка с Таей скоро уедут, и она с детьми никого особо стеснять не будет.
Уля начала собирать большую дорожную сумку, кидая туда в основном детские вещички.
Сборы жены заметил Иван.
-- Ты куда это собираешься? – удивлённо подняв брови, спросил он Улю.
-- Я домой еду! От тебя подальше! Надоело мне терпеть твои постоянные пьянки-гулянки и побои! – с вызовом ответила Уля, но получив от Ивана сильный тычок в зубы, тут же замолчала.
-- Никуда ты не уедешь! Ты жена моя, и будешь жить здесь! Со мной! — с угрозой в голосе прорычал Иван в самое ухо Ули.
Он отобрал у неё уже почти полностью сложенную сумку и запер в кладовке, а сам вытащил из буфета очередную бутылку водки и стал напиваться ещё более усердно, типа запивая обиду, которую нанесла ему Уля своим намерением бросить его.
Уле ничего не оставалось, как, глотая слёзы и кровь, сочащуюся из разбитой губы, уйти в комнату и уложить детей спать.
После этого она написала домой письмо-SOS.
В нём она умоляла Шурочку приехать и помочь ей вырваться от Ивана и уехать с детьми в родительский дом. Одной ей это сделать было не под силу.
Было лето. Тая только что закончила первый класс, а Шурочка усиленно работала дояркой и почти одна справлялась с домашним хозяйством.
Свободной не было ни минуточки, но после такого письма Шурочке пришлось срочно, бросив все дела, ехать в Курскую область и выручать младшую сестру из беды.
Многое пришлось испытать сёстрам, прежде чем им удалось вернуться домой.
В надежде удержать жену Иван спрятал двухлетнего Серёжу у кого-то из своих друзей, зная, что Уля без него не уедет.
Трёхмесячную малышку Валю он трогать не решился ( слава Богу, хоть на это ему ума хватило).
Пришлось Шурочке поднять на уши всю деревню в поисках племянника и подключить к этому делу местного участкового.
Серёжу быстро нашли, а Ивана забрали в участок, для выяснения всех обстоятельств, произошедшего события.
Для Ули и Шурочки это был прекрасный шанс, чтобы быстренько схватить уже собранные вещи и уехать с детьми в Курск, а там сесть на поезд до Брянска.
Кое-как потеснившись, старенькие родители приняли свою горемычную младшую дочку с двумя детишками.
Работать Уля пока не могла, потому что Валюшка была совсем ещё крошка, а у Марфы не было ни сил ни здоровья нянчиться с грудным младенцем, пока дочка на работе.
К тому же, как оказалось детки у Ули были очень нервные и крикливые.
Это не удивительно, судя по тому, в каких условиях они до этого жили.
У Вали к тому же была пупочная грыжа, и Тая всегда с ужасом наблюдала, когда Уля переодевала кричащую малышку, и у той начинал выпирать из животика пупок, превращаясь в высокий столбик.
В общем, с пополнением семьи в доме закончилось спокойствие.
И днём и ночью была суета, слышались крики и плач детей.
-- Мам, я не высыпаюсь. – стала жаловаться Тая Шурочке.
Шурочка тоже не высыпалась, и это лишало её сил, которые были очень нужны, чтобы выдерживать большую трудовую нагрузку в течение всего дня.
Она стала искать выход из создавшегося положения и нашла, переселившись с Таей на ночлег на чердак сарайчика, в котором жил их поросёнок Войхрик.
Ночи были тёплые, а чердак весь завален свежим ароматным сеном.
Запах сена перемешивался с запахом свиного навоза, просачивающегося через неплотно сколоченные доски потолка в сарайчике, но это не мешало маме с дочкой крепко спать и отлично высыпаться.
Не мешало им и довольное похрюкивание сытого Войхрика. Даже наоборот, оно действовало успокаивающе.
Теперь, когда Шурочка и Тая высыпались, они были вполне работоспособными в течении всего дня.
У Таи уже тоже появились свои постоянные обязанности по дому.
Она каждый день должна была прополоть по две грядки в огороде, подмести и помыть полы в доме.
К тому же на её попечении оказался маленький Серёжка, но это для Таи было не в тягость.
Она, взяв его за крохотную ручонку, уходила к Верке, у которой была младшая сестра Надя, и они устраивали игру в дочки-матери, используя в качестве своих детей не неживых кукол, а настоящих детей - Серёжу с Надей.
Так им было гораздо интереснее играть.
Ближе к осени вдруг неожиданно приехал Иван.
Склонив свою повинную голову, он начал вымаливать у Ули прощение и уговаривать её вернуться к нему.
Уля не долго сопротивлялась. Её умилили ласковые речи Ивана, на которые он всегда был очень скуп.
И вот она снова начала собирать свою дорожную сумку.
Марфа пыталась образумить непутёвую дочку, говорила, что вряд ли Иван исправился, что он просто хочет вернуть Улю в дом, а потом всё начнётся так же, как и было, или ещё хуже.
Но Уля не слушала свою мать.
-- Оставь хоть Серёжку с нами. Тебе хоть бы с Валей пока справиться. – отчаявшись образумить дочку, предложила Марфа более разумное решение. – А когда Валя подрастёт, так и Серёжку заберёшь.
Рассудив здраво, Уля приняла мамино предложение.
Она выложила из сумки все Серёжины вещи.
Марфа долго глядела вслед удаляющимся Ивану и Уле.
Уля несла на руках Валюшку, а Иван дорожную сумку.
Оглянувшись, Уля помахала рукой матери и своему маленькому сыну, крепко вцепившемуся в бабушкину руку.
Жизнь в доме Григория и Марфы вернулась на круги своя, добавился только малыш Серёжка, а так же и заботы, связанные с ним.
Он по прежнему был очень капризным и часто плакал по ночам, поэтому Шурочка с Таей так и продолжали уходить на ночлег на чердак сарайчика.
Они ночевали там до глубокой осени, и переселились спать в дом, когда начались морозы.
А зимой случилось большое горе в их семье.
Дело в том, что Григорий очень любил копчёную селёдочку, а в деревне достать её было невозможно. Не привозили её в их маленький деревенский магазинчик.
Поэтому Григорий частенько наведывался в Почеп.
Он шёл пешком до Брянского шляха, а там садился на автобус до Почепа.
Вот и нынче, чувствуя острую потребность в селёдочке, Григорий стал собираться в дорогу.
Была зима, и ветреная морозная погода совсем не способствовала такому путешествию, но если Григорий что-то решил, то остановить его было трудно.
-- Ну куда ты собрался?! – причитала Марфа, глядя на быстро собирающегося в дорогу, мужа. – Ты хоть в окно бы глянул! Холод собачий, снег и ветер! Потерпи! Потеплеет чуть-чуть, или хотя бы ветер уймётся, вот тогда и поедешь.
-- Да что я, маленький что ли? – говорил Григорий, наматывая на ноги портянки и одевая валенки. – Всё нормально будет! Не замёрзну!
Но Марфа продолжала настаивать на своём, К ней присоединилась ещё и Шурочка.
Но все попытки, удержать Григория, кончились тем, что рассерженный отец семейства выскочил во двор, громко хлопнув дверью, и быстро зашагал в сторону Брянского шляха.
Однако минут через 15 он вернулся домой.
-- Ой! Вот как хорошо, что ты передумал. – обрадованно вскричали Марфа и Шурочка.
Но Григорий, ни разу не обращая внимания на женщин, громко сопя скинул с ног валенки и начал натягивать кирзовые сапоги.
-- Да ты что?! – вскричала Марфа. – Ну, если ехать не передумал, так хоть в валенках едь! Ноги же поморозишь!
Григорий ничего так и ответил, а лишь снова быстрым шагом стал удаляться в сторону Брянского шляха.
-- А папка-то наш, ничего ещё. – сказала вслед, удаляющемуся Григорию, Шурочка.
Они с Марфой пекли в этот день хлеб, и то и дело доставали из печи противни и, освободив их от горячего ароматного хлебушка, тут же накладывали на них новые кругляши из теста и снова отправляли в печь.
Работа шла размеренным чередом, как вдруг в дом вбежал деревенский мальчишка, живущий на краю деревни.
-- Там ваш дед в поле кричит. Случилось с ним что-то. – сообщил он Марфе с Шурочкой и убежал домой.
-- Что?! Где?! Как?! – метались по дому две перепуганные женщины, хватая свои шубы.
Одеваясь наспех прямо на ходу, мама с дочкой ринулись бежать по дороге, куда полтора часа назад ушёл Григорий.
-- Помогиииитееее!!! Помогиииитееее!!! – сквозь свист ветра послышался крик Григория, и этот призыв о помощи придал Марфе и Шурочке ускорение в беге.
По дороге их догнала лошадь запряжённая в телегу. Управлял ею Тимофей - отец того мальчика, который только что прибегал к ним домой с тревожной вестью.
-- Садитесь! – крикнул Тимофей, притормозив лошадь возле бегущих женщин.
Марфа и Шурочка, задыхаясь от быстрого бега, быстро взобрались на телегу, и Тимофей со словами : -- Но, пошла, родимая!!! -- стеганул лошадь вожжами по заду.
Гремя колёсами по ледяным наростам на дороге, телега с путниками быстро приближались к кричащему на дороге Григорию.
Вот они уже увидели его, лежащего на дороге. Он кричал, тянул к ним руки и пытался ползти навстречу.
Остановив лошадь у около Григория все трое – Тимофей, Марфа и Шурочка, быстро соскочили с телеги и побежали к нему.
-- Пап, что случилось?! – закричала Шурочка, первой подбежавшая к Григорию.
-- Я ногу сломал! Больно очень! – ответил обессилевший Григорий.
Шурочка глянула на ноги отца и увидела, что из сапога неестественно вывернутой правой ноги, течёт кровь.
Кровавая дорожка, оставленная Григорием на дороге, уходила вдаль и исчезала под сыпавшимся с неба снегом.
А произошло с Григорием вот что.
Он шёл быстрым шагом по полевой дороге и подскользнулся на, присыпанном снегом, ледяном наросте.
Григорий неудачно упал, попав ногой на этот нарост, который к тому же оказался ещё и острым, и рухнул на неё с размаху всем телом.
Нестерпимо-острая боль пронзила всё тело Григория.
Он даже потерял сознание ненадолго.
Очнувшись он хотел встать, но не тут-то было.
Вскрикнув от ужасной боли, Григорий вынужден был опуститься на ледяную дорогу.
Он посмотрел на больную ногу и заменил, что она неестественно вывернута, заметил он и струйку крови льющуюся через голенище сапога.
У Григория был открытый перелом голени и сильное кровотечение из повреждённых, сломанной костью, сосудов.
Григорий громко закричал, позвал на помощь.
Но он понимал, что находится далеко от деревни и криков его никто не услышит.
Превозмогая сильнейшую боль в ноге, Григорий пополз к деревне, время от времени выкрикивая призыв о помощи.
Кровь из ноги шла сильно.
За Григорием оставался кровавый след.
Так он полз и кричал почти час, пока наконец-то его крик не был услышан Тимофеем, вышедшим в сад до ветру.
Тимофей прислушался и узнал голос Григория. Он же его и видел, недавно спешащего к Брянскому шляху.
Отправив сына в дом Григория, предупредить Марфу о возможной беде, Тимофей кинулся к запряжённой во дворе лошади, на которой намеревался ехать на крестины к куму в соседнюю деревню.
Всё как раз оказалось кстати.
Тимофей помог Шурочке и Марфе погрузить Григория на телегу и повёз их в районную больницу Почепа.
В больнице Григорию разрезали, полный крови, сапог и занялись осмотром сломанной ноги.
Перелом оказался сложный.
Если по-хорошему, то такому старому человеку, как Григорий, ногу можно было бы и удалить, но для этого его нужно было везти в Брянск.
-- Мы наложим Вам гипс и понаблюдаем. – сказал врач Григорию. – А там уже решим, что дальше делать, удалять или нет.
Григорий конечно же согласился. Перспектива остаться без ноги не радовала его даже в таком возрасте.
Григория забрали в операционную. Там ему выровняли смещённые кости и зашили разорванные ткани. Потом наложили на ногу гипс, оставив небольшое окошко над швом, и перевели в палату, к таким же, как и он, загипсованным страдальцам.
Шурочка поехала на следующий день навестить отца в больнице.
-- Доченька! И почему я вас не послушался? Не пускали же вы меня! А теперь натворил вот беды и себе и вам! – жаловался Григорий и по щекам его бежали крупные слёзы.
-- Ну что уж теперь говорить-то. Назад-то не вернёшь. – говорила Шурочка. – Ничего поправишься. Отдыхай пока. Я тебе тут сальца привезла.
Григорий месяц лежал в больнице, и вот наконец-то его выписали домой.
Для семьи настали трудные времена.
Шурочка при посильной помощи Марфы крутилась между трудной работой доярки и не менее трудными домашними делами, в которые входила домашняя живность, Тая, Серёжка и лежачий отец.. Хорошо хоть огорода пока не было.
Это всё легло тяжким бременем на хрупкие Шурочкины плечи, и она, как никогда ранее, стала ждать скорейшего переезда в Старую Руссу
https://www.stranamam.ru/post/11433147/
Комментарии
Вставка изображения
Можете загрузить в текст картинку со своего компьютера: