Лента за 26-03-2019

March 26th, 2019, 05:02 pm
Свято-Троицкий Белопесоцкий женский монастырь

Тот редкий случай, когда текст за женским авторством я прочёл от и до )

Здесь я тоже был )) в 93-м.

http://monasterium.ru/publikatsii/intervyu/2452-u-nas-mnogo-dobrykh-primerov/
Наша беседа с настоятельницей монастыря игуменией Агнией (Судариковой) началась с вопроса о том, как сейчас складывается жизнь обители и ее насельниц.


– Белопесоцкой обители уже больше пяти столетий. Два года назад у нас был юбилей – 515 лет, – в рамках празднования которого было совершено торжественное архиерейское богослужение, как и в другие праздничные дни.

Изначально монастырь был основан как мужской, женским он стал после восстановления здесь монашеской жизни в 1993 году. С тех пор уже немало произошло изменений, в силу разных причин менялись настоятельницы. Я здесь восьмой год, со мной одиннадцать сестер, из них треть пока на испытании.

В основном, наши сестры пожилые. В монастыре, где начиналась моя монашеская жизнь – Введенском Владычнем в Серпухове, – молодежи больше. Это и понятно: там известная обитель, икона «Неупиваемая чаша»… А здесь такой вот, может быть, не очень заметный монастырь, как его иногда называют, – «домашний». Тишина, спокойствие... Может быть, поэтому сюда тянутся люди постарше. Но я думаю, что Господь каждого приводит на свое место. И наши сестры совершают послушания в силу своих возможностей. Хотя есть у нас одна монахиня, ей 82 года, которая до сих пор сажает огороды, сама их обрабатывает. Смотришь на нее и думаешь о себе: «Ты ей во внучки годишься, а у тебя-то таких сил нет». Конечно же, это прежде всего духовная сила, и такие люди для нас пример.

Мы стараемся, чтобы в монастыре был единый дух, хотя поначалу очень непросто все складывалось. Когда я пришла сюда, здесь было всего две сестры, и, лишь спустя какое-то время, к нам стали приходить женщины из мира. Они совсем не знали, что такое монашество, и надо было многое начинать с азов. Из двух прежде бывших здесь сестер одна, ныне схимонахиня Руфина, помогала мне, но, в основном, приходилось все объяснять самой – в силу своего характера я не сторонница налагать епитимии. Хотя бывает, что это и необходимо, как лекарство.

Стараюсь быть примером. Порой человеку объективно трудно исполнить то, что от него требуется. Зимой у нас был ремонт в трапезной и, соответственно, появился беспорядок, от которого мы никак не могли избавиться. Пришлось мне на время взять на себя келарские послушания. Чему-то это, кажется, помогло. По крайней мере, я вижу, что сестры стараются… А где-то приходится и потерпеть. У каждой сестры ведь много послушаний: например, один человек и по электрике, и по хозяйству, и на клиросе, и просфоры печет… Уборка у нас разделена по участкам, каждый по графику убирает в течение дня. Мне бывает очень жалко сестер, потому что я вижу, как они трудятся, сколько сил для этого нужно. Но что поделать? Видимо, наш крест таков.

А еще у нас очень дружные прихожане. Они очень помогают нам, особенно в дни праздников. Есть у нас и свое подсобное хозяйство, держим коров, но там наемные рабочие, муж с женой трудятся. На кухне тоже работает профессиональный повар.

– Расскажите, как строится день в монастыре?

– Утром в половине седьмого служим полунощницу, потом сразу молебен пред чудотворной иконой Божией Матери «Утоли моя печали»: по будням простой, а в субботу – с водосвятием. Следом часы и Божественная литургия. В 10–10.30 трапеза. Затем все идут на послушания. Мы пытались ввести час отдыха с 13.00 до 14.00, но ничего не получается, дел очень много. Келейное правило сестры, в основном, читают вечером. С двух до трех у нас чай. Так как сестры пожилые и некоторым тяжело ходить, мы поставили на этаже в коридоре столик, туда из трапезной приносят продукты для чая. У всех сестер в кельях есть чайнички. После чая снова послушания. Вечером, в пять часов, – вечерня, утреня. После бывает панихида, если служба непраздничная. Потом ежедневный крестный ход по территории, в котором участвуют все, кто может ходить. После этого трапеза и еще какие-то работы – уборка, мытье посуды. Монашеское правило сестры читают в кельях. Неусыпаемой Псалтири у нас нет, но мы распределяем кафизмы, и Псалтирь за день вычитывается полностью. Есть сестры, которые только читают Псалтирь – по состоянию здоровья им трудно исполнять другие послушания. Также сестры на полунощнице вместе читают акафисты трем нашим чудотворным иконам и преподобному Владимиру Белопесоцкому.

