Тяжёлая жизнь. 18
МОСКОВСКИЕ ГОСТИ.
А подошедшим летом в гости к родителям нагрянула москвичка Лена с мужем Сашей и двумя своими детьми Люськой и Серёжкой.
Серёжка был на четыре года младше Таи. И хоть и исполнилось ему на момент приезда в деревню четыре года, он был маменькиным сынком, ходил за Леной по пятам, боясь оторвать свои ручонки от маминой юбки. Люська же, наоборот, была та ещё оторва.
На момент приезда гостей, Григорий всё ещё оставался в гипсе. Его старые кости никак не желали срастаться, хоть прошло уже полгода с момента травмы. Он уже привык к костылям и шустро на них передвигался, как по дому так и по двору, но многие мужские дела, были теперь ему не под силу.
Не мог он, например, истопить свою любимую баньку и попариться там, как следует. Баню топила теперь Шурочка, но она это делала не так, как хотелось бы Григорию.
Он стал ворчливым в последнее время. Всё его раздражало, всё было для него не так. А вымотавшаяся Шурочка не имела уже сил угождать своему недовольному отцу. Она делала всё так, как могла. Насколько хватало её сил и терпения.
Вот и с банькой тоже. Григорию казалось, что Шурочка не достаточно жарко её топит.
-- Не жалей дров! Топи жарче! – наказывал он дочери.
А то, что он теперь не мог участвовать в заготовке дров на зиму, и эта бывшая его обязанность легла опять же на Шурочку, он в расчёт не брал. Зато это в расчёт брала Шурочка. Она же ещё беспокоилась и о загипсованной, выше колена, ноге отца.
-- Нельзя тебе в жаркой бане париться. – говорила она ему. – Нога под гипсом вспотеет, будет преть, что тогда делать будем?
-- Да она у меня и так потеет и преет и страсть как чешется, зараза. – морщась от досады, говорил Григорий.
-- А всё твой упрямый характер. Твоё непослушание. – напомнила ему Шурочка.
Крякнув от досады и махнув рукой, Григорий успокаивался, но не надолго.
Теперь же, по приезде гостей, Григорий обрадовался зятю Саше, так как с его помощью он очень надеялся хорошенько попариться в баньке. Это мероприятие было отложено на завтра, а в первый день приезда для гостей решено было накрыть праздничный стол.
Для этой цели у Григория была припасена бутылочка самогонки, собственного приготовления. У него всегда хранился приличный её запас, но сейчас, став инвалидом, он не в состоянии был заниматься самогоноварением, и запас её быстро поисчерпался. Самогонкой Григорий всегда усмирял неприятно ноющую боль в ноге. И вот у него осталась последняя драгоценная бутылка самогона, которую он решил распить с гостями.
Марфа застелила стол белой льняной самотканой скатертью с, вышитыми Шурочкой, красными гроздьями рябин по её углам. Эту скатерть в семье всегда стелили на стол по праздникам.
Саша впервые за всё время приехал с Леной в гости к тестю с тёщей, поэтому Марфа не хотела ударить в грязь лицом перед городским зятем. Она очень боялась, что Саше не понравится у них, стеснялась, что дома не достаточно чисто для городского жителя.
-- Не беспокойтесь, мама! Деревенская грязь лучше городской чистоты. – говорил Саша, видя смущённые хлопоты Марфы и её торопливое намерение то тут подтереть, то там подчистить.
Он и сам не сидел, как гость, сложа руки, а включился в рабочий процесс по накрытию праздничного стола.
Включилась в этот процесс и Люська, не любившая сидеть на попе ровно, когда окружающие чем-то были заняты. Но включалась она не так, как все, чтобы оказать посильную помощь взрослым, а чтобы где-то в чём-то нашкодить. Люська была бы не Люська, если бы не вредила всем окружающим её людям.
