Глава шестая, в которой ёжик решает быть судьёй и пишет всем правила

Через некоторое время после окончания больших гонок с урчанием ёжик Иголкин заскучал. Отчего? Оттого, что ему очень захотелось снова быть судьёй. А поскольку соревнований у озера не предвиделось, то и оказалось, что желание его осуществиться не может.

Вот и начал Иголкин скучать из-за этого, пока вдруг не вспомнил, что ему кто-то когда-то где-то рассказывал о том, как в суде судят разные споры. Только в этом деле очень важно, чтобы у судьи была судейская мантия.

«А что? — подумал Иголкин. — Споры судить даже интереснее! Да ещё в мантии! А главное всегда при деле будешь. Споров-то — вон сколько!»

Раз уж мантия так необходима судье, значит, с неё и надо начать осуществлять свою мечту.

Для этого ёжик взял и перекроил свою полосатую судейскую рубашку, в которой он судил гонки с урчанием: получилась прекрасная мантия. Только не чёрная, как у всех судей, а полосатая.




Ну и что? Ведь он и должен одних оправдывать, а других осуждать. Белыми полосками он будет оправдывать, а чёрными — осуждать. Всё вроде складывалось!

Иголкин с нетерпением надел её, сел за письменный стол и неожиданно обнаружил: он совсем не знает, а что ему дальше делать? Ну, мантию обязательно носить — это понятно. Быть строгим — это тоже понятно. Хотя как сказать: если, например, придут два твоих друга судиться — как быть строгим?

Ежик начал сомневаться в себе.

На соревнованиях всё было легко. А вот как судить, если вместо соревнований будет спор, он ещё не разобрался.

— Буду думать, пока не придумаю, — твёрдо решил Иголкин и просидел в размышлениях целый вечер до самого сна.

Поскольку и перед сном ничего ясней не стало, пришлось ему понадеяться на то, что утро вечера мудренее, и отправиться спать…

Утром, едва проснувшись, он надел свою полосатую мантию и снова пошёл к письменному столу. И тут случилось невероятное — ёжик, наконец, понял, что делать: он будет писать правила, которые после суда все должны будут выполнять. Вот и всё!

Иголкин, не откладывая, взял ручку и собрался для тренировки попробовать написать какое-нибудь правило. Но теперь оказалось, что он не знал, как писать правила.

Опять получалось, что ничего не получалось.

Ёжик вздохнул и решил, что пока самое время заняться одной очень важной табличкой.

Когда всё было готово, он старательно прикрепил её на свою дверь. Затем отошёл в сторону и, уперев лапки в бока, посмотрел на табличку издалека — «Судья ёжик Иголкин».

Выглядело очень серьезно, и, кроме того, теперь он стал официальным лицом с табличкой.

Довольный своей работой, ёжик направился к письменному столу.

Только он сел и стал размышлять о правилах, как в дверь неожиданно постучали!

— Кто там? — спросил Иголкин.

— Судья ёжик Иголкин здесь живет? — ответили из-за двери.

— Здесь. А что?

— Я к нему на приём.

Иголкин сначала даже растерялся, не зная, как ему поступить, но в конце концов ответил:

— Я Вас приму, — и открыл дверь.

За дверью его ждала жирафик Максика.

Немного постояв в нерешительности, он всё же пригласил её в дом.

Максика посмотрела на домик ёжика, потом — на себя, как бы со стороны. После чего, сравнив свой рост с размерами домика, попросила лучше принять её рядом с ним, а не внутри.

Ёжик тут же согласился, так как сообразил, что если Максика зайдёт в дом, то её голова, наверное, высунется из трубы, и разговаривать им будет совсем неудобно.

— Уважаемый судья Иголкин! Я проходила мимо, увидела официальную табличку и решила спросить — не могли бы Вы принять меня на летнюю практику в качестве Вашего секретаря?

— В качестве моего секретаря? — удивился Иголкин.

На самом деле он оказался в затруднительном положении, так как не знал — а зачем ему секретарь?

Максика тем временем стала объяснять, что она умеет читать и писать.

— Может быть, секретарь будет это делать за судью? — спросила она с надеждой.

Иголкин опять не знал — как быть? Если читать и писать за него будет секретарь, то он-то что будет делать?

Ну вот! Не успел начать приём, а вопросов накопилось на целый рабочий день! И Иголкин опять засомневался в себе.

— У судьи обязательно должен быть секретарь, — старательно убеждала его Максика.

Наконец ёжик согласился:

— А где же секретарь будет сидеть? — задумался он, вопросительно посмотрев сначала на трубу своего домика, а затем на Максику.

— Я могу сидеть рядом с крыльцом, — скромно предложила она.

