Три женские судьбы- три подвига...

Часть 1; Четыре сына- схимонахиня Мария
Часть 2: Алые паруса- Нина,жена Александра Грина
Часть 3: Вера и Зоя - Вера, подруга Зои Космодемьянской

Часть 1 Схимонахиня Мария
29 ноября. ПРАВМИР. На 103-м году жизни отошла ко Господу схимонахиня Мария (Капалина). Она воспитала четырех сыновей, которые посвятили свою жизнь Богу и Православной Церкви:
это митрополит Калужский и Боровский Климент, митрополит Тобольский и Тюменский Димитрий, иеромонах Пафнутий и архимандрит Василий (1946-2006).

Схимонахиня Мария (в миру Мария Алексеевна Капалина) родилась 1 января 1916 года в селе Белополье Вологодской губернии в семье ветеринарного врача. Она была младшим пятым ребенком в семье и единственной девочкой.

Детство для юной Марии длилось недолго. В семь лет умерла мама. У мачехи была своя дочка, и не редко они обе подшучивали над набожной девочкой Марией, которая даже за стол боялась садиться не перекрестившись. Как вспоминала сама схимонахиня: «страх какой-то был за стол сесть не помолившись. Я уйду в другую комнату, там помолюсь, а потом и сажусь за стол. И так тихонько пальцем крест на столе сделаю. А отцу боялась пожаловаться. Его целый день дома нет, а мне потом что будет?».

Не смотря на то, что с раннего детства приходилось делать взрослую работу, она никогда не роптала и уповала на Бога. Именно это воспитало ее спокойной, тихой труженицей, простой и любвеобильной женщиной. Весь мир вокруг себя она старалась успокоить, умиротворить. В последствие своих детей Мария Алексеевна всегда призывала к тому, чтобы в семье, в доме была тишина и покой.

После долгих испытаний детства и отрочества Мария нашла свою судьбу в селе Удельная Раменского района Московской области. Весной 1941 г. она вышла замуж и в тяжелые военные годы родила своего первого сына Николая. В период военного времени она постоянно ходила на богослужения в местный храм в Удельной, работала и воспитывала сына. После войны у нее родились еще три сына. Главная особенность ее жизни, которую вспоминают современники, Мария всегда молилась, даже во время повседневных дел в руках у нее был молитвослов. Часто в дом приходили гости, которым всегда были рады, и им она говорила: «давайте вместе помолимся». Господь услышал ее молитвы и помог вырастить прекрасных детей.



Митрополит Климент: «Я помню, маленькими были… Мы вставали все на молитву. Старший брат читал акафист святителю Николаю. Мы все молились. Мы радовались, что мы можем молиться. Мы радовались, что можно было ходить в храм. Большим горем было время, когда кто-то из нас заболеет, и на праздник надо было сидеть дома. Для нас пойти в храм всегда был праздник. Этот пример мы видели в маме, в родителях


— Владыка, Вы выросли в семье не совсем, наверное, обычной. Один из Ваших братьев — митрополит, другой, самый старший,— протоиерей, еще один брат, уже покойный, тоже был монахом, архимандритом …

— Да, у моих родителей было четверо детей, все мальчики. Старший сын — протоиерей Николай, сейчас настоятель храма в Москве. Кроме меня по монашескому пути пошли два моих брата — архимандрит Василий (в крещении Виталий, скончался в 2006 году) и ныне здравствующий митрополит Тобольский и Тюменский Димитрий.

— В связи с этим прошу Вас рассказать о Вашей семье, о родителях, о том, как присутствовала Церковь в Вашем детстве, пришедшемся как раз на период хрущевских гонений.

— Для того времени наша семья действительно была не совсем обычной. Вся государственная система и, в частности, работа с молодежью, школьное образование имели одну цель — построить атеистическое государство. А мы все верим в Бога, ходим в храм, постимся, то есть живем не так, как все. Но христианин и не должен быть как все, иначе он растворится в светском нецерковном обществе. По слову Христа, верующий в Него должен быть солью и светом в бездуховном мире.

Для нашей семьи Сам Господь все устроил неисповедимыми Своими путями. Бог каждому создает лучшие условия для спасения. У одного это путь радости, а у другого — путь испытаний. Но если человек правильно все воспринимает, то он приходит к Богу.

