Тяжёлая жизнь 55

ДУШЕВНЫЕ ТЕРЗАНИЯ.


Для покупки квартиры необходимо было снять тридцать два миллиона рублей со счёта Михаила, куда недавно Валера перепрятал весь свой нехилый капитал. Столько стоила в те далёкие года самая дешёвая однокомнатная квартира в Старой Руссе. Но это было меньше трети, накопленной Валерой втайне от семьи, суммы.

Конечно, если бы Тая не смолчала на суде об этих накоплениях, то получила бы денег больше, чем стоила эта квартира, но тогда бы ей самой предстояла процедура покупки жилья, в которой она разбиралась ничуть не лучше , чем её восьмилетняя дочь Арина.

К тому же это был конец девяностых годов. Кругом орудовали обманщики и мошенники в поисках лёгкой наживы на неопытных и доверчивых людях, к коим относилась и Тая. Отсудив у Валеры половину суммы, она получила бы деньги, на которые могла бы купить квартиру получше той, которую ей сейчас предлагал бывший муж, но могла бы и запросто потерять все деньги и остаться с Ариной на улице.

Мошенники, узрев своим опытным глазом Таину некомпетентность в покупке квартиры, обвели бы её вокруг пальца. Это им было бы не труднее, чем отнять конфетку у младенца. Поэтому для Таи, куда как безопаснее, была совершающаяся сейчас сделка с Валерой, когда он за меньшие деньги, сам покупает ей квартиру. И если он вдруг погорит на мошенничестве, то это не Таина вина, и не освобождает его от завершения сделки. Квартиру он вынужден будет купить ей в любом случае.

Но не об этом сейчас были мысли у Таи, а о предстоящей разлуке с дочерью, которую она пока что видит каждый день, а потом неизвестно, когда ещё увидит, так как путь в Валерину квартиру с момента выселения оттуда, ей будет уже заказан. Новая хозяйка Лида не допустит даже минутного Таиного присутствия у них.

И вот в назначенный день Тая и Валера с папашей пришли в банк, для снятия денег на покупку квартиры. Как же морщился бывший Таин свёкор Михаил, когда с его счёта снимались эти деньги, которые недавно перепрятал к нему его сынок и которые ему ни разу не принадлежали.

-- Не будет тебе счастья в этой квартире, купленной на мои деньги. -- с алчной горечью, без зазрения совести, говорил он Тае , а потом обратился к сыну. -- Когда получишь ключи от квартиры, отдашь их мне. Я хочу посмотреть, что ты покупаешь на мои деньги.

Тут Тая сильно возмутилась.

-- Это моя квартира! И я вас туда в гости не приглашала! Да и не приглашу никогда! Вам там не жить, так что и смотреть на неё незачем! -- резко высказала она бывшему свёкру. – Ключи мне отдашь, а не ему! А то я такое устрою! Не обрадуетесь! – закончила Тая, повернувшись к Валере.

-- Ладно. Отдам.—пообещал тот, видя какой злобной решимостью веет от бывшей жены.

Он понимал, что доведённый до такого состояния человек может совершить всё, что угодно, поэтому и поспешил согласиться с Таей. На том они и распрощались.

После завершения сделки по купле-продаже Тая с Ариной переехали наконец-то в свою квартиру, забрав с собою только те вещи, которые принадлежали им после скрупулёзного дележа, устроенного Валерой. А бывший муж строго следил, чтобы Тая не прихватила лишнего, провожая её и, нанятых для помощи в перевозке, грузчиков подозрительным взглядом.

Малышка Ариночка уже покинула квартиру и вместе с Шурочкой присматривала за вынесенными вещами на улице, но Валера про дочку и не вспомнил. Ему пофиг было, что она уже никогда не будет бегать по этой квартире, и здесь никогда не зазвенит её голосок, не раздастся весёлый смех. Этот горе-папаша даже не попрощался с дочкой, когда та навсегда уходила из его квартиры. Ему гораздо важнее были выносимые вещи, за которыми он неустанно, бдительно следил.

Но вот хлопоты, связанные с переездом были завершены. Тая радовалась и горевала по этому поводу одновременно. Радовалась, потому что у неё появилось теперь собственное жильё, где она была полновластной хозяйкой, и куда Валера даже ступить не сможет без её на то согласия. Ну а горевала Тая по Лике, потому что теперь она с ней окончательно рассталась.
Она даже увидеться с дочкой не могла, так как их новая квартира находилась в другой части города, далеко от прежней. Это расстояние не давало возможности даже случайно пересекаться с Ликой, идущей в школу, где-нибудь на улице. А ведь Тае достаточно бы было хоть издалека глянуть на свою дочку, чтобы стать немножко спокойнее за неё, но этого не случалось.

У неё был домашний телефон и у Валеры тоже. Иногда она звонила к ним в надежде, что ей ответит дочка, но каждый раз нарывалась на злобный Лидин голос, услышав который, Тая сразу клала трубку, не признаваясь, что это звонила она.

После месяца разлуки Тая уже сильно тосковала по Лике. Её материнское сердце постоянно чувствовало тревогу за дочь.

