Начо Дуато: «Михайловский превратится в самый современный балетный театр России»

Назначение одного из ведущих хореографов современности испанца Начо Дуато на пост главы балетной труппы Михайловского театра стало ключевым событием завершающегося театрального года. Ажиотаж вокруг появления Дуато в Петербурге объясним и оправдан: впервые за последние сто лет иностранный хореограф возглавляет отечественную балетную компанию и впервые за последние годы во главе российской танцевальной труппы появляется хореограф с мировым именем.


В должность главного хореографа и художественного руководителя Михайловского балета Дуато вступит 1 января 2011 года, однако знакомство с труппой начал уже сегодня. В самом конце своего осеннего творческого визита в Михайловский в эксклюзивном интервью «Фонтанке» хореограф впервые поделился своими планами.

— Было ли у вас некое сложившееся представление о Петербурге и России до того, как вы согласились возглавить балетную труппу одного из старейших театров нашего города?

— Впервые я приехал в Петербург так давно… Это было в 1983 году, когда в составе труппы Нидерландской балетной компании я гастролировал в СССР. Помню удивительные впечатления от поездки из Москвы в Ленинград — «Красная стрела», ночная дорога, чай из самовара… Я был очень молод и к тому времени не так уж много ездил по миру, но ваш город потряс меня сразу же. Я приехал в Ленинград из Валенсии, по сути дела — из маленькой деревушки. Первым делом, конечно, меня поразила архитектура. Петербург открыл мне Россию — и пошло-поехало: Тарковский, Толстой, Чехов, Пастернак, Ахматова… В вашу страну невозможно было не влюбиться!

— Я не случайно начала беседу с вопроса о Петербурге: балеты вашего прямого предшественника Мариуса Петипа (никому из иностранцев с XIX века больше не приходило в голову возглавить русскую балетную труппу) неотделимы от петербургского мифа. Вас занимает вопрос, как впишется ваша деятельность в петербургский культурный контекст?



— Я знаю, что между работой Петипа на императорской сцене и моим нынешним приходом в Михайловский театр принято проводить параллель. Эта линия, конечно, очень красива — но, по-моему, она образована случайными совпадениями. Вместе с тем я абсолютно убежден в том, что все в жизни происходит неслучайно, у всего есть причина — я очень верю в судьбу. Вот смотрите: я всегда очень любил танцевать. Но я рос во времена Франко, когда невозможно было заниматься балетом с такого раннего возраста, как того требует академическая школа. А мне всегда хотелось танцевать именно классический репертуар — скажем, Альберта в «Жизели», Джеймса в «Сильфиде». Но всю жизнь мне приходилось заниматься современной хореографией. И вот теперь я приезжаю в Россию, в Петербург, в одну из мировых цитаделей классического танца – и приезжаю делать то, о чем в молодости мог только мечтать: работать с академической труппой. Танцевать, конечно, я не буду, но ставить — да. Так что моя мечта сбылась.

— На сегодняшний день вы являетесь одним из первых хореографов мира, человеком, с которым ассоциируется само понятие современного танца. Между тем Петербург — город очень консервативный, с очень сильными классическими традициями, и все актуальное для Запада у нас не слишком хорошо приживается. Вы готовы к этому?

— Когда я прихожу в балетный класс, то не задумываюсь о том, насколько классично или современно то, что я делаю. Мой главный критерий — качество: насколько качественно поставлена хореография, насколько качественно ее танцуют артисты, насколько качественно поставлен свет. Если вы танцуете балет Мариуса Петипа плохо — это уже не балет Петипа и уж тем более не классический балет. Куда ближе к Петипа окажется качественно станцованная современная хореография — и наоборот. Накануне нашей встречи, я смотрел в Кировском театре — простите, никак не привыкну называть его Мариинским — реконструкцию «Карнавала» Михаила Фокина с костюмами Льва Бакста. И, поверьте, это было куда более современно, чем показанный сразу после «Карнавала» прошлогодний балет какого-то молодого постановщика!.

— Как вы планируете выстраивать репертуарную политику балета Михайловского театра?

— Хотел бы сразу подчеркнуть: я буду с очень большим уважением и бережностью относится ко всему, что было создано в Михайловском театре до моего появления. Никакого обнуления не произойдет — а ведь очень многие постановщики, приходя в новые для себя театры, начинают свою деятельность с полного «форматирования» репертуара, уничтожая все спектакли, поставленные их предшественниками. Моя задача заключается в том, чтобы вдохновить артистов Михайловского, вдохнуть в них новую жизнь — именно об этом меня просил генеральный директор театра Владимир Кехман, когда приглашал меня к сотрудничеству.