Мы росли в вере, и ни у меня, ни у моих братьев не было в жизни периода отрыва от Церкви. Сейчас, осмысливая прошлые годы, могу сказать, что все, что было в нашей жизни, все трудности Господь допускал для утверждения в нас веры.

У мамы с молодости было больное сердце, первый инфаркт миокарда у нее случился, когда мне шел восьмой год, а младшему брату (будущему владыке Димитрию) было пять лет. После инфаркта мама три месяца лежала и не вставала. Было лето, и мы много времени проводили на улице. Помню, забежим домой, чтобы навестить маму и узнать, как она себя чувствует, и — опять на улицу. Как-то я захожу и вижу, что она смотрит на иконы и плачет. Я спросил ее: «Почему ты плачешь?» — «Я молюсь»,— ответила она. «Чтобы выздороветь?» — «Нет, я за вас молюсь, чтобы Господь не оставил вас». Потом она заботливо посмотрела на меня и сказала: «Гера, от Бога не отрекайся. Что бы тебе ни обещали, от веры не отказывайся».

Это она мне сказала восьмилетнему, а тогда как раз начались хрущевские гонения на Церковь — и ее слова мне глубоко запали в сердце. Да и сейчас, когда вспоминаю, я слышу ее голос: «От Бога не отрекайся».



Старшему брату, будущему отцу Николаю, пошел пятнадцатый год, когда мама заболела, и он ездил по монастырям: и в Киев, и в Почаев, и, конечно, в Троице-Сергиеву Лавру, которая совсем недалеко от нас,— и везде записывал маму на поминовение.


В Лавру он стал возить и меня с братьями почти каждое воскресенье. Мы все просили монахов помолиться о выздоровлении мамы. Их молитвами она поднялась, а посещение Лавры за это время стало для нашей семьи нормой. С тех пор мы ездили к преподобному Сергию два-три раза в месяц.

Тогда духовным отцом нашей семьи стал архимандрит Тихон (Агриков). Мы его любили и надеялись на его молитвы. После выздоровления мамы он приезжал к нам домой примерно два-три раза в год. Тогда мы с ним ближе познакомились, он был действительно аскетом и молитвенником. Когда он приезжал к нам, то жил у нас несколько дней, и к нему всегда приходили люди. Он беседовал с ними, а на нас с братом Алексеем лежала ответственность подавать чай. А когда гости уходили, отец Тихон вставал на молитву или читал. С нами он каждый день беседовал и проверял знание молитв.

В нашем поселке был и свой действующий храм в честь Живоначальной Троицы с приделом во имя святителя Николая. Мы ходили в наш храм каждый праздник и воскресный день, если не ехали в Лавру. Услышав, как начинают звонить в колокола, мы быстро собирались и добегали до храма, чтобы войти в него, пока еще не закончился звон. Мама говорила нам, что важно войти в храм, пока звонят, потому что в это время в него входят ангелы.

Второй обширный инфаркт у мамы случился, когда мне было лет десять-одиннадцать. Тогда врачи сказали, что ее нельзя везти в больницу — она просто не доедет, и что ей осталось жить два-три дня. Из Москвы духовные чада архимандрита Тихона привезли специальное медицинское оборудование, сделали кардиограмму, и диагноз подтвердился. Тогда мама попросила съездить в Лавру и найти отца Тихона или кого-нибудь еще из монахов, чтобы ее соборовали и причастили.


Соседи дали машину, и к нам приехал игумен Варнава (Кедров, ныне Митрополит Чебоксарский и Чувашский), который также раньше бывал у нас дома. Мама, увидев его, сказала: «Батюшка, я Вас и чаем напоить не смогу… Видно, Господь меня к Себе призывает». А он ей в ответ: «Нет, что ты, у тебя ведь их четверо»,— и показал на нас, а мы все стоим, переживаем,— «Господь тебя поднимет. Сейчас вот помолимся, я тебя причащу, и поправишься».

Отец Варнава совершил соборование, причем все делал без спешки, ни одной молитвы не опустил, все Евангелия вычитал, а ведь мама лежала уже на смертном одре. Когда он стал ее причащать, она приподнялась и села, чтобы принять Святые Дары, а при отпусте, когда отец Варнава осенял ее крестом, она потянулась, чтобы поцеловать крест, и встала на ноги. Болезнь в один миг прошла. Приложившись к кресту и иконам, она пошла на кухню и не только чай, но и борщ приготовила.

