Зеркало чужой души - 4 Часть

1 Часть - https://www.stranamam.ru/post/15105247/
2 Часть - https://www.stranamam.ru/post/15105536/
3 Часть - https://www.stranamam.ru/post/15105751/

4 Часть


Мертв, мертв, мертв. Одно слово билось в голове, пульсируя в висках. Оливия едва стояла на ногах, опираясь на Артуро, она балансировала на грани безумства. Одно короткое слово лишило ее всего: надежды, веры, спасения, смысла. Сын, ее маленький Санти, она все эти годы жила и тешила себя иллюзией, что однажды они встретятся. Она верила, что он ее ждал. Она вытаскивала себя из омута отчаяния все долгие годы в камеры одним его именем… теперь же за одну секунду все стало ничем.

Оливия цеплялась за Артуро из последних сил, он прижимал ее голову к своему плечу одной рукой, второй поддерживал под спину. Стон стих, она лишь вздрагивала, Артуро прижался щекой к ее волосам и еще сильнее обнял ее. Впервые за долгие годы она услышала звук другого сердца. Родного. Оливия чувствовала это, но не понимала, зачем? Для чего? Ее ноги подкосились, пальцы разжались, и они вместе медленно опустились на пол.

Артуро помог ей облокотиться о спинку дивана, и сел с ней рядом. Оливия остро чувствовала его присутствие рядом. Она подтянула ноги и обняла колени, словно находилась в своей камере, только в этот раз спиной она упиралась в мягкую обивку дивана, ее израненная кожа спины, сквозь грубую ткань рубашки, прижималась к мягкой ворсистой ткани.

Артуро вытянул ногу, вторую согнул в колене и положил на нее руку, второй рукой обнял сестру за плечи. Они молча сидели рядом друг с другом. Для Оливии было обычным делом молчать, он же смотрел перед собой. Они на мгновение вернулись в свое детство, когда сидели вот так же перед диваном, а няня на кресле читала им волшебную историю. Только тогда, много лет назад, именно Оливия обнимала его, чтобы ему было не страшно. Реальная жизнь оказалась намного страшнее прочитанных им в детстве книг.

Оливия вновь начала дрожать. На этот раз холод возвращался медленно, проникая в кровь, он леденил ее душу. Потихоньку рука Артуро сползла с ее плеч, он поерзал, увеличивая расстояние между. Всего на какие-то минуты, они стали близкими людьми, пока не вспомнились взаимные обиды и упреки, и мост, брошенный через пропасть взаимных претензий, растворился в молчании.

- Как это произошло? – тихим сиплым голосом спросила Оливия.

Она положила подбородок на коленки. Артуро повернулся к ней, ее хрупкие плечи сотрясала дрожь. Она сидела, собравшись в комочек, словно старалась занимать как можно меньше места, словно пыталась обратиться в ничто. Он стянул другой плед с дивана и накинул ей его на плечи. Простой жест вызвал в ней целую бурю эмоций. Никто о ней не заботился долгие годы. Оливия взглянула на него, Артуро поправил плед, укутал ее.

- Заболеешь, - снова предупредил он ее.

Она лишь пожала плечами. Кого это могло интересовать? Она осталась совершенно одна. Оливия мечтала об одном - увидеться с сыном, чтобы вымолить у него прощение, чтобы быть с ним, заботиться о нем.

- Как? – повторила она свой вопрос, смотря на Артуро.

- Произошел пожар, - он отвернулся.

Оливия нахмурилась.

- Няня не досмотрела, - Артуро скрестил пальцы рук, расположив руки на коленях. – В тот день дул сильный ветер. Они побежали смотреть лошадей. Кто-то бросил окурок, начался пожар, конюшня обрушилась. Их хватились не сразу, все спасали лошадей, - он говорил с остановками, тяжело вздыхая. - Он, - Артуро закрыл глаз, словно собирался с духом, чтобы сказать, - его раздавило, - прошептал он, не открывая глаза. - Санти не удалось спасти, у него не было ни единого шанса. Извини.

Извини? Оливия раскачивалась, пытаясь осознать, пытаясь принять ужасную смерть сына, она покачала головой, не веря, не принимая. Она доверила ему самое ценное, что у нее было – жизнь ее сына, и он просил у нее прощения, словно жизнь ее сына ничего не стоила для него?

- Это случилось через полгода после твоего суда, - он открыл глаз.

- Почему няня его оставила? Кто бросил окурок? Почему начался пожар? – спросила Оливия. – Что Санти делал там? Почему никто не смотрел за ребенком? Почему спасли лошадей? Почему никто не спасал моего сына?

Она задавала вопросы, понимая, что все они не имели никакого смысла, Санти уже было не вернуть, но он хотела знать. Она хотела знать все в мельчайших подробностях.

- Почему няня оставила его одного? Почему никому не было дела до моего сына, Артуро? – Оливия повернулась к нему. – Ты дал мне слово, что позаботишься о моем сыне, - напомнила она. - Почему мне никто не сказал, что мой сын погиб?

- Я не мог, - он опустил голову. – Я не мог тебе этого сказать.

- Ты решил, что мне лучше не знать? Ты решил, что со мной лучше не видеться? Почему ты такой бесчувственный, Артуро? – Оливия смотрела прямо перед собой.

- Это была милость, - прошептал Артуро. – Смерть Санти, - он замолчал, посмотрел на нее, - смерть Санти ты бы не пережила.

Оливия понимала, что ее брат был в чем-то прав, но зачем она тогда вообще жила, зачем ее освободили? Зачем? Оливия опустила голову на колени и закрыла глаза. Они играли, смотрели лошадей. У него не было шанса. У кого он был? Они?!

- Кто они? – спросила Оливия, не поднимая головы, уже зная ответ, слишком был он очевиден.

- Макса, они же всегда играли вместе, - напомнил он. - Первого достали Санти, - продолжил Артуро.

Достали. Ее не было с ним рядом, она не смотрела за ним. Это она виновата в том, что ее сын не вырос. Она выписала ему смертный приговор, когда нажала на газ в тот день. Все было слишком поздно, ее сын был уже мертв. Оливия стиснула губы, посильнее зажмурилась, еще крепче обняла колени.

- Потом уже вытащили Макса, он сильно обгорел, - слова брата причиняли ей огромную боль, они вырывали кусочки из ее итак израненной души.

Максимилиано, значит вот откуда у него шрамы. Она так ясно вспомнила его лицо. Вы убили мою маму! Всплыли в памяти его обвинения. Она виновата во всем, даже в шрамах Максимилиано, виновата в смерти своего сына. Была бы с сыном рядом, не пошел бы он на конюшню, ничего бы с ним не случилось, и Максимилиано не пострадал бы.

- Макса сразу же отправили в больницу. Потом Рейнальдо увез его заграницу, прогнозов никто не давал, - он кивнул, - никто не верил, что он выживет, - Артуро пожал плечами, словно и сейчас не верил в то, что Макс выжил. - Вернулись они через три года. Максимилиано выжил, - закончив, Артуро выдохнул, словно отчитался.

Она все эти годы жила только тем, что сможет увидеть сына, и сейчас Оливия никак не могла принять, что увидит его могилу. Она вышла, чтобы жить, в то время, как ее сын давно умер. Оливия много раз представляла, каким вырос ее мальчик, но ее мальчик остался ребенком, ее маленьким Санти. Она не пропустила его жизнь, она пропустила его похороны. Все, что она могла – это положить цветы на его надгробие, у нее осталось только это – ходить на могилу сына.

- Я не хочу жить, - прошептала она.

Артуро вздрогнул и повернулся к ней.

- Зачем мне жить, Артуро? – она взглянула на брата. – Какой смысл в моем освобождении? Я не понимаю, - она покачала головой. – Я не понимаю, как жить?

Артуро молчал. Оливия смотрела на брата. Что он мог ей сказать? Она виновата, не нажала бы на газ, несчастья с Санти не случилось бы.

- Для чего мне жить дальше? – она задавала этот вопрос снова и снова.

Артуро внимательно смотрел на нее.

- Что ты хочешь? – спросил он.

- Я хочу увидеть его могилу, - попросила она.

- Сейчас ночь, - Артуро покачал головой, - утром, - он посмотрел в окно, в которое стучали струи дождя.

Впервые за все года, проведенные в тюрьме, ей хотелось, чтобы не наступало утро. Оливия ничего не хотела, кроме одного – вернуться в камеру, в те четыре стены, когда она еще ничего не знала о смерти сына, тогда у нее хотя бы была надежда, какой-то смысл. Тюремщик был прав – она не сможет, потому что просто не хотела. Хотела только одного – быть с сыном, увидеть его. Еще пятнадцать минут назад она верила в то, что все выдержит, но к смерти сына оказалась совершенно не готовой.