-- Как-то она там живёт вместе с, ненавидящими её, людьми? – часто думала она.

Тая расспрашивала, иногда забегающую к ней Лану, про Лику. Сёстры виделись, но не часто. Лана после окончании школы устроилась работать в городскую баню уборщицей и одновременно училась в училище на бухгалтера-экономиста. Так что свободного времени у неё было мало. Во время этих встреч Лика никогда ни на что не жаловалась Лане. Она вообще не поддерживала разговор на тему, как ей сейчас живётся с отцом и мачехой. Если Лана её спрашивала об этом, Лика старалась перевести разговор на другую тему. При всём этом Лана замечала грустные глаза сестры. Но у неё была своя непростая семейная жизнь и свои, тоже не лёгкие заботы и проблемы и поэтому в подробности Ликиной жизни она не вдавалась.

-- Захочет, сама расскажет, если что-то будет не так. – решила она и к сестре больше с расспросами не приставала.

В гости к Лике она тоже ходить перестала. Слишком неприятна была для неё Лида, которая во всё время присутствия Ланы в гостях, пожирала её недобрым взглядом. Когда же Валеры не было дома, Лида и вовсе её в квартиру не впускала.

-- Нету дома твоей Лики! – зло сообщала она ей из-за закрытой двери. – Шляется где-то эта шалава! Ну и пусть шляется! Я её искать не буду!

В связи с этим, Лана тоже ничего о Лике толком не знала и не могла рассказать о ней матери.

Неизвестность о Ликиной жизни пугала Таю. Сердце её уже всё истосковалось и изболелось по потерянной дочери. Она всё бы отдала, лишь бы Лика была с ней, но это оказалось не в её силах.

Прошло уже три месяца, а Тая так ничего и не знала про дочь. На улице она её не встречала, к ним домой пойти не смела, дозвониться не могла, по причине, что Лида всегда была на стрёме. А сама Лика к маме так ни разу за это время не пришла и даже по телефону, хотя бы украдкой от Лиды, не позвонила.

Тая сильно горевала по дочери. И вот, когда она находилась в таком горестном одиночестве, на работе, в обнимку с метлой, у неё в мозгу созрело стихотворение, посвящённое, покинувшей её, дочке. Оно сочинилось враз, безо всяких творческих мук и раздумий, и, надолго отпечаталось в её памяти. Придя домой, Тая ещё чётко помнила это стихотворение. Чтобы не забыть своё творение в будущем, она записала его на листочек бумаги:

«Солнце светит весеннее, только мне всё равно.
Надо мной тучи чёрные, и в душе всё темно.
Как-то вдруг оборвалася счастья тонкая нить,
Ты ответь, моя доченька, без тебя как мне жить?
Для тебя, моя милая, я готова на всё,
Но меня ты не поняла и ушла всё равно.
Ты прости меня, доченька, ты прости и прощай,
И как в детстве, по-доброму, ты меня вспоминай.
Жизнь твою очень бережно я носила в себе,
А потом тебя нянчила, позабыв о себе.
Помнишь, как пела песенки, как читала тебе?
Не пойму, что же именно не простила ты мне?
Почему же врагом теперь ты считаешь меня?
Ведь я жизнь, не задумавшись, отдала б за тебя!!!
Когда вырастешь, доченька, будешь с мужем ты жить,
Упаси тебя, Господи, мою жизнь повторить!!!
Упаси тебя, Господи, что бы дочка твоя,
Точно так же безжалостно отреклась от тебя!!!
Не простила за подлости я отца твоего,
Не гадая, не ведая, как ты любишь его.
Что ж, люби его доченька, он отец твой родной,
Обещаю, что больше твой не нарушу покой.
Вспомню песенку грустную, ту, что пела ты мне,

Сердце болью наполнится наяву и во сне.
Не захочешь увидеться, обойду стороной,
Лишь шепну вслед тихонечко: -- ДЕЛЬФИНЁНОК ТЫ МОЙ!!!
Эта песенка грустная, только в жизни моей,
В этой жизни безжалостной всё намного грустней.
Я хотела помочь тебе выбрать правильный путь,
Только ты мне ответила: -- БЕЗ ТЕБЯ ОБОЙДУСЬ!!!
Пусть меня ты обидела, но запомни одно,
Что тебя, моя милая, я люблю всё равно.
Может где-то неправильно обошлась я с тобой,
И за это плачу теперь дорогою ценой...
Никогда к тебе, доченька, я уже не приду,
Ты живёшь теперь с мачехой, и меня там не ждут...
Что ж ты, дочка, наделала, можешь дать мне ответ?
Может быть, ты опомнишься, а меня рядом нет...
Не заменит ведь мачеха тебе мамы родной,
Но сама пожелала ты себе жизни такой...
Разве правильно сделала, что при маме живой,
Ты сама обрекла себя быть навек сиротой…
Мчится жизнь в темпе бешеном, и когда я умру,
На могилку придёшь ко мне в дождик, в холод, в жару...
Что б украсить могилочку, ты цветы принесёшь,
Будешь плакать и каяться, но меня не вернёшь…
Ты попросишь прощения, на могилку глядя,
Но в ответ не услышишь ты, что простила тебя...


