"Подумал, что и на небесах точно так же ангелы Божии слышат и наши молитвы, и наше пустословие. " : протоиерей Александр Дьяченко

Http://alex-the-priest.livejournal.com/251476.html
Много лет мы знаем друг друга, и хорошо друг к другу относимся. Все эти годы мы, находясь в одной епархии, встречались на общеепархиальных мероприятиях и на совещаниях у владыки. И за всё это время мы ни разу с ним не поговорили. Так, чтобы по душам.

Нужно было дождаться, когда нашу прежнюю большую епархию сперва разделят на две части, а потом от каждой половины командируют его и меня в Москву на курсы повышения квалификации. Пять долгих лекционных дней мы сидели с ним рядом, и, наконец, в один из этих дней, отправляясь на обед, я его спросил:
- Бать, а как ты священником стал?

Наше с ним поколение батюшек большей частью пришло в священство, не кончая духовных училищ или семинарий. Сперва мы заканчивали институты или военные училища, работали на производстве, служили в армейский частях, некоторые воевали. Кто-то кидал уголёк в топку общественной котельной, а кто-то, будучи профессором, преподавал студентам в европейском университете.
Наши пути такие разные, схожи в одном, когда каждый из нас услышал призыв и согласился принять крест. Нас не нужно жалеть, мы отдавали отчёт на что идём. Учиться богословской премудрости начинали потом, уже становясь настоятелями, как правило, полуразрушенных храмов. Потому вопрос, как ты стал священником, это вопрос о всей твоей предшествующей жизни, и не каждый захочет оглядываясь назад, ворошить прошлое.
Отец Александр поджарый небольшого роста, но сильный и уверенный в себе человек. Ещё он очень добродушный и легко идёт на контакт.
- Как я стал священником? Тогда нужно спросить, почему я вообще начал ходить в храм.
- Да, почему ты уверовал в Бога?
- Ты не поверишь, но я скажу: от непонимания, связанного с этим раздражения и желания во всём разобраться.

В детстве я был подвижным и очень досужим. Ни одно мероприятие или уличная драка не обходились без моего участия. Отец, желая направить мою энергию в мирное русло, привёл меня в секцию борьбы. Ещё участь в школе, я выполнил норматив мастера спорта. Но хотелось не просто выполнить норматив, а стать настоящим мастером. Было интересно достигать результата. Изучал восточные единоборства и приёмы русского рукопашного боя. Мне казалось, что я в совершенстве научился владеть собственным телом.

Служить меня призвали в спецназ. Мне нравились постоянные тренировки и возможность узнавать что-то новое. В каких-то боевых операциях я не участвовал. Несколько раз за время службы мне делали какие-то уколы, что было после, я не помню. Приходил в себя со сбитыми кулаками, и ещё болело всё тело, словно после хорошей драки. А командир хвалил, говоря, что я всё сделал правильно.
Много лет спустя, уже будучи священником, я дважды получал приглашения на какие-нибудь торжественные районные мероприятия, где мне вручали боевые медали. Конечно, получать награды приятно, но за что? И почему через двадцать лет после службы? Не понимаю.

Отслужив в армии, чем я только не занимался, был даже каскадёром. Снимался в фильмах. И ещё стал замечать, что взяв карандаш, я могу в точности изобразить любой предмет, скопировать сложнейший узор или рисунок. Однажды в свободное время сижу за столом и что-то копирую, чувствую, за спиной кто-то стоит. Поворачиваюсь, мой товарищ. Внимательно за мной наблюдает. Потом спрашивает:
- А сам писать не пробовал?
- Тебе – то что?
- Я заслуженный художник России. Могу научить работать красками.
Этот человек научил меня многому, а дальше, как и любой художник, я постоянно занимался самообразованием.

Пришло время, женился, окончательно переехав в город, где сейчас и живу. Моя жена заканчивала музыкальное училище по классу пения. Теорию к тому времени она уже освоила, нужна была практика. Один из наставников посоветовал ей на время летних каникул пристать к какому-нибудь церковному хору, из тех, что поют по нотам.