— А где же прикрепить табличку «секретарь»? — спросил Иголкин. — Ведь кабинета с дверью для таблички нет?

— Может быть, её повесить прямо на меня? Зато сразу будет понятно, у кого записываться на приём.

— Да, так, пожалуй, будет хорошо. И по правилам — с табличкой. Посетитель будет обращаться к секретарю, а секретарь будет звонить мне в дверь, чтобы я принял, — согласился Иголкин и потёр от удовольствия ладошки — вроде и не сложно быть судьёй!

Пока ёжик рисовал у себя в кабинете табличку для Максики, за окном раздался оглушительный рёв, похожий на рёв гоночных моторов.

Иголкин обеспокоенно высунулся в окно, чтобы посмотреть, что происходит на улице?

— Да это Гоша с Быкой носятся по улицам, тренируются. Они же решили стать гонщиками после школы, — пояснила ему Максика.

— Ага! Ну что же, секретарь, берите бумагу и ручку, чтобы записать правило, — сказал судья. — Итак. Правило для жирафика Гоши и бычка Быки:

«Гонять, как гоночные машины, по улице больше не разрешается. Надо добиваться спортивных успехов, не пугая окружающих своим поведением, а используя для этого лесные дорожки. Судья ежик Иголкин».

Ёжик, строго сдвинув брови, попросил секретаря передать составленное правило нарушителям тишины и скоростного режима.

Максика, выполняя поручение судьи, отнесла конверт Гоше и Быке, которые долго не могли понять — от кого он?

Все прояснилось, когда внутри конверта они обнаружили письмо с каким-то правилом, а в конце его увидели подпись: «Судья ёжик Иголкин».

Друзья, надеясь, что это правило для новых соревнований, сначала обрадовались, но дочитав письмо до конца, стали возмущаться: правило предназначалось не для соревнований, а именно для них. Мало того — его надо было не только прочитать, но ещё и выполнять. Е-е-сть разница!

— Где же нам тренироваться?

— Да, му-у, где? — поддакнул другу Быка.

— Давай Иголкину ответ писать. Пусть своё правило отменяет до того времени, как мы школу закончим, — предложил Гоша.

Написав ответ, друзья передали его Максике и с нетерпением стали ждать, что будет дальше.

Через некоторое время ответ пришёл, вернее, пришла Максика с ответом. Она сообщила, что сам судья правило теперь отменить не может, а им надо обращаться в вышестоящую инстанцию. Как «вышестоящая инстанция», судья Иголкин принимает по пятницам.

— А что такое «вышестоящая инстанция»? — спросил Быка Гошу, когда Максика отошла в сторону.

— Не знаю. Может быть, это когда один ёжик стоит на голове у другого? — предположил Гоша.

— Да, му-у, так и есть, — подтвердил Быка.

Друзья решили пожаловаться на Иголкина в эту самую инстанцию. Для этого им пришлось записаться у Максики на приём к «вышестоящему» Иголкину.

В пятницу утром, едва дождавшись назначенного времени, они примчались к дому судьи.

У дверей дома по обыкновению сидела секретарь с табличкой на груди и следила за очередью. К их счастью, пока секретарю не за кем было следить, так как они пришли первыми.

— Простите, Вы по какому вопросу к судье? — спросила Максика.

— Мы хотим отменить правило, которое не разрешает бегать по улицам, как гоночные машины, — ответили друзья.

— Хорошо. Я спрошу у судьи, — ответила Максика как секретарь. А потом не выдержала и добавила, но уже как девчонка: — Думаю, что он правило не отменит! Вот!

— Это, му-у, почему? — «загудел» возмущенно Быка.

— Да потому, что гонять по улицам и пугать окружающих — это не очень хорошо, по-моему.

— Мы же днем тренируемся, а не ночью, когда все спят. Имеем право!

— Днем тоже надо учитывать, что другие думают об этом, даже если имеешь право.

Закончив пререкаться с «гонщиками», Максика позвонила в дверь и стала ждать ответа, специально не оглядываясь на Гошу и Быку, так как была с ними совсем не согласна.

Через некоторое время дверь распахнулась, и все увидели на пороге судью Иголкина в его полосатой мантии.

Гоша и Быка очень внимательно посмотрели на судью, затем друг на друга и снова на судью. Дело в том, что Иголкин ни у кого на голове не стоял, и из-за этого друзьям было непонятно — вышестоящая ли он сейчас инстанция?

— Вы по какому вопросу? — спросил Иголкин, не обратив никакого внимания на недоумение посетителей.

— Иголкин, мы пришли жаловаться на тебя в «вышестоящую инстанцию».

— Жалуйтесь, сегодня же пятница. Но, если вы хотите отменить правило, то это сделать невозможно. Гонять и шуметь на улице, как на гонках, нельзя. Вы мешаете окружающим.

