Когда ей было девять лет: Валерий Серяков

В повествовании о действительно произошедших событиях мной изменены только имена и малозначащие детали, которые прямо показали бы, про кого рассказываю, поскольку персонажи – живые, дорогие моему сердцу люди, которые меня на это не уполномочивали.

– Настенька, ты чего не спишь? Время – третий час ночи.

– А ты, дядя Валера, почему не спишь?

– Ну, мне вставать рано завтра некуда. Работаю, Настя. Ты ложись давай, пока мама не проснулась. А то влетит тебе опять! =)))

Интересно, эта девчонка вообще из интернета выходит? Все ночи напролет у нее на страничке «ВКонтакте» горит зеленый огонек. Ну, я-то, понятно, почему не сплю: заказ срочный, работы много. К утру эскиз надо выслать заказчику. Сейчас кофе попью – и продолжу…

Она и не думает ложиться!

– Дядя Валера, смотри: я нарисовала.

Пикает присланный файл. Открываю. Рисунок карандашом. Женщина в медицинском халате на фоне окна. Молодая, не более лет тридцати на вид, а взгляд потухший, несосредоточенный, мешки под глазами. Настя рисует – как фотографирует. Схватывает самую суть. Даже настроение медсестры чувствуется: грустно ей, устала. Смена закончилась, а она домой не торопится, потому что никто ее там не ждет. На лбу у нее прямо печать одиночества прорисована вот этими иероглифами морщинок. Впрочем, может, я додумываю то, чего нет.

– Настя, а это кто?

– Медсестра какая-то. Я ее не знаю. По памяти нарисовала. Когда мне было девять лет, в больнице видела, сейчас вспомнила. Как рисунок, понравился?

– Настя, ты настоящий художник! Можно, у себя в блоге размещу?

– Не вопрос!

Все интересные события в жизни Насти почему-то произошли в девятилетнем возрасте. Когда она о чем-то вспоминает, рассказ начинает с одной и той же фразы: «Когда мне было девять лет». Как будто то, что происходило раньше, она не помнит, а что позже – не так интересно.



На момент нашего знакомства Настеньке исполнилось тринадцать. Ровесница моему сыну.

Все-таки разговор надо заканчивать. Ребенку давным-давно спать пора.

– Настя, без обид: сажусь за работу. Отбой связи. Пока!

Я выключаю вкладку «ВК», и ее ответное «Пока» безуспешно пытается пробиться на уснувшую страничку диалога.

***

Настя живет в небольшом поселке на севере европейской части России. Вокруг поселка – лес. Не такой, как наши поволжские лесочки, в которых и заблудиться-то негде, а – дикий, саморастущий. В который можно зайти – и не выйти. В лесу и волки, и медведи есть.

Познакомились мы с Настей в мировой паутине совершенно случайно. Я тогда только осваивал интернет, но уже искал подработку. Гулял по каким-то страничкам и набрел на ее рисунок акварельными красками, размещенный во «ВКонтакте». Простенький такой пейзаж: луг с цветами, лес вдали. Мне очень понравилась картина, и я оставил хвалебный комментарий. Она ответила. Мы «подружились» и довольно часто ночью, когда наши домашние спали, болтали о том о сем. Вообще терпеть не могу «общаться» в интернете. Но с Настей мы как-то хорошо нашли общий язык, и нам всегда было интересно обменяться мыслями.

Настя немножко странная. Она может не ответить на вопрос, если не хочет. Переспрашивать бесполезно. Про школу говорить не хотела совершенно. Я так и не узнал, в каком она классе учится, какие предметы любит. Почему сидит в интернете в ночь-полночь. Часов после двенадцати, когда родители, видимо, уснут, она ноутбук включает тихонечко. Рисует. У нее какой-то планшет есть для рисования.

Характер у Насти немного колючий, однако девушка она очень искренняя, чистая, добрая. Начитанная, умная. Но для тринадцати лет какая-то удивительно наивная. Нет в ней никакой пошлости, цинизма, свойственного многим ее ровесницам. Курить она точно не будет! Даже если анекдот расскажет – как из журнала дошкольного. Правильная девушка. Как будто не из нашего времени.