– Введенский Владычний монастырь в Серпухове был Вашим первым монастырем?

– Да. Я пришла в монастырь в двадцатилетнем возрасте и одиннадцать лет пробыла в этой обители. Прошла все послушания. Обязательно нужно пожить в монастыре, прежде чем становиться игуменией. В монашестве происходит воспитание души, и преемственность тоже много значит: я многое узнала, благодаря матушке Алексии (настоятельница Владычнего монастыря игумения Алексия (Петрова). – Ред.). Она нас приучила к строгости, дисциплине… Здесь я ввела такой же устав, богослужебный круг; расписала обязанности для каждой сестры. Единственное, что для меня самой было новым, – это бумаги, отчеты: никогда с этим не сталкивалась, но ко всему можно привыкнуть.

– У Вас ведь музыкальное образование? Музыкант – творческая профессия. До монашества Вы были творческим человеком. Есть ли применение творческой натуре в иночестве? Предполагается ли состояние творческой радости в монашеской жизни?

– Я закончила Егорьевское музпедучилище, очень любила музыку и люблю до сих пор. Одно время хотела даже стать композитором… Все, что Господь дает познать человеку в жизни, для чего-то нам нужно. Музыкой, кстати, тоже можно человека воспитать, если слушать ее для того, чтобы понять, проанализировать состояние души. А если говорить о радости, то я считаю, что любое послушание нужно нести с радостью. Если нет радости, нет любви в том деле, которое ты делаешь, лучше его не делать. Поэтому и сестрам я стараюсь давать послушания по их способностям. Если человек горит каким-то делом – он радуется и это ему дает новые силы. И слава Богу. Плохо, когда ничего не интересует…

– Такие люди встречаются в монастыре?

– Встречаются, но, как правило, у нас они не задерживаются. Безразличные не могут здесь долго находиться. Монашеское общежитие – это семья. В семье все друг за друга переживают. Хотя всякое бывает и в семье, конечно.

– В семье основное послушание родителей – воспитание детей. В монастыре, сколько бы ни было лет игумении, духовное воспитание сестер становится ее послушанием и обязанностью. Получается ли это в случае с людьми, которые старше Вас и пришли в монастырь в зрелом возрасте?

– У игумении все должно быть по-матерински, и, если человек чувствует, что ты ему мать, что с любовью хочешь ему помочь, он к тебе относится с уважением и постепенно исправляется. Мне приходится понимать, что ничего поменять я не могу: мне даны такие сестры, с ними я и должна жить. Поначалу, конечно, было очень непросто: в монастыре все старше меня, большинство сестер занимали в миру ответственные должности. И хотя я осознавала, что «давить авторитетом» бессмысленно, да и не свойственно мне это, все же спешила всякий раз сделать замечание. Но потом научилась себя сдерживать, подумать прежде, успокоиться самой, сестру успокоить, которая на кого-то жалуется. Дать понять, что все неидеальны, что надо потерпеть с любовью, и всем тогда лучше будет. Приходилось с каждой беседовать, объяснять, что без любви ничего не получится, что, если вы просто пришли в монастырь жить и трудиться, это не монашество – так можно проводить время и в миру. А нас Господь для чего-то собрал – именно таких, трудных, сложных… Мы должны здесь научиться видеть свои грехи, понять, с чем нам бороться. Если раздражаешься, значит, с раздражением, если осуждаешь, значит, с осуждением… У каждого из нас крест своих страстей. Мне кажется, страсти даны до конца жизни. Просто, если человек постоянно с ними борется, они отступают. Ведь каждая страсть Господом дается для чего-то. По себе замечаю, что страсти – для смирения. Порой оглядываешься на себя и думаешь: сестры-то на самом деле – святые. Как им замечания делать?..

– Видят ли сестры свои недостатки?

– По-разному бывает. Для этого иногда годы должны пройти, много раз повториться одна и та же ситуация… Мы даже молитву по соглашению читаем – о даровании мира и любви сестрам. Я считаю, что если человек от сердца просит чего-то постоянно, то Господь слышит. Любовь не просто так возникает. Если человек не видит свои грехи, считает себя праведным, то любви, конечно, не будет. Смиренным дается благодать.



– Бывают ли в монастыре беседы с сестрами?

– Обязательно. По воскресеньям вечером, если нет праздничной службы, у нас общее чаепитие, иногда мы вместе смотрим какой-нибудь поучительный фильм или слушаем музыку, говорим о монашестве и о своих недостатках… Подобные собрания были заведены еще у матушки Алексии, и я считаю, что они очень сближают сестер. В течение недели все очень загружены и не имеют возможности пообщаться. Раньше я пыталась по вечерам приглашать их по отдельности на беседу. Но не всегда это получалось, и сестрам не каждый день это нужно. Благодаря этим собраниям наш монастырь очень изменился за семь лет, появился единый дух.

