Владимир Высоцкий. 76 лет со дня рождения.

Так каким же он был, Владимир Семенович Высоцкий?


Родился 25 января 1938 года в Москве. Отец — кадровый военный, участник боев за Берлин, освобождения Праги. «По-моему, главное в нем то, — рассказывает Семен Владимирович, — что рос он, окруженный людьми простыми и честными, прошедшими через войну, — настоящими людьми». Первоклассник Вова Высоцкий на всю жизнь запомнит то время, когда «возвращались отцы наши, братья по домам...». Потом он будет заново переживать время трудной фронтовой работы, боевого братства, требовавшее от людей невиданной стойкости: «Этот глупый свинец всех ли сразу найдет? Где настигнет — в упор или с тыла?»



... Большой Каретный переулок (ныне улица Ермоловой). Школа № 186. Десятый класс. 1955 год. Скуластый, невысокий паренек с темными задумчивыми глазами. Володя Высоцкий. Куда он идет после уроков? К друзьям — редактировать стенную газету. В драмкружок на улицу Горького. Или домой, где его ждет только что подаренная родителями гитара и самоучитель. Или же — к книгам. Читал он много. Читал запоем.

Если, путь прорубая отцовским мечом,
ты соленые слезы на ус намотал,
если в жарком бою испытал, что почем, —
значит, нужные книги ты в детстве читал!..

Окончив школу, он поступает на механический факультет МИСИ. Но страсть к театру берет свое, и уже через полгода он уходит из института и сдает экзамены в театральное училище. Проходила «пора вступлений и прелюдий».
Для родителей было полной неожиданностью, что Володю приняли в школу-студию МХАТа. Приняли, несмотря на пометку одного из экзаменаторов: «Чувством ритма владеет отлично, но голосовых данных не имеет...»

Педагогами Владимира Высоцкого в школе-студии были П. В. Массальский и А. М. Комиссаров. Наступило время репетиций, бурных дискуссий об искусстве, поэзии, жизни. И все чаще студента Высоцкого видели с гитарой. «Незадолго до окончания школы-студии, — рассказывал он на одной из встреч со слушателями, — я услышал Окуджаву и вдруг понял, что такая манера — свои стихи излагать под ритмы гитарные, даже не под мелодию, а под ритмы именно, — что это более усиливает поэзию, которой я уже занимался к тому времени немножко... В то время я писал для своих друзей, для наших актерских «капустников» в студии». Сквозь подражательство этих ранних песен-стихов «пробивалось» и свое — своя образность, свое особое поэтическое видение мира. Появились первые сочинения «спортивного» и «сказочного» циклов, первые «бытовые» песни-зарисовки. Потом им будет написано более шестисот песен.

...1959 год. Режиссер В. Ордынский приглашает Высоцкого на роль студента Пети в фильме «Сверстницы». Это дебют в. кино. В 1960 году Высоцкий оканчивает школу-студию и зачисляется в труппу театра имени А. С. Пушкина. Через три года переходит в Московский театр миниатюр.

... Апрель 1964 года. Высоцкий пришел в Театр драмы и комедии на Таганке. Актриса театра Алла Демидова вспоминает, что, когда в первый раз увидела Высоцкого, он стоял на лестнице в фойе театра и пел — не кому-то, а вообще всем. Осенью он уже играл в брехтовском «Добром человеке из Сезуана». Впереди было целых шестнадцать лет работы в театре. И всего шестнадцать лет жизни.

«Лексика песен Высоцкого, — как писал Александр Межиров, — принадлежит времени, напуганному пафосом, когда нарочитая грубоватость стихийно выполняла особенную функцию: противостоять песенкам-конфеткам». Настоящий художник справедливо избегает фальшивой патетики, ибо нигде так не удобно прятаться и проявляться неискренности, корысти, как за ее поддельным блеском. Но без настоящей патетики искусство было бы неполноценным. Высоцкий как бы с двух сторон преодолевает поддельный пафос: «сверху» — подлинным могучим пафосом песен, например, военного цикла, и «снизу» — остроумной издевкой, после которой от лжепафоса не остается камня на камне.