Тая ни до, ни после стихов не писала. Это был временный порыв, который позволил вот так в одну рабочую ночь сочинить этот стих. Это был крик её материнской души, взывающий к дочери, которая совершила такой глупый и ужасный, для неё же самой, поступок. Но что случилось, то случилось.

С течением времени, Таю всё больше и больше терзали плохие предчувствия по поводу дочери. Она даже в органы опеки обращалась с просьбой о проверке Валериной семьи, но там какая-то бездушная тётка, явно напрашивающаяся на взятку, сказала Тае, что жалоб по тому адресу не поступало, ни от соседей, ни от самого ребёнка. Значит там всё в порядке, и поэтому устраивать проверку, нарушая этим покой семьи, они не имеют права. И Тая ушла из органов опеки, последней её надежде на прояснение ситуации, ни с чем.

Так прошло ещё некоторое время в Таином неведении по поводу теперешней жизни Лики с папенькой и мачехой. Дочка ни звонить, ни встречаться с матерью не желала. Тая лишь со слов Ланы знала, что Лика жива и вроде как здорова. Сёстры, хоть и не часто, но всё же встречались.
Лана подробно рассказывала матери об этих встречах, так что хотя бы такие известия о дочери немного успокаивали Таю.

Но вскоре до Таи начали доходить кое-какие тревожные звоночки о « счастливой» Ликиной жизни.

Первым делом Лана сообщила матери, что Лика забегает к ней каждый день по пути из школы до дома. Забегает она вся, посиневшая от холода, так-как, не смотря на тридцатиградусный мороз, ходит по улице в лёгкой осенней курточке, потому что из старой зимней она уже выросла, а новую, ей «заботливый папенька» так и не купил.

Лика отогревалась немножко у Ланы перед следующим марш-броском до дома.

Не зря Тая беспокоилась. Добром всё это не кончилось.




ЗАПОЗДАЛОЕ РАСКАЯНИЕ, И ОЧЕНЬ ЖУТКАЯ ЖИЗНЬ!!!


После того, как Тая с Ариной съехали из Валериной квартиры, туда в тот же день заселилась Лида. Она ходила по комнатам, по-хозяйски потирая руки, окидывая всё цепким взглядом, не пропуская ни единой мелочи. Зашла она и в Ликину комнату.

Ни разу не смущаясь присутствием падчерицы, Лида заглянула во все ящики её письменного стола и в шкаф. Там она стала рыться среди Ликиной одежды, явно что-то ища. На поползновение Лики защитить своё личное пространство, Лида отреагировала достаточно грубо, что было очень не похоже на прежнее её отношение к ней, когда она из кожи вон лезла, чтобы понравиться девочке. Теперь Лида добилась своего, и ей больше незачем стало лебезить перед Ликой, в стремлении завоевать её расположение. Как раз напротив. Ей теперь надо было создать невыносимые условия для, ставшей уже ненужной, падчерицы, заставив её убраться, как из квартиры, так и из их с Валерой жизни. Это было очередным их гнусным планом.

-- Тётя Лида, зачем Вы в моих вещах роетесь? – возмущённо, спросила Лика.

-- Молчи, шалава! Теперь здесь твоего ничего нет! – рявкнула та в ответ, продолжая рыться в её шкафу.

Лика растерялась от грубости, всегда такой ласковой к ней, Лиды. А та, нащупав в кармане её курточки, висящей в шкафу, ключи от квартиры, схватила их и переложила к себе в карман.

-- Это мои ключи! -- начала было Лика, но заметив, обращённый на неё злобный взгляд Лиды, замолчала.

-- Я тебе уже сказала, что твоего здесь ничего нет! – прошипела новоявленная хозяйка. – Я наведу здесь порядок! И ты не зайдёшь в квартиру, когда нас дома не будет!

Она удалилась, оставив падчерицу, ошарашенную произошедшим, в одиночестве. Вот тут-то Лика всё сразу и поняла. Вынырнула из того ласкового дурмана, которым была окутана в последние дни со стороны Лиды, бабушки с дедушкой и, ни разу ранее не ласкового к ней, папеньки. Они ужом вокруг неё вились, обещая все материальные блага, которые Тая дать ей никогда не сможет.

От папеньки с Лидой Лика почти ежедневно получала вполне приличную сумму на карманные расходы. От матери она никогда такого не видела в связи с постоянным безденежьем в семье. Валера с Лидой не скупились на обещания и в дальнейшем оплачивать все её жизненные потребности. Ведь скоро ей предстоял выбор профессии и дальнейшая учёба. Лика поверила и в ласку и в щедрость со стороны папеньки с мачехой, а тут вдруг такая разительная перемена случилась в Лидином поведении и явно не в тайне от Валеры. Здесь они действовали заодно.

Тут Лика вспомнила все Таины слова и предостережения по этому поводу. Ей открылся весь тот грязный план, который с её же помощью, был осуществлён её родным отцом на пару с Лидой.