- Отвези меня сейчас, - попросила она. – Отвези и оставь там.

Ей хотелось оказаться на кладбище, упасть на холодную могильную плиту. Она не хотела больше ждать ни одной минуты, ни одного мгновения.

- Утром, - он словно наказывал ее, заставлял ждать. – Я отвезу тебя утром, а потом поеду решать дела.

Он встал и отошел от дивана. Оливия, сидя на полу, укутавшись в плед, смотрела на него снизу наверх.

- Мне нужно решать дела, если ты помнишь, то у нас много проблем. И самая главная – это Рейнальдо Домингес, - Артуро подошел к барной стойке.

- Проблемы у тебя, - устало прошептала Оливия, зажав уши руками. – Я ничего не хочу знать, - отмахнулась она. – Я ничего не хочу. Я хочу к своему сыну.

Она попыталась встать. Зачем? Оливия опустилась на пол. Как будто бы в камере, но все было уже не так. Спина упиралась в мягкую обивку ворсистой ткани, несмотря на то, что она практически согрелась, Оливия продолжала кутаться в плед. В камере у нее хотя бы была вера в то, что сын был жив, что она могла бы стать частью его жизни.

- Ты как всегда взваливаешь все на меня! – повысив голос, начал Артуро, не поворачиваясь к ней.

- Не кричи, - сразу же одернула его Оливия. – Я не привыкла к шуму, пожалуйста, - попросила она.

Сестра смотрела на брата. Она только что узнала о смерти сына, Артуро уже пережил эту трагедию, для нее все еще было живое, явное.

- Санти умер, его не вернуть, нужно подумать о том, кто жив, у меня есть дочь, - сообщил он.

Оливия чуть повела головой. Дочь. Она даже не спросила его, как он жил. Уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но зачем? Она не хотела ничего знать. Сейчас не хотела.

- Тебе ничего не интересно! – рассердился Артуро. – Ты как всегда интересуешься только самой собой.

- Артуро, - Оливия нашла в себе силы встать. – Я только что вышла из тюрьмы, я только что узнала, что мой сын умер, что ты от меня хочешь? – она сбросила плед с плеч.

Он мягкой грудой упал к ее ногам. Она стояла перед ним в широких штанах, которые болтались на ней, и рубашке, скрывающей ее тело, с растрепанными поседевшими волосами. Темные круги под глазами выдавали ее нечеловеческую усталость. Она вздрагивала от каждого шороха, все звуки были для нее новыми, незнакомыми. Даже Артуро, ее брат – она был для нее чужим, далеким.

- Я хочу, чтобы ты приняла решение – что дальше делать с фирмой? По твоей вине у нас нет контрольного пакета, из-за твоего решения дать право распоряжаться всем Маркусу, - он вновь и вновь укорял ее в делах минувших дней.

Оливия обхватила себя руками. Он отчитывал ее, как девчонку, словно это все имело какой-то смысл, как будто бы это все могло еще что-то исправить.

- Прошлого не изменить, - заметила она и поморщилась, пустота в голове обернулась ноющей болью в висках. – У тебя есть моя доверенность, делай, что считаешь нужным.

Артуро стиснул зубы и покачал головой. Оливия на мгновение задержалась, как будто бы хотела спросить… спросить разрешения уйти. Вздрогнув, повернулась, сбрасывая оковы плененного сознания, она не в тюрьме, она у себя дома, на своем ранчо. Оливия медленно пошла по коридору, желая остаться одна.

Темнота не пугала, она прекрасно ориентировалась и видела. Оливия осторожно толкнула дверь. Ее комната. Она уже не помнила запахи, пальцы нащупали включатель. Уже не зажмурилась от яркой вспышки. Двуспальная кровать сразу же бросила в глаза – здесь она зачала Санти, здесь узнала об измене мужа и его предательстве. Она медленно осматривалась – все родное и в то же время незнакомое. Нет, просто забытое. Картины на стенах, трюмо, диван, гардеробная.

Оливия распахнула двери гардеробной. Шелковая пижама, халат, носки и тапочки. Она взяла это все в охапку и прошла в душ. Раздеваясь, она словно оцепенела, чтобы не думать о том, что он смотрел, делала все механически. Включила воду, намылилась и замерла. Никто не смотрел, его не было, его больше не существовало в ее жизни. Тюремщик остался в тюрьме. Оливия начала истошно тереть кожу, пытаясь смыть всю грязь, в которой он ее искупал, смыть его запах, которым она была пропитана насквозь.

Она терла и терла кожу, намыливалась и смывала, пока не всхлипнула. Его больше не было, он не стоял позади нее, не наблюдал за ней, не торопил, не комментировал. В ванной раздавался лишь шум воды, а она как будто бы слышала его тяжелое дыхание. Оливия схватила с полочки бритву мужа, маленькое оружие, ее небольшая защита и повернулась, сжимая бритву в руке. Тюремщика не было. Она держала бритву наготове, встав в стойку.

Оливия стояла и смотрела, вода капала с ее тела, а она ждала, ждала, когда появится тюремщик. Она готова была нанести удар в его сонную артерию, в этот раз бы не отступила. Сердце гулко стучало в груди. Позади нее лилась вода, а она все ждала, пока не начала дрожать. Оливия резко развернулась и выключила воду, держа наготове в руках бритву.

Она вышла из душевой кабинки, несколько раз замирала, оборачиваясь, выбрасывая руку вперед, защищалась от невидимого врага. Наскоро вытерлась и оделась. Она так торопилась, подгоняя себя, избегая смотреть в зеркало, осознавая, что его не было, что она одна в ванной, но подкожно все еще чувствовала его незримое присутствие в ее жизни.

Шелк холодил кожу, вызывая неприятные ощущения, а ей так хотелось согреться. Оливия натянула носки, сбросила покрывало на пол. Она выключила верхний свет, оставив ночник, нырнула под теплое одеяло, слегка вздрагивая. Оливия лежала на большой кровати, теряясь в ней. Она хотела выключить ночник, но услышав шум в коридоре, вздрогнула и оставила свет включенным, впервые за двадцать лет она испытала совершенно другой страх.

Она тяжело дышала, словно пробежала марафон. Сердце гулко стучало в груди. Оливия сжимала бритву, понимая, что он не придет, что тюремщик далеко. Она оказалась неготовой к тому, чтобы оставаться одной в своем собственном доме. Доме, где больше не раздастся смех ее сына.

Санти. Ее маленький сынок, навсегда оставшийся маленьким мальчиком. Оливия смотрела на тени, отбрасываемые ночником, не замечая, катившихся слез. Она плакала тихо, беззвучно, лежа в своей кровати. Уже свободная, но не понимающая, зачем ей была нужна эта свобода, зачем ей нужно было жить дальше, сжимала в руке бритву мужа, предавшего ее и их сына, как средство защиты или как средство спасения...

…
- Если вы рассматриваете это, как спасение, то да, Оливия Торрес сейчас на свободе, - Исабель решилась взглянуть на спину Рейнальдо, пока он отвернулся.

Она прекрасно понимала, что этот разговор должен был состояться. Она не могла вечно прятаться от него. Ткань синей рубашки натянулась на его крепких плечах.

- Ты спасла Оливию Торрес из тюрьмы, ты ведь так выразилась? – уточнил Рейнальдо, стоя около окна.

Он бросил всего лишь один взгляд на закрытые шторами окно, пока еще зарытые, но она уже где-то близко. Оливия Торрес скоро появится в офисе, и все кардинально изменится, если он не успеет решить все дела. Мужчина повернулся к ней.

- Сеньор Рейнальдо, - Исабель опустила взгляд, - вы сами говорили, что я хороший специалист, - начала она.

- Я этого не отрицаю, - согласился он с ней, стискивая зубы.

Ему хотелось смести все со стола, хотелось, чтобы, сдерживаемые им ярость и гнев, нашли свой выход, выплеснулись наружу, но он стоял и смотрел на девушку, сунув руку в карман, все еще контролируя себя.

- Я просто пересмотрела дело Оливии Торрес и подала апелляцию, - призналась она.

Глаза Рейнальдо сузились, желваки играли на его скулах.

- Я понимаю, что Оливию Торрес обвинили в смерти вашей супруги, - Исабель решилась вновь посмотрела на него.

- Ее именно за это посадили, а также за то, что она убила своего собственного мужа, - напомнил Рейнальдо.