– Вы принимаете откровение помыслов?

– Нет, помыслы – это к батюшке, я не беру на себя такую ответственность. Иногда беседую с сестрами наедине, чтобы у них была возможность рассказать о своих проблемах, здоровье…

– Есть ли духовник в монастыре?

– Сейчас мы осиротели: в прошлом году почил мой духовный отец игумен Феофан. Он приезжал из Егорьевска, исповедовал сестер, беседовал. Это очень укрепляло. Служащее у нас священство не может восполнить эту утрату, а сестры очень нуждаются в пастырском слове. Если у сестры есть духовный отец, который был еще в миру и помог ей избрать иноческий путь, – я считаю, не надо запрещать общаться. Без такой поддержки в монашестве очень тяжело.

Когда к нам в монастырь на постриги или праздники приезжают архиереи и просто беседуют с нами, сестрам этого надолго хватает: для них слово монашествующего пастыря – большое утешение.

– Люди пришли сюда в пожилом возрасте, оставили в миру семьи. Есть ли у сестер возможность общаться с родными?

– Сейчас такое время, что монастыри открыты для всех. У нас, например, есть мать Анисия, ей 82 года. Она очень переживает за своих внуков – что их ждет, как привести их к вере? – и с духовной целью общается с ними.

– Вы проводите какую-то миссионерскую работу в монастыре?

– Мы посещаем детский приют «Солнышко» в Ступино, ездим в детский туберкулезный санаторий. Я считаю, что это нужно потому, что какое-то семя, может быть, упадет в душу, будет, на что опереться этим детям в дальнейшем. Тем более, что, в основном, они из неблагополучных семей. Сюда к нам тоже привозят ребятишек. На Рождество мы устраиваем елки, катаем их на лошадях. В большинстве своем они далеки от Церкви, но здесь общаются с детьми из Воскресной школы, и это живое общение идет им на пользу.

Еще мы опекаем дневной реабилитационный центр «Радуга», там детишки-инвалиды.

При монастыре есть Воскресная школа, в которой 25 учащихся. Занятия ведут священник и женщина-педагог. Дети изучают церковнославянский язык, Закон Божий, занимаются рукоделием, ставят спектакли.

– Нуждаются ли сестры, на Ваш взгляд, в духовном образовании?

– Я считаю, что духовное образование очень полезно. Ведь не только сестры – большинство игумений не имеют специального образования, а часто приходится сталкиваться с различными богослужебными, богословскими вопросами, в которых не чувствуешь себя компетентной. Вот только как организовать этот процесс без выезда из монастыря? В свое время я не смогла закончить регентскую школу в Троице-Сергиевой лавре, потому что требовалось покинуть монастырь на месяц – а разве это возможно для нас? Может быть, в епархиях начинать надо было бы с игумений? А они потом уже смогли бы сами организовать обучение со старшими сестрами и, если потребуется, с приглашенными педагогами. Ведь для большинства нужны уроки обычного катехизиса. При этом живое слово лучше. Дистанционное обучение в наших условиях, когда много пожилых, не будет иметь успеха.

– Матушка, в настоящее время по всей России продолжается процесс возрождения монастырей. И особенно в глубинке дело это представляется довольно трудным. Мы нередко слышим, что сестры и братия подвержены унынию на начальном этапе. У Вас есть положительный опыт возрождения обители. Что Вы могли бы сказать в утешение? Как не отчаиваться людям в монашеской жизни, особенно когда обитель только возрождается?

– Человек, уходя в монастырь, делает жертвенный шаг: навсегда оставляет прошлую жизнь и приходит ко Господу с крепкой верой, что все, посылаемое Богом, он должен перенести, что Господь каждый день печется о нем. Вот эта вера должна быть обязательно, без нее очень трудно – и уныние нападет, и отчаяние. И второе: должен быть руководитель, который с любовью воспринимает тебя и за тебя переживает. Когда я пришла во Введенский монастырь, там были руины: ни одной крыши, холодная вода, охраны нет… В течение пяти лет нас было только семеро. Но матушка нас всех держала как семью… Я считаю, что если вера у человека есть, то монашеская жизнь наполняется радостью – каждый день, каждое послушание. Господь всегда посылает радость после скорби. И обязательно ежедневное участие в богослужении. Потому что самое главное, что нас питает, – это Божественная литургия, Причастие. Монашествующим лучше причащаться почаще – это их укрепляет очень. И еще, конечно, Псалтирь. Когда открывается монастырь, обычно сразу начинают читать Псалтирь, сколько бы человек ни было. С Псалтирью все строится: сестры приходят, и монастырь восстанавливается.