Вот и тут её цепкий взгляд выискивал, чтоб такого сотворить ужасного, чтобы оказаться в центре внимания взрослых. Ей было уже двенадцать лет, и она вполне осознавала свои шкодливые поступки и наказания, за ними следовавшие, но отказаться от пакостей не могла. Такой уж был у неё взбалмошный характер.
И тут Люська увидела бутылку самогона, стоящую в комнате, которую Григорий намеревался поставить на стол, чтобы выпить с гостями за встречу. Бутылка была заткнута импровизированной пробкой из плотно скрученных газетных листов.
-- О! Сейчас мы подшутим над всеми! – тут же воскликнула егоза-Люська и, схватив бутылку, тайком вынесла её во двор.
Вытащив из неё пробку, она безжалостно стала выливать самогон на землю. В опустевшую бутылку Люська налила воды, снова заткнула горлышко пробкой, всё так же, крадучись пробралась в комнату и поставила её на прежнее место.
Вскоре бутылка оказалась на столе. И вот уже все расселись за, полный закусок, праздничный стол. Григорий, как радушный хозяин, наполнил все стопки «самогоном».
-- За ваш приезд, дорогие гости! – сказал он.
Все начали пить из стопок, а Люська смотрела на них с хитрым прищуром глаз, ожидая должной реакции на её, как ей казалось, очень остроумную шутку.
Собравшиеся за столом, сначала не поняли прикола. Григорий отпил глоток, потом другой, потом вылил в рот всё содержимое стопки и погонял его от щеки к щеке, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, которые явно говорили ему, что во рту у него не самогон, а вода.
То же самое происходило и с остальными. Они недоумённо уставились сначала на бутылку, потом на Григория.
-- Вроде, как бы, у меня здесь самогон был? – удивлённо сказал тот и, взяв бутылку со стола, начал нюхать её содержимое. Его чуткий нюх подсказал, что самогон здесь недавно всё-таки был.
-- Кто-то подшутил над нами и заменил самогон на воду. – вынес заключительный вердикт смущённый Григорий.
А этот «кто-то», сидя со всеми за столом, виновато потупил глазки, украдкой поглядывая на деда.
-- Люся! – видя дочкино смущение, вскричал догадавшийся Саша. – Это твоих рук дело?!
Он даже скорее утверждал, чем спрашивал. В его голосе звучала угроза, и Люська, втянув голову в плечи, опустила её ещё ниже.
-- Ты куда самогон дела? Признавайся! – продолжал свой грозный допрос Саша.
-- На землю вылила! Там, во дворе! – тут же честно призналась Люська, и даже пальчиком указала в окно на место совершённого преступления.
Саша сидел, тяжело дыша, раздувая, при этом, ноздри, как взбешённый бык на арене, что явно не предвещало Люське счастливого исхода её шалости.
Видя, назревающий скандал, Григорий поспешил всех примирить и успокоить.
-- Ну ладно, ладно! Это не беда! – быстро заговорил он. – Марфа сейчас к Прокопу сбегает и одолжит у него самогонки.
Марфа тут же метнулась к давнему другу мужа - Прокопу, благо тот жил через три дома от них.
-- Позови сюда и самого Прокопа! – крикнул Григорий вслед жене.
Минут через пятнадцать самогон был уже на столе, а запыхавшаяся Марфа садилась на своё место.
-- Прокоп придёт сейчас. Только принарядится. – ответила она на немой вопрос Григория.
Тот вскоре пришёл и праздник, посвящённый приезду гостей, продолжился.
На следующий день Саша и Прокоп с самого утра начали приготовления к растопке бани. Мужики старались во всю, нося из колодца воду и заполняя ею все нужные ёмкости. Затем Прокоп принёс из своего дома недавно наколотые, из берёзовых чурок, дрова.
Наблюдая за этими приготовлениями, Григорий только крякал от удовольствия, и потирал руки, представляя то наслаждение, которое его сегодня ждёт.