***

– Я так люблю путешествовать! Раньше думала: объеду все страны, когда вырасту. Когда мне было девять лет, наш класс возили в Стокгольм на неделю. Мне очень понравился город! Особенно Старый город. Еще музей «Ваза». Это парусник такой. Представляешь, с этого корабля сделали залп из пушек с одной стороны – и корабль перевернулся и затонул. А триста лет спустя его подняли и поставили в морской музей. Кирха Клара потрясающая. В окнах витражи мозаичные. Еще мне понравилось, что там скамьи. Люди приходят и садятся. Очень удобно. А в наших церквях почему все стоят? А если у человека ноги болят – ему в церковь не ходить теперь?

– Настя, ты в «нашей церкви» когда была в последний раз? В любом православном храме есть скамеечки. У кого ножки болят – сидят, никто не запрещает. Ну, есть моменты, когда все должны стоять – когда Евангелие читается, например. Но если человек не может – значит, не может. Это здоровым людям на службе сидеть в наших храмах не принято. Серьезно у нас всё.

– Что значит «серьезно»? Ты верующий, что ли? Реально в Бога веришь? В церковь ходишь, Библию читаешь?

– Конечно.

– Я читала Евангелие от Матфея. Мама заставила. Говорит: каждый культурный человек должен обязательно прочесть Новый Завет. Без этого невозможно понять нашу великую русскую литературу. Пушкин, Гоголь, Достоевский, то-се… Она ж училка у меня.

– Ну вот, мама верующая.

– Ага. Щас! Мама говорит, что современный человек не может верить в средневековые сказки. А папа у меня врач, хирург. Он считает, что в медицине места Богу нет, эта наука оперирует только доказательными фактами. Недавно к нам свидетели Иеговы хотели зайти, папа их бесцеремонно так выпроводил! «Подите прочь, господа! – сказал. – Вас тут не надобно».

– Так вы, значит, атеисты.

– Вообще-то я сама, наверно, нет. Только родителям не говорю. Формально я крещенная. Когда мне было девять лет, гостила у бабушки в деревне. Мы с ней бывали на службе в церкви. Мне так понравились обстановка в храме, иконы, пение. Я думала: ну неужели вот это все – такое настоящее, истинное, родное – на сказках выросло, на придумках чьих-то? И у меня точно было ощущение, что Бог есть и Он меня слышит, понимает. И если Его попросить о чем-то – Он исполнит. А сейчас так не думаю. Но я все равно молюсь. Своими словами.



Мне кажется, если бы я молилась в церкви, результат был бы другой. Так хочется иногда в храм попасть, но мама с папой не повезут, даже спрашивать не буду.

– Ну, подрастешь – сама будешь ходить.

Она не отвечает. Вышла из сети.

***

– Привет, дядя Валера! Не спишь?

– Сама видишь, что нет. =)))

– Хочу тебе рисунок старый показать. Это разводной мост в Питере. Когда мне было девять лет, мы туда ездили с мамой.

– Настя, здорово! Ты очень одаренная.

– Нет, дядя Валера, просто способная. Когда мне было девять лет, я ходила на рисование в Дом творчества, вот там реально были очень талантливые дети. А мне преподаватель говорил: «У тебя есть искра таланта, но чтобы ее разжечь, надо очень много работать! Арбайтен, арбайтен унд арбайтен». Я не хочу рисовать – работать, мне нравится рисовать – в охоточку, получать удовольствие. Я бы хотела стать не художником, а врачом, конечно. Папа поддерживает. Но мама говорит, это маловероятно: вроде, я неорганизованная слишком.

***

Мы с ней обмениваемся разными интересными штучками, например роликами с Ютуба. Настенька присылает такие забавные видео! Как она их находит? Она обожает котищ всяких на открытках. Хочет иметь котика, но мама не разрешает. Иногда делится чем-то личным, но редко. Я бы не сказал, что Настя скрытная – скорее, просто стеснительная, скромная.

– У меня папа не родной. Но он так меня любит, балует. Язык не поворачивается его отчимом называть. С мамой они через меня познакомились в больнице. Когда мне было девять лет, он моим врачом был. Он за мамой долго ухаживал, добивался ее. А она цветы не брала, в кино идти не хотела. Как говорится, «жила ради дочери». Однажды я ей сказала: «Мам, ну что ты человека мучаешь такого хорошего? Он же тебе нравится, ты молодая, красивая. Хватит себя в старушки записывать». С этого, не с этого – но в кино мама с ним пошла. Стали встречаться, поженились. А мой настоящий папа погиб, когда я маленькой была. Совсем его не помню.

