Тяжёлая жизнь. 28

АННУШКИН ПЕРЕЕЗД.


Может быть Аннушка так и не решилась бы переехать жить в Старую Руссу, если бы не одно событие, случившееся глубокой осенью. А произошло вот что. К ней, как снег на голову, безо всяких предупреждений, свалился пропащий брат Вовка, да не один, а с женой Груней.

Аннушка даже не сразу узнала его, потому что видела в последний раз, когда брат был ещё юным пацанёнком. А сейчас его и Вовкой-то называть у неё язык не поворачивался. Как минимум он был уже Володей, вполне взрослым, даже начинающим стареть, мужиком.

Володе было тридцать восемь лет, но бурное уголовное прошлое оставило свой отпечаток на его внешности. Он сильно постарел и осунулся. Он уже успел отмотать три срока. После каждой отсидки, Володя более полугода на воле не задерживался и возвращался в, ставшую ему родным домом, тюрьму. Он до мозга костей был уголовником, и Аннушка поражалась, как ему удалось жениться при таких обстоятельствах, да ещё и женщину такую хорошую найти.

Груня и впрямь оказалась очень хорошей женой и хозяйкой. Она знала всю деревенскую работу. По приезде к Аннушке, Груня тут же взвалила на свои сильные молодые плечи всё хозяйство. Она вымыла и вычистила весь дом, и весь двор вместе с курятником и опустевшим сарайчиком.

-- Где бы нам поросёночка купить? – спрашивала она Аннушку.

-- Это в Почеп надо ехать. Тут уж вы с Володей как-нибудь подсуетитесь. -- отвечала та, радуясь в душе, что вот теперь, в родительском доме, снова возродится былое хозяйство и вернётся порядок.

Груня и Володю на домашние дела подталкивала, то одно просила сделать, то другое, а он безропотно всё исполнял, чего раньше за ним не замечалось.

Аннушка почувствовала, что, если она сейчас уедет к Юле, то родительский дом не опустеет.

-- Здесь будет жить Володина семья. Может, даст Бог, и детки появятся. А я им мешать не буду. — мечтала она долгими бессонными ночами.

Аннушка, наконец-то определилась с отъездом. Она написала дочке письмо и стала собирать свои скромные пожитки. Юля незамедлительно приехала.

Аннушкин отъезд оказался не таким уж и болезненным для неё, как она ожидала. Она видела перед собой брата Володю и невестку Груню и мысленно молилась за них.

-- Грунечка! Володя! Теперь этот дом ваш! Будьте здесь полноправными хозяевами. Живите дружно. А мы в гости к вам летом приезжать будем. – говорила она им напутственные слова.

И вот Аннушка переехала в Старую Руссу и временно поселилась у Юли. У неё были небольшие сбережения, скопленные за долгие трудовые годы. Заветные три тысячи рублей лежали у Аннушки на сберкнижке, которую она хранила, как зеницу ока. На эти деньги решено было купить ей отдельное жильё.

Сделать это в далёкие советские годы было не так-то просто. Квартиры у людей были государственные. Продавать их было нельзя. Только кооперативные квартиры продавать было можно, но желающих продать их не было. А на кооперативные новостройки была большая очередь на столько, что вряд ли бы Аннушка дождалась получения квартиры. Оставался частный сектор.

Юля с Аннушкой осмотрели несколько предлагаемых вариантов, но ничего подходящего не нашли. В большинстве своём это были убитые или полу-убитые, покосившиеся от времени, дома, в ремонт которых нужно было прилично вложиться. Аннушке это не подходило.

Мама с дочкой продолжали поиски, которые наконец-то увенчались успехом. Был найден более-менее приемлемый вариант.

Продавалась половина дома. В одной его части жила семья. Это были муж с женой Леонид и Тамара и их дети – подросток Андрей и первоклашка Марина. Другая часть, занимаемая ранее Тамариным дальним родственником, освободилась после его смерти и была выставлена на продажу его детьми. На вид дом был вполне ещё крепким, не покосившимся. В нём жил мужчина, а значит, он не должен допустить полнейшей его разрухи.

Не долго думая, Аннушка купила эту половину дома и приобрела так же половину приусадебного участка, на котором он стоял.

В доме было печное отопление, а воду приходилось носить из колонки, находящейся неподалёку. Туалет, расположенный в общем коридоре, был обычный деревенский с дыркой в полу. Но Аннушка к другой жизни не привыкла, так что никаких неудобств от этого не испытывала.