Это было чудо, оно произошло на наших глазах. Минуло столько лет, у нее было еще два или три инфаркта, но Господь, как сказал тогда отец Варнава, каждый раз поднимал ее с постели. В 2016 году мы отметили ее юбилей — сто лет. Безусловно, она жива благодаря молитвам.

Наша жизнь зависит от Бога. В Его власти время, и Он — Хозяин жизни, потому что Он есть Истинная Жизнь. Врачи говорят: «Никакой надежды», а Господь дает человеку столько лет, сколько нужно.

Я с детства видел своих родителей молитвенниками. Помню, как папа меня приводил в храм еще совсем маленького, трех-четырех лет. Постоим в храме, подойдем под помазывание, выйдем, посидим возле храма в палисаднике. Из храма доносится пение, а над храмом летают ласточки и щебечут. Однажды я спросил папу: «О чем они говорят?». Он ответил: «Бога хвалят». Такая была замечательная картина: красивый закат, кресты на храме, вознесенные высоко в небо, сияют в лучах солнца, и ласточки, хвалящие Бога. У меня это мгновение жизни осталось в памяти навсегда.

— Отец Ваш ведь был фронтовиком? Вам понятно, для Вас объяснимо, как он пронес свою веру через этот ужас, через войну?

— Я думаю, на войне перед лицом смерти все о Боге вспоминали. Папа был на двух войнах: сначала воевал на финской, а потом, в 1941 году, как только началась Великая Отечественная война, его вновь призвали на фронт. Когда моя бабушка провожала его, то благословила небольшой иконкой, и он с нею не расставался.

Он прошел всю войну. Служил в роте разведки, то есть всегда был на передовой, и только один раз получил ранение, причем, используя медицинскую терминологию, несовместимое с жизнью. Осколок мины поразил его глаз и остался в голове, не повредив клетки мозга. Бог сохранил ему жизнь и дал возможность жить мне и двум моим братьям. Если бы он погиб, я не отвечал бы сейчас на Ваши вопросы.

Мы не придаем значения таким вещам, но это не просто случай, а проявление Божией заботы о человеке. И в годы войны Бог неоднократно являл чудо спасения, и даже сама победа в той войне — это великое чудо. Наша страна воевала против всей Европы, экономика всех европейских стран тогда работала на фашистскую Германию, и в техническом плане немецкая армия была более оснащенной. Но Господь судил иначе. Наш воин стал победителем, ибо в окопах не только солдаты, но и многие офицеры вспомнили о Боге. В результате во время войны у государства изменилось отношение к Церкви, и оно сохранялось в первое послевоенное десятилетие.

— Но за этим временным потеплением пришли хрущевские гонения, а Вы как раз учились в школе… Каково Вам пришлось?

— Никто из нас не был ни октябренком, ни пионером. Тяжелее всех приходилось старшему брату. Он первый выдержал натиск школьной администрации, и его стойкость была нам примером. Господь не оставлял нас и оказывал нам помощь через людей или через различные жизненные ситуации.

Во втором классе произошел со мной такой случай. Мы во что-то играли, и у меня из-за воротничка рубашки выскочила тесемка от крестика. Со звонком я поторопился в класс, меня остановила учительница, потянула за веревочку и увидела крестик. Она пошла к директору, сообщила ему, а когда пришла в класс, вызвала меня к доске и объявляет: «Этот ученик носит крестик и ходит в церковь». Далее, не зная, что сказать, а желая показать, что я не такой, как все, спрашивает: «А вы, ребята, ходите в церковь?». Ребенок есть ребенок, его спрашивают, и он неосознанно хочет в чем-то проявиться. Перед этим меня учительница хвалила за то, что я аккуратный, а в данный момент мои одноклассники просто не знали, что она хочет стыдить меня за то, что хожу в храм. Поэтому, услышав вопрос учительницы, более половины класса подняли руки и, выскакивая из-за парт, наперебой кричали: «Я был в церкви с бабушкой», «Я ездил в деревню и там был в церкви», «А я причащался» и т. д. Не ожидая такой реакции, учительница посадила меня и обрушилась на всех, что в церковь ходить плохо, Бога нет и т. д. Она сама была не рада, что подняла этот вопрос. Восьми- и девятилетние дети не поняли ее. Получилось обратное — я возвращался за свою парту, не чувствуя себя одиноким.