– Настя, а в больницу с чем попадала?

Выключилась. Когда не хочет отвечать – вот так может резко уйти, по-английски, не прощаясь. Я не обижаюсь. На Настеньку нельзя обижаться.

***

– Художница, ты спать думаешь или нет?! Полчетвертого утра. Куда родители твои смотрят! Надо им пожаловаться как-нибудь.

– Здравствуйте, Валерий. Это не Анастасия – Елена, ее мама.

– Извините, пожалуйста. Я думал, Настя опять не спит. =)

Вот тебе на! Наверно, у девочки проблемы. Она рассказывала, как-то раз было дело: мама проснулась – а Настенька за монитором. Мамочка ей поддала как следует и чуть от ноутбука не отлучила на неделю. Хорошо, отчим заступился. Мама Настина очень строгая. Ругает ее, наверно, там. Сейчас файл отправлю клиенту – и выйду из «ВК», а то еще попаду под раздачу. =)))

– Валерий, простите. Не подумайте, что специально читаю дочкину переписку. Зашла только выключить Настин ноутбук.

– Вы уж не сердитесь на нее. У Вас очень талантливая, замечательная дочка. Доброй ночи вам обоим.

– Доброй уже не получится. Настенька в больнице, час назад увезли на «Скорой». Муж с ней уехал, он же зав. отделением. А меня не взял. Говорит: только тебя сейчас в больнице не хватает – врачам мешать.

– А что с ней???

– У Насти обострение очередное. Постойте! Она Вам ничего о себе не рассказывала? Да, Настя – девочка с характером, не будет жаловаться. Ну, раз не говорила, и я не буду. А то она мне устроит разнос! Сама расскажет, если захочет. Спокойной ночи!

– Спокойной? Вы шутите! Давайте свой номер телефона, я позвоню. Долго писать.

Пауза.

– Валерий, простите. Наверно, не смогу сейчас говорить по телефону. Я напишу лучше. Я очень быстро печатаю, – поясняет мама Насти, как будто извиняясь.

Она стала быстро-быстро строчить и посылать мне кусочками свою невеселую историю. Я читал короткие отрывистые сообщения и чувствовал, как тяжело, страшно, тоскливо этой незнакомой женщине. Как наболело у нее, как нужно с кем-то поделиться, пусть с посторонним человеком. И понимал, почему ей легче печатать слова, чем произносить: она рыдает там, по ту сторону монитора. У нее буквы-то плывут в глазах, постоянно попадает не в те клавиши…

– Это я виновата в том, что случилось с Настенькой. Когда ей было девять лет, ее сбила машина. Переломов не было, мы думали, всё обошлось. Но у дочки оказался травмирован позвоночник, она ходила все перекошенная от боли в спине. А Настя занималась танцами очень серьезно, и их группе предстояло ехать на международный конкурс в Питер. Мы так ждали этой поездки, этот конкурс был так важен… В общем, знакомые врачи посоветовали сделать ей укол в позвонок. Прямо в кость делали укол. И, очевидно, во время процедуры занесли инфекцию. У Насти развился остеомиелит. Боли были жуткие, не помогали обезболивающие никакие. Она сознание теряла от боли. Сколько ей перекололи антибиотиков – уму непостижимо. И произошло невероятное: остеомиелит удалось победить…



Но очаг инфекции остался, причем рядом со спинным мозгом. Его необходимо было удалять. Операций таких у нас делают мало. Полгода мы не могли попасть в список на очередь. Я все кабинеты оббегала. Однажды у меня был срыв: позвонила в полицию и сказала, что заложила в больнице бомбу и взорву клинику, если вопрос не решится. Меня чуть с работы не выгнали, но Настю направили на операцию.

Делали операцию в Питере. Неудачно. Очаг инфекции не удалось полностью вырезать. Но самое страшное нам предстояло узнать потом. Когда Настя вышла из наркоза, оказалось, что у нее парализована нижняя половина тела. Нервы перерезали, по-видимому. Какие-то глубинные рефлексы сохранились, немного чувствовала она прикосновение, но ноги не двигались совершенно.