- Да, - кивнула Исабель, - так вот, - она страстно желала, чтобы он ей поверил, - я проверила ее дело, никто никогда не писал апелляцию, - Исабель не знала, стоило ли ей рассказывать ему все или нет.

- Значит так было нужно, - ответил Рейнальдо.

- Кому? – встрепенулась девушка? – Кому было нужно, чтобы к ней никого не пускали, вы знали, что ни один человек не получил с ней свидания?

Рейнальдо нахмурился. Он никогда не задавался этим вопросом: как и где содержалась Оливия. Он просто знал, что она в тюрьме.

- Что ты имеешь ввиду? – Рейнальдо отодвинул кресло и присел. – Что если бы я захотел с ней увидеться, мне бы не дали разрешения.

Исабель сделала шаг к нему:

- Нет, сеньор, я неоднократно запрашивала, мне все время отказывали, - она смотрела ему в глаза, мысленно моля, чтобы он поверил ей. – Вы всегда были справедливым человеком, - она замолчала, смущаясь, - вы же понимаете, что это ненормально. Ее словно похоронили там. Почему?

- Потому что она убила двух человек! – напомнил Рейнальдо, вставая.

- Двадцать лет разве недостаточный срок? – спросила Исабель.

Рейнальдо пристально смотрел на нее, а потом повернулся. Двадцать лет? С одной стороны очень много, а с другой стороны ничтожно мало.

- Я понимаю, что вам неприятно, - начала Исабель.

- Ты понимаешь? – Рейнальдо ударил кулаком по столу.

- Да, - Исабель судорожно сглотнула, кашлянула, - можно, - она указала на стакан с водой, стоявший на его столе.

Рейнальдо кивнул. Ему хотелось взять самому этот стакан и плеснуть ей в лицо, чтобы отрезвить, чтобы она наконец-то поняла, что сделала, чтобы поняла, сколько жизней перевернула с ног на голову.

- Спасибо, - она поставила стакан на стол. – Я могу понять, - слегка севшим голосом произнесла она, - я могу вас понять, вы потеряли жену, а я потеряла отца.

Рейнальдо качнул головой:

- Не понимаю, - пожал он плечами.

- Мой отец умер. Он вел дело Оливии Торрес, - призналась она.

- Как одно относится к другому? – потребовал он объяснений.

Рейнальдо расхаживал по кабинету, он не мог сидеть, не мог стоять. Ему хотелось действовать, но у него были связаны руки. А если она…, а если он…

- Я не знаю, - всхлипнула Исабель, - просто по тому делу, которое представлено, понимаете, там недостаточно доказательств.

Рейнальдо остановился и развел руки в стороны:

- Какие тебе нужны доказательства, Исабель? Она сама признала свою вину, полностью призналась в совершенном ею преступлении! – он смотрел ей прямо в глаза.

Исабель кивнула:

- Я изучила все очень хорошо, вы же знаете меня, сеньор, - она снова кашлянула, взглянула на пустой стакан.

Он не отпустит ее за водой, поняла Исабель, да и просить было неловко, чтобы он позволил ей сходить в приемную за водой.

- Что ты хочешь сказать, Исабель? – прямо спросил он ее.

На ее глазах выступили слезы:

- Я вам скажу, только я…, - она вздрогнула, она не хотела признаваться ему во всем, - я думаю, - она кивнула, - я считаю, что Оливия Торрес отсидела свой срок, по ее делу, которое я представила на пересмотр, на основе всех приложенных доказательств и улик против нее, судья признал, что двадцать лет для Оливии Торрес достаточный срок, по этому ее отпустили.

Выпалив все на одном дыхании, Исабель выдохнула. Вроде бы сказала все так, как есть, как она представила в суде, все правда, умолчав об одном, что в деле отсутствовали фотографии, экспертизы, может быть они и были, были конечно – иначе бы суд отменил слушанье, но потом были либо заменены, либо вообще убраны. Ее отец это и обнаружил, за что и поплатился своей жизнью, оставив их сиротами с братом. Исабель свято в это верила – ее отец пожертвовал своей жизнью, пытаясь спасти Оливию Торрес, она закончила его дело. Оливия Торрес жива и на свободе.

Рейнальдо молчал. Он не знал, что ей ответить. Суров ли был приговор – пожизненный срок, справедливы ли были слова Оливии, ему было ясно одно – он не хотел, чтобы Оливия Торрес приближалась к офису, он не хотел видеть ее в ее собственном кабинете. У этого кабинета будет свой хозяин, и он уже решил кто, осталось только одно, что Артуро Торрес подписал документы.

- Вы меня уволите, сеньор? – Исабель задала самый главный вопрос.

Вопрос, которым пытал ее брат вот уже столько дней. Вопрос, от ответа которого зависела их жизнь с братом. Исабель смотрела на мужчину. Он перестал ходить из угла в угол. Остановился около окна, его взгляд был направлен на другое, закрытое шторами – окно кабинета Оливии Торрес. Исабель стоило огромных усилий попасть на работу к Рейнальдо Домингесу, и теперь из-за слова, данное ею дедушке, она могла потерять все.

Исабель с пятнадцати лет знала, о последнем деле ее отца, дедушка неоднократно ей рассказывал, словно сказку, садил на колени и говорил. Он не верил, что его сын умер от сердечного приступа, о чем говорил Исабель. Дедушка так и говорил: «Твой отец не мог умереть. Его смерть связана с его последним делом. Если бы я только мог его посмотреть.» Исабель дала слово дедушке, что она все узнает, и первое, что она сделала, когда попала на практику – подняла это дело – дело Оливии Торрес, сеньоры из высшего общества. Она изучала его, читала, перечитывала и понимала, почему это дело стало последним в жизни ее отца. В этом деле не хватало много деталей, на которые она хотела получить ответы. Исабель сразу же подала прошение на встречу с Оливией Торрес, и получила отказ. Тогда и началась ее упорная борьба за свободу Оливии. Она понимала одно, Оливия поможет ей узнать, почему умер ее отец. Порой сомнения закрадывались в ее душу, правильно ли она поступала, может быть она сама себе все придумала, может быть у дедушки уже тогда начиналась деменция, и он ввел ее в заблуждение? А потом она читала дело Оливии, и убеждала себя в обратном. Если бы она могла бы с ней поговорить, но не могла, ей запрещали. И даже сейчас, когда Оливия уже на свободе, Исабель никак не может с ней встретиться, чтобы наконец-то услышать от нее ответы на свои вопросы. Девушка даже не хотела предполагать, что у Оливии не было ответов. Она свято верила, что Оливия поможет ей раскрыть подробности смерти ее отца, здорового мужчины, никогда не жалующего на здоровье, иначе она никогда не сможет доказать, что отец был честным полицейским.

Рейнальдо уперся одной рукой об стену, вторую руку сунул в карман. Словно статуя, замер, выжидая или ожидая.

- Сеньор? – она чувствовала, как тонкая струйка пота стекала по ее спине, ладошки стали влажными и липкими, в горле все пересохло. Ей хотелось, чтобы он ответил, дал ей временное успокоение.

- Ты можешь идти, - отозвался Рейнальдо, не поворачиваясь к ней. – У тебя документы, которые ты должна подготовить. Они должны уже быть готовы! Мне они могут понадобиться в любую минуту! Ночь будет долгая.

Исабель выдохнула – отсрочка. Это уже радовало ее, небольшая, но она пока работала, пока еще могла приходить в этот офис, могла надеяться на то, что Максимилиано простит ее, что все еще могло стать, как прежде или как-то иначе, лучше, теперь все зависело от Оливии, им необходимо было встретиться как можно скорее, чтобы Исабель успела ей рассказать, но, девушка мысленно застонала – ей нужно было идти и заниматься документами. Она устало вздохнула и направилась к столу. Сеньор Рейнальдо ее хотя бы выслушал…

…
- Он не хочет меня слушать, - Эва бросила сумочку на столик и плюхнулась на диван. – Мама, вот как мне заполучить его.

- Милая, - Глория присела на кресло и сбросила туфли, - вот зачем он тебе? Он же в отцы тебе годится. Обрати внимание на Максимо, он молод, красив, умен, и какие у него перспективы.

- Мама, - в ее голосе послышалось раздражение, - опять ты за свое, и почему ты Макса зовешь Максимо?

Глория улыбнулась:

- Мне нравится это имя, - она потянулась в кресле. – Почему я не могу его так звать?

- Но это не его имя, - заметила Эва. – И хватит, пожалуйста, - попросила она, - в машине ты со мной соглашалась, сейчас снова начала говорить о Максе. Меня интересует Рейнальдо, - она щелкнула пальцами, стараясь привлечь внимание Глории и зафиксировать. – Мужчину, которого я влюблена, зовут Рейнальдо.