С пятого класса классным руководителем у меня был преподаватель истории Дмитрий Михайлович Богородский. Он иногда задерживал меня после урока, чтобы уточнить, понял ли я новую тему. Сейчас я вспоминаю, что почти всегда это были темы, которые касались Церкви. К примеру, о сражении на Куликовом поле и роли Сергия Радонежского (он не употреблял тогда слова «преподобный»). Как я понимаю, он, чтобы не обсуждать запретные темы со всем классом, хотел поговорить со мной, чтобы я лучше усвоил значение Церкви в истории нашего государства. Наедине со мной он говорил о ее положительной роли. Позже, когда я учился в семинарии, на уроках Истории Русской Церкви мне очень пригодились эти дополнительные знания. Многие стороны церковной истории Дмитрий Михайлович помог мне понять еще в школьные годы.

Он также заступался за нас перед руководством школы, смягчая атеистическое давление. Нередко на совещаниях у директора школы, когда вызывали маму и спрашивали, почему мы не вступаем в пионеры, он говорил: «Что вы поднимаете вопрос о Капалиных? Они учатся хорошо, поведение отличное, а придет время, вступят в пионеры». А потом, оставаясь один на один, предупреждал маму: «Завтра будут принимать в пионеры, ваши могут не приходить». А мы и рады — дома посидим.

Когда я уже учился в семинарии, мой старший брат, отец Николай, работал у владыки Питирима (Нечаева) в Издательском отделе. Как-то он приехал в Лавру и говорит мне, что Дмитрий Михайлович поступил на работу в Издательский отдел и передает мне свое приветствие, что он всегда верил в Бога, ходил в храм, но не в наш, а ездил в Москву, и что он очень рад за нас. Я, когда бывал в Издательском отделе в Москве, встречался с ним, и мы много беседовали о тех годах. Он был замечательный человек, эрудированный и глубоко верующий.

— Кто, кроме Дмитрия Михайловича, помогал Вам сохранить веру и расти в ней?

— Во все времена важно не только сохранять веру, но и передавать ее. Несмотря на хрущевские гонения, Церковь в то время сделала это. Тогда не издавалась просветительская литература, не снимались фильмы о Церкви, о храмах и монастырях, не было религиозных кружков, а государством активно велась атеистическая работа. Но народ, духовенство и монашествующие не только смогли сохранить веру, но и нашли способы передать эту веру нам, молодым. Тогда люди поняли, что выступления против атеистической идеологии власти не изменят положения Церкви и что важно сохранить веру в детских сердцах через семьи. В годы хрущевских гонений в Лавру преподобного Сергия ездило нас, школьников, человек 30-40. Мы и наши родители общались и поддерживали друг друга, также нас поддерживала лаврская братия.


У нас на приходе в Удельной тоже были верующие подростки, мои ровесники, и мы общались семьями. Надо отметить, тогда между прихожанами и духовенством была более тесная связь. К нам часто домой приходили наши священники и прихожане, приезжали монахи из Лавры и из других мест. Бывал у нас иеродиакон Власий (Перегонцев, ныне схиархимандрит), к которому сейчас в Боровский монастырь едут со всей страны. Приезжали архимандрит Тихон (Агриков), архимандрит Варнава (Кедров). Они все нас поддерживали. Я сейчас за каждой Литургией поминаю в молитвах монахинь Михаилу и Питириму, которые жили в доме напротив, и мы часто к ним ходили в гости, а они угощали нас серафимовскими сухариками.

Помню и других прихожанок, которые после Литургии бывали у нас дома. Особенно они поддерживали нас, когда болела мама. Алтарницей в храме была, как мы ее звали, баба Вера. Жила она в городе Жуковске, но, несмотря на это, почти каждый день после богослужения заходила к нам, чтобы помочь по дому или на огороде, а затем только уезжала домой, взяв с собой что-нибудь почистить или подремонтировать, и уже на следующий день приносила. Поминаю и тетю Варю. Она была образованным человеком, но так любила Церковь, что ушла со своей работы и устроилась ночной уборщицей, чтобы всегда иметь возможность посещать храм. Она тоже несколько раз в неделю бывала у нас, учила, как полоть грядки, обрывать пасынки у помидоров. Это были истинные мироносицы по жизни: помогая по хозяйству, они всегда находили время с нами побеседовать, рассказать о церковных праздниках, о подвигах мучеников. Вот такой был наш приход — народ дружный и отзывчивый. И это тоже помогало нам сохранять веру.


