Надежда Мандельштам. "Воспоминания"

«Поэт в России – больше, чем поэт»
Е. Евтушенко

15 января 1891 года в Варшаве родился русский поэт Осип Мандельштам. В связи с этим мне вспомнились мемуары его жены, Надежды Яковлевны Мандельштам, которые я недавно прочла с большим удовольствием.

Три тома воспоминаний – это три тома трагической исповеди женщины, гражданина и преданной жены своего мужа Осипа Мандельштама. Этот труд дает гораздо больше чтения учебников истории нашей страны. Страхом и болью пропитана каждая страница этого труда.

Воспоминания не планировались как трехтомник – просто громкий успех первой книжки, подтолкнул Надежду Яковлевну к написанию последующих книг. Первый том трилогии погружает читателя в мрачную атмосферу последних лет этой удивительной семьи. Во втором томе автор рассказывает о счастливом начале семейной жизни, об общих знакомых, а также о своей жизни уже после гибели поэта. В третьем томе Надежда Яковлевна вспоминает о своих родителях, правда, эти рассказы уже не так захватывают, как в первых томах – сказывается уже преклонный возраст…

Я, пожалуй, впервые столкнулась со стихами О. Мандельштама, слушая песни Аллы Пугачевой. Ее «Еврейский музыкант» и «Ленинград» буквально завораживали меня. Особенно мне нравилась последняя песня. Это потом я узнала про подмену певицей названия города Петербург на Ленинград, да и жуткий смысл этих строк дошел до меня не сразу…

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.


Эти строки были написаны в 1930 году после возвращения из Армении, куда он был отправлен в командировку Н. Бухариным. Они послужили прелюдией грядущей трагедии, которая начнется через 3 года, когда будет написано роковое стихотворение о «кремлевском горце»:

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.


Именно из-за этих строк и началось зловещее преследование поэта. На него заводят дело, отправляют в лагерь, потом в ссылку, в которую едет и Наталья Мандельштам. Из ее метких замечаний и наблюдений, как из мозаики, вырисовывается страшная картина жизни, в которую они вступили. Соприкосновение с современниками (писателями, поэтами) добавляют в эту картину особый колорит.

Бесправие человека ощущается во всем. Попав в места заключения, он превращается в одну из многих пешек государства. В такую же ситуацию попадают и близкие заключенного. Надежда Яковлевна описывает неписанный кодекс поведения человека, у которого близкий попал за решетку. Надо было знать, к кому можно обращаться, к кому нет, как и где прятать личные бумаги арестованного, как вести себя на людях. Все это нужно, чтобы хотя бы немного обезопасить себя и помочь арестованному.

Надежда Яковлевна делится впечатлением от встречи с известными писателями и поэтами. Часто они не совпадают с общепринятыми. Например, крайне негативен ее рассказ об единственной встрече с Цветаевой. С неприязнью, понятно, она вспоминает о Суркове, Фадееве и прочих представителях официозной советской литературы, от которых зависела во многом судьба Осипа Мандельштама.

Особую роль в судьбе четы Мандельштам сыграла Анна Андреевна Ахматова. Когда-то Осип был дружен с Николаем Гумилевым, ее мужем. После его гибели Осип Эмильевич, уже вместе со своей женой, поддерживали тесные отношения с Ахматовой.

После ареста мужа Надежда Яковлевна ощущала постоянную поддержку Анны Андреевны. Так, во время войны не без содействия Ахматовой она попадает в Ташкент, где сдает экстерном экзамены за университет, а потом становится преподавателем английского языка в Среднеазиатском университете.

Вся жизнь этой удивительной женщине была посвящена своему мужу и самоотверженному спасению его творчества. Сам Осип совершенно не заботился о сохранении своих стихов. Он был убежден, что если судьбе будет угодно, то потомки их непременно прочтут. Но Надежда Яковлевна была совершенно другого мнения. Она раздавала стихи Мандельштама проверенным друзьям и знакомым, чтобы они там сохранились до лучших времен. Я уверена, что если бы не это – многие произведения поэта просто не сохранились бы. А это, значит, что русская поэзия многое потеряла…

Вообще, прочитав эту книгу, я словно побывала в эпохе Осипа и Надежды Мандельштам, ощутила ту невероятную тяжелую атмосферу их молодости. Их любовь была ярким цветком на фоне мрачного безумия, что зрело в стране. Я думаю, что эти мемуары дают душе читателю больше пищи для размышления, чем сухие строки из учебника истории. Читайте их, думайте, размышляйте над историей нашей страны, сопоставляя ее с нынешним временем.


* * *
Отравлен хлеб, и воздух выпит:
Как трудно раны врачевать!
Иосиф, проданный в Египет,
Не мог сильнее тосковать.
Под звездным небом бедуины,
Закрыв глаза и на коне,
Слагают вольные былины
О смутно пережитом дне.
Немного нужно для наитий:
Кто потерял в песке колчан,
Кто выменял коня,- событий
Рассеивается туман.
И, если подлинно поется
И полной грудью, наконец,
Все исчезает - остается
Пространство, звезды и певец!
1913

Петербургские строфы
Н. Гумилеву

Над желтизной правительственных зданий
Кружилась долго мутная метель,
И правовед опять садится в сани,
Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припеке
Зажглось каюты толстое стекло.
Чудовищна, как броненосец в доке,-
Россия отдыхает тяжело.

А над Невой - посольства полумира,
Адмиралтейство, солнце, тишина!
И государства жесткая порфира,
Как власяница грубая, бедна.

Тяжка обуза северного сноба -
Онегина старинная тоска;
На площади Сената - вал сугроба,
Дымок костра и холодок штыка...

Черпали воду ялики, и чайки
Морские посещали склад пеньки,
Где, продавая сбитень или сайки,
Лишь оперные бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница;
Самолюбивый, скромный пешеход -
Чудак Евгений - бедности стыдится,
Бензин вдыхает и судьбу клянет!
Январь 1913