– Есть мнение, что в России была прервана монашеская традиция. Но на XXIII Международных Рождественских образовательных чтениях игумен Крестовоздвиженского монастыря Русской Православной Церкви в Лугано (Швейцария) схиархимандрит Гавриил (Бунге) в своем докладе высказал противоположное суждение. Он сказал, что монашеская традиция – это традиция старчества, и она не прерывалась в России. Что Вы чувствовали, когда Вам пришлось принять игуменство? Вы начинали совсем новое дело?

– Нашему монастырю пять веков. До 30-х годов ХХ столетия здесь не прекращалась молитва. Я нигде такой тишины не слышала, как здесь. Даже паломники, заходя на территорию, спрашивают: откуда у вас тишина такая? Мученическая кончина в 1933 году последней братии тоже несет свою благодать. Поэтому никак нельзя сказать, что мы начинали «с нуля». Все святые угодники были нам в помощь, Святая Троица, в честь Которой монастырь. Да, сейчас уже нет таких старцев-наставников, но мы стараемся жить по святым Отцам, как и раньше жили монахи. У нас много добрых примеров.https://fatallmistake.livejournal.com/102772.html
___________________________________________________
__andrej_2006
25 марта 2019, 18:44



Забытый в животе тампон


Мы сидели в ординаторской, после очередного суточного дежурства. Старшая медсестра притащила нам с Колей 200 мл спирта, в простонародье называемого "синюхой". Почему "синюхой"? Да потому что кому-то из начальства стало в очередной раз поперек горла то, что мы бухаем после службы и тем самым истребляем весь лимит спирта на отделении. Вот оно, начальство, и решило добавлять в спирт синьки. Мол, пить синьку никто не будет. Ну, да, как же! Такое впечатление, что наш начмед вообще в медицинском вузе и не учился. Берешь эту "синюху", несколько ампул с аскорбиновой кислотой (витамин С еще кличут). Все это смешиваешь, взбалтываешь - и через несколько секунд синего цвета как не бывало. Чудеса, да и только. Но наш начмед был явно не чудотворец, скорее всего разгильдяй-двоечник. Вот и попал в начальники.

Повод у нас напиться был. Хотя, надо заметить, что он всегда легко находился. Время посидеть и поговорить тоже было. Тем более, что поговорить было надо. Вот уже неделю нас с Колей таскали по разным контрольным комиссиям, возглавляемых то профессорами, то начальниками из управления здравоохранения: то районного, то городского. И везде нам задавали один и тот же вопрос - как могло случиться, что мы забыли огромный тампон в животе у пациента во время операции? Мы себе тоже этот вопрос задавали и тупо не находили ответа. Как, как? Сам заполз, наверное. Это мы в ответ на крик очередного начальника, который орал на нас, тряся такой же, как и забытая нами в животе, салфеткой, размером с небольшое одеяло. Наш "юмор" не оценили. Да я вас, да вы у меня, да вы сядете, дело уже в прокуратуре, это позор, а еще советские врачи! Мы даже не могли слово вставить, что, мол, с кем не бывает, что мировая научная литература свидетельствует... что дело это не такое уж редкое.... Какое там. Все усугублялось тем, что больной этот помер (не от нашего тампона) и больной этот был чей-то там родственник. Дело пахло тюрьмой.


Мы сидели с Колей и вспоминали это самое дежурство, не находя абсолютно никакого аргумента в собственную защиту. Утром, заступив, Коля (Николай Александрович, мой старший по смене и дружбан) совершал обход. День был воскресный. Спешить было некуда, и вот тут в первой же палате мой шеф натыкается на тяжелую больную с кишечной непроходимостью. Больная толстая, килограмм этак под 120, старая, еле двигается в постели, сама ходить уже не в состоянии. Явно потяжелела не пять минут назад. А предыдущая бригада даже ничего нам и не сказала о ней. Смотрим в историю болезни: данных за острую кишечную непроходимость нет. Мол, показано наблюдение. Да какое там - нет! Все есть. Лень было, что ли, оперировать, или не хотели на себя тяжелую больную "вешать"? Понятно, что шансов выжить у нее мало. На нас, значит, спихнули... А если бы прооперировали на несколько часов раньше, то шансы выжить были бы реальны.