Баня топилась по-чёрному. Это значит, что трубы в банной печи не было, и весь дым выходил из неё прямо в помещение и покидал его через приоткрытые двери и все имеющиеся в стенах щели. Со стороны, казалось, что банька не топится, а горит. Только пламени видно не было.
Люське это явление показалось чрезвычайно интересным, и в её взбалмошной голове тут же возник план, как использовать сие чудо для интересной игры.
-- А давай забежим в баньку и будем стоять там в дыму, кто дольше продержится. – тут же предложила она Тае.
Девочки пошли к бане. Заскочив вовнутрь дымного помещения, они стояли там, стараясь продержаться дольше друг друга, чтобы ощутить радость победы. Пока они, конечно, радости никакой не ощущали. Дым сильно резал глаза и горло. Голова начала кружиться, и крупные слёзы ручьями потекли из покрасневших глаз несмышлёных девчонок. Девочки задыхались, но не хотели уступать одна другой победу.
Они могли бы ощутить не радость победы, а радость перехода в мир иной, если бы вовремя не пришедший в баньку Саша. Он заскочил туда на минутку, прикрыв нос и рот от едкого дыма мокрой тряпкой, чтобы подбросить дровишек в топку. И тут он увидел Люську с Таей, стоящих в густых клубах дыма, которыми их щедро одаривала, жарко горящая печь.
-- Это что вы тут затеяли?! – закричал Саша и, схватив девочек под мышки, выволок их на улицу.
Девочки сильно кашляли. Из носа и глаз текли сопли и слёзы. Они сели на землю и не могли отдышаться свежим воздухом. Вокруг них собрались все родные. Их обтирали смоченными в холодной воде полотенцами. Лена принесла молоко, чтобы девочки попили.
Всё обошлось благополучно, если не считать сильного головокружения прошедшего только через несколько часов после случившегося и сильной рези в лёгких при дыхании, которое у Таи длилось дня три, ослабевая постепенно, пока вовсе не прошло.
Пока девочкам было плохо, Люську, как зачинщицу данного опасного мероприятия, никто не ругал, но ей досталось-таки и от Саши и от Лены, когда она почувствовала себя уже достаточно хорошо. Получив по заслугам, Люська на время притихла, но на месте ей, конечно же, не сиделось.
-- Что-то я у тебя кукол не вижу. Они у тебя где? – удивлённо спросила она Таю, так как сама, будучи обладательницей множества кукол, не представляла себе дом, в котором живёт девочка, вообще без них.
-- У меня есть одна. – ответила Тая и принесла свою единственную куколку в пальтишке, которая была куплена ей на место бесследно пропавшей любимицы с бантиком.
Люську наличие всего одной куколки у Таи явно не впечатлило.
-- А давай я тебе таких шикарных кукол сделаю, все позавидуют. – тут же предложила она.
-- Давай. – согласилась Тая. – А из чего ты их делать будешь?
-- Где у вас все тряпки и одежда хранятся? – деловым тоном спросила Люська, уже загоревшись творческим процессом.
Тая подвела Люську к комоду.
-- Здесь у нас и одежда и постельное бельё и полотенца. Тебе что нужно из этого?
-- Я сейчас сама выберу. – ответила та и принялась рыться во всех ящиках комода, выбирая подходящие для её замысла вещи.
Она вытащила две простыни, все имеющиеся в наличии полотенца и тряпки для стола, а из одежды штанишки, рубашки и шапочки, принадлежащие маленькому Улиному Серёжке. Взяла она так же его варежки, носочки и ботиночки.
Всё это, отобранное Люськой барахло, лежало кучей на столе, а сама она, довольная, как слон, приступила к воплощению своей задумки.
Она сформировала из простыни нечто круглое, в форме головы. Потом, в старенькую рубашку и штанишки, запихала полотенца и всевозможные мелкие тряпки. Импровизированную голову Люська прикрепила к плотно набитой рубашке и присоединила ко всему этому набитые тряпками штанишки.