Каким же запоздалым оказалось теперь Ликино раскаяние. Она, по полной, осознала всю свою вину перед матерью, потому что разрушила все её мечты и надежды, предала её, лишила своей поддержки в такое трудное время.

Лике захотелось побежать к Тае, уткнуться в её колени, плакать, каяться и просить прощения. Но она не сделала этого. Чувство стыда и вины у неё перед мамой было настолько сильным, что не позволило осуществить этот правильный душевный порыв. Она чувствовала себя очень виноватой, потому и решила, что даже прощения никакого теперь не заслуживает.

-- Буду терпеть! Так мне, дуре, и надо! – приняла смиренное решение Лика.

А вытерпеть ей предстояло многое. Валера всё так же мотался по рейсам, оставляя Лику, полностью в распоряжении своей новой жены. Лида работала бухгалтером в той же организации, что и Валера, до пяти часов вечера.

Так как у Лики теперь не было своих ключей от квартиры, а возвращалась она из школы в три часа дня, то вынуждена была подолгу сидеть в подъезде на подоконнике, в ожидании мачехи, уныло разглядывая серо-голубые стены подъезда и, раскачивающиеся на ветру, голые ветки тополя за окном. По нескольку часов ежедневно она мёрзла в подъезде, ожидая, что Лида явится наконец- то и пустит её, голодную и холодную, домой. Она даже уроки успевала сделать там же, на холодном подоконнике за долгий период ожидания.

А Лида вовсе и не торопилась возвращаться. В отсутствии мужа, её ни что не заставляло спешить домой, вот она и расхаживала по магазинам после работы, болтала со знакомыми, встретившимися ей по пути. Она могла даже без предупреждения уехать к своей матери в Астрилово и оставаться там допоздна, ни разу не вспомнив об, ожидающей её, падчерице.

В этих случаях, просидев в подъезде почти до ночи так никого и не дождавшись, Лика выходила во двор и садилась на лавочку возле песочницы, где еще так недавно лепила куличики её маленькая сестрёнка Арина, а за ней, постоянно выглядывая в окно, зорко следила мама. Каким же далеким стало теперь это счастливое время. Недосягаемо далеким. И именно она сама виновата в том, что такого больше в её жизни не будет.
Лика предала свою маму и сестрёнку и они ушли из её жизни навсегда. Ушли сильно обиженные и обозлённые на неё, как ей тогда казалось.

Как-то в один из таких дней пошёл противный мелкий дождик, но Лика, даже не заметила его, погрузившись в свои невесёлые думы. Зато заметила Галина, живущая в соседнем подъезде. Она выглянула в окно и увидела сжавшуюся от холода Лику, подружку её дочери Риты, сиротливо сидящую под дождём на лавочке.

-- Рита! – окликнула Галина свою дочь. – Что там Лика-то под дождём мокнет? Да ещё так поздно! Пойди, позови её к нам!

Рита быстренько сбегала во двор и привела к себе домой, уже успевшую, основательно промокнуть и замёрзнуть, подругу.

-- Чего домой-то не идёшь? – помогая снять, с Лики, мокрый рюкзачок, спросила Галина.

-- Дома нет никого. – стуча зубами, ответила посиневшая от холода, девочка. – Папа в рейсе, а тётя Лида ещё с работы не пришла.

-- А у тебя разве нет ключей от квартиры? – удивилась Галина.

-- Я их потеряла. – скрывая неприятную правду, ответила Лика.

-- Ты ж голодная наверно! – всплеснув руками, воскликнула Галина и тут же пошла, суетиться на кухню, наливая для Лики большую тарелку борща.

Раньше, при жизни с мамой, Лика обычно отказывалась от таких угощений, так как наедалась дома, но тут она с жадностью набросилась на борщ. Галина только головой качала, глядя с каким аппетитом ест дочкина подружка.

-- А вот моя Риточка что-то приболела в последнее время и аппетит совсем потеряла. – с грустью думала она.

Это было правдой. Ещё недавно её Рита была, что называется кровь с молоком, а в последнее время стала чахнуть и бледнеть на глазах. Румянец сошёл с дочкиных, недавно ещё пухлых, щёчек, уступив место тёмным кругам под глазами. Галина уже устала бегать с ней по всем старорусским врачам. Ничего эти врачи толком ей не сказали, а Рите лучше не становилось. Не добившись ничего путного от местных врачей, Галина собралась ехать с дочкой в Новгород к областным и даже билеты уже купила на завтрашнее утро.

Когда настала пора ложиться спать, Лика отправилась домой, но сколько она ни жала на кнопку звонка, дверь ей так никто и не открыл. В квартире стояла тишина. Ни шагов, ни шороха.

-- Значит Лида в деревню уехала. И наверно ночевать там осталась.– огорчённо, подумала несчастная девочка. Ей ничего не оставалось делать, как снова вернуться к гостеприимной, сочувствующей Галине.

