Когда судьба не балует счастьем … - 2

Речь пойдёт об одной человеческой судьбе, а так же о судьбах с ней переплетающихся.

Это судьба девочки, девушки, женщины - Таи и её близкого окружения – родных и друзей.

Начну я задолго до появления Таи на свет, с её бабушки и дедушки, которых судьба тоже счастьем не баловала, а преподносила одно жизненное испытание за другим, передавая это житейское невезение по наследству детям, внукам и правнукам.

И так начинаю.

***************

Часть 1 ШУРОЧКА.


Было начало двадцатого века.

На Брянщине, в одной из многочисленных деревень, с простым названием Поповка, жили две семьи.

Обе семьи были многодетные, бедные, в прошлом, выходцы из крепостных крестьян.

В одной семье подрастал трудолюбивый паренёк Григорий, а в другой -- тоже не менее трудолюбивая, девушка Марфа.

Свою молодость они встретили на тяжёлых сельскохозяйственных работах.
Работать приходилось тяжело и по долгу.

От рассвета до заката, молодёжь, наравне со взрослыми, не покладая рук трудилась на полях, сажая, выращивая и убирая урожаи, которыми их щедро одаривала плодородная брянская земля.
Григорий и Марфа всегда трудились рядышком.

Григорию нравилась, эта, крепко сложенная, красивая девушка.
Он давно уже засматривался на неё.

Чем больше Григорий смотрел на Марфу, тем всё больше крепло в нём желание жениться на ней.

И вот, наконец, Григорий заслал сватов в Марфин дом, после чего состоялась помолвка, а потом и скромненькая свадьба.

Поженившись, Григорий и Марфа начали самостоятельно строить свою семейную жизнь.

Шёл 1912 год.

Это было трудное время.

Две бедные многодетные семьи не могли помочь материально Григорию и Марфе, а у Марфы из приданого были только два небольших самотканых льняных полотна, да пара, вышитых ею, рушников.

Хозяйство начиналось с нуля.

Григорий, от своего отца, перенял три очень нужных в то время мастерства.
Он умел столярничать, плотничать, а так же был отличным печником.

Благодаря этим умениям, он сам построил бревенчатый дом для своей семьи.

Так как жили они в окружении Брянских лесов, то строительного материала для таких домов было очень много.

Марфа стала работать дояркой в деревенском коровнике, и, с периодичностью каждые два года, она пополняла семью новыми младенцами.

В те далёкие времена, особенно у живущих в глухих деревушках людей, не было никакого понятия о предохранении от беременности, поэтому женщины рожали столько детей, сколько им послал Бог.
Но и смертность детей, особенно в младенчестве, в те годы была очень высокая.

Через год после свадьбы у Григория и Марфы родилась их первая доченька Аннушка.

Девочка оказалась крепкая и здоровенькая. Она росла и радовала родителей.

Через два года на свет появилась Манечка, тоже очень хорошая, здоровая девочка.

А вот, последующие за Манечкой, детки начали умирать, не достигнув годовалого возраста.

Умерли двойняшки мальчики, рождённые через два года после Манечки, и ещё трое, поочерёдно рождённых, деток.

Аннушка с Манечкой, были радостью и отрадой для Марфы и Григория.
Они помогали матери по хозяйству и нянчились с малышами, пока та была на работе, но, как и все дети в их возрасте, они мечтали об играх и игрушках.

Игрушек у них не было, кроме деревянных кубиков и фигурок, выпиленных для них Григорием из остатков древесины, а двум девочкам очень хотелось иметь куколок.

Они завидовали, тем девочкам в деревне, у которых были, пусть очень простенькие, но настоящие пупсы.

Марфа, пытаясь хоть как-то восполнить этот пробел, навертела, как умела, для дочек тряпичных куколок.
С этими подобиями куколок сестрёнки дружно играли по вечерам, когда Марфа возвращалась с работы домой и брала всё хозяйство на себя.