— Площадь Искусств — особое для театральной мифологии Петербурга место. В Михайловском театре начинал свою карьеру Джордж Баланчин, здесь работал Всеволод Мейерхольд. Вы помните, как впервые оказались в Михайловском?

— Мне очень понравилась сцена — едва ли не идеально подходящая для современной хореографии. Сегодня в мире такие параметры встречаются крайне редко. Вот, скажем, в одном из главных театров мира, в нью-йоркской Metropolitan-Opera, сцена идеально подходит для оперы – но для балета она категорически не годится. То ли дело в Михайловском театре: сцена не очень большая, но и не маленькая, двенадцать на пятнадцать метров. Ровно столько, сколько нужно. Можно сделать постановку на сто человек, а можно — на двенадцать. Что же до театральной мифологии… Мне очень важно то, что в 1920-е годы Михайловский театр был агрессивным театром, театром авангарда, находившимся на передовой, который впоследствии стал академической сценой. С марта будущего года Михайловский должен превратится в самый современный балетный театр России. Я хочу, чтобы через несколько лет на площади Искусств шли балеты Иржи (Килиана – ред.), Билли (Форсайта – ред.), Ханса (ван Манена – ред.) — короче говоря, я хочу, чтобы в перспективе в Михайловском работали все лучшие хореографы мира.

— При этом, насколько мне известно, вы планируете сохранить весь репертуар, существующий на сегодняшний день. Как в афише театра будет уживаться классика и модерн? Как вы понимаете, я говорю не об эстетике, а о практике — невозможно ведь артисту балета сегодня танцевать Петипа, а завтра — Дуато…

— Да нет, поверьте, не так уж это и сложно — все зависит от потенциала труппы, от таланта конкретных артистов! А в Михайловском театре я вижу колоссальное желание работать. Кстати, именно те танцоры, которые много занимаются современной хореографией, лучше всех танцуют классику: вспомните хотя бы Майю Плисецкую, то, как она танцевала, допустим, Китри — она привносила в «Дон Кихота» современную пластику! Сегодня все труппы мира работают на стыке классического репертуара и современного. Каждая труппа бережет свое наследие, но вместе с тем больше всего на свете хочет заполучить современного
хореографа — и Большой с Мариинским здесь не исключения. Правда, разница заключается в том, что все мои коллеги приезжают на месяц, выпускают премьеру — и уезжают. А я вот как приехал в Михайловский театр, так в нем и останусь.

— Вы вот говорите: Большой, Мариинский. Но почему вы пришли работать именно в Михайловский? Чем он вас так прельстил?

— Я бы никогда не принял предложений ни Большого, ни Мариинки — даже если бы такие предложения и поступили бы (до сих пор, к слову, ни один, ни другой театр никаких телодвижений в мою сторону не предпринимал). Это слишком большие театры, в них слишком сильна энтропия. Им нужен кто-то вроде господина Кехмана — такой же креативный, такой же энергичный, такой же смелый. Кто-то, кто не боится быть собой и смотреть в будущее. Тот, кто готов не только соблюдать традиции — но и совершать шаги вперед.

— Последние двадцать лет вы возглавляли национальный театр танца в Испании — в стране, в которой мощных традиций классического балета не существовало исторически. Сейчас вы возглавили академическую труппу, которой практически незнаком язык современной хореографии. Что тяжелее — работать «с чистого листа» или менять сложившиеся привычки?

— Хороший танцор очень легко переключается на современную хореографию. Я вот работал со Светланой Захаровой — и в конце концов перестал понимать, к чему у нее больше способностей — к классическому танцу или к современной хореографии. Ну или взять хотя бы Сильви Гилем — тот же самый случай! Прежде всего нужно быть талантливым профессионалом.

— Но ведь существуют и чисто физические показатели: скажем, танцовщику, у которого никогда не было серьезного опыта работы в современной хореографии, будет объективно трудно с ней справиться — его тело просто не приучено к новой лексике, к новым нагрузкам.

— Если вы видели мои спектакли, то знаете, что они, в сущности, во многом построены на словаре классической хореографии. Я ведь не Пина Бауш, я ведь не ставлю танцы в стиле хип-хоп!.

— Но в то же время язык ваших спектаклей непрост, и когда вы дебютировали на русской сцене в московском театре Станиславского и Немировича-Данченко, то выбрали именно «Na Floresta» — балет, который наименее хореографически сложен…

— Ну, это все потому, что на то, чтобы отрепетировать «Na Floresta», у меня было только четыре дня! А в Михайловском-то у меня есть как минимум пять-шесть лет! (смеется). У меня есть время — и это, пожалуй, самое главное. Время для постоянного интенсивного труда: ежедневно говорить с артистами Михайловского театра, учить их, учиться у них — и, конечно, создавать для них новые спектакли.

— Насколько я понимаю, в ваших планах значится какой-то образовательный проект совместно с Академией имени Вагановой. Что это будет — серия мастер-классов или, может быть, вы откроете на улице Росси свой собственный класс?

— Я очень открыт для сотрудничества и очень люблю преподавать — возможно, не только в Академии Ваганова, но и в любой другой балетной школе России. Я преподавал по всему миру — от Австралии до Америки. Когда вскоре в Михайловский приедут мои ассистенты, я бы хотел, чтобы они также преподавали и в Академии — поскольку императорский театр и академия всегда были единым организмом. Может быть, мы действительно сможем устроить что-то вроде класса современного танца. На днях я понял, что у студентов есть колоссальное желание этим заниматься. Когда я побывал в Вагановской Академии, на меня произвело сильнейшее впечатление то, что хотя о моем визите и не сообщалось, студенты Академии откуда-то узнали о нем — и только и делали, что шушукались: «Дуато приехал! Тот самый!». Тогда я понял, что у них есть колоссальный интерес к современному танцу. Хотя сейчас, в эпоху, когда можно любой балет посмотреть на YouTube, это вполне естественно…

— Ваши официальные полномочия вступают в силу еще только через два месяца. Но сейчас вы уже провели в Петербурге две недели: знакомились с труппой, смотрели спектакли — обживались, как сказали бы русские. Поделитесь впечатлениями?

— Для меня очень приятной неожиданностью стала изумительная молодость балетной труппы Михайловского. Ведь зачастую во многих театрах мира — в том числе и ведущих — основу труппы составляют танцоры тридцати-сорока лет. Не скрою: я очень боялся, что такая же история повторится и в Михайловском — ведь в таком случае я бы просто не знал, что и делать. А на деле я встретил очень юных, очень дисциплинированных и невероятно работоспособных танцоров. При тех нагрузках, которые они выдерживают, их тяга к работе просто поразительна!

— Кого-то из артистов вы для себя уже отметили?

— Очень многих. Я понимаю, что вы хотите услышать от меня конкретные имена, но, во-первых, я их еще не выучил (улыбается), а во-вторых, я бы пока не стал делать никаких выводов из первого знакомства с труппой. Но, как вы разумеется понимаете, я не мог пройти мимо прима-балерин Михайловского — Ирины Перрен и Екатерины Борченко. Еще я взял на заметку пару артистов кордебалета — тех, чей потенциал пока еще не полностью реализован. Им, на редкость пластичным и музыкальным, нужно дать шанс.

— Ваша работа в Михайловском театре — новый этап не только для петербургского балета, но и для вас лично. Чего вы ждете от своего «русского периода»?

— Я испытываю сейчас два противоположных чувства. С одной стороны, как хореограф я делаю шаг назад — потому что вместо того, чтобы ставить все больше и больше новых спектаклей и продолжить свои искания последних лет, я должен в основном сконцентрироваться на преподавании. Мне придется немножко притормозить и даже, возможно, слегка отступить назад. Вместе с тем Михайловский театр открывает для меня перспективы, которых у меня никогда не было — я имею в виду прежде всего возможность заниматься классическим репертуаром. В феврале 2012 года, например, я буду восстанавливать «Спящую красавицу» в хореографии Петипа — и для меня это самый важный проект последних лет. Хочется, знаете ли, отдохнуть от славы «одного из известнейших хореографов мира»…

Сегодня я испытываю острое желание просто делать красивые вещи для танцоров, для публики. Современная хореография приучила нас к тому, что танец должен быть главным образом странным. Мне кажется, что сегодня многие забыли, о том что танец — это прежде всего красота. Я, признаться, очень жду перемен в своем хореографическом стиле — появления новых красок, новых кистей, новых инструментов. Я надеюсь на то, что Петербург меня изменит. Не думаю, что я стану ставить менее современно — но мои спектакли будут более ясными, более лиричными. Петербург уже сейчас очень на меня влияет. Мне очень нравится город и люди, которые ходят по его улицам.

— А как же погода?

— Так я же все время провожу в театре, а в Михайловском очень тепло — и в прямом, и в переносном смысле. Ну а если вдруг замерзну — тогда как раз можно на пару дней слетать в Мадрид.

Софья Дымова.

Without Words / Без слов