-- Ну это ж надо! – возмущённо всплеснула руками Ритина мама, когда Лика сказала, что дома по-прежнему никого нет и ей негде ночевать, и ласково защебетала. – Ложись-ка, милая, в Риточкиной комнате. Я сейчас постелю тебе.

-- Вот приедем завтра из Новгорода от врача, я поговорю с этой Лидой, что негоже так с ребёнком поступать. А если что, пожалуюсь, куда следует. – думала добрая женщина, доставая для Лики раскладушку из кладовки.

Благодаря Галине, Лика не осталась ночью на улице, а спала пусть не на самой удобной раскладушке, но в тепле и сытости. Они с Ритой прощебетали про своё девичье до часу ночи.

-- Ты приходи к нам, если что. – говорила подружка Лике.

-- Хорошо. – согласилась та.

Наконец девочки уснули. Утром, позавтракав всё у той же Галины, Лика отправилась в школу, попутно глянув на окна своей квартиры, и ей показалось, что в кухонном окне, скрываясь за тюлем, просвечивает силуэт Лиды. Оторвав взгляд от окна, Лика оглянулась и помахала рукой Галине и Рите, спешащим на вокзал, чтобы ехать в Новгород ко врачу.

-- Удачи вам! – крикнула она вслед своим спасительницам.

Придя со школы, Лика снова долго сидела в подъезде. Она очень устала и проголодалось. И вот, засунув подальше свою гордость, и преодолевая смущение, она снова отправилась в соседний подъезд в надежде получить еду и приют у доброй Галины.

Дверь ей открыл отец Риты - Василий. Он был чем-то очень сильно расстроен, и, сказав Лике, что Рита с мамой не вернулись, так как дочку положили в Новгороде в больницу, закрыл перед ней дверь. Пришлось девочке вернуться на своё привычное место, на подоконник в подъезде, так как на улице было слишком холодно и ветрено.

Горькие думы одолели Лику. Она чувствовала себя бездомным котёнком, которого все гонят от себя. К Лане она пойти не посмела, потому что боялась, что сестра обо всём расскажет матери. А, чтобы плюнуть на всё и самой отправиться к родной маме, которая приняла бы её, обогрела, накормила и от радости насмотреться бы на неё не могла, у Лики даже мысли в голове не возникло.

Реакцию Таи на всё происходящее с ней, Лика даже представить боялась. Она предполагала две крайности: то что Тая проигнорирует её жалобы и скажет, что, типа, она сама в этом виновата и заслужила такую жизнь, ну, или взорвёт, к чёртовой матери, свою бывшую квартиру, вместе с двумя недочеловеками, к коим она причисляла Лиду с Валерой.

Лика не знала, что Тая, в данной ситуации, выбрала бы второй вариант, и думала, что мама сильно на неё обижается, за необдуманный поступок на суде, многого её лишивший в жизни. Поэтому она боялась идти со своей бедой к ней, боялась, что не перенесёт Таиного отчуждения от неё, которое, как она считала, вполне заслужила своим ужасным поступком. Это было для Лики равносильно смерти, поэтому она предпочитала лучше не знать, что чувствует по отношению к ней, Тая, чем узнать, что больше ей не нужна.

Вот такими тяжёлыми, совсем не детскими, думами была забита голова у, сиротливо сидящей в подъезде Лики, когда наконец-то появилась Лида. Она поднималась по лестнице очень весёлая и довольная жизнью. Увидев падчерицу, ждущую её в подъезде, она сразу же изменилась в лице. Скривив губы в брезгливой усмешке, Лида прошла мимо, ничего не сказав ей. Лика слезла с опостылевшего ей подоконника и, так же молча, поплелась следом за мачехой.

Попав наконец-то в свою комнату, она горько вздохнула и прилегла на кровать. Полежав немного и придя в себя, Лика пошла на кухню, так как в животе у неё давно мучительно сосало от голода. Но, как только она открыла холодильник, сразу рядом с ней, будто матерелизовавшись из воздуха, возникла Лида. Мачеха быстро захлопнула дверцу холодильника и встала между ним и Ликой, не давая той возможности, снова потянуться к нему.

-- Нечего без спроса лазить сюда! Эта еда не твоя и не смей её брать! Ещё раз полезешь, повешу на холодильник амбарный замок! – потеряв остатки человечности, нагло заявила она.

Пришлось Лике взять из хлебницы позавчерашний, уже зачерствевший, кусок хлеба и жевать его. Больше есть ей было нечего.

Когда домой приезжал Валера, лучше Лике не становилось. Разве только, что она домой раньше попадала. В эти дни Лика ждала своих злобных родственников максимум часа три, и это было уже в разы лучше, чем до самой ночи сидеть в подъезде. В остальном же Валера полностью поддерживал Лиду, и брать еду из холодильника дочке тоже строго запрещал.

Бедной девочке некуда было податься в это ужасное для неё время. Галина с Ритой надолго исчезли из города. Они так и оставались в Новгороде, потому что Рита всё ещё лежала в больнице.