Когда Манечке исполнилось 7 лет, она сильно заболела.

Забрав к себе в постель всех куколок Манечка перебирала их своими маленькими худенькими пальчиками, пела им колыбельные песенки, охрипшим от простуды голоском, и обняв их, засыпала сама.

Аннушка, забирала у сестрёнки куколок, чтобы поиграть с ними, пока та спит, но Манечка, проснувшись и не найдя своих куколок, начинала горько плакать.

-- Мама, Аннушка опять моих куколок забрала! – жаловалась она Марфе слабеньким голоском.

Приходилось Аннушке возвращать куколок на место, под бочок больной сестрёнке в надежде, что, когда та поправится, они снова будут играть вместе.

Но Манечка не поправилась.
Она умерла.

Как же плакала и убивалась по ней Марфа, как горевал Григорий, но что поделаешь, если Бог решил забрать малышку к себе.

Аннушка положила Манечке в гробик всех, любимых ею, куколок, с которыми та не расставалась в течении болезни. Её с ними и похоронили.

Когда Аннушке исполнилось 12 лет, Марфа родила очередную доченьку Марину, которой суждено было выжить.

Через два года родилась Лена, а ещё через два – двойняшки девочки – Шурочка и Настя.

Марфа, как обычно, позвала бабку-повитуху, для помощи ей в родах.

Рожала она всех своих деток дома, на высокой лежанке.

Лежанка – это пристройка к русской печи, высотой, примерно, метр от пола, которую можно было использовать в качестве тёплой кровати, постелив на её поверхность из кирпичной кладки, матрас.

Шурочка родилась первая.
Она оказалась очень маленькой, меньше двух кило весом.

Наспех прикрыв её простынкой, повитуха занялась вторым, уже вот-вот готовым родиться, ребёнком.

Неловко повернувшись, повитуха случайно задела локтем орущую Шурочку, и та упала с лежанки на пол.

-- Ой, убился ребёнок! Ой, убился! – запричитала повитуха, подхватывая с пола, ещё громче орущую Шурочку.

Но Шурочка не убилась.
Она, конечно, ударилась сильно об пол, но ничего, слава Богу, себе не повредила.

Именно этой малюсенькой девчушке, испытавшей, в первые минуты своей жизни, полёт с лежанки на пол, и суждено будет в будущем стать Таиной мамой.

Но вот роилась и Настя.
Она была значительно крупнее сестры и гораздо спокойнее.

Шурочка же, дни и ночи напролёт, своим требовательным криком, не давала никому покоя и будила мирно спящую рядом Настю, которая тут же подхватывала вопли сестры, превращая голодное соло в дуэт.

-- Да, чтоб ты сдохла! – распсиховавшись не на шутку, кричала, уставшая от Шурочки, Марфа.

Но Шурочка, вопреки всему, осталась жить в отличие от её сестрёнки-двойняшки Насти, которая умерла в два годика от воспаления лёгких.

В это же время у Марфы родился мальчик Коля.

Бедная Аннушка уже устала нянчиться с бесконечной вереницей своих младших братиков и сестричек.
Ей исполнилось 18 лет.

Подошёл тот возраст, когда она стала задумываться о парнях, но живя в бедной семье, она не имела приличной одежды, чтобы пойти погулять с молодёжью.

Вот и сидела бедная Аннушка дома, то кормя, то обстирывая и обмывая кучу ребятишек, не имея никакой личной жизни.

А тут ещё и Марфа заболела, будучи снова беременной.

У неё довольно долго болел зуб.
На щеке вырос флюс, и поднялась высокая температура.

Марфу положили в больницу и вскрыли этот флюс.
Оказалось, что инфекция от больного зуба перекинулась на челюстную кость.

Под действием эфирного наркоза врачи прочистили и промыли Марфе рану и стали ждать результатов проведённой операции.
Вернее ждали, выживет Марфа или нет, так как она была очень плоха.