- Это сейчас, - согласилась с ней Глория. – Ты очарована им, возможно влюблена, подумай, что будет через десять лет, двадцать? Он станет стариком, а ты будешь в самом расцвете сил, - Глория выпрямилась, наклонилась в сторону дочери, - вот, как я сейчас, а рядом с тобой будет пожилой мужчина. Тебе будет хотеться путешествовать, а ему просто сидеть дома.

Эва поморщилась:

- Он не будет стариком, - неуверенно произнесла она.

- Будет, поверь мне, Рейнальдо начнет стареть уже очень скоро. И потом, ты не замечаешь за ним странности? – спросила она.

- Какие? – нахмурилась Эва. – Он очаровательный, мужественный, красивый, ты не можешь представить, как он обнимает, - она закатила глаза.

Глория покачала головой:

- Он твой крестный, он обнимает тебя, как дочь, - напомнила она.

- Вот именно, - Эва подняла пальчик, - он мне не отец, а я ему не дочь. Это Макс, о котором ты говоришь, Максимо, - она передразнила мать, - мне как брат, мы выросли с ним вместе, я его не воспринимаю, как мужчину.

- Напрасно, - спокойно заметила Глория, - вот он для тебя идеальная пара. Вы вместе будете стареть.

- Мама, - Эва вскочила со стула. – Я понимаю, что никто не вечен, но давай не будем говорить о старости, моя жизнь только начинается, у меня столько всего впереди.

- Правильно, твоя жизнь только начинается, а у Рейнальдо она уже на закате, - заметила Глория.

- Мама, - Эва снова плюхнулась на диван, - хватит говорить, что Рей старый. Он чуть старше отца. Разве папа – старый?

Глория повернула голову в одну сторону, потом в другую, разминая шею:

- Твой отец полон сил, - призналась она.

- Вот видишь! – обрадовалась Эва. – И Рей такой же – полон сил. И совсем не странный.

- Уверена? – Глория положила руки на подлокотники кресла. – Почему он до сих пор не женился?

- Потому что он до сих пор оплакивает свою жену, видишь какой он верный, я помогу ему справиться с его болью, - Эва мечтательно закатила глаза, - окружу такой любовью.

- Эва, - Глория вновь наклонилась в сторону дочери, - ты считаешь, что у него все эти годы не было женщин? Опустись на землю, милая, мужчины не такие, какими ты их себе представляешь. Они жестоки, себялюбивы, а как они любят свободу, - она покачала головой.

- Можешь говорить, что угодно, но мой Рей не такой, он верный, и если не женился, то ждал меня. Я рожу ему ребенка, мы станем большой дружной семьей, - Эва рассмеялась, - смотри, я выйду замуж, и стану для Макса – мачехой, а когда рожу ребенка, то этот ребенок будет братом или сестрой Макса, - у нее на глазах выступили слезы от смеха. – Вот это правильно, а то Макс, да Макс, фу, пусть со своей Исабель разбирается. Кстати, они поссорились, - сообщила Эва.

- Прекрасный момент поддержать Максимо, - заметила Глория.

Эва встала с дивана:

- На этой прекрасной ноте я ухожу спать. Макса я всегда поддержу, я его верная подруга, но не более, - она категорично взмахнула руками, - пойду в кровать, мечтать о моем Рейнальдо, - она томно вздохнула. – Пусть мне приснится мой Рей, мой мужественный мужчина…


…мужество. Ему было его не занимать. Артуро прислушался. В комнате Оливии все стихло. Уснула? Он не знал. Он просто стоял у бара и смотрел в окно, за которым продолжал лить дождь. Быть мужественным он научился в самом раннем детстве, когда приходилось отстаивать свое собственное я. Вместе с мужеством он обрел и смелость. Смелость принимать решения и действовать. Артуро улыбнулся.

- Я идеален, – прошептал он.

Он посмотрел в сторону коридора. Встреча с сестрой оставила легкое послевкусие горечи. Они не виделись двадцать лет. Артуро пожал плечами, просто он не ходил к ней, она ведь оступилась. В его семье не было принято говорить о ней. Дочь знала, что тетка в тюрьме за двойное убийство, и что он потерял глаз по вине своей сестры, этого было достаточно, чтобы больше она не поднимала вопросов о ней.

Артуро налил в стакан виски и вытащил телефон. Смахнул пальцем несколько уведомлений и нашел номер Рейнальдо в списке контактов. Палец завис над светящимся экраном, он не решался нажать. Она находилась в доме, спала в своей кровати, словно вернулась после долгого отсутствия, как будто бы не бывало этих двадцати лет. Ее призрак обрел плоть и кровь.

Артуро подошел к дивану и присел на него. Он не любил ранчо, не любил за многочисленные напоминания о той семье, которая была разрушена. Семье, которая никогда не была идеальной, несмотря на все его старания. Глоток виски обжог горло. Он кашлянул и сделал еще глоток. В гостиной явно не хватало камина, но Артуро никогда не решился бы перестроить этот дом. Он не прикасался ни к чему, все осталось ровно так, как было при Оливии. Словно он хранил все это для нее. Хранил? Артуро задумался. У него остались всего сутки, чтобы решить все раз и навсегда. Она разрешила ему, сказала, делай, что хочешь. Не захотела выслушать, не захотела вникать.

Артуро снял блокировку экрана. Контакт «Рейнальдо Домингес» был выделен, ему нужно было только нажать, нажать, чтобы окончательно принять решение. Артуро снова сделал глоток. Решение уже было принято, оно было принято, когда он ехал на это ранчо, когда ждал ее. Он все продумал. Это было идеальное решение. Артуро улыбнулся, услышав гудки.

- Слушаю, - раздался бодрый голос Рейнальдо, словно он не спал, как будто бы ждал его звонка.

- Я принимаю твое предложение, - Артуро смотрел, как в бокале переливалось виски. – У нас ровно сутки, чтобы все оформить.

- Пока действует доверенность? – произнес Рейнальдо, внимательно смотря на Исабель.

Девушка замерла, сидя за компьютером. Она смотрела на экран, но Рейнальдо прекрасно понимал, что все ее внимание переключилось на его телефонный разговор.

- Подготовь документы и учти мои условия о второй сделке, - ответил Артуро и отключил вызов.

Исабель прикрыла глаза и открыла. Пять минут первого, вот и начался последний отсчет для Оливии. Успеет ли она сообщить ей, успеет ли встретиться? Она поерзала на кресле, о чем то, предательски сообщило неприятным скрипом.

- Документы должны быть готовы к часу дня, - сообщил Рейнальдо, - на шесть вечера нужно вызвать нотариуса.

Исабель кивнула. Рейнальдо внимательно смотрел на нее. Она хотела ему сказать, что документы будут готовы раньше, но промолчала, это совсем было невыгодно Оливии и зачем-то нужно Рейнальдо, он как будто бы тянул время. Для чего? Исабель не понимала. Может быть в другой день, она бы и задумалась, над этим, но сегодня ее мысли занимала сеньора. Она хотела спросить его – видел ли сеньор Артуро сеньору Оливию, говорил ли он с ней? Где она была? Куда приехала? Исабель молчала, чувствуя, как в груди колотилось сердце. Оливия в городе, она уже рядом. Исабель должна все успеть, у нее просто не было другого выхода.

Девушка смотрела на сеньора, ей так хотелось проникнуть в его мысли. За последние две недели они подготовила несколько пакетов документов. Один, который вообще не понимала, зачем Рейнальдо готовил его, какую цель преследовал?

Рейнальдо кивнул, провел рукой по карману рубашки, словно успокаивал ноющую боль в сердце. Исабель посмотрела на его лицо: слегка бледное и уставший вид. Рейнальдо повернулся и прошел в свой кабинет. Исабель выдохнула. Порой ей тяжело было понять его, подстроиться под его настроение, особенно в последние дни. Его задумчивость, иногда отстраненность немного пугали ее. Вот с Максимилиано он менялся, глаза загорались, он чаще улыбался, но стоило Максу удалиться, взгляд тускнел, а на лицо набегала тень…

…если бы она могла, она бы сбежала, только бежать было некуда. Оливия прижала ладони к лицу. Темные круги под глазами, припухшие веки, ввалившиеся скулы, бледная кожа, волосы с поседевшими прядями. Она так давно не смотрела на себя в зеркало, не вглядывалась. Оливия опустила голову. Санти. Ее маленький сын. Она всю ночь думала о нем, пыталась вспомнить его улыбку, но его личико расплывалось, ускользая, она помнила только глаза, такие же, как у Маркуса. Неужели она начинала забывать сына? Почему из памяти постепенно стиралась его лицо? Она вновь взглянула в зеркало. В отражении на нее смотрела изможденная женщина. Женщина, которая с опозданием в 20 лет собиралась на могилу своего сына.

Оливия вышла из ванной комнаты, бросила взгляд на заправленную кровать – привычка, отработанная до механизма: встала, заправила, умылась. Ей захотелось сорвать покрывало и разбросать все по комнате, чтобы доказать, что она могла по-другому, только это все равно ничего не смогло бы изменить. Она провела в тюрьме двадцать лет. Долгие двадцать лет, которые впитались в ее кожу навязанными ей правилами и уставами.

Женщина стянула пеньюар и аккуратно положила его на кровать. В гардеробной выбрала темную рубашку с длинными рукавами и темные брюки. Ей пришлось надеть пояс, иначе брюки норовили соскользнуть с нее. Приятная ткань, мягкая, она уже забыла, каково это – когда кожу нежила материя, а не царапала. Оливия попыталась обуть туфли, но ноги словно одеревенели и не слушались. Она присела на пуфик, тяжелые капли горечи и невыплаканных слез утраты упали на кафель рядом с туфлями. Оливия смотрела на них, и понимала, что не в состоянии обуться, встать на каблуки, пойти. Слезы катились по ее щекам, она всхлипывала, рассматривая ряды своей обуви. Не надо было ей выходить из тюрьмы, там она по крайней мере не знала, что ее сын был мертв, там, у нее была одна маленькая надежда, что он был жив, что Санти вырос.

Ее выбор остановился на черных кроссовках. Оливия обулась и пожала плечами, как будто бы перед кем-то оправдывалась за свой нелепый вид. Рука на полном автомате потянулась к ящику, выдвинула его, она достала темный кожаный чехол. Невольно, не задумываясь, она вспоминала прошлую жизнь, свои привычки, вернее ее тело, руки.

Оливия надела очки и вышла из спальни. Ее слегка шатало и подташнивало, но есть она не хотела, что-то внутри нее сжималось в спираль, но она за долгие годы в тюрьме научилась не обращать внимания на боль – лекарство в тюрьме было огромной роскошью, и в этот раз, просто слегка поморщилась, не думая о боли, глубоко вздохнула. Она ничего не хотела, просто увидеть могилу сына, словно желала удостовериться, что Артуро сказал ей жестокую правду, о которой она не знала столько лет.

- Завтрак? – услышала она его голос и вздрогнула.

Она совершенно отвыкла от общения, о того, что кто-то мог ждать ее, предлагать ей что-то. Оливия даже не взглянула на него, просто качнула головой.

- Не поздороваешься? – уколол он ее и хмыкнул.

Он осуждал ее, поняла Оливия, но какое ей было дело до него? Она не хотела сейчас думать о нем, пытаться разыгрывать приветливость, изображать благодарность, она просто подошла к двери. Ее плечи слегка напряглись, она замешкалась всего на мгновение. Не должна, она не должна больше спрашивать. Она полностью свободна в своем перемещении, поступках. Она была свободна.

- Так и будешь молчать? – в его голосе послышалось раздражение. – Я остался тут с тобой на ночь, - напомнил он.

Оливия обернулась. Неужели он не понимал, что она не привыкла, что она забыла все. Нет, не правила приличия. Нет. Она практически забыла, как общаться. Первые месяцы в тюрьме ей дались очень тяжело без общения, как и первый год, а потом она научилась просто молчать. Ведь ее слова никому не были нужны, слушать ее никто не хотел, не желал. Что же сейчас от нее требовал брат? Где он был все эти долгие годы, когда он был так нужен ей? Нужен? Она смотрела на него, молча ведя этот неслышный и ненужный ему монолог.

- Ты отвезешь меня? – хриплым голосом, едва слышно спросила она.

Артуро нахмурился, смотря на нее своим единственным глазом. Оливию смотрела на него сквозь темные очки. Отвыкла она видеть живое напоминание ее проступка – темное яблоко вместо второго глаза – ее собственное клеймо на лице брата.

- Все такая же, - Артуро стиснул зубы.

Оливия никак не отреагировала, просто открыла дверь и вышла из дома. Свобода. Могла идти, куда хотела, могла делать все, что хотела. Какова же была цена этой непозволительной роскоши? Она не понимала, чувствуя себя полностью потерянной, не осознавая реальности, боясь принять ее.

Артуро, проходя мимо нее, слегка толкнул ее плечом, заставив ее схватиться за стену дома. Ничего не менялось, все такой же ее брат. Оливия направилась за ним следом. Она понимала, что это ее дом, ее ранчо, но все никак не могла себе позволить действовать самостоятельно, невольно ожидая разрешения, указки, приказа. Он открыл для нее дверь, и она неуклюже забралась в его большую машину, села, забившись в угол, обхватила себя руками. Молчала она, молчал и он. Она иногда смахивала слезы, изредка всхлипывая. Артуро резко нажимал на газ, потом на тормоз, отчего она ударялась плечом о дверь. Ей пришлось взяться за ручку, чтобы хоть как-то удерживаться на сиденье. За окном мелькали незнакомые и смутно знакомые дома, улицы. Мелодия телефонного звонка нарушила тишину в машине.

- Я просил не беспокоить, - грубо ответил он. - Что? Я занят, скоро буду. Да, в офисе. До связи.

Оливия не смотрела на брата, прекрасно понимая, что он терял с ней время, у него была своя жизнь, в которой ей не было место. Он же сказал, что у него семья, дочь, вспомнила она. Дочь. А ее сын умер. Артуро не сдержал своего слова, не позаботился о ее сыне, которого она вместе с доверенностью вручила ему. Глаза снова защипали, она моргнула несколько раз и кашлянула, стараясь не заплакать.

Артуро резко дернул руль влево, она больно ударилась плечом о дверь, и машина остановилась. Оливия уже практически потянула ручку, чтобы открыть дверь, но Артуро опередил ее. Оливия чуть не выпала из машины, успев схватиться за переднее сиденье. Вчера он даже обнял ее, проявляя сочувствие, сегодня же сторонился, словно прокаженной. Наверное, она такой и была, вернее стала изгоем. Не надо его ни о чем спрашивать, подумала Оливия. Не нужно узнавать о его семье, потому что для нее не было места в ней. Ее единственная семья покоилась на кладбище, мужа она убила, а сын умер. Оливия брела за Артуро по дорожке между могил, порой запинаясь. Сорок… шестьдесят девять. Она стиснула зубы так, что стало больно. Нет. Она больше не будет считать шаги. Она никогда больше не вернется в тюрьму. Шаг стал уверенней, спина слегка распрямилась и тут же плечи поникли.

В тени большого дерева она увидела могилу своего сына. Темные тучи нависли над кладбищем. Она не устояла, рухнув на колени, пальцы рук коснулись серой, еще влажной, плиты. Сантьяго Торрес 25.04.1999 - 07.12.2002.

- Сынок, - едва слышно прошептала она, пальцы рук гладили могильный камень, вытирая оставшиеся после дождя капли. – Мой Санти, - слезы катились по ее щекам.

Артуро коснулся ее плеча, сжал и отпустил.

- Дорогу знаешь, - услышала она позади себя севший голос брата, - мне пора, - его глаз и повязку скрывали темные очки.

Артуро постоял всего минуту, взглянул на могилу родителей, повернулся и ушел. Оливия ничего не слышала. Она не ждала от брата сочувствия, понимая, что она опоздала со слезами, с прощанием, она со всем опоздала, опоздала жить, не уберегла своего сына. Артуро уже давно пережил смерть ее сына, а она только начинала осознавать это.

- Санти, мой Санти, - она подползла поближе, коснулась надписи.

Все такое холодное, серое, бледно-мертвое, как она сама. Словно не живая, Оливия легла на плиту, стараясь обнять то, что невозможно было обнять, прижать, согреть. Ее сын умер много лет назад. Погребенный под этой плитой, он стал таким же холодным, как сырая земля после дождя. Даже если выглянет солнце, оно согреет все вокруг, но никогда не укутает своим теплом ее сына, ее саму.

Мелкий колючий дождь, как острые иглы, впивался в ее кожу, холодя ее еще больше. Оливия же распласталась на плите, прижалась щекой, застонала. Стон шел из самой души, как проклятие. Почему он, почему не она? Она совершила такое жуткое преступление – убила двух людей, почему она осталась жива, почему ее сын умер? Это ее наказание? Оливия вздрогнула. Такое божье наказание – пережить собственного ребенка. Как после этого тогда жить? Зачем? Зачем ей эта свобода без ее сына?

Она лежала на плите, обнимая то, что могла обнять, слезы уже не катились из ее глаз, она просто лежала под струями дождя, стараясь слиться с могильной плитой, словно могла просочиться под нее, чтобы стать как можно ближе к сыну... и она станет ближе. Оливия едва заметно кивнула с закрытыми глазами.

- Я иду к тебе, Санти, - прошептала она. – Иду…

…
- Сеньор, мне нужно уйти, - Исабель стояла около стола Рейнальдо.

Он отложил документы в сторону. Исабель смотрела за его плечо. Кабинет Оливии все также был закрыт, шторы опущены. Его хозяйка не появилась в офисе. Исабель конечно понимала, что сеньора не помчится сразу же на работу, но в глубине души все же надеялась, а вдруг она решится и приедет.

- Документы все готовы? – уточнил Рейнальдо и размял затекшие от долгого сидения плечи.

- Да, сеньор, у вас на рабочем столе, в папке от сегодняшней даты полный комплект, - Исабель завела руки за спину, нервно посматривая на большие часы, висевшие на стене.

- Будь, - начал Рейнальдо и прервался.

На столе завибрировал мобильный телефон. Он тут же изменился в лице, всего одно движение, и вибрация прекратилась. Исабель не успела заметить, кто звонил. Она настолько сильно устала от бессонной ночи за компьютером, в добавок ко всему, из ее головы никак не выходили мысли о сеньоре. Она не знала, где она. Одна единственная мысль – может быть на ранчо? У Исабель был только этот адрес. Она надеялась, что сеньора поехала именно туда, не могла же она направиться к сеньору Артуро или могла?

- Сеньор? – Исабель пришлось напомнить о себе, ей не терпелось поскорее уйти с работы.

Рейнальдо кивнул, накрывая телефон ладонью, словно таким образом мог оборвать входящий звонок.

- Можешь идти, но будь на связи, - распорядился Рейнальдо.

Исабель с облегчением выдохнула. Звук вибрации заставил его напрячься.

- Сеньор, - Исабель прижала руку к груди, извиняясь и прощаясь. – Алло, - ответила она на звонок.

Рейнальдо покачал головой, звонили не ему.

- Привет, подруга, - в трубке раздался веселый голос Эвы. – Как там мой Рейнальдо? Вы работали всю ночь? – она чередой задавала вопросы, на которые не успевала ответить Исабель.

- Да, всю ночь, - Исабель быстро выключила компьютер, бросила в сумочку бутылочку с водой.

- Вы были только вдвоем или Макс работал с вами? – Эва в этот раз ждала ответа.

- Одни, - Исабель направилась к лифту.

- Надеюсь, что пока вы в соре с Максом, ты не решишь приударить за моим Рейнадьдо? – в ее голосе послышались жесткие нотки.

- Эва, - протянула Исабель, - о чем ты говоришь? Ты вообще думаешь о чем-нибудь другом, кроме Рейнальдо? – Исабель нажала кнопку лифта.

- Да, я начала готовить нашу свадьбу, - радостно сообщила Эва.

Исабель закатила глаза. Она могла бы положить трубку, но продолжала разговор, надеясь хоть что-то узнать о сеньоре. Может быть она была у них.

- А сеньор в курсе? – уточнила Исабель, прислушиваясь к посторонним звукам в трубке.

- Какой именно? – тут же спросила Эва. – Папа или Рейнальдо?

Исабель рассмеялась:

- Наверное, оба, - она шагнула ближе, стоило только лифту остановиться.

- Ты! – из лифта вышел Максимилиано. – Сеньор Рейнальдо? - громко позвал он отца. – Почему эта сеньорита до сих пор находится в нашем офисе? Разве она не уволена?

Максимилиано крепко стиснул папку с документами и встал у нее на пути. Он смотрел на девушку с ненавистью.

- Что??? – в трубку закричала Эва. – Что несет Макс? Да как он смеет? Я сейчас же собираюсь и еду, я не позволю моему Рейнальдо уволить тебя. Подруга, держись! – Эва тут же отключила телефон.

Исабель мысленно застонала. Она бы лучше продолжила разговор с Эвой, чем оставаться один на один с Максимилиано, жаждущим ее уволить. Тем более, что сеньор не ответил, уволит он ее или нет.

- Разреши пройти, - попросила Исабель.

- Во-первых, сеньор, сеньорита Гарсия, - начал Максимилиано. – Во-вторых, вы уйдете от сюда сразу со всеми документами и вещами.

- Сеньор Домингес, - Исабель повесила сумочку на плечо, - главный сеньор Домингес еще не принял решение на счет моего увольнения.

- Он сейчас примет это решение! Сеньор! – громко позвал он.

- Вы можете поговорить без меня, - рассердилась Исабель.

Она не собиралась стоять и разбираться с Максимилиано, тем более, когда он был не в состоянии вести нормальный разговор.

- Ты хочешь, чтобы мы решали твою судьбу в твое отсутствие? – тон голоса Максимилиано стал тише.

- Если тебе, - она осеклась, - если вам, сеньор Домингес, позволит ваша совесть.

Максимилиано схватил ее за руку.

- Ты хочешь обвинить меня в несправедливости? А ты думала – справедливо ли ты поступаешь, когда освобождала виновную в смерти моей матери? – он притянул ее к себе и посмотрел в ее глаза.

- Сеньорита Гарсия, сеньор, - напомнила она ему. – Вы можете высказывать мне что-либо в отношении работы, а то, что относится к моей личной моей жизни, вас не касается, - она оттолкнула его и обошла.

Исабель с силой давила на кнопку вызова, чувствуя тяжелое дыхание Максимилиано у себя за спиной.

- Исабель, ты предала меня! – его слова болью отзывались в ее душе. – И почему это касается тебя лично?

- Я не могла предать себя, Макс, - прошептала она, мысленно поблагодарив бога, что лифт приехал так быстро, зашла в лифт. – И если тебе действительно будет это важно, то мы спокойно поговорим, но не раньше, сеньор Домингес.

Максимилиано смотрел на нее, пока двери лифта не закрылись…


…она закрыла глаза, практически уже ничего не чувствовала, холод проник в каждую клеточку ее тела. Оливия не хотела двигаться. Она не видела больше смысла цепляться за эту жизнь. Ее сын умер много лет назад, а больше ничто ее не держало в этом мире, никто не нуждался в ней, никому она не была нужна, никто не помнил о ней, не ждал.

Оливия не хотела никому причинять неудобства. Они двадцать лет не вспоминали о ней, и сейчас забудут очень быстро. Нет, это была совсем не жалость к самой себе. Она просто понимала и принимала действительность. Единственный родной человек, оставил ее на могиле сына. А что она хотела от него, чего ждала? Она сама разрушила его доверие. Она покалечила его, лишив глаза. Их родители лежали рядом, всего в метре от могилы Санти. Ее некому было поддержать, протянуть руку помощи. А нужно было ли? Оливия слегка пошевелилась и сжала губы. Боль тысячью иголок впилась в онемевшие руки и ноги. Все еще что-то чувствовала. Зачем? Зачем ей все это? Почему она не могла просто уснуть вот тут рядом с могилой ее сына, уснуть, чтобы никогда не просыпаться. Здесь были ее родные: родители и сын. Тут она и останется, с ними. Оливия повернулась, легла на бок, потом перекатилась и оказалась между могилами, подтянула ноги к животу, руки прижала к груди. Она лежала с закрытыми глазами, слушая звук дождя и стук своего собственного сердца.

Тук-Тук. Грудь приподнималась и опускалась. Тук-тук. Она попробовала не дышать, выдержала, пока в ушах не загудело, легкие распирали, требуя кислорода. И снова тук-тук. Вздох-выдох. Стук. Цок-цок. Стук. Тук-тук. Цок-цок. Вздох-выдох. Она практически не ощутила толчок, слушая звук своего собственного сердца, работающего как исправные часы, сердце отказывалось ей повиноваться и останавливаться.

- Живая? – незнакомый мужской голос донесся до ее затуманенного сознания.

Оливия не пошевелилась. Сейчас уйдет, пусть пройдет мимо. Не нужно, ничего не нужно. Пусть думает, что хочет, только оставит ее в покое. Оливия хотела прижать руки к ушам, возможно даже сделала это, но нет. Она просто подумала, оставаясь неподвижной.

- Что с тобой? – голос приблизился.

Наверное, мужчина наклонился. Ресницы Оливии слегка дрогнули. Страх когтистыми пальцами охватил ее горло, стоило ему сжать ее плечо, она так отчетливо почувствовала его хватку – крепкую, мужскую, мгновенно вызвавшую в ней паталогическое повиновение и внутренний протест.

- Только не насилуйте, - с мольбой прошептала она. – Больше не нужно насилия. Пожалуйста.

Оливия боялась открыть глаза, боялась увидеть того, кто столько лет насиловал ее. Где-то в глубине ее сознания билась одна единственная мысль – он остался в тюрьме, что это был не он, но страх увидеть его, парализовал ее.

- Нет, пожалуйста, - она схватила рубашку, стягивая итак застегнутый ворот наглухо. – Убейте, - прошептала она. – Просто убейте. Я заслуживаю смерти. Я убила мужа, мой сын умер. Меня столько лет насиловали в тюрьме, похоронили там, я заслуживаю смерти, я не хочу больше жить, - выпалив все на одном дыхании, она открыла глаза.

Оливия давно не говорила столько слов сразу. А тут, совершенно незнакомому человеку практически рассказала всю свою жизнь. Как оказалось – и рассказывать особо было нечего. Вся ее жизнь уместилась в несколько предложений, дающих оценку ее самой и качества ее жизни. Она встретила взгляд его серых взгляд. Тростью он упирался в ее бедро, внимательно смотрел на ее лицо. Полностью седовласый, такая же седая борода, аккуратно подстриженная, костюм тройка и платок на шее вместо галстука. Он был одет, как любил одеваться ее отец, но это был не ее отец. Над ней склонился совершенно незнакомый мужчина. Он опирался на трость, впивающуюся в ее бедро. Только сейчас, непроизвольно поморщившись, она начала ощущать его вес. Оливия одной рукой держала ворот рубашки, второй прикоснулась к гладкой трости, словно хотела, чтобы он убрал ее.

Дождь все еще накрапывал. Мужчина держал зонт над собой, опирался на трость и продолжал смотреть на нее. Ее сердце билось ровно, страх прошел. Он не будет ее насиловать, поняла она, но он что-то хотел от нее, она читала это в его взгляде. Лежала перед ним на холодной сырой земле, полностью промокшая, в испачканной одежде, ожидая своего приговора.

- Тебе здесь хорошо? – спросив, он убрал трость с ее бедра, немного переместил зонт, закрывая ее от дождя.

- Что? – не поняла Оливия, прижав руку к тому месту, куда упиралась трость.

- Твой сын умер, мужа у тебя уже скорее всего не будет, я понимаю, тебе спокойно тут, среди мертвых. Закрыла глаза и забыла про всех, - он сделал шаг ближе, полностью укрыв ее лицо и голову от дождя. – Здесь безопасно, - он окинул взглядом могилы умерших людей, - никто не потревожит. Правильно, какой смысл жить дальше.

Оливия судорожно сглотнула. Она смотрела незнакомцу в глаза, не моргая. Слезы застыли, готовые пролиться. Она вздрагивала под его пристальным взглядом.

- Тебе надо решить, что делать дальше, - он возвышался над ней, укрывая от дождя. – Если готова продолжать, - он вздохнул, - значит привыкай жить с этим. Вставай, почувствуй землю, насладись свежим воздухом и начинай жить дальше.

Оливия открыла рот и закашлялась, не успев произнести ни слова. Она перевернулась на спину, села, все еще сотрясаясь от приступа кашля. Она сидела между двух могил, с одной стороны были похоронены ее родители, с другой – ее сын. Незнакомец был прав даже сейчас у нее был выбор. Она словно протрезвела и затряслась от озноба. Оливия замерзла так, что не чувствовала пальцы ног и рук. Так сильно она не замерзала даже в тюрьме.


«Почувствуй землю». Оливия сидела на нее, видела деревья, траву, тучи. «Насладись свежим воздухом». Она дышала полной грудью, а всего сутки назад была лишена этого. Самый вкусный воздух после дождя, и дождь закончился. Мужчина нажал кнопочку, и зонт сложился. Он стоял рядом, а она дышала, впитывая жизнь и силу природы.

«Вставай!». Оливия уперлась руками в дорожку, но встать не смогла. Онемевшие ноги подвели, она чуть не завалилась на бок, но удержалась. Перед ее лицом показалась его рука. Большая, мужская с массивными часами на запястье. Оливия вытерла руку об штанину и взялась за нее. Он легко поднял ее, но руку не отпускал, ожидая, пока она обретет опору.

- Кто вы? – Оливия держалась за его теплую руку.

Она пыталась согреть свои ледяные пальцы в его большой ладони. Стоя с ним рядом, она чувствовала себя очень маленькой, практически девочкой рядом с отцом, но когда запрокинула голову, поняла, что он не такой старый, как ей показалось сначала. Просто седовласый. Она смотрела на него, не в силах сдержать озноб, стук зубов. Он прислонил трость и зонт к своей ноге, расстегнул пуговицы пиджака, снял его и накинул на ее плечи. Она мгновенно погрузилась в тонкий мужской аромат парфюма и долгожданное тепло.

- Леонардо, можешь звать меня Лео, - произнес он и подставил ей руку.

- Оливия, Оливия Торрес, - ответила она сиплым голосом, беря его под руку, - просто Оли.

- Значит, все-таки жизнь, - констатировал он итак понятный факт, - Оли, - он искоса взглянул на нее.

Оливия кивнула. Она подстроилась под его широкий шаг, крепко держалась за его руку. Шла с ним рядом, слушая звук, издаваемой его тростью. Тот самый, который она слышала, лежа на земле между могилами. Они смотрелись нелепо. Она в грязной и мокрой одежде в накинутом на ее плечи его пиджаке, и он идеально одетый с тростью и зонтом. А в прочем, разве это ее должно было волновать, если он шел с ней рядом уверенной походкой, с прямо поднятой головой. Леонардо вывел ее за ворота кладбища. На мгновение ей показалось, что именно тут он ее и оставит, но он повернул к дорожке, и они пошли по направлению к городу. По уже знакомой и не совсем знакомой ей улице.

- У меня тут кофейня неподалеку, думаю, что чашечка вкусного кофе тебе не помешает, а может быть чай с лимоном, - размышлял он вслух, - сейчас согреем тебя, чтобы ты не заболела.

Оливия немного опустила голову. Она боялась оступиться, боялась потерять его поддержку. Она шла с ним рядом, не веря, что незнакомец буквально вытащил ее с того света, и не просто вытащил, он не отказался от нее даже тогда, когда узнал, что она убийца. Оливия робко взглянула на него. Ей хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не мерещилось ли ей все это.

- Знаешь, я давно вот так ни с кем не ходил, - признался он, - весьма приятно.

Оливия споткнулась. Ее щеки слегка порозовели. Она боялась ошибиться, боялась поверить, но он же не покушался на нее, не угрожал ей, наоборот, помогал. Она слегка нахмурилась, не понимая, что же все-таки ее беспокоило. Он поймал ее взгляд. Никаких эмоций, смотрел прямо, шел уверенно. Она просто утратила привычку общаться. Оливия провела другой рукой по волосам.

- Ты извини, Лео, - она запнулась и добавила, - нардо, я отвыкла от общения. Как я уже сказала, я провела в тюрьме двадцать лет за убийство. Была в одиночной камере, и меня все эти годы насиловал начальник тюрьмы, мой сын умер много дет назад, - в глазах защипало, она едва сдержала накатившиеся слезы, - а узнала я об этом только вчера, - хриплым голосом, невыплаканных слез добавила она. - Вот и вся моя жизнь.

Леонардо остановился, повесил зонт на руку и сжал ее ладонь. Оливия смотрела на тротуарную плитку.

- У меня еще мог бы быть ребенок, - прошептала она, - он убил его, изнасиловав меня в грубой форме, - сказав одно, она не могла остановиться. – Никаких врачей все эти годы, мне ничего не разрешали. Он насиловал и насиловал меня, хотел, чтобы я забеременела от него, но я не смогла, - призналась она. – Ты правильно сказал, мужа у меня больше не будет, детей тоже. Не уберегла ни одного ребенка, ни второго.

Почему она все это ему говорила, совершенно незнакомому человеку? Почему не могла остановиться? Может быть потому что он ее слушал, может быть потому, что ей просто было необходимо это кому-то сказать. Леонардо смотрел на нее и держал ее за руку.

- Дышать и жить, - закончила она и подняла голову.

В ее глазах застыл немой вопрос – как жить?

- Жить, - просто ответил он.

Оливия не решилась задать свой вопрос. Снова стал накрапывать дождь. Леонардо развернул зонт, укрывая их. Они вновь пошли по тротуару. Она держалась за его руку, боясь отпустить. Неприятно засосало под лопаткой. Просто голодная. Подумала она. Голодная? Оливия поняла, что впервые за долгое время захотела есть. Что сделал с ней этот мужчина? Почему у нее появились какие-то естественные желания? Есть, дышать, жить. Пусть она пока и не понимала, как ей жить и ради чего, но он правильно сказал, если решила, значит научись жить с этим.

- Кто ты, Леонардо? – она не заметила, как прошептала свой вопрос в слух.

Он остановился и посмотрел ей в глаза. Ей показалось, или он раздумывал, прежде, чем ответить ей.

- Я, твой друг, - услышав, она с облегчением вздохнула. – Мы пришли.

Он потянул дверь на себя и пригласил ее войти внутрь…

…
- Я не могу вас пропустить внутрь, сеньоры нет дома, - охранник стоял около ворот ранчо. – У меня не было никаких распоряжений на счет вас.

- Значит она была здесь? – обрадовалась Исабель.

- Да, сеньора прибыла вчера поздно вечером, - она услышала долгожданные слова.

Сеньора Оливия добралась до ранчо. Она была здесь.

- А где сейчас сеньора Оливия? – Исабель нетерпеливо переступала с ноги на ногу. – Мне срочно нужно с ней поговорить.

- Не могу сказать, - пожал мужчина плечами.

- Я вас умоляю, это вопрос жизни и смерти, - Исабель прижала руки в немой мольбе к груди.

- Я не знаю, - покачал головой мужчина, - рано утром они уехали вместе с сеньором Артуро и больше не возвращались.

- С сеньором Артуро? – переспросила Исабель. – Ну конечно же, - обрадовалась она. – Конечно. Спасибо, - поблагодарила девушка мужчину.

Она повернулась и побежала к машине. Какая же она глупая, сеньора поехала в офис, ей нужно решать вопросы. Зря Исабель уехала из офиса, они бы уже встретили и поговорили. Она села в машину и завела двигатель. Девушка не успела выехать на дорогу, как зазвонил мобильный телефон.

- Алло, - Исабель надавила на педаль газа и повернула.

- И где ты? – услышала она бодрый голос Эвы. – Я в офисе, а тебя нет! – рассердилась она.

- Я уехала по делам, - отозвалась Исабель.

- Какие у тебя могут быть дела, когда тебя собрались увольнять?! – с возмущением выпалила Эва. – Ты совсем не дорожишь работой?

- Слушай, - Исабель пропустила все ее слова о ее работе, - а что сейчас в офисе? – осторожно спросила она.

- Что ты имеешь ввиду? – насторожилась Эва.

- Сеньор Артуро в офисе? – поинтересовалась Исабель.

- С каких пор тебя стал интересовать мой отец? Напоминаю, что он женат на моей маме! – Эва топнула ногой, о чем засвидетельствовал скрежет каблука об керамогранит.

- Эва, - Исабель нахмурилась. – Что ты несешь? Я спрашиваю, как обстановка, а ты мне какую-то ересь говоришь.

- Обстановка шикарная, мой Рей с Максом о чем-то уже минут десять спорят, я так понимаю, что причина ты! И хватит портить настроение моему Рею! – тут же она пошла в атаку. – Он должен быть в предвкушении нашей свадьбы.

Исабель включила поворотник и съехала на обочину. Сеньоры Оливии не было в офисе, иначе бы Эва ей сразу же сказала бы об этом. Тогда где была сеньора Оливия? Куда уехала она с сеньором Артуро?

- Ты вообще слушаешь меня? – Эва явно начинала терять терпение.

- Эва, мне сейчас не до тебя, - честно ответила Исабель.

- Ты не благодарная! – тут же вынесла вердикт Эва. – Я трачу свое время на тебя, бросаю все свои дела и мчусь защищать тебя.

- Я тебя не просила об этом, - отмахнулась Исабель, нервно постукивая пальчиками по рулю.

- Меня не нужно просить, если мы подруги, то должны защищать друг друга! – Эва не собиралась сдаваться.

- Эва, спасибо, потом поговорим, извини, - Исабель нажала отбой. – Ну и где же вы, сеньора Оливия?

…
- Ее еще нет, - Максимилиано первым делом подошел к окну и посмотрел на противоположное окно.

Да, Оливии пока еще не было видно в офисе, возможно она и не появится, раз Артуро спешил осуществить сделку. Рейнальдо не знал, чего ожидать, поэтому стремился, как можно скорее решить все дела.

- Я хочу, чтобы ты уволил Исабель, - потребовал он, повернувшись к Рейнальдо.

Рейнальдо крутанулся в кресле и посмотрел на сына:

- С каких пор ты указываешь мне, что делать? – спросил он, соединив кончики пальцев рук перед содой.

- Исабель была моей девушкой, она предала нас, - напомнил Максимилиано.

- К ее работе у меня нет нареканий, - спокойно возразил Рейнальдо. – Она подготовила все документы, я хочу, чтобы ты начал процедуру регистрации.

- Хватит, - Максимилиано повысил голос и стукнул по столу руками, - хватит изображать из себя железного Рейнальдо Домингеса. Я говорю с тобой как сын с отцом!

- Как отец с сыном, мы поговорим дома, - Рейнальдо встал, - а здесь у нас рабочие отношения!

Лицо Максимилиано пошло красными пятнами. Он готов был возразить отцу, но с трудом сдержался.

- Исабель, - начал он более спокойным тоном.

- Исабель отлично выполнила свою работу! – голос Рейнальдо стал жестким. – Я прошу впредь не смешивать личные и рабочие отношения! Вот, - он взял папку с документами, - немедленно займись регистрацией договора. В шесть вечера придет нотариус.

Максимилиано скрипнул зубами. Он смотрел на Рейнальдо, желая отказать ему, намереваясь высказать, возразить, и все же взял папку с документами.

- Ты не понимаешь, - он не удержался, - сегодня она предала меня, завтра она предаст тебя!

- Документы! – напомнил Рейнальдо, ясно давая понять, что он не желал разговаривать на счет Исабель.

- Отлично, - Максимилиано повернулся, - работа, работа, всегда одна работа. Тебе плевать на мои чувства!

Он выскочил из кабинета. Рейнальдо нахмурился и повернулся к окну. Макс был прав, ее пока не было, но она уже была в городе. Двадцать лет – достаточный срок, так решил судья, пересмотрев дело Оливии Торрес. Именно так сказала Исабель. Он вздохнул, отвернулся от окна и сел в кресло. Поставив локти на стол, склонил голову на руки.

Дверь с грохотом ударилась об косяк. Рейнальдо не шелохнулся.

- Я категорически против! – голос Максимилиано дрожал. – Слышишь меня?! – закричал его сын. –Я не принимаю это! Я не подпишу этот чертовый договор.

- Закрой дверь! – потребовал Рейнальдо.

Максимилиано не обратил внимания на его просьбу.

Он бросил договор на стол, уперся руками и наклонился к отцу. Рейнальдо был готов к этой вспышке ярости, гнева, отчаяния.

- Только не сейчас! – начал он.

- Рей, милый, - на пороге появилась Эва.

- Закрой дверь немедленно! – распорядился Рейнальдо.

- Рей, - Эва уставилась на него в недоумении и все же послушалась его, таким она его еще не видела, - как скажешь! – она повернулась и прикрыла дверь.

- Не смей передавать мне дела! Я не позволю тебе! – Максимилиано навис над столом Рейнальдо. - Ты еще не умираешь! – он стукнул кулаками по столу.

Рейнальдо медленно поднял голову и посмотрел сыну в глаза:

- Умираю, рак вернулся, - спокойно произнес Рейнальдо. - Я умираю, сын, мое время заканчивается, - сказав, он смел все со стола. – Я умираю! Умираю! – Рейнальдо сжал столешницу руками.

Максимилиано отпрянул в сторону, и Рейнальдо просто перевернул стол к ногам сына. Кресло полетело в другую сторону. Рейнальдо готов был все сломать, он готов был бушевать, выплескивая весь свой гнев и отчаяние, но вместо этого подошел к сыну и взял его за плечи. Только сейчас Максимилиано почувствовал, что Рейнальдо слегка трясет.

- Я умираю, сын, умираю, но если бы только знал, как я хочу жить! – признался он.

продолжение тут https://www.stranamam.ru/post/15106400/



PS самый активный читатель получит личный подарок от меня (отправка только Россия надеюсь на понимание )