Её жилплощадь состояла из двух смежных небольших комнат и маленькой кухни с дровяной плитой, для готовки.

Ремонт в приобретённых апартаментах давно не проводился. Обои были старыми в больших жирных пятнах, и в некоторых местах основательно отставали от стен. Потолок давно уже из белого превратился в серый, а у стояка, которым отапливалось помещение, и вовсе был закопчённым, чёрным. На полу, в более проходных местах, тёмно-коричневая краска была стёрта до голых досок.

Произвести у Аннушки ремонт, и привести жильё в надлежащий порядок, вызвалась, естественно Шурочка, активно задействовав при этом и Таю. Они побелили потолок, покрыли стояк свежей серебряной краской, оклеили стены, пусть простенькими, но свежими, бежевого цвета, обоями и покрасили пол в светло-коричневый цвет. Была почищена и отмыта вся мебель, оставшаяся от умершего здесь старика, а на чистые окна повешены тюль и цветастые ситцевые занавески.

Аннушкина жилплощадь, неузнаваемо преобразилась, и стала пригодной для нормального проживания. Но живя в Старой Руссе, Аннушка душой продолжала жить в своей деревне. Она всегда с нетерпением ждала писем от Володи с Груней. Володя писем не писал, но Груня писала примерно раз в месяц. Из этих писем Аннушка узнавала, что в их семье всё шло хорошо. Она радовалась этому, но тут вдруг письма от Груни приходить перестали. Прошёл месяц, два, три, а из деревни ни весточки.

Аннушка начала беспокоиться и, как оказалось, не зря. Она дождалась-таки от невестки письма, но это письмо её огорчило, а не обрадовало. Груня писала о том, что Володя, решив наконец-то устроиться на работу, поехал искать вакансию в Почеп. Деревенская работа, конюхом или трактористом, его не вдохновляла.

-- Устроюсь куда-нибудь в конторку. Хоть в чистоте буду сидеть , а не в пыли или навозе копаться. – говорил он жене.

Груня отпустила Володю в Почеп, и тот исчез аж на два дня. Вернувшись, он сказал, что нашёл работу, только не скакал, какую. Потом он уезжал и приезжал домой, типа с работы и даже деньги привозил.

А на самом-то деле, как позднее выяснилось, Володя в Почепе встретился со своими друзьями-уголовниками, которые быстренько разубедили его в целесообразности честного труда за жалкие гроши и предложили пойти с ними на верное дело. Работы типа на час, а денег будет много.
Володя и сам не представлял себя в роли честного труженика и согласился на предложение друзей. Они вначале занимались мелкими кражами для раскачки, а потом решили пойти на более крупное дело и ограбить инкассаторов, забирающих выручку из магазинов. У них это не получилось. Их поймали на месте преступления.

Прошёл суд, и Володя снова оказался в тюрьме. Груня осталась одна. Она не захотела жить в чужой деревне без Володи и подалась на свою родину. Случилось то, чего так боялась Аннушка – родительский дом опустел.

-- Надо бы мне вернуться в Поповку. – порывалась она совершить необдуманный поступок, но Юля уговорила её не делать этого. И тогда Аннушка, хоть и переживала о родном доме в деревне, но приняла окончательное решение доживать свой век в Старой Руссе.



ТАИНА ЮНОСТЬ.


Вот и снова пришло лето.

Теперь Таю, к великому её огорчению, уже не ждала поездка в деревню, и больше не будет ждать никогда. Это было грустное для неё событие.
Аннушка жила теперь в Старой Руссе, а дом в деревне пустовал. Полностью опустело и более чем скудное в последние годы придомовое хозяйство. Ни кур во дворе, ни поросёночка в сарае. Пустовал непосаженный огород. И только яблоньки да кусты крыжовника, смородины и малины продолжали давать ни кому уже не нужный урожай. Разве что местные ребятишки могли наведаться в сад, да и то не часто. Но даже если там и жили бы до сих пор Володя с Груней с возрождённым хозяйством, то Тая вряд ли решилась бы поехать к ним, даже на неделю. Дядю Володю своего она не знала и никогда не видела, а вот наслышана была о нём много всего, и причём, не слишком хорошего.