-- Привези мне деток попрощаться. – слабым голосом попросила Марфа Григория, уже готовясь умереть.

Деток Григорий, конечно, привёз и Марфа с ними попрощалась.

Но уже на следующий день Марфе стало лучше, и она потихоньку начала выздоравливать, да и с её беременностью тоже ни чего страшного не случилось.

Ровно в срок родился малыш - Вовка.

Шурочке было четыре года, и она уже посильно оказывала матери помощь, качая в люльке маленького братца.

А когда ещё через два года, родилась сестрёнка Уля, Шурочка была основная помощница у Марфы, так как уже многое могла и умела делать.

Шурочка была не по возрасту трудолюбивая и исполнительная.
На неё можно было возложить не по-детски трудные дела, и она всё выполняла должным образом.

Помогала Шурочка и Григорию.

Она часто ходила с ним перекладывать односельчанам печи в качестве помощницы и потихоньку сама стала постигать это ремесло.

Не смотря на, более старших, своих дочерей, только с Шурочкой Григорий любил ездить в лес на заготовку дров к зиме, потому что она безропотно делала всё то, что скажет отец, не перечила, не ныла по поводу усталости и не просилась поскорее домой.

От матери она научилась ухаживать за домашним скотом, доить коров, плести лапти (другой обуви в деревне не носили), а так же топить печь и готовить в ней еду.

Шурочка никогда не жаловалась ни на усталость, ни на непосильную для её возраста работу.
Она делала всё.
И чем старше она становилась, тем больше обязанностей на неё взваливалось.

Аннушка к тому времени уже успела выйти замуж, за приехавшего из Брянска к ним в Поповку на работу, агронома Володю.
Молодая семья жила отдельно, на краю деревни в маленьком доме, который построил, для них, Григорий, и растила дочку Юлю, которая была всего на год младше, самой маленькой её сестрёнки Ули.

Марфа, в то время, работала на полях и брала с собой в помощницы старших дочек Марину и Лену, а на Шурочку было оставлено всё домашнее хозяйство и уход за младшими детьми.

Она кормила маленькую Улю, купала и переодевала её, следила за шустрыми братишками, чтобы они никуда не залезли и ничего не натворили.

С Колей ей было проще, а вот Вовка хлопот доставлял не мало.

Кроме этого Шурочке нужно было начистить к приходу Марфы целое ведро картошки и вымыть дома полы.

Полы были деревянные, не крашенные.

В доме никто не переобувался, и все, как были в грязных лаптях, так по полу и ходили.

В результате этого, на полу нарастали кочки из грязи, которые Шурочка вначале отскабливала скребком и подметала.

Потом она сильно мочила пол водой и, наступив на веник-голик маленькой босой ножкой, долго тёрла им деревянные доски и оттирала их добела.

Затем, неоднократно меняя воду, Шурочка начисто вымывала весь пол.

Это был довольно трудоёмкий процесс даже для взрослого человека, а что уж говорить про маленькую девчушку лет восьми от роду.

Но Шурочка справлялась с этой работой и не жаловалась.
Для неё это было нормально, в порядке вещей.

Шурочка делала возложенную на неё работу по-взрослому добросовестно, но вот шалопай Вовка портил всё дело.

Не обращая внимания на Шурочкины вопли, он приходил с улицы домой в, более чем грязных, лаптях, потому что не пропускал на улице ни одной лужи, и ходил в них по, только что дочиста вымытому Шурочкой полу, оставляя за собой свежие комья грязи.

Шурочка раздражала его своими воплями, и он подходил и бил её.

Шурочка плакала от бессилия и боли, но ничего не могла поделать с наглым братом.

Единственный из всех детей в семье Григория и Марфы, Вовка был совершенно неуправляемым ребёнком.
Он относился к той категории людей, про которых говорят -- « в семье не без урода ».