Лика теперь часто заходила в гости к разным подругам. То к одной зайдёт, то к другой. Если ей предлагали пообедать вместе с ними, она с радостью соглашалась. Она старалась задерживаться у подруг допоздна, чтобы как можно меньше видеть и слышать Лиду с отцом.

Ну а те и вовсе не хотели ни видеть, ни слышать мешающую им девочку. Они ждали, когда же, наконец, Ликино терпение лопнет, и она сбежит от них к своей мамаше, и удивлялись её настойчивому упорству оставаться с ними, не смотря на создаваемые ими жуткие условия жизни для неё.

-- Значит надо делать ещё хуже! – решали они, и придумывали для неё всё новые и новые козни.

Если Лика допоздна задерживалась у подруг, то по возвращении домой, ни Лида, ни Валера ей просто не открывали дверь.

-- Иди туда, откуда пришла, шалава! -- говорил из-за закрытой двери отец, гоня дочку в ночь, неизвестно куда, а сам возвращался в тёплую постель и спокойно, с чистой совестью засыпал, ни разу не тревожась за девочку, оставленную ночью на улице. Ни к кому из подруг она на ночь попроситься не решалась, поэтому садилась в подъезде на подоконник и дремала, как могла, в течение всей неимоверно долгой ночи.

Родители Валеры – Михаил и Антонина, они же родные Ликины дедушка и бабушка, тоже вели себя не лучшим образом по отношению к, отстоянной на суде, внучке. Антонина направо и налево распространяла слухи о том, какая Лика испорченная тварь.

-- Вот же, послал мне Господь внучку! По мужикам шляется и пьёт! В подъезде каждый день пьяная валяется! Позор на мою седую голову! -- без зазрения совести, жаловалась она на девочку всем, кому не лень было её слушать.

Ну а, озлобленный на Таю и её дочек, Михаил явился в гости к Валере и сказал Лике:
-- Ты тут никто, и если я захочу остаться здесь на ночь, то буду спать в твоей кровати, а ты иди куда хочешь, хоть в подвал.

В таких вот жутких условиях и жила бедная Лика день за днём, месяц за месяцем. К Лане она заходила крайне редко. Боялась разоблачения, её нынешней жуткой жизни. Только лишь зимой, когда ударили сильные морозы, Лика стала забегать к сестре каждый день, чтобы погреться. Она сильно мёрзла в тонкой почти летней курточке, потому что зимней у неё не было, а в старой достаточно уже потёртой и потрёпанной, давно утратившей свои согревающие свойства, к тому же ставшей слишком короткой, явно было бы не теплее.

Лана продолжала жить со Славиком в общежитии, которое находилось на пути между Ликиной школой и домом, и служило пунктом обогрева для непутёвой сестры. Отогревшись немного Лика бежала домой.

Об этом безобразии Лана поспешила сообщить матери, взволновав и расстроив её не на шутку. Да и последующий визит Антонины к Тае, позитива в её настроении не прибавил. Бывшая свекровь, едва переступив порог Таиной квартиры, тут же принялась жаловаться на непристойное Ликино поведение.

-- Пьёт! Курит! По мужикам шляется! Может и наркотиками балуется! Дома никого не слушается! За собой не убирает! Мешает нормально жить отцу с Лидой!—всю эту грязную триаду, словно помои из ушата, вылила она на свою бывшую невестку.

Ну а Тая, хоть и взволнованная до предела, такими нелестными отзывами о Лике, нашла-таки в себе силы и мужество дать отпор Антонине.

-- А вы на что рассчитывали, забирая её у меня?! – гневно обрушилась она на бывшую свекровь. – На что Валера рассчитывал? Он с самого Ликиного рождения не интересовался ею! А теперь вдруг воспылал желанием забрать дочку себе! Для какой такой цели она ему с Лидой понадобилась? Квартиру отстоять? Так, пожалуйста! Купил бы мне с дочками жильё, а сам бы оставался с Лидой в своей плесневой гнилушке! Или может в нём отцовские чувства проснулись, и ничего грязного в его помыслах, забрать у меня Лику не было? Ну и где эти отцовские чувства теперь? Он что, возомнил себя великим воспитателем и надеялся справиться с, уже почти взрослой, дочерью с устоявшимся характером, даже не зная её толком, потому как никогда ею не интересовался? А теперь Вы жаловаться пришли?! У Вас хватает совести на это?! За что боролись, на то и напоролись! Расхлёбывайте теперь это дерьмо большими ложками! И нечего больше ходить ко мне с жалобами!

Во время этого гневного Таиного монолога, Антонина с круглыми, как у совы, глазами, в которых явно читался страх, медленно пятилась к двери. Тая тут же захлопнула её перед носом бывшей свекрови, как только та оказалась за порогом квартиры.
Долго она не могла успокоиться после этого неприятного визита. Тая и так была взвинчена, долгим отсутствием в Ликиной жизни, а тут и вовсе приуныла.

-- Всё! – решила она. – Завтра же иду в органы опеки! И пусть мне там только скажут, что ни от кого жалоб не поступало! Я эту Антонину, связанную, на верёвке к ним приведу, и пусть они её жалобы послушают.