Тае предстояло теперь проводить всё лето в городе. Ей было пятнадцать лет, и Шурочка с Юлей уже не пытались сбагрить ни её, ни Людочку в лагерь, или к родителям Петра.

Людочка всё лето была занята учёбой. Она кроме обычной школы училась ещё и в музыкальной по классу виолончели. На лето ей было задано несколько произведений, которые она к сентябрю должна была самостоятельно разучить. И вот она каждый день упорно пилюкала смычком по струнам музыкального инструмента, разучивая заданные сонаты.

Оленька ходила в детский сад, но когда она оставалась дома, то начинала капризничать из-за не слишком приятных звуков, производимых Людочкиной виолончелью. Она просилась к Тае с Шурочкой, и те забирали её к себе, на весь день. Оленьке исполнилось пять лет, и Тае с ней было очень интересно. Они гуляли вместе на улице, играли дома, читали или раскрашивали картинки.

Теперь, когда Тая отвадила Юлю носить к ним тонны грязного белья, у неё появилось много свободного времени для любимых занятий, таких как чтение книг и рисование. Рисовать Тая очень любила и рисовала с упоением. И мнение Шурочки на бесполезность такого времяпрепровождения не пугало её, как прежде. Она сумела отстоять право выбора, как ей лучше проводить свободное от учёбы время.

Может это прозвучит странно, но школьные уроки рисования Тая очень не любила. Они шли в разрез с её интересами в этом искусстве. В классе их заставляли рисовать какие-то некрасивые горшочки с натуры и, причём, акварельными красками.

Качественные краски и кисточки стоили дорого, поэтому Шурочка покупала для Таи самую дешёвую, плохо красящую, водянистую акварель, а вместо нормальной художественной кисточки из беличьего хвоста – маленькую малярную кисть с грубой, искусственной, топорщащейся во все стороны щетиной. Разве такой что-нибудь нарисуешь? Это было сплошное мучение, а не творческий процесс.

Самым доступным инструментом для рисования у Таи был простой карандаш, и она начала рисовать портреты, используя только его, и иногда фломастеры. Её работы были, конечно, далеки от совершенства, но всё же это были уже не те детские рисунки, которые она ещё недавно рисовала.

Шурочка видела дочкино желание и усердие к рисованию, но у неё и в мыслях не возникло, что из этого увлечения может получиться что-то путное, поэтому и не отвела её в своё время в изостудию, которая находилась в доме пионеров. Тая всегда сама оттачивала, как умела своё мастерство, путём внимательного наблюдения, и набивания руки, бесконечно рисуя и рисуя, и, в последствии, у неё стали получаться неплохие портреты.

Кроме рисования, Тая много читала, но только то, что хотела сама, а не то, что задавали по школьной программе. Все, рекомендуемые учителями книги, она не любила, считая их скучными и не интересными.

Она уже не бегала по двору с друзьями, как прежде. Не играла ни в скакалочки, ни в мячики, ни в классики. Их дружную компанию, с которой Тая совсем ещё недавно тусовалась во дворе, сменило следующее подрастающее поколение ребят. Бывшие же девчонки и мальчишки из Таиной компании поменяли свои увлечения на более взрослые. Они начали превращаться в девушек и юношей и предпочитали теперь вместо детских игр во дворе ходить на танцы, создавая для себя новый более обширный круг знакомых и друзей и строили первые любовные отношения. Именно на танцах считалось приличным знакомиться парням и девушкам.

Танцы -- предшественники нынешних дискотек, проходили на открытых танцевальных площадках. Их в Старой Руссе было три. Самая ближайшая к Таиному дому называлась «Пятачок». Это было небольшое, круглое, огороженное забором, из металлических прутьев, обвитых в летнее время плющом, место с сооружённым подобием сцены для музыкантов.

На танцплощадке использовалась живая музыка. Местная группа любителей-музыкантов и певцов, исполняла на сцене популярные мелодии, под которые неистово дёргалась подвыпившая молодёжь.

Вход на Пятачок был платный, не дорогой, но всё равно не все могли попасть туда. Желающих потанцевать, было гораздо больше, чем могло вместить в себя небольшое, огороженное забором, пространство. Но музыка звучала достаточно громко. Её хорошо было слышно и за пределами танцевальной площадки, так что молодёжь, не уместившаяся на Пятачке, танцевала по всему периметру за забором.