-- У вас есть химический карандаш? – спросила Люська в разгаре творческого процесса, и Тая тут же принесла ей требуемую вещь. Если смочить его грифель водой, он начинал писать чернилами.
Слюнявя карандаш, Люська нарисовала на голове, получившейся куклы лицо. Потом, используя одежду понаряднее, она одела её на куклу. На голову одела шапочку, к ручкам прикрепила варежки а к ножкам ботинки. Если смотреть издали, то получившуюся куклу смело можно было принять за живого трёхлетнего ребёнка.
Пока Тая наслаждалась получившейся куклой, Люська уже мастерила другую. Ну вот и она была готова. Устав от процесса изготовления, Люська решила не сразу заняться игрой в этих кукол, а немножко отдохнуть.
А тут как раз Марфа позвала всех на обед. Девочки пообедали и решили, в качестве разрядки, немного погулять на улице.
Марфа, убираясь после обеда в доме, заглянула в комнату и узрела своими слабыми глазами двух маленьких детей лежащих на кровати. Она приняла их, было, за двух её внуков Серёжек, но услышав их писки и крики за окном во дворе, поняла, что на кровати лежат не они, а какие-то другие дети.
-- Господи! Свят, свят, свят! – перекрестилась Марфа и подошла поближе к кровати.
Она с испугом глянула на лежащих детей, и тут только поняла, что это куклы.
Марфу разобрал смех. Взяв этих кукол на руки, как обычно носят детишек, она вышла с ними со двора и подошла к лавочке, где после обеда сидели и отдыхали все родные, к которым присоединились ещё и соседи.
-- Вы только гляньте, что наши девчонки умудрились соорудить! – предъявила им Марфа Люськины творения, которые были по достоинству оценены всеми присутствующими.
Они и посмеялись и похвалы девочкам щедро отвесили. Жаль, что Люська их не слышала, а то непременно бы возгордилась.
А тут к гогочущей толпе подошла Шурочка с большими, как у совы, глазами. Возвращаясь из коровника домой, она издали увидела собравшийся народ возле их дома.
-- Неужто случилось что-то? -- испуганно подумала она, ускоряя шаг, но тут раздался громкий смех, который немного успокоил её.
-- Значит ничего страшного не произошло, слава Богу, раз смеются! – решила она и ещё прибавила шагу, чтобы поскорее узнать причину этого веселья.
Она ещё в пути разглядела, что Марфа держит на руках каких-то двух малышей, хотя двое Серёжек крутятся там же, возле неё. Лишь подойдя близко к матери, Шурочка увидела не живых детей, а двух чудесных кукол, и ей тоже стало смешно.
-- А я-то думала, откуда у нас такое пополнение в семье появилось! Испугалась даже! – смеясь, говорила она.
Куклы, конечно, получились хорошие, но по возвращении девочек с прогулки, им велено было разобрать их на первоначальные запчасти. Люська не стала спорить, а лишь, тяжело вздохнув, принялась уничтожать свои творческие плоды.
Тряпки все, естественно, оказались мятые, а на двух простынях оставались, жирно нарисованные химическим карандашом, лица бывших кукол.
-- Я всё это постираю и поглажу. – сказала Лена и строго добавила – А Люся мне поможет, а то, как я вижу, ей некуда свою энергию девать.
Но такая уж она была, эта Люська, Таина двоюродная сестра, неистощимая на выдумки и проказы.
Лето подходило к концу, и гости уехали к себе домой в Москву, а Тая заскучала. Впереди снова была школа, посещение которой её совсем не радовало. Однако, приближалась пора, которая беспокоила и Шурочку. Юля писала в своих письмах, что внутренняя отделка дома подходит к завершению и скоро она пригласит маму с дочкой переехать в Старую Руссу на ПМЖ.
Начало https://www.stranamam.ru/post/14937081/
Продолжение https://www.stranamam.ru/post/14939679/
А подошедшим летом в гости к родителям нагрянула москвичка Лена с мужем Сашей и двумя своими детьми Люськой и Серёжкой.