Повздыхали мы с Колей и ну заказывать операционную. Пока девчонки-сестры развернутся - времени пройдет не меньше получаса. Пошли искать санитаров, чтобы больную в операционную доставить. А их нигде нет: не вышли, значит, на работу. Да кого это волнует? Два хирурга - здоровые мужики - имеются. Погрузили мы бабушку на каталку, доехали на лифте до галереи, ведущей в оперблок, а дальше вот что - пять ступенек вниз по галерее, потом сама она метров 15, потом пять ступенек вверх.
Технология проста. Подъезжаешь к ступенькам, снимаешь верхнюю часть каталки вместе с больным, эти носилки переносишь вниз по ступенькам, где ждет уже другая нижняя часть каталки. Соединяешь все, едешь по галерее и на том конце повторяешь все в обратном порядке. Все просто. Бабушка совсем потяжелела и в контакт не вступает. Начинаем спускаться и тут... бабушка скользит по носилкам и с грохотом падает на пол, ударяясь виском о ступеньку. Лицо сразу заливается кровью. Бабушка без сознания. Но, оперировать так и так надо, иначе неприятностей не оберешься - операция по жизненным показаниям. Прокурор нас не поймет, если тормознемся.

Оперируем, больная в реанимации. Шансов, увы, нет, даже несмотря на падение в "любимой" галерее. А дальше все пошло наперекосяк. Небольшие операции, типа аппендэктомии, я не считаю, не считаю также, что за сутки приняли больше 50 больных. К вечеру уже и от усталости валимся с ног, звоним на пульт и просим диспетчера не активничать, направляя к нам машины скорой помощи, да и мест, честно, в больнице уже нет. Больных кладем в коридоре отделения прямо на пол на матрасах. Выходим из операционной. Оперировали больного, которого несколько раз проткнули острым напильником почти насквозь. Вроде, выживет. Смотрим из окна приемного покоя - там синенькие огоньки, несколько скорых кого-то спешно выгружают. Торопятся, хлопают дверьми, громко и нервно разговаривают между собой. "Приехали... - подумалось. - Спасибо диспетчеру, уважил".
У дверей проводим быстрый осмотр, чтобы определиться. Больных 6 человек. После ДТП лоб в лоб. Двое почти без пульса. Командуем развернуть два операционных стола. У больных массивная кровопотеря. Я занимаюсь тем, у кого открытый перелом бедра, Коля - тем, у кого катастрофа в животе. Остальные могут и подождать. Да и оперировать-то некому, кроме нас.
Честно говоря, я не ожидал, что так лихо фонтан из веток бедренной артерии может бить. Справился не быстро, все время оглядываясь на Колю, что сопел у меня за спиной на втором столе.
- Помочь? - Задал я дурацкий вопрос.
- Конечно, - донеслось в ответ.
"Сколько же у человека крови?" - подумал я. Коля и медсестра как искупались в ней, а из широко раскрытого живота, через края операционной раны волнами лилась кровь прямо на пол, превращаясь в широкую лужу. И посреди этой лужи стоял Николай. "Сушить", - командовал он. В ход пошло все: и салфетки, большие и маленькие, и даже операционные стерильные халаты. Повреждения были очень большие: селезенка - на мелкие кусочки, половина печени оторвалась и валялась в брюшной полости совершенно самостоятельно. Разрывы желудка и кишечника - то не в счет. Анестезиолог лил физраствор во все конечности, но давление продолжало падать. Счет, в буквальном смысле, шел на секунды. Я влетел в другой халат и взялся за удаление селезенки. Коля "колдовал" над печенью. Операционная сестра выпала из процесса и сидела на табуретке недалеко.

Вроде, справились, и давление стабилизировалось. Крови, конечно, не было в запасе. Пока доставят... Но больного удалось переместить в реанимационное отделение. Мы и переместили с коллегой. На этот раз без падения и других неприятностей. А к утру наш больной возьми да помри. От воздушной эмболии. Бывает... А на вскрытии этот злосчастный тампон - на тебе. Как мы его лопухнули? Операционная сестра ведь считала. И в истории болезни я написал: "Счет тампонов и инструментов верен".
Все, видимо, устали, и диспетчер в том числе. Возить больных прекратили, но мы тогда с Николаем так до утра из операционной и не вышли, занимаясь там другими больными из ДТП. А знаете что самое интересное? Это то, что эти тампоны, когда пропитываются кровью, настолько сморщиваются, что становятся почти невидимыми. Меня это всегда удивляло: надо же - была такая простыня, и на тебе - с небольшой орешек стала.

Мы тогда за бутылкой "синюхи" так и не решили, как будем выпутываться, только и твердили во всех инстанциях, мол, сам тампон залез, не виноватые мы. Прокурор нас просто пожалел по-человечески, порядочный, видно, был человек. Мы остались на свободе и продолжали оперировать.________________________________________________
Александр Брусиловский
...