А вот что говорит о творчестве Высоцкого Булат Окуджава: «Если отталкиваться от поговорки «Не выноси сор из избы», то я придерживаюсь точки зрения, согласно которой сор этот выносить нужно как можно раньше и как можно в больших количествах, потому что сора накопится слишком много... Я думаю, что Высоцкий относился к той категории людей, истинных патриотов, людей такого толка, которые считают, что нужно избу от сора очищать, не обращая внимания на то, что скажут соседи».

Несомненно, по природе своей талант Высоцкого глубоко народен. В его образной системе органически уживаются «осовремененные» персонажи русских сказок, метафоры, построенные на фольклорной основе. Большинство стихов и песен прочно связано с верой в способность человека преодолеть, казалось бы, самые безнадежные ситуации: «Хоть какой — доберись, добреди, доползи...», «... конец мой — еще не конец: конец — это чье-то начало». При этом Владимир Высоцкий чужд псевдонародности.

Точно сказала поэтесса Новелла Матвеева: «Мы — чего греха таить! — все-таки привыкли связывать народность в искусстве с кренделем, самоваром, сарафаном, с чем-то лебяжьим, дебелым и замедленным, да все это сверху пересыпать треньканьем, да повизгиваниями, да грубыми прибаутками. Думаю, все это не относится ни к народности, ни к настоящему патриотизму. Владимир Высоцкий редко умилял и умилялся — чаще порицал и высмеивал... Его песни пригодились народу, который и сам ведь давно и неузнаваемо преобразился, образовался, осовременился».

Но, говоря о Владимире Высоцком, нельзя не сказать о таком явлении, которое условно можно было бы назвать «идолопоклонством». Как правило, оно исходит от Тех, кто при отборе «культурной пищи» привык исходить исключительно из соображений моды. В конечном счете за таким отношением скрываются узость взглядов, невежество, демонстративное «ничего, кроме (в данном случае) Высоцкого». Мне доводилось видеть целые стеллажи пленок с записями его песен, груды многословных воспоминаний, достоверность которых проверить невозможно, слышать выспренние речи, до абсурда превозносящие поэта, — и чаще всего все это лишь следование «голой моде», обезличивающей в конечном счете индивидуальность Высоцкого.

Он гневно отвергал попытки слишком «любознательных» проникнуть в его личную жизнь, он чувствовал за этим оскорбительное желание создать вокруг его имени «скандальчики с деталями». Суммарный ответ на назойливое любопытство — его песня «Я все вопросы освещу сполна». Болью и беспокойством пронизана песня «Ахиллес», где фантазия представила «посмертное» предательство «идолопоклонников», не дававших ему покоя при жизни: «Мой отчаяньем сорванный голос превратили в приятный фальцет...» Бросается в глаза разительное несоответствие между масштабностью его личности и мелкостью паразитирующих на его имени «толкователей». Да, были в свое время и нарочитая у него экстравагантность, и юношески-тщеславные, нетерпеливые мечты об известности. Это было. Но — было. Высоцкий быстро мужал, ушли суетность, жажда популярности. Он серьезно, неправдоподобно много работал, и накипь вокруг его имени все более тяготила его.

Например, во время гастролей, в Одессе он жил не в гостинице со всеми, а у знакомых, в цирке шапито. Он презирал суетливость, ненавидел людей, которые в своем эгоизме, чувстве мнимой причастности к артистической среде «отогревали» свои страсти, пытаясь за счет других заполнить собственную духовную пустоту. Современные мещане бурно веселились, слушая «Диалог у телевизора», «Сереги» умирали со смеху при первых строчках «Милицейского протокола». Добродушно ухмылялись завистливые «соседи», у которых вечно «на водку не хватает», и даже казалось, что хохочут «козлы отпущения» и «жирафы, которым видней» только потому, что они большие. Самодовольные и высокомерные, «врубая» на всю мощь магнитофоны, не понимали, что сатира Высоцкого направлена на них. Они продолжали восторгаться, собирать записи, повторять строки, но Высоцкий, автор песен «Канатоходец», «Горизонт», «Чужая колея», «Кони привередливые», «Мы вращаем Землю», «Смерть истребителя», «Я не люблю», оставался, по сути, чужд им и даже враждебен.


Тема преодоления — одна из главнейших в его творчестве. Преодоления горной вершины, океана, глубины морской, собственного страха. В песнях Высоцкого заключена громадная энергия, которая с первых минут звучания переходит в слушателя. Эти песни действительно способны «расширить горизонты». И постыдной становится разнеженная прихоть, поиск бесконфликтности. Мчались его кони... Мчались «по-над пропастью». Он мог умолять коней скакать помедленнее, но сам же все сильней их подхлестывал.

Если взять последние шестнадцать лет его жизни, то на каждый месяц в среднем приходится по меньшей мере три-четыре песни (каждая из которых создавалась в течение нескольких дней непрерывного, напряженного труда, потом еще месяцами находилась в работе, «обрастая» вариантами текста и мелодии) и два-три стихотворения (друзья не знали, когда он успевал писать их даже при его четырех-пятичасовом сне). Кроме того, на каждый год из этих шестнадцати приходится в среднем один-два фильма, одна-две театральные роли. И это не считая работы над пластинками, радиопостановками, не считая многочисленных гастролей и концертов, не считая, наконец, главной работы — постоянных репетиций и спектаклей. «Ясен, конкретен и чрезвычайно талантлив», — сказал о Высоцком кинорежиссер Никита Михалков.

Роль Гамлета Владимир Высоцкий играл в театре на протяжении многих лет. И роль эта была для него чем-то большим, чем просто роль, как и многие песни его — нечто большее, чем просто песни. В Гамлете концентрировались его самые сокровенные раздумья: «Вечные проблемы добра и зла в таком очищенном виде, как они поставлены у Шекспира, звучат сегодня в нашем беспокойном, мятущемся мире особенно остро». А вот слова Высоцкого, которые он сказал на одном из своих выступлений: «Я вообще целью своего творчества ставлю человеческое волнение. Только оно сегодня может помочь нравственному совершенствованию...» Незадолго до смерти он дважды играет Гамлета, несмотря на категорические запреты врачей, в предынфарктном состоянии.

Он сознательно выводил себя на такую пронзительную, головокружительную высоту нравственных критериев. Не мог иначе. Считал, что иначе — и не стоило бы. Легко заметить, как часто в творчестве он стремился к морю, в горы, в небо — к чистоте, на все обнажающий простор, где ни скрыть, ни спрятать маломальской подлости, а такие понятия, как «честь», «совесть», «верность», воспринимаются не как отвлеченные абстракции. Для Высоцкого-поэта первопроходчество стало призванием. Потому так бережно он относился к тем, кто «наслаждался битвой жизни». Песни его слушали матросы в дальних плаваниях, альпинисты в снежных горах, их знали вулканологи и сплавщики леса, ветераны войны, космонавты, рабочие, стройотрядовцы и шоферы... Песни его дают силу, добрую силу, которая покоится в каждом. Владимир Высоцкий призывал нас в лучших своих песнях никогда не забывать о своей человеческой сути, чтобы в каждом человеке был силен Человек.



«Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Реж. Александр Митта, 1976

По творческому напору Высоцкий был редким и уникальным явлением. Неоднократно мне доводилось быть свидетелем того, как он работал круглыми сутками, по четыре-пять дней. Причем не просто работал, а выкладывался. Днем съемка, вечером спектакль, да еще какой! — Гамлет или Галилей, ночью творчество за столом над белым листком, исписанным мельчайшими убористыми строчками. Два часа сна — и он готов к новому дню, полному разнообразных творческих напряжений, и так день за днем. По-моему, больше пяти часов он не спал никогда, кроме редких периодов полного расслабления, когда организм, казалось, освобождался от многомесячных накоплений усталости и сдержанности.
Пожалуй, это слово «сдержанность» лучше всего определяло Высоцкого, невидимого посторонним людям. На сцене театра или с гитарой он был сгустком раскаленной энергии, казалось, не знающей удержу и препон. А в общении с людьми был сдержан, собран, тактичен, терпелив. Причем надо понять, что это был человек с тонкой и остро чувствующей унижение структурой поэта, чтобы в должной мере оценить то напряжение и самодисциплину, которой требовала эта внешне чуть хладнокровная сдержанность.

МИТТА А. Будет излучать тепло и свет // Владимир Высоцкий в кино. М., 1989.


«Короткие встречи» Реж. Кира Муратова, 1967
Появился он у нас на картине «Короткие встречи». До него мы пробовали на главную роль другого актера, не буду называть его фамилию.
На студии появился простой парень — Высоцкий. Он выручил нас — снялся. Играл ли он? Он жил в картине. Он прожил эту экранную жизнь ярко и бессмертно.

В заколдованных болотах
Там кикиморы живут,
Защекочут до икоты
И на дно уволокут.

Это был праздник не только для нас, но и для Владимира Высоцкого. Встреча с Кирой Муратовой не прошла зря. Таких два ярких художника, когда сотрудничают, то возникает нечто большее. Что и произошло.
Володя был удивительно пластичен. Чувствовал свет, камеру, ракурс — все чувствовал, все знал. Он кинематографист по своей сути. Для себя он считал, чтобы камера была чуть ниже и левее относительно его, и свет должен быть направлен справа сверху. Куда бы камера не двигалась, Володя обязательно оказывался в том ракурсе, который считал для себя наиболее выигрышным. Естественно при этом ухитрялся смизансценировать свое движение в кадре, чтобы всегда сохранить два условия (света и ракурса), столь необходимые для выразительности.
Мне запомнилось, что он в жизни вел себя также. Двигался красиво, естественно. В период «Коротких встреч» ходил с тростью, очень органично и красиво ею пользовался. Ловко повернувшись вокруг своей оси, останавливал взгляд на собеседнике слегка сверху с прищуром и улыбкой на губах. И от этого сложного и в то же время простого по естеству движения он мне никогда не казался малорослым.

Он был очень занят. Приезжал к нам на день-два. После спектакля, перелета самолетом, съемок в горах у Станислава Говорухина он появлялся у нас усталый, но в кадре преображался; был до предела собран и в то же время раскован. Порой мне казалось, что я вижу его мысли по поводу того, успеет ли он на очередной рейс и, видимо, иногда тень этой мысли ложилась на его лик, но он был живой в кадре и в жизни.
КАРЮК Г. [О Владимире Высоцком] // Владимир Высоцкий в кино. М., 1989.


С растущей горечью думаю, как мало он сыграл киноролей, достойных его самобытного, уникального дарования, а может быть, вообще не сыграл. Хотя список фильмов с его участием на первый взгляд впечатляет количеством.

Сначала, видимо, мешала внешность: рост, непривычное для нашего кинематографа лицо. В советском кино сложились свои, отличные от театральных амплуа — ни под одно из них Высоцкий не подходил. А тут еще рано определившееся«в нем стремление к пластической выразительности, парадоксальности актерских ходов. Все это отпугивало основную массу наших кинорежиссеров, находившихся во власти запоз? далого «советского неореализма», работавших с актерами по единственному принципу «Проще, еще проще, совсем просто, ничего не играй! Теперь можно снимать!». И тем не менее уже в 60-е годы его приглашали сниматься, правда осторожно, — на роли подростков, бодреньких юнцов, второстепенных молодых героев. Сейчас это звучит неслыханно: Высоцкого с его неповторимым голосом даже переозвучивали!

В январе 1967 года после громкого успеха «Республики ШКИД» мне поручили снять картину по пьесе Льва Славина «Интервенция». Вскоре появился … Высоцкий. Он сильно изменился. Возмужал, однако был по-прежнему тих и сдержан. А в том, как он нервно слушал, ощущалась все та же скрытая энергия. То, что он будет играть в «Интервенции», для меня стало ясно сразу. Но кого? Когда же он запел, я подумал о Бродском.
Началось многоэтапное сражение за утверждение Высоцкого на роль. Сопротивление художественного совета и режиссеров студии я преодолел сравнительно легко. Их опасения сводились, как я уже говорил, к специфической внешности Высоцкого, не соответствовавшей утвердившемуся представлению о социальном киногерое, и к его исполнительской манере, слишком «театральной», в их понимании. Пришлось напомнить об условности стиля будущей картины, а в довершение я заявил, что актерская манера Высоцкого является в данном случае эталоном для остальных исполнителей.

Однако чем дальше, чем выше по чиновно-иерархической лестнице продвигались мои кинопробы, тем проблематичнее становилась вероятность его утверждения. [...]Первым испугался тогда директор «Ленфильма» И. Киселев. И все-таки Высоцкого удалось утвердить. С одной стороны, потому, что в «Интервенции», кроме Бродского, было еще несколько главных ролей, но прежде всего потому, что его кандидатуру поддержал крупнейший художественный авторитет тогдашнего «Ленфильма» — Григорий Михайлович Козинцев.

А Высоцкий начал работать, не дожидаясь официального утверждения. И как работать! Обычно актер на студии ощущает себя временным жильцом, его постоянным домом является театр. Высоцкий принес с собой в нашу группу такую страстную, всеобъемлющую заинтересованность в конечном результате, которая свойственна разве что молодым студийцам, создающим новый театр. Его занимало все: он вникал в процесс создания эскизов, волновался по поводу выбора натуры, принимал горячее участие моих спорах с композитором, даже в пробивании сметы, которую нам безбожно резали.
Высоцкий приезжал к нам в Ленинград при первой же возможности, как только в репертуаре театра возникало малейшее «окно», приезжал, даже если не был занят в съемках. Он появлялся, улыбаясь, ощущая себя «прекрасным сюрпризом» для всех присутствующих.

Он очень любил нашу «Интервенцию» и делал большую ставку на роль Бродского, поэтому весть о том, что картину положили «на полку», была для него тяжким ударом. В числе основных обвинений в адрес «Интервенции» — «изображение большевика Бродского в непозволительной эксцентрической форме».
Через восемь лет мне удалось неофициально восстановить копию «Интервенции». Мы смотрели ее вдвоем в пустом зале. Он сидел непривычно тихо и продолжал сидеть, когда зажегся свет. Постаревшее лицо его померкло. Потом все так же молча встал и прижался ко мне…

ПОЛОКА Г. [О Владимире Высоцком] // Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер. М., 1989.


Я обратил внимание на то, что чем глубже вживался он в свою роль, чем успешнее шла подготовка актерской пробы, тем все чаще предрекал он свой успех, не скрывая, что его что-то тяготит. Однажды он сказал мне: «Все равно меня на эту роль не утвердят. И ни на какую не утвердят. Ваша проба — не первая, все — мимо. Наверное, „есть мнение“ не допускать меня до экрана».
А после кинопробы, в которой подтвердилась принятая нами формула и сложность характера проявилась уже в небольшом отрывке, Володя, отозвав меня в сторону, сказал: «Разве только космонавты напишут кому следует. Я у них выступал, а они спросили, почему я не снимаюсь… Ну, и обещали заступиться».
Видимо, письмо космонавтов дошло. Володю утвердили на роль, и мы отправились в Евпаторию на съемки.

Критика высоко оценила работу Высоцкого. О фон Корене писали как о его несомненной удаче. На Международном кинофестивале в Таормина, в Сицилии, я узнал, что этот успех Володи был отмечен в 1978 году призом за лучшую мужскую роль. Наша страна в этом фестивале раньше не участвовала, и никто, в том числе и Володя, об этой высокой награде не знал. Вернувшись в Москву, я хотел обрадовать Володю, но он был в отъезде. А потом я надолго уезжал и все никак не мог сообщить об этом, все откладывал. И к великому огорчению… опоздал. Года через два после «Дуэли» мы встретились вновь. Я готовился в это время к работе над повестью Павла Нилина «Дурь» (сценарий назывался «Единственная») и еще не приступал к подбору исполнителей. Но авансом дал обещание пригласить Володю на одну из ролей.

И эта роль вскоре определилась. Руководитель клубного кружка песни. Несостоявшийся «гений». Неудачник с какой-то жизненной тайной, поломавшей судьбу...
Володя, естественно, тогда не знал еще об успехе в Италии, но к роли фон Корена относился как к этапной для него, возможно потому, что с ней связана была его легализация как актера кино. Ему сразу же понравилась идея сыграть неудачника и провинциального завистника. Как умный актер, он не гнался за внешней выигрышностью, эффектностью роли. Его привлекало внутреннее содержание, многоплановость, особая «тайна» характера, недосказанность и странность поступков...

Хотя роль была неглавная, он относился к ней на редкость ответственно и дисциплинированно. Мне вспоминается один случай. У Володи оказался единственный свободный от спектакля и репетиции день перед отъездом на зарубежные гастроли. В театре шла подготовка к отъезду, работали без выходных. На этот единственный день и была назначена важная съемка в Ленинграде. С трудом освободили всех партнеров, кого на всю смену, кого — на несколько часов. Как назло, вечерний спектакль в Москве заканчивался поздно, и на «Стрелу» Володя не успевал. Договорились, что он прилетит в день съемки утренним самолетом. Нетрудно представить себе нервное напряжение съемочной группы. Если эта съемка по каким-либо причинам сорвется — собрать всех участников не удастся раньше, чем через месяц. А это уже ЧП!

По закону бутерброда, падающего всегда маслом вниз, в то злополучное утро поднялась метель. Ленинград самолетов не принимал, аэропорт слабо обнадеживал, обещая улучшение обстановки во второй половине дня. Однако даже при максимальном напряжении снять сцену за полдня не удастся.
Все сидели в павильоне с «опрокинутыми» лицами, проклиная погоду и не находя выхода. И вдруг (это вечное спасительное «вдруг») вваливается Володя, на ходу надевая игровой костюм, а за ним бегут костюмеры, гример, реквизитор с термосом горячего кофе.
— Володя, дорогой, милый! Каким чудом? Администрация с аэродрома звонит — надежды нет!
— А я ребят военных попросил. Они во всякую погоду летают. К счастью, оказия была. За сорок минут примчали!

ХЕЙФИЦ И. [О Владимире Высоцком в кино] // Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер. М., 1989.


Он был человек спортивный, энергичный. Тратил он себя без остатка на любом выступлении. Было впечатление, что у него тут и сердце разорвется. Он удивительно играл, с огромной самоотдачей — всегда. Он хотел сняться в кино, мечтал, чтобы вышла его пластинка.

Каким он пришел? Смешным. Таким же хриплым, в кепочке. Кепочку снял вежливо. С гитарой. В пиджачишке-букле. Без всякого фасона, не такой, как говорили, — стильный молодой человек, нет. Пришел очень просто. Парень очень крепкий, сыграл чего-то. Сыграл, и не поймешь, собственно, брать или не брать. А потом я говорю: «У вас гитара? Может, вы хотите что-то исполнить?» — »Хочу«. — «Ну, пожалуйста». Он спел. Я говорю: «Еще хотите исполнить?» Он еще спел. Я говорю: «И что же вы исполняете?» — «Ну, — говорит, — свое!» — «Свое?» Я его сразу взял. Вот и все. Вот история его прихода.

Володя все время ходил, говорил, что он хочет сыграть Гамлета. Когда мы стали репетировать, репетиции шли тяжело и трудно. Оказалось, что он вообще хотел, а конкретно… не очень был готов. Потом, когда был такой тупик в работе, он даже исчез на некоторое время. Потом вернулся, стал очень хорошо работать. Роль свою он совершенствовал до самой смерти. И играл он даже перед смертью. Когда он сыграл последний раз? 18 июля играл и должен был играть...

А над ролью он этой думал, часто мы с ним говорили, потому, что такая же уникальная, как он сам. Были случаи, когда он играл ее совершенно необыкновенно. Один раз, с моей точки зрения, он играл ее гениально — в Марселе. Он пропал. Волею судеб я его ночью нашел. Врачи сказали, что ему играть нельзя. Он сказал, что он будет играть. Дежурил врач. Ведь никто не заставлял. Он сказал: «Я своим долгом считаю — играть». А врач боялся, что у него не выдержит сердце. Во время спектакля я актеров предупредил, что если что-нибудь случится и надо будет укол сделать, то они скажут: «Где Гамлет? Гамлет там. Сейчас он будет к вам доставлен». То есть мы придумали какую-то схему на случай, если нужно будет сделать укол за кулисами… Играл непередаваемо. Совершенно…

ЛЮБИМОВ Ю. [О Владимире Высоцком] // Ноябрь 1982. Живая жизнь. М., 1988.


... я видел «Гамлета»... и Высоцкий был Гамлетом... Каждое поколение имеет такого Гамлета, какого оно заслуживает. Наше — такого. Но это был Гамлет. Тот самый — шекспировский и наш...

КОЗИНЦЕВ Г. [О Гамлете Высоцкого] // Собр. Соч. в пяти тт. Т. 2. Л., 1983.


Станислав Говорухин
Летом 66-го мы снимали «Вертикаль» на Кавказе. Актерам довелось пожить недельку в палатке под ледником. Надо было набраться альпинистского опыта, вообще «почувствовать» горы. Особенно Володе. Мы очень рассчитывали на песни, которые он напишет. Без них картина не могла состояться. В это время на пике Вольная Испания случилось несчастье. Погиб альпинист, товарищи безуспешно пытались снять его со стены. На помощь двинулись спасательные отряды. Шли дожди, гора осыпалась камнепадами. Ледник под вершиной стал напоминать поле боя — то и дело вниз по леднику спускались альпинисты, вели под руки раненого товарища, кого-то несли на носилках. Палатка наших актеров превратилась в перевязочный пункт.

Володя жадно вслушивался в разговоры, пытался схватить суть, понять, ради чего все это…
Так родилась первая песня:

Да, можно свернуть,
Обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.

Альпинисты считали его своим. Верили, что он опытный восходитель. А он увидел горы впервые за два месяца до того, как написал ставшие такими популярными песни о горах.
Он был мужчина, если хотите. По природе своей, героическому нутру он должен был, вероятно, пойти в моряки, в летчики, в солдаты. Но для этого надо было иметь несколько жизней. Поэтому он в песнях проживал то, что хотел бы прожить в жизни. Он, будучи артистической натурой, как бы становился на мгновение тем, кем хотел быть. Свою несостоявшуюся ипостась находил он в этих песнях.


«Место встречи изменить нельзя». Реж. Станислав Говорухин, 1979

... Можно сказать, что не я пригласил Высоцкого на картину «Место встречи изменить нельзя», а он — меня. Однажды он говорит мне:
— Знаешь, тут мне Вайнера сказали, что у них для меня есть хорошая роль. Ты почитай роман, мне сейчас некогда...
Я взял у него роман, он назывался «Эра милосердия», прочел и… просто обалдел. Когда Володя приехал, я сказал ему:
— Роман, действительно, классный, и роль потрясающая. Ты ничего похожего еще не играл, представляю, как ты это сделаешь…

Володю я мог бы утвердить и без проб, потому что для меня, как и для всех нас, было ясно, что эту роль должен играть только он. Но это происходило в те времена, когда он еще ни разу не появлялся на телеэкране, а тут — такая одиозная фигура — в пятисерийном фильме! Поэтому я сделал на эту роль несколько проб других актеров, которые заведомо не могли тягаться с Высоцким. И когда показывал руководству пробы, я показал и эти пробы, которые были, конечно, гораздо хуже проб Высоцкого. Начальство это очень убедило.

— Конечно, только Высоцкий! — сказали они и довольно легко утвердили его на роль.
Он очень хотел спеть в этом фильме. Среди предлагавшихся им песен были и «За тех, кто в МУРе» и «Песня о конце войны», и «Баллада о детстве». Но, хотя песни мне и нравились, я был категорически против. Я считал, что это разрушит образ, и это будет уже не капитан Жеглов, а Высоцкий в роли капитана Жеглова. Володя обижался, мы ссорились.

Он давно подумывал о режиссуре. Хотелось на экране выразить свой взгляд на жизнь. Возможность подвернулась сама собой. Мне нужно было срочно уехать на фестиваль, и я с радостным облегчением уступил ему режиссерский жезл.
Когда я вернулся, группа встретила меня словами: «Он нас измучил!»
Привыкших к долгому раскачиванию работников группы поначалу ошарашила его неслыханная требовательность. Обычно ведь как? «Почему не снимаем?» — «Тс-с, дайте настроиться. Режиссеру надо подумать». У Высоцкого камера начинала крутиться через несколько минут после того, как он входил в павильон. Объект, рассчитанный на неделю съемок, был «готов» за четыре дня. Он бы в мое отсутствие снял всю картину, если бы ему позволили.

Он, несущийся на своих конях к краю пропасти, не имел права терять ни минуты...
ГОВОРУХИН С. Место встречи изменить нельзя // Владимир Высоцкий в кино. М., 1989.