Я ушла с работы. Возила дочку в инвалидной коляске по всем врачам, больницам. Никто не знал, что делать. А мой будущий муж, который нас наблюдал, сказал: «Девочка, ты будешь ходить, я уверен. Постоянно массажируй ножки. Смотри на большой пальчик ноги и мысленно медленно его сгибай и разгибай. Ты должна вспомнить это движение». Она целыми днями смотрела на пальцы. И однажды шевельнула большим пальчиком на правой ноге. Я была на кухне в тот момент. Вдруг слышу крик истошный: «Мама!!!» У меня сердце оборвалось, думала, что-то случилось страшное, бросилась в ее комнату. А это – от радости, оказывается.



Скоро зашевелились пальчики на обеих ногах. Потом Настенька начала сидя катать по полу ступнями бутылочку. Часами, с утра до вечера. Но вставать ей было нельзя никак. Она сидеть-то не могла прямо. Однако Настя девочка упертая, в маму. Как потом выяснилось, она тайком от меня тренировалась вставать. Сюрприз мне хотела сделать. И сделала. Захожу раз в ее комнату – Настя стоит. А у меня ноги подкосились – я упала.

Но радовались мы рано. Настя встала, начала ходить с помощью костылей, потом без них. Она тренировалась как одержимая. Походит – потом от боли в спине губы до крови кусает. Она полагала, что со временем боли пройдут, позвоночник выпрямится, надо только работать. А боли становились все интенсивнее, не только спина, но и все суставы начали болеть. Оказалось, что инфекция, живущая в организме, убивает его. Расшатываются зубы, кости «плавятся», и от малейших нагрузок суставы интенсивно разрушаются. У Насти постоянно слабость, высокая температура, иногда ей становится настолько худо, что ее везем на «Скорой» в больницу. Однажды мы говорили с мужем, и он сказал, что проблема уже не только в том, что Настя не сможет ходить: если мы не сделаем повторную операцию, дочка просто умрет.

В этот раз за операцию не брались врачи совсем. Ни в Питере, ни в Москве. У нас просто нет в стране нужного оборудования. Операции такого уровня сложности делают в Германии, но это стоит даже не десятки, а сотни тысяч евро. Мы стали собирать денежки, за год набрали, назанимали тысяч 12. Кредиты не дают. Пытается муж через знакомых пробиться к какому-то светилу медицины в Москве, может, возьмется. А Насте все хуже. Вы знаете, почему она не спит ночами? От боли, просто не может уснуть. Каждый раз, когда ее увозят на «Скорой», я не знаю, вернется ли она.

К тому же выяснилось, что Настя слышала наш разговор. Мы говорили тихо, думали, она спит… Она стойкая очень, но у нее апатия наступила. Да ей еще и общаться не с кем. Ровесники давно про нее забыли. Учителя на дом ходят, но для нее учеба – только тягостная обязанность. И она смысла в ней не видит. Вбила себе в голову, что ей недолго осталась, никому она не интересна. Обреченность у нее появилась во взгляде, страшно ей. Как-то сказала мне: «Мам, вы вот не знаете, как операцию мне сделать, а я боюсь опять остаться без ног больше, чем умереть…» Ребенок ведь. А вот как Вы с ней начали общаться – Настя будто оживилась. Вы как-то на нее влияете что ли. Спасибо большое, что с ней разговариваете, поддерживаете контакт. Я вижу, как она в ночные часы с Вами в интернете болтает, улыбается порой, хихикает иногда. Делаю вид, что сплю.

Пауза.

– Простите, муж звонил. Вроде бы обошлось в этот раз. Капельницу сделали. Уснула она. Он с ней там посидит, если все нормально будет – приедут завтра… Извините, что Вам поплакалась. Я женщина крутая, перед близкими нюни не распускаю – не так поймут.

Хотелось сказать что-то утешающее, ободряющее, да не знал, что. Совсем другое сказал:

– Лена, Вы знаете, что Настя очень хочет в церковь попасть? Свозите ее.

Она ответила неожиданно для меня:

– Конечно, свозим! А Вы думаете, ей может стать лучше?

– Смотря как молиться будете. )))

– А как надо? Вообще что надо делать? Я очень далека от этого всего.

– Для начала встретьтесь с батюшкой, он все объяснит. Насте исповедаться надо бы, причаститься, соборовать ее нужно. Не получится в храм свозить – договоритесь, чтобы священник на дом пришел.

– Валерий, не обидитесь, спрошу? Я как-то слышала, одна бабушка другой говорила: соборуют – к смерти.