— Как же нам тогда готовиться, чтобы после школы стать настоящими гонщиками?

— Вам надо выбрать в лесу дорожку и огородить её флажками. Там и можете готовиться, раз уж вы решили стать гонщиками.

Гоша и Быка, выслушав «вышестоящую инстанцию», побрели домой. По пути они стали пинать какую-то банку и обсуждать предложение Иголкина.

С одной стороны, им можно было вовсе не слушать его. «Бздзинь!» — пнул банку Гоша.

Подумаешь, судья тут выискался! «Бздзинь!» — пнул банку Быка.

С другой стороны, если у них будет своя настоящая гоночная трасса и никто не будет с ними постоянно ругаться из-за их тренировок, то это тоже совсем не плохо!

Подумав хорошенько, они решили, что лучше всё-таки послушаться Иголкина…

А у самого судьи в это время как раз начиналась горячая пора, потому что известие о нём быстро разлетелось по всем окрестностям вокруг озера.

Пока судьи не было, разбирать споры было некому. А теперь, раз судья есть, можно и пожаловаться. Например, на то, что служащие на ферме коровы, приходя на водопой, громко мычат и топают по воде ногами, мешая рыбкам, живущим неподалеку.

Судья Иголкин покрутил эту жалобу в лапках, поразмышлял, а потом попросил секретаря записать правило для фермерских коров.

Этим правилом им запрещалось, приходя на озеро, купаться и топать ногами у домов рыбок. Необходимо это делать в другом месте, а где оно будет — обсудить с рыбками. Кроме того, вода от такого купания становится мутной, и эту воду пить нельзя! Воду надо черпать в бидоны и раздавать её на ферме, чтобы всё было чисто!

Подписав правило, судья отдал его секретарю для отправки руководителю стада.

Максика отнесла правило на ферму и передала его папе Быки, который был там крупным начальником.

Быкин папа, прочитав письмо, очень сильно рассердился и решил немедленно разобраться с этим правилом.

Прибежав к дому Иголкина, он оказался у запертой двери. Судья без секретаря никого не принимал, а секретарь Максика ещё только шла с фермы на своё рабочее место, где уже шумел и сильно топал ногами Быкин папа.

— Пожалуйста, скажите, по какому вопросу вы пришли к судье? — спокойно спросила Максика, когда наконец вернулась на своё рабочее место.

— Что за му-у? По вопросу этого правила, конечно! Ну, му и му! — сердито ответил Быкин папа.

Через некоторое время после того, как Максика всё рассказала Иголкину, он, облачённый в свою полосатую мантию, появился в дверях.

Быкин папа, увидев Иголкина в мантии, то есть, как официальное лицо, вдруг успокоился и перестал шуметь — мало ли что?

— Итак, Вы внимательно прочитали правило? — строго спросил Иголкин.

— Что тут читать? Где мне стадо поить? А Вы тут тюти-мути разводить собираетесь! — опять «закипел» от негодования Быкин папа.

— Можно это делать культурно. А мешать рыбам не надо!

— Мне надо, чтобы молоко у детей было. А для этого коровы должны быть и сыты, и напоены. Иначе они не согласны молоко давать, — возмущался руководитель.

— А Вы подумайте получше — как коровам чистую воду пить и заодно рыбам не мешать. Нетрудное правило, на самом деле, — стоял на своем судья Иголкин.

Папа Быки возмущенно запрыгал с передних копыт на задние, с задних на передние, да так, что даже земля затряслась.

Судья Иголкин, посмотрев на такое поведение, взял и придумал ещё одно правило — для руководителей.

Руководитель, по мнению судьи, не должен топать ногами и мычать, как труба на большом теплоходе, даже если он с чем-то не согласен.

Иголкин тут же попросил секретаря Максику написать правило на бумаге и немедленно вручить его Быкиному папе.

Быкин папа, прочитав новое правило, почему-то перестал трясти землю своими прыжками и, взяв бумагу, уже с двумя правилами пошёл к себе на ферму…

Каким бы странным это ни показалось, но через некоторое время судья получил с фермы письмо, в котором руководство обещало всегда набирать воду в бидоны и уже на ферме разливать коровам.

В результате коровы начали пить чистую озерную воду, чему очень обрадовались, а заодно стали давать больше молока.

Этому, в свою очередь, обрадовался Быкин папа. На радостях он решил обязательно выполнять правило для руководителей и перестал, возмущаясь, мычать, как труба на большом теплоходе.

Когда секретарь прочитала письмо с фермы, Иголкин решил в этот день закончить прием и стал уже снимать мантию.

Вдруг из-за поворота появился муравей Мурашка, а за ним вытянулась огромная цепочка из его родственников!

