Баба Зина.

Грешно смеяться над чужими немощами. Очень грешно! Но Любаша хихикала и ничего с собой поделать не могла. Она еще раз поглядела на бабу Зину и, чтоб не искушаться лишний раз, пошла в глубь храма, а то ни молитвы тебе, ни покаяния...

А баба Зина продолжала свой рассказ. Ее слушатель — Мария Георгиевна из свечного киоска — украдкой зевнула и сделала внимательное лицо:

— Говори, Зиночка, говори! Я слушаю внимательно...

Баба Зина была дворником. Жила в одном доме с Марией Георгиевной. Считала себя человеком верующим и весьма продвинутым в вопросах «православного этикета». Этот самый этикет она с упоением придумывала самостоятельно, щедро сдабривая свои придумки суевериями. Строго следила, чтоб свечи передавались через правое плечо, чтоб тушились исключительно левой рукой, чтоб записочку о здравии обязательно перекрещивали, перед тем как отдать в свечной киоск (и упаси вас Господь написать семью на разных бумажках — всех в одну непременно! Иначе семья разделится!). «Православный этикет» бабы Зины с годами обновлялся и становился необъятным. Все ее придумки не описать и за сутки. Казалось бы, банальная ситуация. Таких бабулек на каждом приходе по две, по три. Они шикают на молодежь в коротких юбках, на женщин без платков, переставляют свечи и делают период воцерковления для многих мученическим подвигом... Но баба Зина особенная. Она ни на кого не шикает. Не исправляет ошибки «этикета»... Она страдает! По-настоящему! Она никогда бы не дерзнула подойти и объяснить незадачливому прихожанину, что записочку перекрестить бы надо, а то «молитва до Бога не дойдет!». Она лишь внимательно следит за людьми, а потом страдает. Что молитва не дойдет, что с ногами маяться будет девушка (виданное ли дело подпаливать кончик у свечи — себе на ноги болезни собирать). В общем, поводов страдать у бабы Зины предостаточно. А страдать молча совсем уж тяжко, поэтому она и не молчала. В основном, доставалось Марии Георгиевне. Иногда Любаше. А изредка даже батюшке. Самое удивительное, что никакие аргументы на страдалицу не действовали. Она упорно чтила свой «православный этикет» и без боя сдаваться не собиралась.

На этот раз Мария Георгиевна слушала про новую квартирантку бабы Зины (дворничиха периодически сдавала одну из комнат своей двухкомнатной квартиры студентам). История в корне отличалась от обычных переживаний хранительницы «православного этикета». Баба Зина взяла в постоялицы девчушку Ниночку. Ниночка приехала из провинции, поступить в институт не смогла, но остаться в областном городе очень хотелось. Она устроилась официанткой в ресторане и за копейки сняла угол у бабы Зины. Город большой. Соблазнов много. Баба Зина видела, как уже раза два или три Ниночка приходила с едва уловимым запахом алкоголя, пару раз ее подвозил до дома какой-то парень, а совсем недавно вообще на ночь не пришла — сказала, что на дискотеке была. Вот так. Пропадет девка... точно пропадет... А как ее уму-разуму научить? Родители далеко, а дискотека, с ее манящими огнями, — рядом. Тут без Божией помощи никак. Баба Зина молилась, конечно, о ней. Но этого мало. Ниночка сама должна была прийти в храм. А как это сделать? Как передать всю красоту духовного мира? Какие найти слова, чтоб подтолкнуть человека к поиску Отца?.. Вот о чем теперь думала баба Зина, все меньше и меньше уделяя внимания «этикету».

Теперь она торопила Марию Георгиевну: срочно нужна какая-нибудь книга или брошюрочка, чтоб Ниночка прочла и все поняла! Чтоб сразу побежала в храм. Искали долго. Пересмотрели все, что стояло на полках церковной лавки. Все не то — слишком длинно, слишком невнятно, слишком витиевато... Уставшая Мария Георгиевна сказала:

— Евангелие. Человек лучше Бога никогда не напишет, даже если он святой. Бери, Зина, Евангелие. Если от слов Господа сердце не дрогнет, то остальное точно не поможет уже.

Теперь у бабы Зины появилась новая задача: как не спугнуть свою постоялицу. Как вкрадчиво и ненавязчиво подвести к храму. Она хитрила. Сославшись на ухудшающееся зрение (что было чистой правдой), попросила Ниночку читать ей перед сном по главе из Евангелия. Это лишь пару минут. Необременительно. Ниночка не отказала.

Через какое-то время аккуратненько подсунула книгу с житием святой Нины, покровительницы девчушки. Книгу Ниночка прочла.

И наступил долгожданный момент:

— Зинаида Федоровна, а можно мне с Вами в воскресенье на службу пойти? А то мне хочется, а одной страшновато. Я ж не знаю там никого. Да и юбки длинной у меня нет, вдруг не впустят меня?

И вот баба Зина раскрывает перед Ниной двери храма. Показывает иконы. Подводит к свечной лавке. Ниночка покупает несколько свечей и несет ставить к иконе Божией Матери «Казанская». Баба Зина смотрит с умилением, как девушка робко ставит свечи в ячейки. Но свечи тоненькие и норовят упасть. Тогда Ниночка подпаливает кончик свечи и ставит на прежнее место, смущенно перекрестившись. Баба Зина продолжает умиляться. Потом Ниночка пишет записочки о здравии своей семьи. Семья большая, и приходится брать второй листик. Записки крестить Нине и в голову не пришло, а улыбка не сходит с лица Зинаиды Федоровны.

— Зин! А как же этикет?! Что? Дойдут молитвы-то? — весело спрашивает наблюдающая за ними Мария Георгиевна.

— Да какой тут этикет?! Ты что, Маш, не видишь? Человек к Богу пришел! Конечно, дойдут молитвы!

С тех пор баба Зина про «этикет» не вспоминала...

Теперь она «воцерковляла» своих студентов-постояльцев.

22.04.2013

Автор:Наталия Климова