— А как Вы пришли к монашескому постригу?

— Я с детства мечтал стать монахом. Когда мы ездили в Лавру, я видел, в каком тяжелом положении там находилась братия монастыря, какие трудности она испытывала, и думал, когда вырасту, приду в Лавру и буду их защищать. http://www.pravoslavie.ru/97151.html- полный текст большого интервью.


Монашеский постриг Мария приняла с именем Алексия. Позже была пострижена в великую схиму с именем схимонахиня Мария. Монашеский подвиг она проходила в Никольском Черноостровском женском монастыре в городе Малоярославце. В 2016 году о ней был снят фильм «Мария», в котором матушка запечатлена в год своего 100-летнего юбилея.

«Как-то у схимонахини Марии спросили, какое бы она дала наставление современной молодежи? Она сказала очень просто: “Всем надо быть в вере, в любви, никогда не ссориться. И чтобы никто не говорил: «Я его не люблю». Люди все хорошие, чтобы это понять, надо самим хорошими быть…”» – вспоминает автор публикации на странице памяти новопреставленной схимонахини.
___________________________________________________________________________________
Часть 2 Нина- жена Александра Грина

Парусами и морем вятич Александр Грин бредил с самого детства. Его первой прочитанной книгой стала рассказанная Джонатаном Свифтом история приключений Гулливера. В гимназии он начал сочинять стихи и жаловался на «болото предрассудков, лжи, ханжества и фальши» провинциальной жизни. В 16 лет он подался в Одессу и устроился матросом. Но вместо романтики получил только каторжный труд и полуголодное существование.

Впоследствии он перепробовал еще множество профессий и прежде чем стать писателем, дезертировал из армии, получил 10 лет ссылки за революционную деятельность, жил под чужой фамилией, разочаровался в эсерах, а затем и в революции 1917 года. Вновь к морю он попал только в 1924 году, когда его вторая жена, Нина, убедила его перебраться в Феодосию.

Нина Николаевна Миронова, по первому мужу Короткова, окончила петербургскую гимназию с золотой медалью, училась на Бестужевских курсах. Но с началом Первой мировой вошла работать в госпиталь простой медсестрой, так и не вернувшись к научным занятиям биологией.

С уже состоявшимся к тому времени писателем она познакомилась еще в начале 1918 года, когда только-только овдовела. Вскоре они потеряли друг друга почти на четыре года. А снова встретились, когда Нина голодала и от отчаяния продавала вещи. Свадьба состоялась буквально через месяц, и новобрачный торжественно вписал посвящение жене в только-только оконченную повесть «Алые паруса». Следующие одиннадцать лет влюбленные уже не расставались ни на день.

Не слился с эпохой
Фактически жена обманом увезла Грина в Крым. Она притворялась больной и убеждала его, что в Феодосии почувствует себя лучше. На деле же она хотела увезти мужа от пьяных петроградских кутежей и карточных долгов.

Супруги поселились в доме на Галерейной улице. Там Грин написал еще один свой шедевр - роман «Бегущая по волнам», в котором вновь говорил о потребности человека в месте. Тогда писатель называл свою жену «феей волшебного ситечка», говоря, что через нее «процеживает» все написанное с тем, чтобы огранить каждое слово.

В «Бегущей по волнам» любимый говорит Дези, что прекрасный дом, в котором они поселились, был куплен и обустроен специально для нее. А девушка спрашивает: «Не кажется ли тебе, что все может исчезнуть?»
Именно это и случилось у Грина и его Ассоль. Писатель начал тяжело пить, затем долго и почти безуспешно судился с издателями и в конце концов разорился. Супругам прошлось продать дом в Феодосии и переехать в более дешевый Старый Крым. И когда советская цензура объявила, что романтик и идеалист Грин «не сливается с эпохой», им пришлось голодать.