– Ну какой только ерунды люди не придумают! У апостола сказано: «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего и восставит…»

– Ну, исцелит-то вряд ли. Но, может, у нее на душе станет легче.



Со следующего дня объяснил своим домашним ситуацию, и мы молились за Анастасию каждый вечер всей семьей: вставали перед иконами сам, жена, дочка и сын, и я читал вслух «Владыко Вседержителю, Святый Царю…»

А у Насти во «ВКонтакте» скоро появилось два новых друга: мои дети.

***

– Дядь Валера, привет! Давно не видамшись. Что, смотрю, выболтала тебе мамочка про меня все секреты? Ну я ей задам!

– Настя, не гони пургу. И про маму так не надо говорить!

– Выписали меня. Сижу вот, вашу переписку читаю. Мамочка ж в компьютере мало смыслит, хоть учителей и заставляют по работе. Я ей постоянно всё разыскиваю для школы. Страничку во «ВКонтакте» не может завести, через мою ей коллеги файлы высылают. Она даже не догадалась убрать разговор.

– Что-то ты сегодня сердитая, юная леди…

– Да так.

Пауза.

– А чему я радоваться должна? Ты знаешь, каково это – чувствовать себя инвалидом? Думаешь, приятно, когда тебя считают за калеку? Если б ты всё знал с самого начала – ты бы стал со мной разговаривать как с равной? Или вот если бы твой Сережа полюбил девушку больную, которая никогда не выздоровеет, – ты бы разрешил ему с ней дружить? Или жениться на ней?

– Настя, ты, оказывается, еще и на головку болящая. Во-первых, у нас не крепостное право. Во-вторых, я бы им только гордился. Сынуля у меня настоящий мужик, хочет в военное поступать. Здоровенный парень, он и на руках любимую носить может.

– Впрочем, дядь Валера, всё к лучшему! Свершилось маленькое чудо с твоей подачи: мамочка меня повезет в храм в воскресенье, уже с настоятелем договорилась. Батюшка велел попоститься, но, как болящей, рыбу есть разрешил. Мама и рада стараться, наварила ухи. Терпеть не могу рыбу!

Настя, Настя… Не буду тебе ничего говорить, но что чувствует человек, ставший инвалидом, я знаю…

***

– Дядя Валера, привет! А я на службе была!!! Исповедалась, причастилась. Соборовал меня батюшка. Мамулечка изрыдалась вся! Сильная женщина, называется. Лицо ладошками закрыла и плачет в три ручья. У папы тоже, смотрю, глаза на мокром месте.

– А у тебя?

– Обо мне летопись умалчивает. Дядя Валера, а ты знаешь, как мне сейчас спокойно стало!

Я теперь ничего не боюсь. Сделают операцию, не сделают – всё Бог видит, всё у Него под контролем

Ничего я не боюсь. Сделают операцию, не сделают – всё Бог видит, всё знает, всё у Него под контролем. Даже боль уже не такая: болит не меньше, а как-то не так утомительно. =)))

***

– Дядя Валера, ты не представляешь! Я, оказывается, потомственная дворянка! Удивлен?

– Нисколько. Я сам – барон. Мое полное имя Карл Фридрих Иероним…

– …фон Мюнхгаузен. А я не шучу, реально! У прабабушки моего папы родного была сестра. Ее семья после революции эмигрировала во Францию, потом еще в нескольких странах жили они. Сестра прабабушки осела в Швейцарии, выросла, вышла замуж, родила девочку. Девочка эта сейчас сама старушка, ей уже за 80 давно. У нее нет своих детей, и родни никакой не осталось. Она решила родственников поискать в России – и выяснилось, что мой папа был ее родственником, а значит, я сейчас – ее единственная родственница. И эта бабулька мне прислала письмо на электронную почту!

– Настя! Ну откуда бабушка могла бы узнать твою электронную почту? Ты веришь, что 80-летняя бабулька строчит письма на компьютере? Мне в неделю по десять штук писем таких приходит. То у меня богатый дядя в Америке умер, то выясняется, что я потомок какого-то герцога и на меня составлено завещание. Надо только оплатить какой-нибудь пустячный сбор тысяч в 20, чтобы вступить в права наследования. В спам сразу отправляю, не читая.