Марфа связывала это со своей болезнью во время беременности Вовкой, а так же с перенесённой, под наркозом, операцией.

Но наряду с огромной вредностью, Вовка обладал огромным чувством юмора, и талантом смешить людей.
Ему удавалось очень смешно и точно пародировать любого увиденного им человека, подмечая все тонкости походки, речи, мимики и менеры разговаривать.

Чтобы узнать, где пропадает Вовка на улице, Марфе достаточно было просто выйти со двора за калитку.

Там, где тусовалась кучка молодёжи, то и дело взрывая окрестности громким хохотом, значит там, в центре внимания, был Вовка.

Обычно молодёжь, собиравшаяся на месте гулянки, не терпела прилипавших к ним малолетних братишек и сестрёнок, и нещадно гнала их от себя, но Вовке в этой компании всегда были рады.
Он, единственный из малолеток, допускался в компанию взрослых.

Вовка и дома смешил всех, ловко пародируя тех, кого увидел за день.

Вот такая была семья у Шурочки, будущей Таиной мамы.

Из-за большого колличества детей, семья постоянно жила впроголодь.

Только малышам в семье была привилегия не голодать.

Шурочке нравилось кормить самую младшую сестрёнку Улю кашкой, потому что она и сама могла, как бы пробуя с ложечки эту кашку, хоть немножко покушать её.

Марфа узнала, что в недалёком от них посёлке, под названием Золотая Ветка, живёт много еврейских семей, которые нанимают русских подростков на летний период, для помощи в их большом хозяйстве, не за деньги, а просто за кормёжку.

Как раз началось лето.

-- Отведу-ка я какую-нибудь из своих дочек на работу к евреям. – подумала Марфа. – Пусть, хоть она там в сытости поживёт.

Она выбрала Лену и Шурочку для этой цели и пошла с ними в еврейский посёлок, который находился в десяти километрах от их деревни.

Лене было 12 лет, а Шурочке 10, но Лена выглядела, куда как взрослее Шурочки, которая как родилась очень маленькой, так и росла гораздо медленнее своих сверстников.
В десятилетнем возрасте, она выглядела лет на семь, не больше.

Придя в Золотую Ветку, Марфа спросила у сидящих на лавочке перед домом двух пожилых евреек, лузгающих семечки, не нужны ли кому-нибудь в посёлке помощники по хозяйству.

-- Вроде как Гутерманы ищут помощников. – сказала одна из женщин. – Пройдите дальше по дороге. Пятый дом от краю - это дом Гутерманов. Спросите у них.

Дом Гутерманов, как снаружи, так и внутри, оказался богатым и ухоженным.

Семья состояла из отца семейства Иосифа Гутермана, его жены Софьи и трёх их ребятишек – пятилетнего Бори, трёхлетней Риммы и десятимесячного Абрама.

Хозяйством, еврейское семейство, обладало не малым.

На их обширном дворе находился большой сарай, в котором хрюкали два кабанчика, мычала корова, блеяли овцы, по двору бродили куры, гуси и утки.
За отдельной загородкой, трясли своими красными бородками и клокотали индюки.

-- Вам нужны помощницы в хозяйстве? – спросила Марфа у Иосифа, подведя к нему Лену с Шурочкой.

-- Да. Мы возьмём, пожалуй, вот эту. – указав на Лену, ответил Иосиф.

В своём выборе он, конечно, руководствовался тем, что Лена была постарше и покрупнее, а значит и работать должна была лучше, а Шурочка выглядела совсем маленьким ребёнком, с которым с самим ещё нужно было нянчиться.

И вот Лена осталась у Гутерманов, а Марфа с Шурочкой вернулись домой.

Но через пару дней Лена сбежала от евреев и тоже вернулась домой.

-- Не хочу я у них работать. – упрямо заявила Лена, войдя в дом. – Работы много. Я устала.

Марфа только руками развела.