С таким решительным настроем Тая собиралась отстоять Лику и забрать её у Валеры. В то, что наговорила на дочку Антонина, она не поверила, зная гнилое нутро своих бывших родственников. Она уже не сомневалась в том, какую несладкую жизнь вела дочка с ними.

А тут случилось ещё одно страшное событие, которое окончательно доконало Лику...




НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ, ДА НЕСЧАСТЬЕ ПОМОГЛО.


В тот страшный день, Лика, как обычно, сидела на скамеечке у засыпанной снегом песочницы, в ожидании папеньки с Лидой, ежась от холода, не смотря на то, что одета она была уже значительно теплее, чем прежде. Просто недавно Лана передала ей зимнюю курточку, купленную Таей.
Боясь, что Лика из-за своей гордости не примет маминого подарка, Лана придумала версию, что типа она купила эту курточку себе, не примерила, как следует, и она ей оказалась маловата, поэтому и отдаёт её сестре. Лика приняла подарок и была рада, что не мёрзнет теперь так сильно. Но сидеть на морозе и в этой курточке было достаточно холодновато.

Выйдя из своей, обычной в последнее время, невесёлой задумчивости, она хотела было уже встать, чтобы идти погреться в подъезд, как почувствовала, что кто-то тихонько садится рядом с ней и обнимает её за плечи. Повернув голову, Лика увидела Галину. Но, что случилось с этой женщиной? Осунувшееся, постаревшее лицо, с провалившимися глазами и чёрными кругами вокруг них, вот такой вид был теперь у ещё недавно цветущей женщины.

-- Тётя Галя?! – удивлённо воскликнула Лика. – Вы приехали? Значит, Рита уже поправилась? Я так рада!

Галина отрицательно покачала головой и закрыла глаза, из которых выкатились две крупные слезы и побежали по её посеревшим впалым щекам.

-- Умерла моя Риточка. От лейкоза умерла. Приходи проститься. Она уже дома. – преодолевая сильную душевную боль, прошептала несчастная женщина, ещё не смирившаяся и не верящая в жуткий конец дочкиной болезни. Она встала со скамейки и пошатываясь пошла к своему подъезду.

Лика ещё некоторое время сидела на месте, пытаясь вникнуть в страшный смысл, только что услышанных слов.

-- Рита?! Умерла?! Как это умерла? Почему? Ведь ей только шестнадцать лет! – постепенно начал доходить до неё смысл услышанного. Смысл-то слов до неё дошёл, не дошла только реальность случившегося.

Лика встала со скамейки и побежала вслед за Галиной в её подъезд. Добежав до нужного этажа, она в ужасе остановилась, так как взгляд её наткнулся на стоящую у Галининой двери крышку гроба, оббитую красным атласом и украшенную по периметру чёрными кружевами.

Не спуская глаз с, притягивающего своим ужасом, этого жуткого предмета, Лика попятилась, шаря руками за спиной, пытаясь нащупать дверь в Галинину квартиру. Дверь она нащупала, и та сразу же открылась, так как была не заперта, для того, чтобы все желающие могли беспрепятственно приходить и прощаться с покойницей.

Лика вошла в полутёмную прихожую. Вместо, привычного в этой квартире, аромата вкусной еды, везде стояли удушливые миазмы от множества горящих свечей. К ним примешивался ещё один незнакомый Лике сладковатый запах.

-- Это запах смерти. Какой же он отвратительно липкий. – пронеслось вдруг в её голове.

Из гостиной в прихожую проникал мерцающий свет от горящих свечей, и доносились приглушённые голоса людей. Из-за двери выглянула соседка Галины Ольга и, увидев Лику, приглашающим жестом руки, позвала её в гостиную. Лика вошла. Там она увидела, убитых горем, Галину с Василием, Ольгу и ещё двух незнакомых женщин, возможно родственниц семьи.

Посреди гостиной на двух табуретках стоял гроб, оббитый, тем же, что и крышка, красным атласом, с чёрными кружевами по периметру. А в гробу лежала Рита в фате и свадебном платье, усыпанная живыми цветами. Если бы не мертвенная бледность, придававшая её лицу восковой оттенок, Лика подумала бы, что её подруга просто спит, что она вот-вот проснётся и, как обычно, приветливо улыбнётся ей.

Но, нет. Такого уже не будет. Рита уснула навеки. Она никогда не встанет из своего жуткого ложа, не обнимет по-дружески Лику, не пошепчет ей на ушко свои девичьи секреты, не засмеётся задорно, какой-либо Ликиной шутке, не затеет весёлую возню с ней.

Почувствовав сильную дурноту, подступившую к горлу, от осознания случившегося, Лика стала падать. Но ей не дали упасть руки Ольги, вовремя подхватившие её. Заботливо придерживая девочку под локти, она повела её к выходу.

-- Иди на воздух, дочка. Подыши. А потом можешь снова вернуться к нам. — шептала она ей при этом на ухо.