– Нет, такие письма мне тоже приходят. Но это – правда всё. Она нам прислала фотографии свои, своего дома. Особнячок – мама, не горюй! Сейчас пришлю фотки. Это вот она, Татьяна Львовна. А как тебе ее шале? Потом звонила, мы с ней по телефону разговаривали. По-русски говорит отлично, произношение только немного странное и фразы строит непривычно. Она нас в гости всей семьей пригласила. Ну, мы, по понятным тебе причинам, сказали, что нет такой возможности. Родители ее к нам пригласили в свою очередь. И она согласилась! Ждем на той неделе. Из Цюриха бабушка вылетит в Москву, оттуда в Вологду, а там ее папа встретит на машине. Посоветуй, что надевают, когда дворяне в гости приходят.

– Настя, будь проще: надень сарафан и кокошник, вышитый под Гжель.

С тех пор я в шутку обращался к ней: графиня, баронесса, герцогиня. Настю это смешило.

***

– Дядя Валера! Мне будут делать операцию в Кельне. Татьяна Львовна всё устроила. Она продала свой дом государству, заключила договор и ушла жить в социальное жилье. И взяла обязательство оплатить все расходы на лечение. Уже вызов пришел. Мама с папой просто в трансе. Смотри, фотку шлю. Вот тут Татьяна Львовна сейчас живет. Их социальное жилье – это не дом престарелых. Это вот такой двухэтажный особняк на две квартиры. К ней каждый день приходит социальная домработница, готовит еду, уборку делает.

Ничего себе новости… Дивны дела Твоя, Господи! Прости мне маловерие мое.

***

– Дядя Валера, привет! Из больницы пишу. Мама со мной. Если бы ты видел, какая здесь больница, какие тут условия, какая аппаратура. Расскажу потом. Все, я решила: стану врачом! Тут на лечении еще один мальчик из России, армянин Саша, у него ноутбук есть. Он разрешил мне войти в сеть, но на пять минут всего: вон, на часы смотрит. Строчу просто, чтобы сказать, что меня обследовала куча врачей, операция назначена на послезавтра. Гарантии успеха полной нет, врачи говорят, шансов у меня половина на половину. Но сердце подсказывает, 99% где-то вероятности, что все будет хорошо. Пока!

Господи, помоги ей. Благослови врачей, укрепи их руки. Помилуй ее, Боже, по велицей милости Твоей.

***

События развивались просто стремительно. От дня, когда Настя побывала в храме, до операции прошло, наверное, не больше пары месяцев! Того, кто посмеет утверждать, что это стечение обстоятельств, я буду считать просто за клинического идиота, извините за французский…



Операция прошла успешно. Настеньке не только удалили источник инфекции, но и заменили позвонок. Через месяц по приезде домой она стала ходить на костылях, а на следующий год пошла в обычную школу. Мы с ней еще долго переписывались. Она рассказывала, как ее приняли в классе, с кем подружилась, куда ходили. Но только по мере выздоровления по ночам Насте в интернете уже сидеть не разрешали. И мы переписывались все реже. Иногда захожу посмотреть фотки на ее страничке. Красавица. Вижу, мечты о путешествиях сбываются: в Вене она была, в Риме, в горах. Есть снимки, где она стоит на одной ножке. Есть – в туфельках на каблучках!

Последний раз я послал ей открытку на день рождения с припиской: «Привет, баронесса!»

– Настя, как у тебя дела, как сложилось с поступлением? Мой Сергей поступил, естественно, в педагогический, поскольку артиллерийское училище, говорят, закроют. Вырос он крепеньким парнем, ростом метр девяносто. Штангу в 140 лежа двигает. Ты как, солнышко???

– Это не Настенька, ее мама. Вот, смотрю рецепты закруток на зиму в сообществе Настином кулинарном. Надо учить студентку, готовлю провизию. Настя тоже поступила в педагогический университет, на иняз. На бюджет. Документы отдавала много куда и прошла в несколько вузов, но мы оставили в педе – рядом с домом. В Питер не отпустили. Может, и зря, но лучше поближе: нам так спокойнее. Ее сейчас нет дома, завтра приедет. Со здоровьем нормально у нее всё. Физкультуру, конечно, не посещала, а в остальном – как у всех. И в походы ходила с классом, и на выпускном танцевала.

Рада за Вашего Сергея. Хорошие у нас дети.

Золотые!

Богом поцелованные.

Валерий Серяков

3 апреля 2020 г.
https://pravoslavie.ru/129577.html