Неизбывное (Часть 12)

Вообще, подводя итог и самого посещения Оптиной и общения с его изумительными обитателями: паломниками, трудниками, монахами и духовниками, общения с отцом Илием, я хочу сказать главное – это общение действительно переменило, преобразило жизнь и не только мою, но и всей моей семьи. Я приехал в Оптину буквально спасаясь от гибели: не только духовной и нравственной, но уже и физически грозящей нашей семье, как это и бывает часто, когда человек или семья, общество приходит на грань своего бытия, испытывает какие-то крайние, драматические обстоятельства с тем, чтобы осознать необходимость перемены. Вот я могу сказать, что эта перемена с нами произошла, и я за это безмерно благодарен Оптиной Пустыни и лично отцу Илию, которого с тех пор моя семья почитает своим духовным отцом. И здесь, как это не покажется странным, даже не столь важно как часто мы видимся с отцом Илием и как часто спрашиваем его совета, но важно уже само то, что он нас духовно родил. Я не буду вдаваться в подробности, но скажу только что тот кризис, который казался неразрешимым с точки зрения бытовых представлений и здравого смысла – этот кризис в нашей семье разрешился самым удивительным и непостижимым образом, и в нём так явственно чувствовалось живая, действенная любовь Бога, участие духовных людей и молитвенное предстательство отца Илия. И когда мне начинают рассказывать о том, что отец Илий на самом деле никакой не старец, а просто добрый смиренный монах… я молчу, потому что невозможно пересказать жизнь и поделиться неизгладимым опытом преображения, со всей очевидностью произошедшего по молитвам праведника. Я же глубоко убежден что та неимоверно сложная, мучительная и критическая ситуация, в которой четверть века назад оказалась вся моя семья – разрешилась благополучно и, главное, духовно – во многом благодаря молитвам и сострадательному сопереживанию отца Илия. За это ему до гробовой доски – глубокий поклон и благодарность от всех нас.

Что ещё вспоминается…

Помню как объявили нам о том, что надо покидать монастырь… Слухи об этом ходили заранее… говорилось, что предполагается реконструкция храма Льва Катанского на территории Скита, где располагалось паломническое общежитие, но, думаю, всё же причина была в другом, а именно в том, о чем я уже говорил – в том, что «паломническая братия» во первых разрослась непомерно, а во-вторых зажила какой-то своей «параллельной» и во многом неконтролируемой жизнью. Конечно, монастырское начальство захотело навести в этой сфере порядок. И вот, я помню, стал ходить по местам послушаний отец Антоний, которого тогда прочили в старцы и к которому, как правило направляли исповедоваться и на собеседование действительные старцы – отец Илий и отец Феодор. Отец Антоний просто появлялся в самый неожиданный момент и с такой удивительной тихой улыбкой, практически без слов и объяснений ходил и всматривался в лица. А потом, как я понял, он определял, может быть по совету с другими духовниками - кому оставаться, а кому уезжать. И вот настал день, когда нам объявили, что мы должны уезжать домой, в Крым. Нам – это мне и Павлу. Я помню, что мне и грустно было расставаться с Оптиной, но и радостно возвращаться в Крым, который я всегда любил, а теперь полюбил и какой-то особенной осознанной любовью, как место жизни и подвига многих поколений православных людей. Отправляли нас, к слову, очень достойно и даже с почетом – выдали в канцелярии деньги на дорогу, рекомендательные и доброжелательные письма к архиерею. Мы стали собираться и вот тут случилось неожиданное – отец Антоний сказал Максиму, что есть благословение ему остаться в Оптиной. Это была, конечно, великая честь, но Максим вдруг во что бы то ни стало захотел ехать с нами в Крым и стал упрашивать об этом отца Антония. В конце концов, тот согласился, благословил его в путь и подарил книжку «Иноческие поучения». К слову, эта книжка хранится где-то у меня, потому что во время всех своих крымских «мытарств» Максим, а затем уже монах и иеродиакон Мелетий оставил её у меня дома. Но это, как говорится, совсем другая история. А тогда… Тогда я, узнав об окончательном решении и о том, что буквально завтра нужно уезжать – пошел попрощаться с отцом Феодором, который действительно уже стал для меня как отец родной. И вот, помню, я зашел в братский корпус, довольно робко, не зная как найти батюшку. Помню лестницу, и на стене большой фотопортрет отца Амвросия. И вот – надо же прямо по лестнице спускается отец Феодор. Я помню, только успел сообщить ему, что нам благословили уже завтра уезжать в Крым и вдруг – неожиданно даже для самого себя с рыданиями рухнул к ногам отца Феодора и плакал, плакал, плакал без остановки о своём окаянстве, о неизреченном желании всегда пребывать с Господом, о благодарности Ему за встречу с такими удивительными людьми… Здесь было и прощание и любовь к Оптиной и благодарность и горькое раскаяние за свою греховную жизнь и желание святости, Бога… всё было в это плаче, а отец Феодор помню только стоял с каким-то смиренно-растерянным видом и всё повторял: «Ну что же я могу, что я могу…»