Лика вышла в подъезд, но сразу идти на улицу не смогла. Ноги не слушались её, и она присела там же в подъезде, прямо на холодные бетонные ступеньки. Впервые в жизни Лика столкнулась со смертью. Она, до этого, даже никогда не видела покойников. А тут вдруг увидела, и не кого-то постороннего, а свою подругу, с которой ещё этим летом весело играла во дворе, с которой совсем недавно разговаривала и махала ей рукой на прощание, когда та уходила из дома, не зная, что вернётся обратно уже в гробу. Как же не вязалась эта жуткая смерть с совсем ещё юной Ритой, которая недавно была живой, жизнерадостной девчонкой.

Лика долго сидела в подъезде, пока не почувствовала, что холод от бетонных ступенек полностью проник в её организм и стал отдаваться болью внизу живота. Тогда она встала, на полусогнутых замёрзших ногах вышла из Галининого подъезда и направилась к своему. Как ни странно, дверь ей сразу же открыли. Папенька с Лидой успели уже вернуться домой.

Не поинтересовавшись странным видом дочери, только что перенёсшей ужасный шок, Валера просто впустил её в квартиру и пошёл на кухню доедать ужин. А Лика поплелась в свою комнату. Сняв курточку, она повалилась на кровать и забылась толи в полуобмороке, то ли в полусне.

В эту жуткую ночь она, то проваливалась в тяжёлый сон, то возвращалась в, не менее тяжёлую, явь. Перед её глазами постоянно всплывало то здоровое, жизнерадостное личико Риты, то мертвенно-бледное, восковое, отпечатанное в памяти последним его видением.

Но вот ночь прошла, а на утро Лика не смогла встать с постели. У неё болело всё, что может болеть, а особенно голова и горло. Её бил озноб, значит, была высокая температура.

В квартире стояла тишина, так как Валера с Лидой уже ушли на работу, даже не поинтересовавшись, а ушла ли Лика в школу. Девочке очень хотелось пить, и она решила сходить на кухню, но встав с постели, почувствовала такую сильную тошноту и головокружение, что тут же легла обратно. Так и лежала она весь день всеми забытая и покинутая, то засыпая, то просыпаясь.

Вечером явились родственнички и очень удивились, увидев, что Лика лежит дома, а не ждёт их, как обычно, на подоконнике в подъезде или на лавочке возле песочницы.

-- Ты что, в школе не была? – удивлённо спросил её Валера.

-- Я заболела. У меня температура большая. – с трудом, сквозь больное горло, прохрипела Лика.

-- Ну ладно. Лежи тогда. – милостиво разрешил Валера.— Кстати мы сейчас уезжаем на все выходные с Лидой и бабушкой с дедушкой в Астрилово. Оттуда сразу на работу. Вернёмся только в понедельник вечером. А ты лежи, жди. И попробуй только натворить что-нибудь за это время! Шкуру спущу! Ты меня знаешь! – пригрозил он в конце своего монолога.

Валера вышел из дочкиной комнаты, и Лика тут же услышала возмущённый Лидин голос: -- Она, что тут одна останется?! На все выходные?! А как же наш план, что оставшись на три дня на улице, она уйдёт наконец-таки к своей мамаше?

-- Она вроде как заболела. – отвечал Валера. – Пусть побудет дома от греха подальше. К мамаше, как видишь, она не уходит, не смотря ни на что. А если мы её сейчас выгоним, не дай бог помрёт ещё на улице из-за своей упёртости. Нам же отвечать потом перед законом.

Поразмыслив, Лида решила не нарываться. За этим разговором они быстренько собрались и покинули квартиру, даже не зайдя, перед уходом, к Лике в комнату, чтобы спросить, не нуждается ли в чём-нибудь больной ребёнок. А Лика так и продолжала лежать в кровати, испытывая мучительную боль в горле. Да и голова её просто раскалывалась, так что она даже рада была, установившейся в квартире, тишине.

Так прошёл остаток дня и ночь. Лика, пребывая в полубреду, чувствовала себя всё хуже и хуже. Пить ей хотелось со страшной силой, а вот аппетита не было, хоть она давно уже не ела. Да и проглотить она ничего бы сейчас не смогла через такое больное горло.

Однако жажда заставила её всё же через силу подняться с постели. Ощущая страшную слабость и головокружение, держась за стенку Лика кое-как доплелась до кухни. Там она налила себе воды из графина в чашку и с трудом, превозмогая сильную боль в горле, сделала несколько глотков.
Беспрепятственно открыв, в отсутствие родственников, холодильник, Лика увидела в нём идеально чистые и пустые полки. В хлебнице хлеба тоже не было. Даже мельчайших крошек не осталось, так как жутко чистоплотная Лида вымыла её перед долгим отъездом из дома.

И так. Положение Лики оказалось очень не завидным. Она осталась дома одна, больная, без лекарств, еды и денег на три долгих дня. Оценив всю катастрофичность своего положения, отбросив наконец-то в целях самосохранения стыд, страх и гордость, Лика подошла к телефону и набрала номер своей родной мамочки.

Начало https://www.stranamam.ru/post/14937081

Продолжение https://www.stranamam.ru/post/14944948/