"почитайте наставников ваших.."
Леонид пономарил в храме рядом с моим домом. Лет 60-ти от роду, на вид. За все время как был с ним знаком (тоже помогал немного по храму), наверное, перекинулись с ним не более, чем сотней слов. Он был очень молчаливым человеком, как-то особо погруженным в себя. От настоятеля (что был раза в два моложе Леонида) ему часто доставалось по пустякам. Не помню ни одного слова возражения в ответ. Даже вздоха или осуждающего взгляда..
Я тогда воцерковлялся, мне было все интересно, часто и Лёню (как его все величали) забрасывал вопросами. Но тот все отмалчивался. Может и не знал.
Никак не мог понять отчего меня так неумолимо тянуло к нему ? Почему хотелось быть просто рядом ? Сейчас понимаю, конечно. Передо мной был человек, стяжавший Святого Духа, попросту - святой. Был ли он слишком образован, умен, начитан ? Не думаю. Был очень простым человеком. Однако от него исходил какой-то непонятный мне тогда мир, к которому я притягивался, как магнитом. Да.., внутренний мир, тишина, молчание, такое редкое сейчас, умение просто выслушать. Благодать.
Много лет я потом не был в этом храме. Как-то пришел и мне рассказали, что у Леонида очень болела жена. Он ухаживал до самой ее смерти, безотлучно. После осунулся. Злые языки утверждали, что сильно запил. И однажды, спеша на службу у него не выдержало сердце, он умер прямо по дороге.
Никогда не забуду этого человека, который показал смысл и цель моей жизни - просто одним своим существованием.
_https://www.facebook.com/donor.org.ua/posts/2092702690826833________________________________________________________________
Постовая мудрость


Протоиерей Александр Авдюгин


Что-то в квартире было не так. Весеннее солнце сквозь практически наглухо закрытые шторы весело прорывалось теплым светом. Из приоткрытого на «чуть-чуть» окна слышался шум капелек с еще больших сосулек и особый, от зимы пробужденный смех детворы. Такой только в это время бывает. Даже молоток где-то рядом стучал.

В квартире же, куда меня пригласили помолиться вместе с болящим, слабеньким от годов и пережитых катаклизмов старичком, царила непонятная необычность.

Не сходилось время с действительностью. Большие напольные часы, стоящие в зале, где на столе я начал раскладывать всё необходимое для молитвы и Причастия, размеренно отбивали положенные секунды и минуты.

Вынул из кармана мобильник. Сверился с антикварными часами. Идут абсолютно верно.

Но время не сходилось!

Осмотрелся, присмотрелся: всё чистенько, прибрано, с любовью и в порядке расставлено. И дедуля ухоженный – хоть картину пиши с названием «Умудренный жизненным опытом».

Но что-то не так! Не хватает чего-то… Как будто телепортировался в годы 1970-е или даже 1960-е.

Резко из противоположного угла комнаты зазвонил телефон.

Нет, не мобильный, а тот большой, желтый, с круглым темным диском и десятью дырками для пальцев.

Из смежной комнаты вышла женщина лет сорока, а может быть, и постарше, которая меня встречала, взяла трубку. Сказала: «Извините» – и отчиталась в допотопное средство связи, что дед в порядке, батюшка уже пришел и еще утром дедуля всё бурчал на нее, что свежей газеты не купила.

– Я не бурчал, – проговорил дед. – Просто сказал, что ты меня без новостей оставила.

Женщина улыбнулась и, обернувшись ко мне, с оправданием промолвила:

– Дед без «Известий» сам не свой становится. Сколько с детства его помню, только эту газету и читает.

– Других мне не надобно, – утвердительно заявил дед и добавил с улыбкой: – Других не признаю.

– А телевизор? – спросил я. – Включите – и там все новости.

Пока говорил, понял, что зря советую, абсолютно не нужно было этого делать.

Дедушка нахмурился и непререкаемым тоном произнес:

– Не нужен этот ящик дома. Не нужен! Страсти одни, выдумки и обман постоянный.


«Не нужен телевизор дома. Не нужен! Страсти одни, выдумки и обман постоянный», – твердо сказал дедушка

Слава Богу, что не зря я язык придержал, когда к телевизору хотел компьютер прицепить. Не было в этом доме компьютера! И планшетов никаких здесь не существовало!

Цветы – были! Книг – два шкафа! А в тумбочке под телефоном я разглядел стопки старых литературных журналов: «Нового мира», «Знамени» и «Литературной учебы». Наверное, и другие были, но как-то неудобно спрашивать, не за тем я пришел…

Помолились с дедом, а на исповеди он мне сказал:

– Думаю, что обижаются на меня внучка и правнучка. Прошу у них прощения, что я всё «по-старому» живу, но понимаешь, отче, не нужны мне эти страсти-мордасти. Не хочу осуждать. В мире желаю к Богу идти…

А затем как-то особенно посмотрел на меня и спросил:

– Как ты думаешь, отец священник, меня Бог за это не осудит?