Александр Грин даже смастерил себе лук и стрелы, чтобы добывать птицу на пропитание. Но вскоре мучительная болезнь приковала его к постели.

За два месяца до смерти Грина из Союза писателей, который ранее «принципиально» не желал помогать своему «идеологическому врагу», вдруг пришел перевод в 250 рублей с пометкой «вдове Надежде Грин». Некоторые биографы полагают, что сам «покойник» послал в Москву телеграмму о своей кончине, потребовав выслать деньги, - чтобы хоть как-то облегчить жизнь своей любимой.

Грин сознательно и совершенно спокойно готовился к смерти, он вызвал священника, исповедался и причастился. Но для Нины Николаевны его уход все равно стал огромным потрясением - настолько, что она даже на время потеряла память.

«Острой иглой впивается в сердце… мысль о том, что угасло это страстное, яркое и горячее воображение, что никогда я больше не услышу и не увижу, как плетется пленительное кружево его рассказа. Я так за одиннадцать лет привыкла быть душой в Сашиных произведениях, что мне сейчас пусто… Теперь его нет - и мне страшно, что нет того, кто так умел тронуть мое сердце», - писала она в день похорон первой жене Грина.
Она выбрала любимому место для могилы на холме, с которого видно так манившее его море. А жизнь готовила Ассоль все новые испытания.

Спасла и не спаслась
В Великую Отечественную войну Нина Николаевна Грин осталась в Старом Крыму во время немецкой оккупации, поскольку не могла оставить свою душевнобольную мать. Чтобы не умереть с голоду, она пошла работать в немецкую типографию, стала корректором, затем и редактором. За это ей давали хлебный паек и два обеда. Однажды ей, пользуясь «служебным» положением, удалось спасти 13 мирных жителей, которых собирались расстрелять в отместку за убитого партизанами офицера.

В 1944 году гитлеровцы угнали Нину Грин в Германию. Ее мать, узнав об этом, окончательно сошла с ума и умерла. Лишь спустя год вдове писателя, которая тогда думала только о создании музея, удалось вернуться на родину. Но советская власть приняла ее неласково, назначив 10 лет лагерей с конфискацией имущества за сотрудничество с оккупантами.

Все ее имущество тогда составляли дом и участок, где Грин охотился с луком. Нина Николаевна мечтала создать там музей, но первый секретарь Старокрымского райкома партии Л. С. Иванов устроил там курятник.

В лагерях Нину Николаевну поддерживала первая жена Грина, Вера. И зеки, по свидетельству очевидцев, относились к ней с заботой и уважением, даже самые отпетые. Она, оставаясь непоколебимо романтичной, работала в больнице и искала любую возможность, чтобы помочь людям. Но в конце концов и она попала в лагерь для самых изможденных и умирающих.

Курятник и вечность
Незадолго до освобождения, 4 июня 1955 года, по лагерному радио Нина Грин услышала сообщение о возобновлении на советской сцене балета «Алые паруса».

Волшебник сказал девочке Ассоль:«Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе».
На свободу она вышла, отсидев почти весь срок, седая как лунь. Но вместо алых парусов, как она говорила позже, в душе была лишь «куча разорванных окровавленных тряпок». Тем не менее она нашла в себе силы вновь начать борьбу за создание музея. И пыталась сопротивляться слухам, которые распускал о ней не желавший расставаться с курятником партийный босс.

Тогда о ней много клеветали - что Нина Николаевна бросила умирающего мужа в полном одиночестве, что переливала фашистам кровь убитых советских детей, что стремится создать музей Грина только для того, чтобы устроить в нем шпионскую явку. А вдохновленные ею книги Грина тем временем издавались миллионными тиражами.

Ей удалось победить, пусть это и отняло последние силы. В 1960 ей удалось открыть дом-музей Александра Грина в Старом Крыму. В течение десяти лет она жила на пенсию в 21 рубль, не получая никаких гонораров, и поддерживала экспозицию. Местные власти отказывались придать музею официальный статус, говорят, что в целом за музей великого советского писателя, но против его вдовы. «Музей будет только тогда, когда она умрет», - заявлял крымский обком КПСС.