Уезжало нас несколько человек. Мы – «оптинская братия»: Паша, Максим и я. Ещё один паренек, к сожалению, не помню его имя. С ним мы как-то сдружились в последнее время пребывания в монастыре. Помню, что до Оптиной он был наркоманом и любителем тяжелого рока, а в общении очень неглупый и искренний человек. Помню его рассказ о событии, которое решающим образом повлияло на него в духовном отношении. Они укололись героином с каким-то приятелем, сидят, ловят «приход» и вдруг этот паренек – о котором я говорю, видит беса и этот бес ему говорит: хочешь я сейчас войду в твоего приятеля? - Войди, - говорит он, - в дерзком омрачении. И вот бес действительно вошел в приятеля и тот на глазах у этого паренька умер. Это так подействовало на него, что он оставил всё и поехал в Оптину. И вот, помню, перед отправкой кто-то из опытных духовников, может быть даже и сам отец Илий сказал ему: «Хочешь спастись – езжай на Соловки. Иначе погибнешь». И вот он послушался, действительно собрался ехать на Соловки. Что с ним стало дальше – не знаю. Ещё с нами ехала такая толстая и глуповатая, но добрая и простая деваха. Я говорю это вовсе не желая её обидеть или как-то унизить. Потому что - вот ведь в чем дело – можно и простухой быть и глупой и толстой и при том жить по-божески. Вот такую жизнь этой бабоньке молодой и посоветовали духовники, а куда именно она ехала я уж и не помню.

Самые последние мои оптинские воспоминания – это сыроватый и темный вечер 12 января, грузовичок бортовой, прогревающий двигатель и готовящийся нас отвезти на станцию в Козельск. И я в минутном раздумье – желании побежать попрощаться с отцом Ферапонтом… Но что-то не хватило решимости, как-то подумалось… да ладно, кто я ему… может быть увидимся ещё. С Богом…

Больше я его уже на этом свете не видел. Дай-то бог встретиться в Царствие Божием, в Духе Святом. Дай-то Бог!..

- - -

P.S. Когда я вспоминаю события той, «первой» встречи с Оптиной, вспоминаю заброшенность, полный хозяйственный и бытовой развал, доставшийся монахам и трудникам, вспоминаю и сверяю с тем, что вижу сейчас – я понимаю что произошло самое настоящее чудо, возвращения из небытия к жизни, от развала к возрождению, от уродства к красоте. А ещё – взирая на благолепие и строй современной монашеской жизни в Оптиной, да и во многих других монастырях – я понимаю что это в своем роде образчик того, какой может быть жизнь нашего Отечества в целом, если мы в основании её положим веру, любовь к Богу и друг ко другу, послушание с трудолюбием и терпение… Ведь та красота и благолепие, как внешнее, так и внутреннее, которыми сияют сегодня многие монастыри – не отменяют и повседневные какие-то трудности, нестроения, которые неизбежны в любом человеческом обществе. Но вот, оказывается, как с верою можно все эти трудности преодолевать и какого благолепия жизни можно добиваться с помощью Божией. Только бы мы сами возвращались сознательно и последовательно к началам христианской жизни!
https://gnoris.livejournal.com/tag/%D0%9E%D0%BF%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0%20%D0%9F%D1%83%D1%81%D1%82%D1%8B%D0%BD%D1%8C

воспоминания, дневник ЖЖ, протоиерей Дмитрий Шишкин