ЗАСТОЛЬНАЯ БЕСЕДА

Честно говоря, задавать вопрос было стыдно... В голове навязчиво крутились строчки из поэта-трибуна: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха».... Нда..., ну ладно, с отцом, вроде, все в порядке, а вот с крохой... Ну, какая же я кроха? Вес под сто килограмм, стрижка под ежика , седина, вид грозный, не подходи. Любой сразу узнает нового русского. И зачем я пришел к старцу? Вернее, чем он так притягивает? Совсем непрезентабелен. Росточка маленького, сильные залысины, борода до пупа, вечно в потертой рясе, двигается по-старчески неуверенно, по-старчески грузноват, но голос звонкий, молодой и сильный. Что-то такое особенное в нем есть. Рядом с ним можно быть спокойным, не ждать нападения, подвоха. Все просто и по-домашнему уютно. Как маленькая безопасная гавань. И всегда он такой, всегда на месте со своей радостью внутренней. Со своим покоем неподвижным и лаской, со своей улыбкой.

– Дитятко, съешь конфетку... – морщинистая рука тянется через стол. Происходит что-то непонятное. Вместе с этой конфеткой в душу движется, наступает волна ласки и тепла. Сердце тает, как ледяная глыба, звук и трепет весенних ручейков в замерзшей душе. Слезы прыснули из глаз так неожиданно и пугающе. Что со мной? Я тянусь навстречу, движение сердечное – простое и восторженное – целую старческую руку, принимая эту конфетку с трепетом, как великий дар. И нет никакого смущения, нет стыда. Ясность, радость , покой... Ощущение вечности.

Старец разливает чай сам, сам приносит все с кухоньки, сам раскладывает по тарелкам лакомство, которого у него дома всегда с избытком. Зная это его обыкновение, не противоречу. Все равно не даст помогать и не отпустит, пока не накормит.

– Ну, что у тебя? – Вопрос задан в лоб и смысл понятен нам обоим: зачем приехал? Не обидно: знаю и эту его привычку – всегда просто и о главном, чтобы за суетой в застольной беседе не упустить сути. Знаю, если задам правильный вопрос, то получу и нужный совет и поучение, что практически в жизни можно применять будет. Главное – спросить нужное, иначе и не обратит внимание, и оставит без ответа. Действительно, каков вопрос – таков и ответ. На глупость просто промолчит.
Вздохнул я... Ну, кроха – значит, кроха. Что тут, в конце концов, обидного?
–Так это, отче.... запутался я ... не могу отличить добра от зла. Вроде, ведь всегда хочешь как лучше, а эвона как выходит...
Глаза старца блеснули насмешливой лукавинкой, на лице – вспыхнула улыбка, да так ярко....
– Эко ты чего захотел, видать, взрослеешь, раз такие вопросики тебе в бошечку залетать стали. Ты многого от меня хочешь, я и сам не вем.
– Как же так, ведь вы давно на свете живете, каждое движение души вам известно, я-то знаю: сколько лет рядышком.
– Ну уж и все? Человек – загадка, причем, величайшая. А добро... оно-то не у нас, а у Бога. Что для Него хорошо и мило, то и добро есть. Он-то точно это знает, а что знаем мы, так это догадки одни, гадания наши. Вот и ошибок столько. У каждого свое «добро» на земле для себя, личное, а на Небесах одно добро для всех . Ищи Бога, а добро Его само найдется. Ты хочешь все и сразу. Не спеши, научись терпеть и перед волей Божий главу преклонять. А что нужно для тебя тут, так то в заповедях Божиих, в Евангелии прописано. Следовать им – добро очевидное. Это мы знаем точно, а все, что свыше того, то от лукавого. Голос старца был мягкий, убаюкивающий, нежный. Слова его не встречали никакого противодействия в душе, но вопрос очевидный так и просился.
– Отче, но есть вещи, события, которые мы даже на бытовом уровне можем причислить к добру или злу и не ошибиться. А факт остается фактом. Событие доброе, а последствия злы.
– Смотри, как мы лукавы. Мы уже с тобой определили, что для Бога есть добро, а что – зло. Почему так? Неужели ты думаешь, что Господь должен думать и чувствовать, как ты, исходить из твоего личного понимания добра и зла? Не диктуешь ли ты Творцу «правила игры», не хочешь ли сделать Его золотой рыбкой, что будет у тебя служить на посылках? Ты хочешь подчинить бесконечного Бога, умалив Его до себя? Не кажется ли тебе, чадо, что твои претензии просто смешны? – Старец ласково улыбнулся.