Столько посетителей в конце рабочего дня судья Иголкин никак не ожидал! Пришлось мантию не снимать и снова заняться судебными делами.

— Вы по какому вопросу? — стала уточнять у муравьев Максика.

— Мы по вопросу раздела муравейника! — ответил за всех Мурашка.

За ним послышался одобрительный гул всех его родственников:

— Да-да, по вопросу раздела.

— Как это можно муравейник разделить? — спросила, удивившись, Максика.

— Мы хотим жить каждый в отдельном муравейнике. Как все.

— Хорошо. Я передам судье Вашу просьбу. Придется подождать, пока он придумает для Вас какое-нибудь подходящее правило.

— Да-да. Мы будем ждать, — ответили муравьи и стали не спеша располагаться у дома Иголкина.

Через некоторое время Иголкин вышел и спросил у муравьёв:

— А зачем вам такой большой дом разменивать на тысячу маленьких домиков? Тем более что вы уже столько лет живёте большой и дружной семьей?

— Все живут в отдельных домах, а мы до сих пор от тесноты друг по другу ходим.

— Ходить друг по другу или нет — от вас зависит, от культуры вашей. Это везде так — кто-то выполняет общие правила, а кто-то про них слышать не хочет. Надо книжки читать. Там написано, как можно вести себя, чтобы другим не мешать.

— Нам некогда: мы много работаем.

— Если только работать и ничего больше не хотеть знать, то и будете ходить по головам друг друга. А судиться-то зачем вам?

— Чтобы присудить, кому в какую очередь новый отдельный дом строить после того, как всё разделим!

— Так вы и стройте каждый сам себе дом! Зачем вам очередь?

— Нет. Мы будем строить друг другу. Мы так привыкли.

— Построить тысячу муравейников! Что же с вами делать? Пойду опять думать, — сказал ёжик и ушел в дом.

Максика заботливо предложила посетителям сделать заказ в ресторане быстрого питания с доставкой по адресу.




Они согласились и пока судья Иголкин думал, ресторан быстрого питания высылал заказы по адресу.

В доставке работали тоже муравьи, но только из другого муравейника. В форменной одежде они выглядели очень модно и современно, а обслуживали быстро и вежливо.

Муравьи из доставки спросили муравьёв, ожидавших решения своего жилищного вопроса, о причине их спора:

— А зачем вы к судье-то обратились?

— Муравейник делим.

— Вот это да! Для чего?

— Тесно. По головам друг другу ходим.

— Вы что, книжки не читаете? А где же ваша культура? Надо уступать дорогу друг другу! Это же так просто!

— Нам некогда книжки читать. Мы работаем.

— Так и мы работаем, а книжки после работы читаем. Там и муравейник посоветовали расширить и, где работу найти для всех, подсказали. Теперь у нас и места много, и работа хорошая есть!

— Эх! Может, и нам ничего делить не надо? — задумался Мурашка.

Потом он обхватил голову лапками и сказал:

— Ох! Как всё сложно!

За ним обхватили головы и все его родственники, повторив:

— Ох! Как всё сложно!

Не успели муравьи от своих голов убрать лапки, как в дверях появился судья Иголкин и стал диктовать секретарю Максике правило для маленьких муравьёв.

Правило гласило, что муравьям ни в коем случае нельзя ссориться друг с другом, даже если тесно. А, наоборот, держаться крепко друг за друга, учиться быть культурными. Главное — это дружба между собой! Делиться друг с другом тем, что есть, можно, но лучше — ничего не делить.

Все обрадовались — как хорошо, что всё так мирно закончилось!

У Мурашки с его родственниками сразу улучшилось настроение — столько проблем с этим разделом! А вот, например, как потом в гости ходить — к кому когда, в какую очередь? Об этом-то они и не подумали! Поторопились, значит…

Когда последний муравей скрылся из вида, Иголкин, посмотрев им вслед, вздохнул и с грустью подумал: «Судьёй, конечно, хорошо быть: все тебя слушаются. Но это так тяжело. Ведь оказалось, что все о чем-то спорят, что-то делят. Трудно, что ли, самим решить, где надо бегать, почему нельзя топать ногами и почему лучше делиться, а не делить? Ведь невозможно на все случаи написать правила. Нет, мне, наверное, не справиться с этой работой…»

И хотя ежик обязанности судьи с себя всё же сложил, очень скоро, к его удивлению, выяснилось, что правила, установленные им, как судьёй, все почему-то так и продолжают выполнять: гонщики «гоняли» по размеченной трассе в лесу; коровы перестали мешать рыбам и пили чистую воду, давая при этом больше молока; руководители, даже крупные, не топали своими копытами и, возмущаясь, уже не мычали, как теплоходные трубы…