– Не осудит, дорогой мой, не осудит!

Причастились с дедом. Он – Тайнами Христовыми, а я – мудростью постовой.



Протоиерей Александр Авдюгин


26 марта 2019 г.
_________________________________________________________
Когда приходить благодать

Архимандрит Софроний (Сахаров)


Любое прикосновение души к Богу приводит к тому, что «душа... бывает исполнена глубокого мира и сладостной любви Божией». Об этом знал от своего учителя, преподобного Силуана Афонского, отец Софроний (Сахаров) и этому старался научить в письмах своего дорогого друга, англичанина Давида Бальфура. Глубокие, искренние, до предела сокровенные письма содержат столько мудрости, что способны, кажется, ответить на любое жизненное недоумение абсолютно каждого из нас.

В тему номера «Отрок» публикует те выдержки из писем (изданных отдельной книгой «Подвиг Богопознания»), которые приоткрывают тайну действия в душе человека Божественной благодати.



Ожидать милости с терпением

Не дóлжно вмешиваться в действия благодати самочинно. По воле Духа Святого, Ему единому ведомым образом, пусть действует она сама, ибо различны действия её в каждом человеке в зависимости от душевного устроения, умственного склада человека.

В иных она проявляется бурно, в иных, наоборот, очень тонко и деликатно; в иных постепенно восходит от меньшего к большему, в некоторых же сразу проявляется с великою силою, а после как бы оставляет.

Так что, дабы не повредить делу своим вмешательством, лучше всего, умоляя Господа о милости и ожидая этой милости с терпением, самому между тем пребывать в некотором обычном порядке духовно делания: каяться, молиться, читать святых отцов, Евангелие, трезвиться умом (хранить себя от помыслов), подавать милостыню.

Как и Господь сказал, что Царствие Божие не приходит с наблюдением (см. Лк. 17, 20).

Благодать приходит, когда мы её не ждём

В подвиге нашем повседневном мы должны держаться бескорыстности, то есть хотя смысл своей жизни и полагаем в стяжании благодати Святого Духа, однако каждый раз подвизаясь за соблюдение заповедей Божиих, мы не должны ожидать награды, но предавать всё это на усмотрение благости Божией.

Опыт же показывает, что благодать приходит к нам в то время более, когда мы её не ждём, почитаем себя недостойными её и даже самого спасения.

В познании большой благодати есть много опасностей

По постоянному опыту знаем, что при покаянии, при постриге, при хиротонии (при причащении иногда) посещает человека обильная благодать...

Враг сомнениями исковырял ваше сердце и сделал его неспособным к принятию благодати. Но не отчаивайтесь. Не достигли сегодня — достигнем завтра. Преткновения тоже полезны: они обогащают наш опыт.

Кроме того скажу ещё, что в познании большой благодати есть много опасностей, и потому редко кому даёт это Господь в начале. Дело в том, что мы не в силах удержать великой благодати, живя в телесной храмине; душа же, познавшая благодать, после, потеряв её, скорбит смертельно и ищет потерянное с великим трудом и болезнию, и плачем.

Большинство не выдерживает этого подвига...

Благодать отнимается за возношение и гордость

Относительно вашего «неверия», помню, хотел сказать вам, что душа ваша, благодаря пережитому вами периоду «неверия», и теперь, и после — легко сравнительно — при умалении действия благодати может слагаться на привычную ей складку — чувство сомнения или неверия. Но вы не придавайте этому большого значения и не смущайтесь, а только знайте, что это неверие поверхностное и является только показателем умаления благодати и охлаждения сердца.

Тогда хорошо молиться до тех пор, покамест не согреется сердце, покамест не будет препобеждено это чувство холода и неверия.

Вообще Богу угодно, чтобы мы испрашивали у Него молитвою всякий дар благодати: веры, смирения, терпения и прочего. Всё это сначала даётся вкусить душе даром, но затем благодать отымается (главным образом за возношение и гордость), и тогда человек должен сам с трудом искать её для того, чтобы снова получить её более прочным образом по сознательному к ней влечению и разумному усвоению.

Если подступает чувство «пустоты» богослужения

Относительно вашего замечания о том, что «при близком знакомстве оказывается, что внешнее благочестие „бытового православия“ — ужасная пустота», уместным мне кажется сказать здесь по той причине, что как «неверие», так и чувство «пустоты» происходят от одного и того же. То есть являются следствием умаления в нас благодати. Это может дойти даже и до того, что и в самом богослужении человек не увидит духа, а будет мучительно ощущать «пустоту» и «внешность».

На самом же деле обряды, обычаи и традиции в церковной жизни, воспринятые общим церковным сознанием, являются как бы живыми символами, сосудами, в которых сохраняется дух благочестия отцов наших. Я не хочу преувеличивать их значения, но и не могу смотреть на них, как на нечто пустое.