Я совсем сник и запутался в своей немощи. Старец же наоборот – светился радостью, силой, излучал покой. Я ему позавидовал... Очень захотелось стать похожим на него, а не мятущимся, самонадеянным, всегда немощным и глупо выглядящим со своими абсурдными амбициями ничтожеством. Старец, конечно, точно знал мои мысли и чувства. Мне стало совсем стыдно...
– Не горюй и не плачь, лучше переложи все свои заботы на Господа и живи просто и радостно. Где просто – там ангелов до ста, а где мудрено, там нет ничего, – эту фразу, я много раз от него слышал, но всегда радовался ей как в первый раз. – Я тебе случай один расскажу, как трудно нам промысел Божий видеть с нашим устроением несовершенным.

Давно дело было, во времена сталинские. Жил на земле батюшка с матушкой и с детишками. Где-то в России жил, в сельской местности. Жил-не тужил, молился, уповая на Бога, терпел поношения и властей, и народа безбожного. Всякое, наверное, бывало, и грех не обходил батюшку стороной, наверное. Но то, что он воин Христов был, так нет в том у меня никаких сомнений .

Как-то раз, по службе, в осенний день – холодный и дождливый – пошел он отпевать усопшего. Отпел, проводил до могилы. Темнеть стало. Не знаю, выпил он там с родственниками усопшего или просто заплутал на кладбище, возвращаясь домой, но дело кончилось тем, что, оставшись в одиночестве, упал наш батюшка в свежевырытую могилу. И так там и остался до утра: потому как выбраться сам не смог из-за глубины могильной, а ночью на чью-либо помощь рассчитывать не приходилось.

Ночь была морозная, дождь сменил мокрый снег. Могила сырая, полная воды, а в ней – льдинки плавают. В каком состоянии духовном и физическом провел батюшка эту ночь, нетрудно себе представить, зная немощь общечеловеческую. Наверняка и уныние, и шатания душевные, и обида на Творца посещали его душу. А больше всего, наверное, обеспокоен он был раздумьями о своей семье, что осталась дома в неведении в ожидании мужа и отца.

Утром вытащили батюшку из могилы полуживого. Отправился он в таком жалком состоянии домой, предвкушая нелегкое объяснение с супругой. Робко постучал в свой дом. Дверь открылась, и, всплеснув руками, на шее у него повисла жена с восклицанием: "Слава Господу, что ты не ночевал дома. Тебя приходили арестовывать...."

В те времена аресты подчастую носили характер кампаний. И часто, когда кого-то не заставали дома, то на второе посещение куража уже и не хватало. А может, так промысел Божий являлся. Короче, избежал наш батюшка ареста и пережил то страшное время, и семью Господь сохранил...

Вот и мы часто, попав в такую "могилу", малодушествуем, страдая, даже иногда ропщем на Творца, не зная и не подозревая, от какого Он ужаса нас спасает, не понимая, что то, что мы событийно причисляем к обыкновенному злу, является добром, посланным нам от Бога, по Его любви к нам и милосердию.

Не ищи разницы на земле между добром и злом. Ищи Бога.

Старец замолчал, задумавшись о чем-то о своем. Я сидел тихо, боясь нарушить ход его мыслей и переживаний. Он встрепенулся неожиданно, как бы проснувшись:
– Ну, тебе ведь пора?
Я улыбнулся:
– Откуда Вы все знаете, отче?
Он сделал вид, что не заметил вопроса:
– Тяжело тебе... Знаю. Но ничего – выдюжишь. Голова у тебя крепкая.

Он провожал меня до самой калитки. Вышли на заметенную снегом тупиковую улочку, что вела ровно до его дома. Я сел в машину и дал задний ход. Развернуться было негде Старец стоял и махал рукой удалявшейся от него машине, временами как бы дирижируя – чуть правее, чуть левее, – когда я уж совсем терял ориентиры. Его трогательная родная одинокая фигура постепенно таяла в темноте и метущей поземке. Наконец-то я вырулил на освещенную дорогу, развернулся и дал полный газ. Машина мощным прыжком набрала скорость. Я возвращался, как из сказки в этот мир: мир чужой, холодный и жестокий, мир, полный звериных клыков, волчьих ям и предательских сетей. Я выстою, я обязательно выстою, чтобы со мной ни случилось, это точно. Потому что знаю дорогу, которой иду. И я не одинок.
Метки: проза

https://andrej-2006.livejournal.com/107387.html