Точка. продолжение

…Я стояла у доски в пустом классе, пунцовая от стыда и готовая в любую минуту разреветься.
Так и не дождавшись визита моих родителей (в ответ на мои просьбы явиться в школу, папа сунул мне в руки карандаш и листок бумаги и, дав задание нарисовать зайца, вышел на улицу,- ремонтировать машину) учитель решил сам воздействовать на меня должным образом и научить наконец-то изобразительному искусству.

-Твоя рука должна быть расслабленной и в то же время умелой,- просипел старик, роясь в подсобке в плакатах с изображениями человеческих рук, ног, частей лица. Посмотрев на часы, он вытащил из общей кучи нужный ему плакат и закрепил его на доске.
Я чихнула.
-Простыла, что ли?- как бы между делом поинтересовался преподаватель, любовно осматривая ворону, изображенную на плакате в профиль. Он разгладил короткими пальцами пожелтевшую бумагу и стукнул кулаком по вороне.
-Во, какая красавица!- гаркнул он, нисколько не заботясь о моих маленьких ушах.

Я вздрогнула, уронив маленький кусочек мела, который до этого мне «любезно»(неохотно и как будто отрывая от сердца ) разрешил взять с доски преподаватель. Он терпеть не мог, когда его мел (округленный и гладкий)брал без спроса кто-то из посторонних и если подобное случалось, то всегда заставлял приносить ослушника новую пачку разноцветных мелков, купленных естественно родителями.
-Не разбазаривай казенное имущество!- побагровел дед, топая ногой и глядя на меня, как на преступницу.
Я подобрала мелок с пола и протянула его старику.
-Возьмите,- сказала я. –У меня есть свой.
Владислав Иванович кашлянул.
-Небось, булыжник настоящий,- проворчал он.
Я широко распахнула глаза.
-Откуда вы знаете?
Дело в том, что за школой у нас находилась небольшая известняковая гора, от которой ребятишки иногда откалывали миниатюрные глыбы, чтобы затем поделить их на части. Весь школьный двор был испещрен клеточками для игры в классики, а также дикими рожами и разного рода надписями. Я тоже припасла для себя внушительный такой кусок и не постеснялась засунуть его в портфель.
Каждодневно таская его с собой в школу(отчего мои тетрадки, учебники и дневник всё время пачкались), на переменах я так же, как и прочие ребятишки, выходила во двор и пыталась малевать что-то на выщербленном асфальте. Получалось у меня плохо, конечно, но я старалась рисовать снова и снова. Папа объяснял мне, что во всяком добром деле нужно постоянство. Он также говорил мне, что нужно вовремя уметь отступить от того, что у тебя не получается, и сосредоточиться на чем-нибудь другом. Только как тут сосредоточишься, например, на игре в классики, если за тобой по пятам ходит этот старикашка, и так и сверлит своими глазками-бусинами.

… -Сейчас мне нужно идти в учительскую,- напомнил о себе учитель, снова оглядывая ворону и отскребая ногтем большого пальца приставший к ее нарисованной лапе пластилин. -Ты тут покумекай покамест, подумай, попробуй нарисовать ее такой, какой видишь.
Я опустила голову, не в силах смотреть в лицо учителю.
Его выражение я и так знала.

«Какая же ты бестолочь!»- как будто было написано в его выпуклых глазах, а на тонких бескровных губах играла презрительная усмешка. Пока старик расписывал мне неприглядную птицу во всех красках на словах, я к своему изумлению отметила сходство между его тонким хрящеватым носом(отчего-то красноватым) и вороньим клювом.
После его ухода рисовать птицу я начала именно с него.

... Оставшись одна в классе, я долго размышляла о пернатых и о том, что с ними связано. Клюв начатый, но неоконченный, нелепо красовался в дальнем углу доски,- там же висел и плакат с пресловутой вороной.
«Не всем дано рисовать»,- водя пальцем по доске, вспоминала я папины слова, сказанные им маме во время печального разговора на кухне. Рассматривая моего зайца, -этакого крохотного пугала с двумя большими зубами, родитель долго искал на столе тарелку с супом.

-Неужели ты не видишь, что у зайчика ушки длинные?- как-то беспомощно спросил меня отец, а мама дотронулась до его руки. Она так часто делала, когда боялась, что папа «перегнет палку» и её и без того печальное чадо зайдется в безутешном плаче.
-Зачем ты так намельчила?- папа меж тем был непреклонен.- На картинке в книжке зайчик большой, а ты его изобразила каким-то гномиком.

-У меня карандаш сломался,- поспешила солгать я. В приступе творческих мук я слишком сильно надавила стержнем карандаша, заточенным папой перед уходом, на лист бумаги, отчего в листе появилась дыра, а инструмент для рисования треснул пополам.

-Это что ж такое надо было сделать с карандашом, чтобы так испортить его?- родитель отложил лист с моим горе-рисунком в сторону и принялся есть суп, хмуро глядя на меня.
Я опустила голову. Меня всегда поражала родительская интуиция в тех или иных вопросах. Мои слова, которыми я пыталась прикрыться, как щитом, они с легкостью отметали, говоря, что это неправда. Я лила слезы и злилась на себя за то, что не могу красиво объяснить (солгать) так, чтобы они наконец-то поверили мне.

До сих пор при одном только воспоминании о том, как я наврала обоим родителям по очереди, заставляет меня если не краснеть, то, по крайней мере, смеяться…
… Мама очень сильно боялась, что её дети (я и мои сёстры) располнеют. А так как аппетитом в детстве я отличалась неплохим(девчонки тоже), то мамино решение- по вечерам закрывать на ключ кухню- было воспринято мной и моей старшей сестрой, чуть ли не как измена Родине.

Все мои уговоры и жалобы по поводу голода мама пресекала тут же. Поразмыслив на досуге, я вскорости выдала ей историю следующего содержания:
-Мам,- сказала я, сделав большие глаза и встав на цыпочки.- На наш садик сегодня упал самолет, а фашисты расстреляли повариху и всех воспитателей(тот факт, что папа забирал меня из детсада и беседовал с теми самыми воспитателями я, конечно же, не взяла во внимание)
-Ну, и что?- спокойно спросила меня мама, штопая мои гольфики.
-Нас не успели покормить!- выпалила я, ожидая мамину реакцию и последующего(по моим стратегическим расчетам) за ней ужина.
-Ну, и что?- спросила меня мама снова и отложила штопку. –Иди к папе, Света, и расскажи ему то, что сказала только что мне. А там посмотрим, -добавила она грустно.

Я, как ни в чем не бывало, направилась к отцу и выпалила ему ту же самую историю, еле справившись со слюной. В тот вечер мне дико хотелось есть.
-Иди в угол,- сказал мне папа в итоге, чем поверг меня в такое изумление, что я чуть не кувыркнулась через младшенькую сестрёнку, проползавшую в этот самый миг мимо меня на четвереньках. Сестренка заплакала, я тоже. Ещё бы.. кому охота вместо ужина стоять в углу и рассматривать обои на стенах, рисунок которых был выучен мною до этого наизусть.

…Подойдя к классному окну, я с мукой воззрилась на памятник, одиноко возвышавшийся над местностью в отдалении. Монумент под названием «Никто не забыт, ничто не забыто», увенчанный бронзовым солдатом, был выполнен Владиславом Ивановичем когда-то давно, -меня тогда еще и в помине не было,- и имел серьёзное значение для местных ветеранов. Те частенько возлагали живые цветы и искусственные венки к его подножию, а молодожёны фотографировались на его фоне. Вечный огонь, символизирующий нашу долгую память, иногда, впрочем, не горел(в селе экономили газ), а разгильдяи в виде местных хулиганов били бутылки на ступеньках памятника и справляли малую нужду в звезду, из которой собственно огонь и должен был возгораться.

…Оставив на доске не дорисованный вороний клюв, я малодушно покинула класс, аккуратно прикрыв за собой дверь и забыв прихватить с учительского стола дневник.


продолжение следует

https://www.stranamam.ru/post/8940093/-

начало "Точки"