Особенно важно нам чувствовать их смысл в таинствах, где внешние формы, действия являются символами невидимого.

Это всё известно вам, но всем этим хочу только сказать, что когда благодать с нами, то всё сие бывает полно жизни и глубокого смысла, а когда мы не имеем такого ощущения, то это значит, что мы теряем благодать и нам нужно молитвою и вниманием внутренним снова стяжать её.

Жизнь во Христе — вся как бы наоборот

Дóлжно обязательно сказать, что вся жизнь во Христе для человека — вышеестественная и есть дар Божественной благодати...

Величие — в смирении, сила — в немощи, в кротости, мудрость — в безумии, свобода — в произвольном самопорабощении, богатство — в нищете, и так далее. Губя душу свою, спасаем её.

Всё как бы наоборот по сравнению с обычными человеческими понятиями. Радость в скорбях, милость и благодеяния — врагам, уплата добром за зло, сознание своего невежества при богатстве ведения.

И это воистину так бывает, потому что чем глубже старается человек проникнуть, тем больше, яснее познаёт свою удалённость от цели.

Благодать приходит в душу, которая исстрадалась

Христианин никогда не сможет достигнуть ни любви к Богу, ни истинной любви к человеку, если не переживёт весьма многих и тяжких скорбей.

Благодать приходит только в душу, которая исстрадалась.

Если вы не переживёте тех скорбей, нищеты, унижений, быть может, голода, совершенной оставленности всеми — и людьми, и даже Богом: Боже мой, Боже мой... вскую оставил мя еси (Мк. 15, 34), то никогда не познаете любви Божественной.

Сердце, не сокрушившееся от ударов скорбей и не смирившееся вконец от нищеты всякой (и духовной, и телесной), неспособно принять Божию благодать. Последняя покупается весьма дорогой ценой.

Тучи проходят, и по-особому сияет солнце

Слава Богу за всё. Будем терпеть. Таков наш путь.

Преткнулся — встань. Пал — подымись. А отчаиваться никогда не нужно.

Иногда бывает так тяжело, что человек готов отказаться от вечной жизни, если она достаётся таким путём.

Зато когда пройдёт эта туча, тогда по-особому как-то сияет солнце и тогда рад бывает человек, что он пережил скорби: Во все дни веселится за дни, в которые видел скорби (см. Пс. 89, 15).

Без благодати человек не может освободиться от греха

Относительно учения о благодати — нам существенно важно признать, что человеку дана СВОБОДА...

Существенно важно знать, что спасение человека совершается благодатью Божией при обязательном условии соучастия нашей свободы воли. Человека создал Бог без человека, но спасти его не может — без соучастия самого человека...

Свобода, как мне кажется, заключается в свободе произволения, в возможности «принять или отвергнуть». Иной жизни в самом себе человек не имеет... По мнению православных отцов, например, преподобного Симеона Нового Богослова, человек без содействия благодати не может преодолеть греха, не в силах победить врага, освободиться от него. Но произволение его сказывается в желании освободиться от постыдного рабства при посильном противлении греху и искании Божией помощи.

Благодать может скрывать своё присутствие

Спасение своё человек познаёт именно тогда только, когда о сем его извещает, удостоверяет присутствующая в сердце благодать, безусловно ощутимая.

Когда мы говорим о том, что благодать с человеком, но он её не ощущает, то это происходит по особому смотрению Божию о нас.

Благодать может скрывать своё присутствие, давая человеку в полной силе ощутить наличие у него свободы произволения. Но присутствие её может быть познано из того, что человек помнит о Боге, воздерживается от греха, противоборствует страстям. В это время всё человеку даётся с трудом и болезнью.

Подобные оставления похожи на то, когда мать, научая ребёнка ходить, отнимает от него свои руки, но сама сзади следует за ним с напряжённым вниманием, чтобы в нужный момент снова удержать его руками своими от падения.

Бог ищет нас с нежностью

Тебе ещё придётся переживать много раз печаль о том, что не все люди с одинаковой силой стремятся к Богу; много раз страдать от того, что они отказываются идти навстречу Богу, Который их ищет со всякой «нежностью», с совершенно исключительным, Божественным смирением, без всякого, даже малейшего насилия над ними.

Проходя моё духовническое служение, я немного яснее стал видеть, насколько «осторожен» Господь, насколько Он благороден (прости за такое выражение). Он обращается с нами, как с равными Ему...
Ранее опубликовано: № 2 (89) Дата публикации на сайте: 14 Март 2019
http://otrok-ua.ru/sections/art/show/kogda_prikhodit_blagodat.html