Нам подсказали съездить в храм, который находился в пятнадцати километрах от нашего дома. У меня был мотоцикл, и я согласился возить её в храм по субботам и воскресеньям. Обычно приезжал, оставлял жену и отправлялся по своим делам. Однажды мне не нужно было никуда спешить, и я остался в церкви на всенощное бдение.
Зашёл в храм и стою, они поют. Час поют, два часа поют, чувствую, устал. А они всё поют.

Служба продолжалась три часа. От усталости я просто валился с ног. Смотрю на церковных бабушек. Кажется, будто они и не стояли здесь трёх часов подряд. И лица у них благостные. Вот певчие спускаются с хоров, бодрые улыбаются. Из алтаря, опираясь на палочку, выходит старенький батюшка. Идёт после трёхчасовой службы, и хоть бы что! А я устал!

Я, в совершенстве владеющий телом, знающий множество приёмов борьбы, способный весь день без отдыха бежать по пересечённой местности, проигрываю этим старушкам и дедушке инвалиду с палочкой в руках. Чем они здесь занимаются, какой техникой владеют? Почему я о ней ничего не знаю?
Вернувшись домой, я был зол на весь окружающий мир, зол на моих отцов командиров, которые утаили от меня секреты этой неизвестной мне доселе техники владения телом. Поддавшись порыву, сжёг свои армейские фотографии. Когда потом мне вручали боевые медали, и журналисты хотели разместить моё фото армейской поры, я ничего не смог им предложить.

Со временем познакомился с тем стареньким батюшкой. Узнал, что он не простой священник, а из тех, кого в народе называют старцами. Через его наставления мы с женой пришли к вере, и я крестился. Мне нравилось бывать в этом храме. Пятнадцать километров на службу и домой я предпочитал не ездить, а бегать. Зимой иногда через лес по пояс в снегу. Дополнительная тренировка, меня это только дисциплинировало.

Батюшка узнав, что я умею работать с красками попросил переписать огромный шестиметровый образ Покрова Пресвятой Богородицы, писанный маслом по металлу. Образ находится снаружи храма, металл от сырости проржавел, и ржавчина проступила наружу.
Я согласился. Сделал леса, подготовил краски, кисти. Собираюсь начинать и вижу внизу отца Алексия.
- Как настроение, боевое? Ну, давай, с Богом. За день управишься.
Только из уважения к священнику, стоя высоко на лесах, я не расхохотался над его словами. «За день управишься». Да здесь на неделю работы! Ладно, перекрестился и приступил.

Дело спорилось. Наступает время обеда, а мне есть не хочется, и кисть оставлять тоже не хочется. Я работаю, словно машина, без устали и без остановок. К вечеру закончил переписывать шестиметровый образ.
Спустился с лесов и только тогда ощутил, как я устал. На землю опустился и сижу. Батюшка подошёл, и говорит:

- Ночевать будешь у нас. Домой не езди. На будущее знай, великая сила благословение священника.
Потом уже в храме ведёт меня отец Алексий под самый купол и показывает наверх.
- Ты видишь, у Господа Саваофа лик осыпается? Не мог бы ты его поправить?
- Могу, конечно. Только леса нужны, без лесов не добраться.
- Лесов у меня нет. Может, сам чего придумаешь?
Стал расспрашивать и узнал, что прошлой зимой в совхозном телятнике разморозили систему отопления. Потому летом старые трубы срезали и заменили новыми, а те, что полопались, так и лежат невостребованными.
Сходил к директору, объяснил зачем прошу у него эти трубы, и тот мне их пожертвовал. С друзьями сделали леса, поставили. Забрался я под самый купол и понял, почему краска облетает. Вода протекает, крышу нужно чинить. Полез на крышу и заделал дыру.

Вернулся к основной работе, смотрю, а стены из-за копоти грязные. Провёл пальцем, словно в печке поковырялся. Что делать? Не могу я по копоти писать, рука не подымается. Снова прошу друзей и вместе мы в течение недели отмывали стены храма. Только после этого приступил к работе.

Поскольку утрат оказалось достаточно, писать приходилось и во время служб. Вот, я под самым куполом. Передо мной Господь в окружении ангельских чинов и сонмов святых. Я самым отчётливым образом слышал всё, происходящее в храме. Слышал доносившиеся слова молитв, слышал как кто-то плачет, и здесь же голос, рассказывающий про козу. Кто о чём. Подумал, что и на небесах точно так же ангелы Божии слышат и наши молитвы, и наше пустословие.

Когда вымыли стены, старинные фрески открылись и засияли. Матушка отца Алексия подходит ко мне и говорит:
- Ой, что-то ярко ты пишешь. Батюшке, боюсь, не понравится.
А я к ним даже не прикасался. Через час снова приходит, и опять слово в слово, «Батюшка будет недоволен». Пошла за отцом Алексием. Тот посмотрел и тоже:
- Да, Саша, матушка права. Наверно слишком ярко.
Я смеюсь и объясняю, что это их родные цвета.
- А в этом месте, - и показываю на ангелов. Мой предшественник вместо того, чтобы отмывать стены переписал ангелов прямо по копоти, добавив в краску тёмных тонов. От того сейчас, рядом со светлыми фигурами они совсем не походили на ангелов света. – Этих чумазых так оставим или перепишем?
Матушка с батюшкой в один голос:
- Перепишем!

Больше мне уже никто не мешал. Поправил купол, дописал кое-где на стенах и перешёл работать в алтарь. Он огромный и площади под роспись тоже немалые. Работа кропотливая. Бывает, тянешься мазок сделать, думаешь, вот сейчас на выдохе линию проведу. Только начнёшь, и на самый кончик как специально усядется муха. И давай всё сначала.
Расписываю потолок, внизу престол. Кисточка выскальзывает из рук и падает точно на Евангелие. Слезаю и иду за отцом Алексием.

- Батюшка, подайте кисточку с престола.
Старчик встаёт, ищет палку и тяжело на неё опираясь идёт за мной в алтарь. Подал мне кисточку и ушёл. А у меня, вот искушение, она снова падает, и вновь на престол. Без этой кисточке мне никак.
- Отец Алексий! Выручайте!
Батюшка вздыхает:
- Эх, Сашка, стал бы ты диаконом, не было бы у меня с тобою проблем.
Я этих его разговоров не поддерживал, потому как о священстве в то время даже не задумывался.
Однажды мы со старостой зачем-то приехали в епархиальное управление. Она ушла, а я остался её ждать. Мимо идёт епархиальный секретарь. Это потом я узнал, что это епархиальный секретарь.

- Ты кто и что тут стоишь?
Я рассказал кто я и откуда. Он выслушал и говорит:
- Мне отец Алексий о тебе говорил. Пойдём.
Заводит меня в приёмную, там очередь. Велел ждать, а сам ушёл. Сидим. Передо мной четыре человека. Спрашиваю:
- Чего ждём?
- Собеседования. Владыка испытывать будет. Годимся мы на священников или нет.
Про собеседование рассказывать не стану. Только всех кандидатов, что передо мной сидели, владыка забраковал. Прошёл я один. Секретарь даёт бумагу:
- Пиши рапорт.
- Какой?
- Что ты хочешь стать священником.
Я подумал и написал. Вернулись мы со старостой домой. Работаю дальше, из епархии никаких новостей. Прошло четыре месяца. Снова мы в том же составе отправились в епархию за товаром для храма. Зашёл в храм что рядом с епархиальным управлением, и стал рассматривать росписи. Появляется староста:

- Там тебя зовут.
Кто зовёт, зачем? Подхожу к дверям в управления, а меня уже ждут. Незнакомый священник, увидев что я подхожу, сделал знак следовать за ним. Идём в ту же самую приёмную. На стульях вдоль стены сидят несколько человек. Спрашиваю их:
- Кандидаты на священство?

Те молча кивают головами. Я обращаюсь к священнику, который меня привёл:
- Я уже здесь был. Разговаривал с владыкой и тот велел мне писать заявление.
Батюшка всё так же без слов заходит в кабинет к владыке. И уже через минуту выходит.
- Оставайтесь. Завтра у вас рукоположение.
Назавтра меня рукоположили в диакона, а через месяц в священники. К отцу Алексию я уже не вернулся.

- Знаешь, мне кажется, твой старчик все эти события провидел. И знал, что ты уже не вернёшься, и что алтарь так и останется не расписанным. А всё равно толкал тебя в священство.
- Самое интересное, что алтарь я всё-таки расписал. Через четыре года, когда меня назначили в этот храм настоятелем после отца Алексия. И до сегодняшнего дня я продолжаю в нём служить.