Из дневника протоиерея Александра Дьяченко

19 фев, 2018
Начало поста

Была у нас в храме прихожанка, звали её Мария Николаевна. Маленького росточка, уже старушка. Всю жизнь отработала воспитателем в детском саду. Выйдя на пенсию пришла в церковь, благо храм только-только передали общине верующих. Очень любила Псалтирь, потому знала и ориентировалась в содержании псалмов лучше всех нас. Кстати, чтением псалмов она лечила все свои недуги.
- Батюшка, я как, что заболеваю, так сразу же за книжку. Три - четыре кафизмы прочитаешь, вот ты и снова человек.
В первую седмицу поста бабушка Маша принимала только святую воду, прерываясь лишь на причастие преждеосвящёнными дарами в среду и пятницу. Тогда она позволяла себе съесть ещё и маленькую просфору.
В первые дни она приходила на клирос читать псалмы, но уже в среду её голос начинал сипеть, потому до воскресения она замолкала.
Почему я сейчас её вспомнил. Однажды мой друг, владелец придорожного кафе, это ещё до того как он воцерковился и стал осмысленно держать пост, зашёл в храм на прощёное воскресенье и услышал проповедь священника. Тот в это время рассказывал, что в древности монахи в первую неделю Великого поста вовсе ничего в рот не брали.
Мой друг задумался, а я смогу вот так с понедельника до воскресенья ничего не есть? Решил попробовать. Попробовал и продержался целую неделю. Здесь нужно учесть, что при этом он каждый день с утра до вечера пропадал в своём кафе, находясь в окружении самых разных запахов приготовляемой пищи.
- Вообще легко. Ничто не соблазняло. Смотрел на еду, словно это не еда, а что-то совсем другое. Начал есть просто потому, что есть нужно. Чувство голода не испытывал совсем. После этого подумал, а... поститься легко.
Зато потом, когда в последующие годы к воздержанию от еды добавились службы, он приезжал по вечерам на все четыре части канона преподобного Андрея Критского, вечернее - утреннее правило, совсем без пищи он уже не обходился.
- Тогда и понял, батюшка, что пост и диета - это совершенно разные вещи.
_______________
21 фев, 2018
Страшный сон
Сегодня проснулся в пять утра. Всё потому, что увидел страшный сон. Будто я в автобусе еду куда-то вместе с Алисой, моей старшей внучкой. Куда еду, зачем? Ума не приложу. Дитя смотрит на меня, прижимается и жалобно так начинает просить:
- Дедушка, я хлебушка хочу. Дай мне хлебушка, пожалуйста.
А я думаю, где же, деточка, я возьму для тебя хлебушка? В автобусе, который без остановок идёт непонятно куда. Вдруг вижу, в ногах у меня пакет. Разворачиваю, в нём кусок сухого белого хлеба, горбушка. Хочу взять, а как хлеб ребёнку давать грязными руками? И у неё ручки грязные, а девочка, не переставая, умоляет: есть хочу.
Как это уже не раз бывает, начинаешь вмешиваться в сонные видения, вот уже и пачка влажных салфеток откуда то появляется, и банан, и булочка, и пачка сока.
Будильник прозвенел, я окончательно проснулся. Дитя с умоляющими глазами осталось стоять в памяти. И только тогда вспомнил, мне же завтра отпевать одного очень хорошего человека. На полном серьёзе, хорошего и доброго. Одна беда, неверующего. Староста наша знала его и часто приглашала приходить в храм на службу. Всякий раз извиняясь он отказывался, мол, некогда.
Я знаю: «некогда» это от слова «никогда».
На масленицу радовался празднику, песни пел, а потом прихватило сердечко. Скорая помощь не приехала. Не потому что врачи плохие, нет. Просто не судьба жить человеку дальше. Его время истекло.
Я уже видел во снах этих детей, плачущих и умоляющих о кусочке хлебушка. Ко мне идут, а к кому им ещё?
_______________
25 фев, 2018
Второй сон Веры Павловны
Этой заметкой хочу продолжить и завершить тему, предыдущего своего материала. Тема зыбкая, опирается лишь на видения, тем не менее, не могу её переступить и писать дальше. Усопшие иногда приходят. Но чтобы так, дважды в течение одной недели, такого ещё не было.
В среду мне пришлось отпевать человека, скажем так, совсем не церковного, но положительного, и даже очень хорошего по своим душевным качествам. Я уже рассказывал о ребёнке, просящем у меня хлеба.
Перед тем, как приступить к отпеванию ко мне подошла матушка и сообщила, только что умерла наша прихожанка. В этом году у нас в общине это уже третья кончина верующего человека. Раньше в лучший мир мы провожали максимум одного молитвенника за год, а в этом уже троих.
Не удивительно. Мы стареем. Община, сформировавшись ещё в середине девяностых и начале двухтысячных, когда восстанавливался храм, так и осталась костяком прихода. Новые люди хоть и появляются, но держатся особняком. Потому каждый очередной уход ветерана для нас значимая веха.
Нина, так звали новопреставленную, после операции по удалению онкологической опухоли проболела ещё целых восемнадцать лет. Иногда она просила родных привезти её в храм, но чаще я сам бывал у неё дома. Не помню, чтобы она хоть когда-нибудь была в силах, постоянная немощь. Болезнь не отступала и всегда приносила страдания. Все эти годы она только и жила молитвой. Страдания сделали её святой. Нина Яковлевна не жаловалась и никогда не роптала. Обычно она лежала в своей комнате, смотрела на свой иконостас из множества разных образочков, и молилась.
Дочь рассказывала, как перед смертью, когда больная уже терялась и не всегда понимала где находится, она могла, всплёскивая руками сказать с досадой:
- Что же это такое! Полная комната ангелов, хотела встать, а негде.
Мы ждали её кончины со дня на день. Она умерла в среду. Наверное, чтобы на свой сороковой день присоединиться ко всем тем, кто будет славить вход Господень в Иерусалим.
Матушка подошла и попросила прочитать молитву из канона на разрешение души от тела. Я вышел, и прежде чем отпевать, прочитал молитву. Потом отпевая, на каждом прошении об упокоении поминал и новопреставленную. У Господа всё промыслительно, и ничто совершаемое в храме не совершается напрасно.