На этот Пятачок бегали все Таины одноклассники и друзья, с которыми она совсем ещё недавно играла во дворе в классики и прятки.
С недавнего времени пристрастилась к танцам и Маша. Она начала агитировать Таю пойти с ней на Пятачок. Однако Тая не была любительницей таких вот молодёжных тусовок. Она предпочитала посидеть в одиночестве дома с книгой или альбомом в руках, чем смотреть на, дёргающихся в танце, подвыпивших молодых людей, которые частенько устраивали драки, не поделив между собой какую-нибудь девушку или парня, или что-то другое.

-- Нет, Маш. Не пойду я на танцы. – отказывалась уже в который раз Тая от приглашения подруги.

Но та не отставала. Однажды Маша даже домой к Тае пришла, в надежде заручиться Шурочкиным одобрением в этом плане.

-- Тёть Шур! Отпустите Таю на танцы со мной! – стала просить она.

-- Ну, пусть идёт! Я ей не запрещаю! – ответила Шурочка, а сама украдкой так глянула на дочку, что той сразу стало понятно, если она пойдёт с Машей, то огребёт после этого от матери по полной.

Зря Шурочка бросала на дочку угрожающе-предупреждающие взгляды. Тая не потому не хотела идти на танцы, что её мама этого не одобряла, просто сама она тоже не одобряла такое времяпрепровождение. Да даже, если бы она и захотела отправиться на танцы, то пойти ей всё равно было не в чем.

Глядя на нарядную Машу, с лёгким макияжем на лице, Тая чувствовала себя рядом с ней нищей оборванкой. Она, по-прежнему, донашивала старые Люськины платья, не имея ни одного нового. Те платья, которые ей иногда-таки покупала Шурочка, вовсе не котировались даже в качестве домашней одежды, потому что сидели на Тае, как на огородном пугале. Поэтому она больше предпочитала носить хоть и старые, но более изящные в покрое платья кузины, чем новые, купленные на непонятный Шурочкин вкус. И если раньше Таю Люськины обноски не особо напрягали, то теперь мнение у неё поменялось. Она не хотела выглядеть хуже всех, на фоне нарядных подружек.

-- Нет! Не пойду я на танцы! – уже в …дцатый раз отказала Тая Маше.

Больше подруга её на танцы не звала, а лишь взахлёб рассказывала о том, как здорово она там потанцевала и каких мальчиков подцепила. Тая равнодушно выслушивала Машу, не разделяя её восхищения.

-- Меня интересует, где ты парня себе найдёшь, если на танцы ходить не будешь? – спрашивала подруга.

-- Не хочу я никакого парня! – отвечала Тая, но она здесь кривила душой. На самом деле она была обеспокоена тем, что парни не обращают на неё внимания.

Она вспомнила свою первую любовь. Петька так и продолжал жить в соседнем доме, но с Таей больше не общался. Да и Тая уже полностью охладела к нему. Он теперь не казался ей таким красивым, как раньше, а был обычным пацаном, каких миллионы. Тем более, как казалось Тае, с возрастом он немножко подурнел личиком. Если бы она впервые встретила Петьку сейчас, ей бы и в голову не пришло влюбиться в него.

Да и себя Тая ценила мало, считая и вовсе дурнушкой, на фоне других девчонок. Хотя это было совсем не так. Просто ни мама ни другие родственники совсем не ценили её, и внушали ей полную никчёмность в жизни. Вот у Таи и развились стойкие комплексы по поводу своей внешности, которые мешали ей видеть отражённую в зеркале очень даже милую мордашку.

Время шло, и вот Тае уже исполнилось шестнадцать лет.

Когда наступило очередное лето Лена прислала из Москвы письмо, приглашающее всех родных на Люськину с Алексом свадьбу.

-- Ой! Люсенька замуж выходит! – начала восторгаться Шурочка.

Они с Юлей собрались ехать отмечать это важное событие одни, без Таи, Людочки и Оленьки.

-- Нечего тебе на свадьбе делать! Там будет взрослое застолье! – отмахивалась Шурочка от Таиных просьб, взять её с собой.

Тая обиделась на мать, так как ей очень хотелось поехать не столько на Люськину свадьбу, сколько просто в Москву, а Людочка вполне спокойно перенесла это несправедливое решение родителей.