Так и случилось. В 1970 году был открыт музей Грина в Феодосии, а через год дом в Старом Крыму получил статус музея. Окончательная утрата курятника так раздосадовала партийное начальство, что оно распорядилось похоронить Нину Грин не рядом с мужем и матерью, как она просила, а на другом конце кладбища. Только спустя год шестеро друзей Нины Николаевны тайно выкопали гроб и перенесли к могиле писателя.

Только в 1997 году прокуратура Крыма полностью реабилитировала Нину Грин. Дело было пересмотрено, и власти подтвердили, что вдова писателя не принимала участие в карательных акциях, не была предательницей и не пособничала захватчикам.

А через год история скорчила еще одну гримасу. В местном пункте приема металла задержали мужчину, который отодрал от могилы Александра Грина фигуру девушки, «Бегущей по волнам», и распилил ее. Вандал оказался внуком того самого чекиста, который вел следствие по делу Нины Грин.

«Когда на другой день стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…»https://live124578.livejournal.com/325098.html#cutid1

___________________________________________________________________________________
Часть третья: Вера

Их повесили в один день, 29 ноября. Только Зою – в Петрищево, а Веру в десяти километрах от нее, в деревне Головково. Девочки ушли на задание вместе, но по дороге отряд попал под обстрел и распался. Вера и Зоя разошлись в разные стороны в составе двух групп.
С этой минуты начался их мучительный путь на эшафот, с той лишь разницей, что о Зое Космодемьянской вся страна узнала через два месяца после казни, а Вера Волошина числилась пропавшей без вести еще 16 лет.
Между деревнями Якшино и Головково ее группа снова попала под обстрел. Вера была ранена в плечо, но забрать девушку друзья не успели - к месту обстрела очень быстро прибыли немцы. Утром двое из группы попытались отыскать Веру или её труп, но нашли только пятна крови на снегу.
Лишь в 1957 году, благодаря журналисту Геннадию Фролову, могила Веры Волошиной была найдена, а жители деревни рассказали о гибели неизвестной девушки, которую все эти годы называли между собой "наша партизанка"...
Девочки провисели больше месяца. Над телом Зои фашисты в новогоднюю ночь надругались, исколов ножами и отрезав грудь. В январе, после ухода немцев, их, наконец, сняли: Веру – с придорожной ивы, Зою – с виселицы. "Верина ива" жива до сих пор…
Последнее письмо от Веры мать получила в октябре 1941-го. Дочь писала: "не переживай за меня, со мной ничего не случится, буду жить сто лет!".
21 июня 1941 года подруги вскладчину купили Вере свадебное платье – ей сделал предложение одноклассник, Юрий Двужильный. Они учились вместе в кемеровской школе и теперь хотели пожениться, только решили подождать год, чтобы Вера закончила учебу...
Юрий Двужильный будет убит во время боя за деревню Хорошки в июне 44-го.
Похоронят его там же, в братской могиле вместе с 32 бойцами его батальона.
Но пути влюбленных все же соединились. В городе их детства Кемерово есть улица Веры Волошиной, которая пересекается с улицей Героя Советского Союза Юрия Двужильного.
В мае 1994 года был подписан Указ о присвоении звания Героя Российской Федерации Волошиной Вере Даниловне.
Посмертно.
https://sadalskij.livejournal.com/3609475.html ЖЖ Станислава Садальского


Из обсуждения:
Сейчас мало кто помнит, что один из старейших парков города Кемерово, известный, как Комсомольский, на самом деле тоже носит имя Веры Волошиной.

Девочки, какие девочки. Светлая Память

Еще в Мытищах есть улица имени Веры Волошиной. Там она училась в Московском кооперативном институте. А в здании института есть музей Веры Волошиной

Спасибо большое за память Станислав Юрьевич. Память о Зое очень берегут на ее родине - в Тамбовской области. При активном участии Тамбовской студии кинохроники завершаются съемки фильма о последних часах ее жизни."ЗОЯ" https://www.onlinetambov.ru/news/culture/vyshel-treyler-filma-zoya-s-uchastiem-tambovskikh-akterov/ А вот о Вере Волошиной не знал...Будем помнить!

Вера Волошина, Анна Васильева Горемычкина (моя бабушка), Шура Горемычкина (моя мать) https://alikhanov.livejournal.com/2776785.html

Тэги: три судьбы

Источник: https://www.stranamam.ru/post/13861238/