Серёжка был на четыре года младше Таи. И хоть и исполнилось ему на момент приезда в деревню четыре года, он был маменькиным сынком, ходил за Леной по пятам, боясь оторвать свои ручонки от маминой юбки. Люська же, наоборот, была та ещё оторва.
На момент приезда гостей, Григорий всё ещё оставался в гипсе. Его старые кости никак не желали срастаться, хоть прошло уже полгода с момента травмы. Он уже привык к костылям и шустро на них передвигался, как по дому так и по двору, но многие мужские дела, были теперь ему не под силу.
Не мог он, например, истопить свою любимую баньку и попариться там, как следует. Баню топила теперь Шурочка, но она это делала не так, как хотелось бы Григорию.
Он стал ворчливым в последнее время. Всё его раздражало, всё было для него не так. А вымотавшаяся Шурочка не имела уже сил угождать своему недовольному отцу. Она делала всё так, как могла. Насколько хватало её сил и терпения.
Вот и с банькой тоже. Григорию казалось, что Шурочка не достаточно жарко её топит.
-- Не жалей дров! Топи жарче! – наказывал он дочери.
А то, что он теперь не мог участвовать в заготовке дров на зиму, и эта бывшая его обязанность легла опять же на Шурочку, он в расчёт не брал. Зато это в расчёт брала Шурочка. Она же ещё беспокоилась и о загипсованной, выше колена, ноге отца.
-- Нельзя тебе в жаркой бане париться. – говорила она ему. – Нога под гипсом вспотеет, будет преть, что тогда делать будем?
-- Да она у меня и так потеет и преет и страсть как чешется, зараза. – морщась от досады, говорил Григорий.
-- А всё твой упрямый характер. Твоё непослушание. – напомнила ему Шурочка.
Крякнув от досады и махнув рукой, Григорий успокаивался, но не надолго.
Теперь же, по приезде гостей, Григорий обрадовался зятю Саше, так как с его помощью он очень надеялся хорошенько попариться в баньке. Это мероприятие было отложено на завтра, а в первый день приезда для гостей решено было накрыть праздничный стол.
Для этой цели у Григория была припасена бутылочка самогонки, собственного приготовления. У него всегда хранился приличный её запас, но сейчас, став инвалидом, он не в состоянии был заниматься самогоноварением, и запас её быстро поисчерпался. Самогонкой Григорий всегда усмирял неприятно ноющую боль в ноге. И вот у него осталась последняя драгоценная бутылка самогона, которую он решил распить с гостями.
Марфа застелила стол белой льняной самотканой скатертью с, вышитыми Шурочкой, красными гроздьями рябин по её углам. Эту скатерть в семье всегда стелили на стол по праздникам.
Саша впервые за всё время приехал с Леной в гости к тестю с тёщей, поэтому Марфа не хотела ударить в грязь лицом перед городским зятем. Она очень боялась, что Саше не понравится у них, стеснялась, что дома не достаточно чисто для городского жителя.
-- Не беспокойтесь, мама! Деревенская грязь лучше городской чистоты. – говорил Саша, видя смущённые хлопоты Марфы и её торопливое намерение то тут подтереть, то там подчистить.
Он и сам не сидел, как гость, сложа руки, а включился в рабочий процесс по накрытию праздничного стола.
Включилась в этот процесс и Люська, не любившая сидеть на попе ровно, когда окружающие чем-то были заняты. Но включалась она не так, как все, чтобы оказать посильную помощь взрослым, а чтобы где-то в чём-то нашкодить. Люська была бы не Люська, если бы не вредила всем окружающим её людям.
Вот и тут её цепкий взгляд выискивал, чтоб такого сотворить ужасного, чтобы оказаться в центре внимания взрослых. Ей было уже двенадцать лет, и она вполне осознавала свои шкодливые поступки и наказания, за ними следовавшие, но отказаться от пакостей не могла. Такой уж был у неё взбалмошный характер.
