Там намного интереснее, понимаешь?

von_hoffmann 20 ноября 2022, 15:47

"Его предупреждали четырнадцать раз..." — 20 ноября погиб священник Даниил Сысоев


13 лет назад в храме апостола Фомы на Кантемировской убили священника Даниила Сысоева. Ему было всего 35 лет. Он проповедовал Христа не только русским, но и среди этнических мусульман. Убийцу не нашли, по данным правоохранителей, это был человек с Кавказа.
Пройдёт ещё семь лет и отца Даниила по правилам Церкви можно канонизировать — прославить как святого в лике священномучеников.
Многие авторитетные священники уверены в том, что о. Даниил удостоился мученического венца
Свернуть

...
Вот что вспоминает его близкий друг - богослов и миссионер протоиерей Олег Стеняев.

Каково дружить со святым

Знал ли я, что он святой? Знал. И хочу сказать, что дружить со святым очень сложно. Потому что святые — сложные люди, и с чисто человеческой точки зрения даже тяжелые. Почему? Потому что они все время в каком-то прорыве, они опережают тебя в идеях, в словах, в действиях.

Когда отец Даниил мне что-то говорил, он всегда предполагал, что я уже понял то, что он только начал говорить. Потому что на несколько шагов, на некоторое время: может быть, в секундах, в минутах, в часах — он всегда опережал. Вот это со стороны выглядело — как будто он спешит. На самом деле это мы отставали, а он никуда не спешил, он был человек взвешенный, размеренный. Просто это мы отставали. Но темп, напряженность жизни задавал он, и это не давало спокойно жить.

Хотелось подтянуться до его уровня — чтобы так же неустанно служить Богу без всякого саможаления, быть готовым стоять за истину, чтобы строго и бескомпромиссно относиться к самому себе и снисходительно — к немощам ближних. Вот в этом трудность дружбы со святым.

Я познакомился с ним давно, когда был священником в храме иконы Божьей Матери Всех Скорбящих Радость на Большой Ордынке, а он был диаконом. Вот тогда он пришел в наш Центр реабилитации памяти А. С. Хомякова и сказал, что тоже хочет заниматься таким же делом. А тут как раз уже начинает разворачиваться программа на Крутицком подворье. И по благословению епископа он стал там по четвергам проводить библейские беседы. С тех пор мы общались постоянно.

Иногда он замолкал и удалялся

Он всегда открывался новой гранью. Не в том смысле, что менялся, — наоборот, он менял нас, он менял свое окружение. Он как бы подтягивал нас. Потому что мысли его всегда были наполнены жизнью Бога, и он всегда приходил с вопросами.

Вот представьте себе: я сижу где-нибудь в трапезной при храме, он заходит и задает какой-то теологический вопрос невероятной сложности. И мы начинаем обсуждать: сидим час, два, а то и три… То есть, он этим жил. У меня не осталось друзей, которые бы вот так, как он, порывались ко мне с теологическими вопросами. Обычно спрашивают: «Как дела? Как здоровье? Как настроение?» А здесь был человек, который жил, постоянно размышляя о Боге, о Его Царстве, о Жизни вечной, — человек, который опережал нас.

А как он себя проявлял в скорбях? Когда ему было тяжело — он стремился, он рвался отойти куда-нибудь в сторону. Я имею в виду тяжесть во взаимоотношениях с какими-то людьми, которые, не поспевая за ним, думали, что он слишком спешит. И он поступал, как Учитель Христос — ему хотелось замолкнуть или удалиться, как Господь делал. И мне он часто говорил, что ему тяжело бывает иногда с некоторыми людьми. И что он бы хотел больше работать, читать, писать книги, чтобы никто его не отвлекал.
Он знал, что его убьют

Его предупреждали, грозили. Мы говорили ему: «А ты представляешь, что тебя могут убить? Кто же позаботится о твоей семье?» Он сказал: «Божья Матерь позаботится».

Когда полевой командир Саид Бурятский приговорил его к смерти, звучали два обвинения: то, что отец Даниил вёл открытые диспуты с мусульманами, и то, что он их крестил. Но диспуты проводились по инициативе самих мусульман. А то, что они шли к нему креститься, — видно, им чего-то недоставало в исламе, оттого и шли.

Я ему говорил: «Тебя ж убьют!» — он отвечал: «Ты что? Я недостоин». Он считал, что станет мучеником, если убьют за веру. Тут не было ни тени страха, было благоговение перед мученической смертью. Считается, что мученическая смерть редко посылается.

Человека убивают, когда его боятся. Боятся его духовного превосходства. Отца Даниила предупреждали четырнадцать раз. И даже в тот день, когда застрелили, ему сначала звонили, требовали, чтобы он перестал беседовать с мусульманами. После его убийства многие мусульмане стали креститься. Мне об этом говорили священники из других храмов. Это убийство произвело обратный эффект.

Тот, кто опережает других

И одновременно в нем было что-то такое вот мальчишечье. В том смысле, как в Евангелии сказано: «Будьте как дети». Я имею в виду простоту восприятия окружающего. Он все воспринимал очень просто. И опять нам казалось, что он спешит, и действует более спонтанно, чем продумано, но на самом деле мы отставали от него, не дотягивались… Нам казалось, что это он по молодости сказал что-то резкое и неудобное, но в действительности он просто опережал свое окружение. Собственно говоря, святой — это и есть тот, кто опережает других.

Исключала ли святость из его жизни какие-то сложные ситуации, какие-то нравственные кризисы? Конечно, нет. Но то, как он это все решал, как он выходил из разных сложных нравственных кризисов во взаимоотношениях с разными людьми, — это была школа святости.

А что можно сказать о его отношении к той деятельности Церкви, с которой чаще всего связывают его имя, — к миссии?