-- Шурочка, иди тогда ты, детка. – стала отправлять она свою исполнительную, трудолюбивую, незаслуженно отвергнутую дочь в еврейскую семью.

И Шурочка пошла одна, так как дорогу до Золотой Ветки уже знала.

Три километра она шла по дороге между пшенично-ржаными полями до Брянского шляха (так называется оживлённая трасса до Брянска), часть пути по обочине Брянского шляха до первого поворота в сторону, и снова по полевой дороге до еврейского посёлка.

Иосиф и Софья радушно приняли Шурочку, всё показали и рассказали и Шурочка с головой окунулась в их домашнее хозяйство, как обычно, со всем справляясь и ни на что не жалуясь.

Она нянчилась с ребятишками, и малыши полюбили свою маленькую няньку.

Она убирала и мыла полы в доме, смотрела за скотом.

Шурочка и дома привыкла к такой же нагрузке, только в еврейской семье было больше спокойствия и порядка, а самое главное, было гораздо сытнее.

Вернувшись с работы, Софья доила корову, готовила еду и кормила всю семью и Шурочку.

Готовила Софья вкусно, но Шурочка не привередничала в еде.
Ела всё что дадут, лишь бы только давали.

Софья кормила Шурочку очень сытно и никогда не обижала.

Всё было хорошо, но Шурочка очень скучала по дому.

По вечерам она ходила за посёлок на огромный луг с большим мешком, чтобы нарвать в него на ночь травы для коровы.
Она рвала траву, и время от времени вглядывалась вдаль, туда, где была её родная деревня Поповка, её дом, её семья.

Шурочка плакала от тоски по ним, размазывая слёзы по щекам, позеленевшими от травы пальцами.

Нарвав травы и вволю наплакавшись, она возвращалась к Гутерманам, согнувшись в три погибели, под тяжестью мешка, который по размерам был больше её.

Почти три месяца прожила Шурочка у Гутерманов, но близился сентябрь.

Шурочка наконец-то вернулась в родной дом, неся с собой драгоценный отрез красивого голубого ситчика, который ей подарила Софья за хорошую работу.

Почему драгоценный?
Да потому, что она с рождения, кроме платьев, сшитых из грубого домотканного льняного полотна грязно-серого цвета, никогда ничего не носила.
Да и те платья, ей уже по наследству от старших сестёр доставались, в изрядно потрёпанном виде.

Марфа сшила Шурочке нарядное платьице из подаренного ситца, и та очень бережно носила его, одевая только в школу.

Но началась зима, и в ситцевом платьице стало холодно.

Шурочка вновь переоделась в грубую льняную одежду, а платьице Марфа постирала и повесила во дворе на верёвку для просушки, не благоразумно оставив его там на ночь.

Ночью началась снежная вьюга, которая сорвала платье с верёвки на землю и засыпала его снегом.

Как же плакала Шурочка, обнаружив пропажу.
Она перекопала все сугробы в предполагаемом месте падения платья, но так и не нашла его.

Когда пришла весна, и растаял снег, Шурочка нашла, наконец-то, своё платье, но уже в полусгнившем состоянии.

-- Ничего. – успокаивала Марфа огорчённую дочку. – Скоро лето, и ты снова к Гутерманам пойдёшь и снова себе на платьице заработаешь.

Летом Шурочка снова пошла в Золотую Ветку в поисках работы.

Она искала Гутерманов, но не нашла никого из их семьи, потому что Гутерманы куда-то уехали из посёлка всем семейством, как впрочем и многие другие богатые еврейские семьи.

Их дома стояли пустыми, а окна были наглухо заколочены досками.

В посёлке остались только семьи победнее, которые не могли себе позволить держать помощников по хозяйству, и Шурочка вернулась домой ни с чем.

А на следующее лето, когда Шурочке исполнилось 12 лет, началась Великая Отечественная Война.



https://www.stranamam.ru/post/11234409/