И тут Люська увидела бутылку самогона, стоящую в комнате, которую Григорий намеревался поставить на стол, чтобы выпить с гостями за встречу. Бутылка была заткнута импровизированной пробкой из плотно скрученных газетных листов.
-- О! Сейчас мы подшутим над всеми! – тут же воскликнула егоза-Люська и, схватив бутылку, тайком вынесла её во двор.
Вытащив из неё пробку, она безжалостно стала выливать самогон на землю. В опустевшую бутылку Люська налила воды, снова заткнула горлышко пробкой, всё так же, крадучись пробралась в комнату и поставила её на прежнее место.
Вскоре бутылка оказалась на столе. И вот уже все расселись за, полный закусок, праздничный стол. Григорий, как радушный хозяин, наполнил все стопки «самогоном».
-- За ваш приезд, дорогие гости! – сказал он.
Все начали пить из стопок, а Люська смотрела на них с хитрым прищуром глаз, ожидая должной реакции на её, как ей казалось, очень остроумную шутку.
Собравшиеся за столом, сначала не поняли прикола. Григорий отпил глоток, потом другой, потом вылил в рот всё содержимое стопки и погонял его от щеки к щеке, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, которые явно говорили ему, что во рту у него не самогон, а вода.
То же самое происходило и с остальными. Они недоумённо уставились сначала на бутылку, потом на Григория.
-- Вроде, как бы, у меня здесь самогон был? – удивлённо сказал тот и, взяв бутылку со стола, начал нюхать её содержимое. Его чуткий нюх подсказал, что самогон здесь недавно всё-таки был.
-- Кто-то подшутил над нами и заменил самогон на воду. – вынес заключительный вердикт смущённый Григорий.
А этот «кто-то», сидя со всеми за столом, виновато потупил глазки, украдкой поглядывая на деда.
-- Люся! – видя дочкино смущение, вскричал догадавшийся Саша. – Это твоих рук дело?!
Он даже скорее утверждал, чем спрашивал. В его голосе звучала угроза, и Люська, втянув голову в плечи, опустила её ещё ниже.
-- Ты куда самогон дела? Признавайся! – продолжал свой грозный допрос Саша.
-- На землю вылила! Там, во дворе! – тут же честно призналась Люська, и даже пальчиком указала в окно на место совершённого преступления.
Саша сидел, тяжело дыша, раздувая, при этом, ноздри, как взбешённый бык на арене, что явно не предвещало Люське счастливого исхода её шалости.
Видя, назревающий скандал, Григорий поспешил всех примирить и успокоить.
-- Ну ладно, ладно! Это не беда! – быстро заговорил он. – Марфа сейчас к Прокопу сбегает и одолжит у него самогонки.
Марфа тут же метнулась к давнему другу мужа - Прокопу, благо тот жил через три дома от них.
-- Позови сюда и самого Прокопа! – крикнул Григорий вслед жене.
Минут через пятнадцать самогон был уже на столе, а запыхавшаяся Марфа садилась на своё место.
-- Прокоп придёт сейчас. Только принарядится. – ответила она на немой вопрос Григория.
Тот вскоре пришёл и праздник, посвящённый приезду гостей, продолжился.
На следующий день Саша и Прокоп с самого утра начали приготовления к растопке бани. Мужики старались во всю, нося из колодца воду и заполняя ею все нужные ёмкости. Затем Прокоп принёс из своего дома недавно наколотые, из берёзовых чурок, дрова.
Наблюдая за этими приготовлениями, Григорий только крякал от удовольствия, и потирал руки, представляя то наслаждение, которое его сегодня ждёт.
Баня топилась по-чёрному. Это значит, что трубы в банной печи не было, и весь дым выходил из неё прямо в помещение и покидал его через приоткрытые двери и все имеющиеся в стенах щели. Со стороны, казалось, что банька не топится, а горит. Только пламени видно не было.