Он был миссионером в том смысле, что он стремился к общению с людьми. Но я наблюдал, что, сколько бы людей перед ним ни стояло, с каким бы количеством людей он ни вел беседу, он разговаривал с каждым в отдельности. Он никогда не апеллировал к толпе, к массам. В этом, кстати, болезнь многих молодых священников. Он всегда говорил очень личностное, очень доходчивое — и каждому из стоящих, по крайней мере, мне всегда казалось, что он обращается ко мне. Я видел реакцию других людей на него, на то, что он говорит, и понимал, что каждый думает так же.

Вокруг него стояли мусульмане, бородатые ребята...

Однажды у нас зашел разговор про Римского папу, как раз про Бенедикта XVI, я высказал ему свое опасение: «Сейчас у нас как будто идет курс на сближение с католиками». А он говорит: «Да, я готов признать его Папой и первый поцелую его туфлю — пусть только он примет все православные догматы, исповедует их, зачитает в Папском Соборе! В чем проблема-то?» Для него отношения с другими — это его отношения с Православием.

Вообще, он смотрел на всё через Православие. Его некоторые упрекают в том, что он вел якобы агрессивную миссию. Никогда его миссия не носила агрессивный характер. Достаточно посмотреть записи проведенных им диспутов. К сожалению, не снимали на видеокамеру антракты. В ходе диспутов были перерывы, когда в фойе все сбивались в кучки и начинали беседовать друг с другом. Так вот, вокруг отца Даниила стояли мусульмане, бородатые такие ребята. И они задавали вопросы, он очень дружественно отвечал на них. С некоторыми, как я выяснил, он был знаком.

Он очень спокойно общался и с тем же Полосиным (Вячеслав Полосин - бывший протоиерей РПЦ, в 1999 году вместе с женой перешёл в ислам и принял имя Али, - ред.). Я помню, в Тургеневской библиотеке ждали появления Полосина… И вот они обменивались какими-то фразами, здоровались, просто разговаривали. Конечно, можно нарезать видеозапись и смонтировать какой-нибудь диспут в виде перепалки. Но на самом деле этого не было.

Потом я был на его диспутах со старообрядцами. То же самое: такое бережное, уважительное отношение к ним. Это на Берсеневской набережной был диспут, я тоже его застал. Меня попросили быть арбитром как раз. И в этом аспекте отдельные высказывания, которые можно определять как экстремистские, я думаю, это всегда было ответом на какую-то вспышку гнева против Православия. Например, в Интернете идет полемика, люди общаются, и вот кто-то что-то сказал плохое о Православии — вот здесь отец мог вспылить, потому что он влюблен был в Православие, он этим жил, как настоящий человек Церкви. Но в то же время, когда случались общественные выступления, он всегда старался говорить более взвешенно, обдуманно.

Самый важный вопрос: его отношение к смерти

О смерти чаще я с ним разговор заводил, ну, я имею в виду наши взаимоотношения, мы исповедовались друг у друга. Потому что он старался не поднимать эту тему, а я ее поднимал, так как что угроз становилось больше и больше, и развязка казалась близка. С другой стороны, мы все были уверены, что если хотят убить, то не предупреждают. Просто немножко недопонимали, что за люди, — ведь они обязаны предупредить. Такие установки у них. В общем, не верилось, нам всем не верилось. Об этом говорили, но не верилось.

Как он говорил об этом? Он говорил: «Там то же самое, но намного интереснее. Стеняев, представляешь, мы сейчас с тобой ломаем голову над богословским вопросом, а там — раз! — позвали бы Григория Богослова, а то и Златоуст бы зашел объяснить, там переспросили бы Серафима Саровского… Там намного интереснее, понимаешь?» Я говорю: «А почему и там — как здесь?» Он говорит: «Это же взаимоотношения между личностями. И человек, умирая, не перестает быть личностью! Как здесь ты наслаждаешься, когда ты общаешься с интересным человеком, с интересной личностью, тем более там — когда ты будешь среди людей, которые состоялись в полном понимании этого слова!»

За несколько лет до смерти отца Даниила у меня умер духовник, отец Димитрий Дудко. И я созвонился с отцом Даниилом, сказал, что буду исповедоваться у него. И он мне сказал, что он тоже хочет исповедаться у меня. И мы начали исповедоваться друг у друга, и вот это продолжалось до смерти. Последнюю исповедь я ему сказал «во гробех», когда ночью я приехал на подворье, где был выставлен гроб с его телом, подошел к нему и, нагнувшись, высказал ему последнюю свою исповедь. Попросил о чем? То, что передать Господу. Ну, это личное очень.

Каким он был, когда каялся

В исповеди он был неистовый, исступленный. В каком смысле? Он процеживал себя, он процеживал себя как через некое сито. И этим «неким ситом» было библейское откровение и каноны Церкви. Он когда произносил какие-то грехи, вдруг начинал говорить чуть ли не библейским языком.

Исповедь у него доставляла мне очень много удовольствия и потому, что он всегда давал какие-то советы. Но советы он давал, когда я просил об этом — я старше его, он же всегда смущался, он говорил: «Стеняев, ты сам все знаешь». Я говорю: «Нет, сейчас я у тебя исповедуюсь, ты мне должен дать совет, ты обязан дать совет». И он давал такие советы… Мне очень его недостает…

Почитание уже началось

Мучеников в древности официально не канонизировали - их почитание начиналось сразу после их смерти. Для почитания было достаточно того, что это не запрещённый священнослужитель, действующий по благословению священноначалия и погибший за веру. Всё. Уже есть икона убиенного за веру отца Даниила в Сербии, есть икона на Афоне. Почитание его уже началось.

Найдено здесь: https://vk.com/club216286676?w=wall-216286676_3521