Под утро во сне я видел себя в алтаре. Будто кто-то незнакомый входит и протягивает мне крошечный пакетик.
- А это сопроводительная, - и передаёт мне листок с текстом. – Здесь, - он показывает на пакетик, - великая святыня. Раньше она принадлежала, - он назвал кому, но я не запомнил. – Теперь она будет находиться в вашем храме.
Поблагодарив, я положил пакетик на престол. Собрался было прочитать сопроводительную, но не успел. В алтарь вошёл другой незнакомец. Не обращая на меня внимания, он подошёл к святыне, схватил её с престола и быстрым шагом отправился на выход. Оторопев от такой наглости, я растерялся и остался стоять на месте. Вдруг вижу, рядом с входом в диаконник появляется моя старшая внучка.
- Дедущка, не волнуйся! Я догоню его и принесу её обратно.
Она убегает, а я быстрым шагом тороплюсь вслед за ней. Мы выходим из храма и куда-то спускаемся по лестнице всё ниже и ниже. Девочка скрывается у меня из виду. Наконец я её увидел. Девочка стояла на самом дне, куда привела нас эта лестница. Пол вокруг нас был загажен донельзя. Сплошной мусор, кал, и вонючая слизь.
Моя Алиса, перепачканная в этой грязи сверху донизу, смотрит на меня счастливыми глазками и подаёт маленький пакетик со святыней.
- Дедушка, убегая он бросил её в самую грязь, а я отыскала. Возьми, дедушка.
Беру пакетик, разворачиваю и вижу алюминиевый образок Пресвятой Девы с Младенцем на руках. В начале девяностых таких иконочек на подвеске было очень много. Серебряных мало, а таких много. Вокруг нас грязь и вонь, а у меня на ладони новенькая, будто только что вышедшая из-под пресса икона Пресвятой Богородицы.
Дитя улыбаясь, смотрит на меня. Я зажимаю образок в руке, опускаюсь на колени и делаю перед девочкой земной поклон. Потом беру её на руки. Прижимая к себе, такую как она есть, перепачкавшуюся в грязи, и поднимаюсь по лестнице.
- Пойдём наверх, родная моя, я отмою тебя, ты у меня будешь чистой-чистой. Даже не представляешь, какой ты у меня будешь чистой.
После отпевания, когда все наши подходили прощаться, я подошёл последним. И как во сне, опустившись на колени, сделал перед ней земной поклон.