Люське это явление показалось чрезвычайно интересным, и в её взбалмошной голове тут же возник план, как использовать сие чудо для интересной игры.
-- А давай забежим в баньку и будем стоять там в дыму, кто дольше продержится. – тут же предложила она Тае.
Девочки пошли к бане. Заскочив вовнутрь дымного помещения, они стояли там, стараясь продержаться дольше друг друга, чтобы ощутить радость победы. Пока они, конечно, радости никакой не ощущали. Дым сильно резал глаза и горло. Голова начала кружиться, и крупные слёзы ручьями потекли из покрасневших глаз несмышлёных девчонок. Девочки задыхались, но не хотели уступать одна другой победу.
Они могли бы ощутить не радость победы, а радость перехода в мир иной, если бы вовремя не пришедший в баньку Саша. Он заскочил туда на минутку, прикрыв нос и рот от едкого дыма мокрой тряпкой, чтобы подбросить дровишек в топку. И тут он увидел Люську с Таей, стоящих в густых клубах дыма, которыми их щедро одаривала, жарко горящая печь.
-- Это что вы тут затеяли?! – закричал Саша и, схватив девочек под мышки, выволок их на улицу.
Девочки сильно кашляли. Из носа и глаз текли сопли и слёзы. Они сели на землю и не могли отдышаться свежим воздухом. Вокруг них собрались все родные. Их обтирали смоченными в холодной воде полотенцами. Лена принесла молоко, чтобы девочки попили.
Всё обошлось благополучно, если не считать сильного головокружения прошедшего только через несколько часов после случившегося и сильной рези в лёгких при дыхании, которое у Таи длилось дня три, ослабевая постепенно, пока вовсе не прошло.
Пока девочкам было плохо, Люську, как зачинщицу данного опасного мероприятия, никто не ругал, но ей досталось-таки и от Саши и от Лены, когда она почувствовала себя уже достаточно хорошо. Получив по заслугам, Люська на время притихла, но на месте ей, конечно же, не сиделось.
-- Что-то я у тебя кукол не вижу. Они у тебя где? – удивлённо спросила она Таю, так как сама, будучи обладательницей множества кукол, не представляла себе дом, в котором живёт девочка, вообще без них.
-- У меня есть одна. – ответила Тая и принесла свою единственную куколку в пальтишке, которая была куплена ей на место бесследно пропавшей любимицы с бантиком.
Люську наличие всего одной куколки у Таи явно не впечатлило.
-- А давай я тебе таких шикарных кукол сделаю, все позавидуют. – тут же предложила она.
-- Давай. – согласилась Тая. – А из чего ты их делать будешь?
-- Где у вас все тряпки и одежда хранятся? – деловым тоном спросила Люська, уже загоревшись творческим процессом.
Тая подвела Люську к комоду.
-- Здесь у нас и одежда и постельное бельё и полотенца. Тебе что нужно из этого?
-- Я сейчас сама выберу. – ответила та и принялась рыться во всех ящиках комода, выбирая подходящие для её замысла вещи.
Она вытащила две простыни, все имеющиеся в наличии полотенца и тряпки для стола, а из одежды штанишки, рубашки и шапочки, принадлежащие маленькому Улиному Серёжке. Взяла она так же его варежки, носочки и ботиночки.
Всё это, отобранное Люськой барахло, лежало кучей на столе, а сама она, довольная, как слон, приступила к воплощению своей задумки.
Она сформировала из простыни нечто круглое, в форме головы. Потом, в старенькую рубашку и штанишки, запихала полотенца и всевозможные мелкие тряпки. Импровизированную голову Люська прикрепила к плотно набитой рубашке и присоединила ко всему этому набитые тряпками штанишки.
-- У вас есть химический карандаш? – спросила Люська в разгаре творческого процесса, и Тая тут же принесла ей требуемую вещь. Если смочить его грифель водой, он начинал писать чернилами.