Через три дня Шурочка с Юлей вернулись домой. Тая слушала восторженные рассказы матери о том, какая хорошая свадьба была у Люськи, какой красивой была невеста в свадебном платье, и ещё больше обижалась на Шурочку из-за того, что та не позволила ей увидеть всё это своими глазами, а теперь вот про это рассказывает. Но она умела быстро забывать обиды, забыла и эту, тем более, что её мысли сейчас были заняты совсем другим событием.

С некоторых пор Тая стала замечать что, живущий в соседнем подъезде её дома, паренёк Костя стал засматриваться на неё. Этого Костю она практически не знала. Он был не из их дворовой компании, хоть и жил здесь с самого основания дома. Играть Костя всегда уходил в какой-то другой двор, в котором жил до переезда в новую квартиру и где у него остались все друзья. Теперь же, когда время детских игр прошло, он нашёл приятелей здесь, в своём дворе.

Костя был для Таи совсем не приметным пареньком, на которого она и внимания-то никогда бы не обратила, если бы не его настойчивые взгляды, обращённые на неё, куда бы она ни шла. При этом Тая сразу вспоминала, достаточно популярную в те годы, песенку Кобзона « А у нас во дворе», а особенно вот эти строки:

« А у нас во дворе есть девчонка одна,
Среди шумных подруг, неприметна она,
Никому из ребят, неприметна она.
Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет,
А я все гляжу, глаз не отвожу.»

Эта песня, как нельзя лучше подходила к теперешней ситуации.

-- Он, наверно, меня любит. Иначе, зачем бы ему было так пялиться на меня. А то ведь смотрит, чуть глаза не вывихнет. – думала Тая о Косте.
Она чувствовала, что парень хочет к ней подойти и познакомиться поближе, но что-то его останавливает.

-- Может он боится, как я когда-то с Петькой боялась? – думала Тая, но первая к Косте не подходила. Наоборот, она даже ускоряла шаги, когда проходила мимо него.

Тая хотела, чтобы Костя сам к ней подошёл, и даже много раз мысленно рисовала себе эту картину, но что было бы дальше, она не могла себе вообразить.

Как-то в конце осени, Шурочка пошла в баню, чтобы занять очередь пока Тая доделывает домашнее задание.

-- Долго не задерживайся. -- сказала мать перед уходом. – Я, если что, очередь перепускать буду.

Тая быстренько всё доделала и выскочила из дома, по направлению бани.

На улице недавно прошёл снег. Он был влажный и липкий. Тая, насколько возможно быстро, шла по скользкой тропинке, протоптанной в сугробе, как вдруг прямо перед ней на тропинку упал снежок. Она вздрогнула от неожиданности, затем быстро огляделась вокруг и увидела, стоящего недалеко за кустами, Костю. Он смотрел на Таю и мял в руках снег, превращая его в очередной снежок, который тоже был пущен в неё.

В любой другой ситуации Тая ответила бы Косте тем же. Ох и наигрались бы они весело в снежки, если бы не сидящая в бесконечной банной очереди Шурочка. Тая не могла позволить себе задержаться из-за Кости, уж не говоря о том, чтобы вообще не прийти в баню, потому что это грозило ей мировой катастрофой, которую могла бы учинить разгневанная мама, поэтому она быстренько пробежала мимо, решившегося наконец-то позаигрывать с ней, парнишки.

-- Эх! Надо было хоть один снежок в него кинуть и сказать, что сейчас спешу, что позже поиграем. -- запоздало подумала Тая, но что сделано, вернее не сделано, то не сделано.

Неизвестно, что в данном случае подумал Костя про Таю, но попыток заигрывать с ней он больше не предпринимал. В его голову в данном случае могла прийти только одна мысль, что Тае он совершенно безразличен. А раз так, то насильно мил не будешь. Может быть, он украдкой и продолжал всё так же смотреть на неё, но открыто уже нет.

-- Ну вот! Опять я всё испортила! – корила себя Тая, лишившись пристального Костиного внимания, к которому уже успела привыкнуть.

А время неумолимо бежало вперёд. Тае исполнилось семнадцать лет. Она заканчивала учёбу в школе, и перед ней встал выбор дальнейшего жизненного пути. Для этого ей нужно было определиться с будущей профессией и поступить в соответствующее учебное заведение.


Начало https://www.stranamam.ru/post/14937081/

Продолжение https://www.stranamam.ru/post/14941124/