Слюнявя карандаш, Люська нарисовала на голове, получившейся куклы лицо. Потом, используя одежду понаряднее, она одела её на куклу. На голову одела шапочку, к ручкам прикрепила варежки а к ножкам ботинки. Если смотреть издали, то получившуюся куклу смело можно было принять за живого трёхлетнего ребёнка.
Пока Тая наслаждалась получившейся куклой, Люська уже мастерила другую. Ну вот и она была готова. Устав от процесса изготовления, Люська решила не сразу заняться игрой в этих кукол, а немножко отдохнуть.
А тут как раз Марфа позвала всех на обед. Девочки пообедали и решили, в качестве разрядки, немного погулять на улице.
Марфа, убираясь после обеда в доме, заглянула в комнату и узрела своими слабыми глазами двух маленьких детей лежащих на кровати. Она приняла их, было, за двух её внуков Серёжек, но услышав их писки и крики за окном во дворе, поняла, что на кровати лежат не они, а какие-то другие дети.
-- Господи! Свят, свят, свят! – перекрестилась Марфа и подошла поближе к кровати.
Она с испугом глянула на лежащих детей, и тут только поняла, что это куклы.
Марфу разобрал смех. Взяв этих кукол на руки, как обычно носят детишек, она вышла с ними со двора и подошла к лавочке, где после обеда сидели и отдыхали все родные, к которым присоединились ещё и соседи.
-- Вы только гляньте, что наши девчонки умудрились соорудить! – предъявила им Марфа Люськины творения, которые были по достоинству оценены всеми присутствующими.
Они и посмеялись и похвалы девочкам щедро отвесили. Жаль, что Люська их не слышала, а то непременно бы возгордилась.
А тут к гогочущей толпе подошла Шурочка с большими, как у совы, глазами. Возвращаясь из коровника домой, она издали увидела собравшийся народ возле их дома.
-- Неужто случилось что-то? -- испуганно подумала она, ускоряя шаг, но тут раздался громкий смех, который немного успокоил её.
-- Значит ничего страшного не произошло, слава Богу, раз смеются! – решила она и ещё прибавила шагу, чтобы поскорее узнать причину этого веселья.
Она ещё в пути разглядела, что Марфа держит на руках каких-то двух малышей, хотя двое Серёжек крутятся там же, возле неё. Лишь подойдя близко к матери, Шурочка увидела не живых детей, а двух чудесных кукол, и ей тоже стало смешно.
-- А я-то думала, откуда у нас такое пополнение в семье появилось! Испугалась даже! – смеясь, говорила она.
Куклы, конечно, получились хорошие, но по возвращении девочек с прогулки, им велено было разобрать их на первоначальные запчасти. Люська не стала спорить, а лишь, тяжело вздохнув, принялась уничтожать свои творческие плоды.
Тряпки все, естественно, оказались мятые, а на двух простынях оставались, жирно нарисованные химическим карандашом, лица бывших кукол.
-- Я всё это постираю и поглажу. – сказала Лена и строго добавила – А Люся мне поможет, а то, как я вижу, ей некуда свою энергию девать.
Но такая уж она была, эта Люська, Таина двоюродная сестра, неистощимая на выдумки и проказы.
Лето подходило к концу, и гости уехали к себе домой в Москву, а Тая заскучала. Впереди снова была школа, посещение которой её совсем не радовало. Однако, приближалась пора, которая беспокоила и Шурочку. Юля писала в своих письмах, что внутренняя отделка дома подходит к завершению и скоро она пригласит маму с дочкой переехать в Старую Руссу на ПМЖ.
Начало https://www.stranamam.ru/post/14937081/
Продолжение https://www.stranamam.ru/post/14939679/
Комментарии
Добавление новых комментариев к данному обсуждению недоступно.
Вставка изображения
Можете загрузить в текст картинку со своего компьютера: