Тяжёлая жизнь. 12

ЗАГОТОВКА ТОРФА.


Первым делом, которое сделала Марфа после выздоровления внуков, было уничтожение зарослей белены в том разрушенном доме, где Санька и Тая чуть не распрощались со своими ещё такими короткими жизнями.
Она взяла острую лопату и, для наглядности примера прихватив с собою Таю, пришла с ней на место происшествия и начала ожесточённо рассекать ядовитые кустики. Они дрожали под ударами лопаты, разламывались на части и падали землю. А Марфа, испытывая жуткую ненависть к этим растениям, безжалостно топтала их ногами, превращая в грязно-зелёное месиво.

Тае тяжело было видеть эту картину. Не смотря на большое зло, причинённое ей беленой, маленькая душа её сострадала бедным, гибнущим по её вине, растениям. Ей хотелось плакать и кричать, хотелось остановить бабушку, так яростно расправляющуюся с беспомощными цветами, хотелось сказать, что белена ей сама в рот не лезла, а именно она -- Тая ела её добровольно, но она молчала со слезами на глазах, потому что понимала, что бабушку этими доводами было не убедить.

Лишь уничтожив последний куст белены, Марфа посчитала, что она сполна отомстила этому поганому растению, чуть не погубившему её внучат, и только тогда, с чувством выполненного долга, взяв Таю за руку, вернулась домой.

Было в их деревне и ещё одно чрезвычайно опасное место, куда Тая с Санькой по счастью и по малолетству добраться пока не успели, это торфяные луга, называемые торфяниками, предназначенные для добычи торфа деревенскими жителями в личное пользование. Заготовленным торфом, в зимние морозные дни, люди топили свои печи. Торф при сгорании давал очень хорошее стойкое тепло.

Каждое лето, с наступлением устойчиво-жарких дней все деревенские жители отправлялись на заготовку торфа. Копать можно было не везде, где хочешь, а на строго отведённой, для данного сезона, делянке.

Каждой семье выделялся квадрат три на три метра. Контуры будущих раскопок намечались вбитыми в землю по углам деревянными колышками с обтянутой по периметру верёвкой. Сверху снимался дёрн и грунт до начала торфяного слоя. А потом специальной лопатой аккуратными брусками срезался кусок за куском весь торфяной пласт, углублённый в почву на три, а то и более, метров.

После того, как торфяной слой выкапывался полностью, эта яма так и оставалась существовать в природе, как, заполненная грунтовыми водами, чрезвычайно опасная колдобина.

Колдобин на торфяниках с каждым годом становилось всё больше и больше. Все они располагались по обширному лугу, в опасной близости друг к другу. Хоть и существовали нормы расстояния не менее метра между раскопками, так как при проходе человека по более тонкой перемычке, та просто могла бы не выдержать его веса и обрушиться вместе с ним прямо в воду, но нормы эти не всегда и не всеми соблюдались.

Это было гиблое место, как для людей, так и для домашнего скота, потому что, провалившись в такую колдобину, выбраться из неё без посторонней помощи было очень трудно из-за вертикально срезанных стенок.

Словом, торфяники считались очень опасным местом в деревне. Ребятишкам строго настрого было запрещено туда ходить, под угрозой сильного наказания. Но не сильные наказания пугали многих ребятишек от походов на торфяники, а, время от времени, происходящие всё-таки несчастные случаи в этом гиблом месте. Тонул в основном домашний скот, забредший по недосмотру на опасный луг, но изредка беда случалась и с людьми.

За год до рождения Таи в семье односельчанки Любы, произошло ужасное горе, связанное с торфяниками. Любина семья была многодетной, и детям, особенно старшим, не уделялось достаточно времени для присмотра. Они вольно ходили по деревне, куда им вздумается. Вот и забрели поздней осенью две старшие Любины дочки – десятилетняя Настя и восьмилетняя Наташа на торфяной луг.

Стоял небольшой морозец, который подёрнул тонким льдом всю воду в опасных колдобинах.

-- Давай покатаемся на льду. – предложила Наташа Насте.

-- Нет. Не надо. Лёд слишком тонкий. – начала говорить Настя, но договорить не успела.

Её младшая сестрёнка от своих слов сразу перешла к делу, даже не удосужившись выслушать предостережение старшей сестры. Наташа сразу же провалилась под лёд. Она окунулась в воду с головой и, не имея возможности всплыть и закричать, лишь отчаянно колотила руками по воде.

А Настя застыла от ужаса в ступоре, глядя на барахтающуюся в воде сестрёнку. Она даже закричать, чтобы позвать на помощь, не могла, потому что потеряла голос от страха. Да и бесполезно было кричать, никто всё равно не пришёл бы на помощь детишкам. Настиного крика в деревне не услышали бы из-за дальности расстояния, а в это время года местные жители на торфяники не ходили.

Наташа утонула быстро. Она не умела плавать, а намокшая тёплая одежда, сразу потянула её на дно.

Видя, как тонет сестра, Настя наконец-то закричала. Она ещё долго стояла над опустевшей колдобиной и кричала, пока не охрипла. Потом Настя еле добрела домой, где и впала в долгое забытьё.

Она, конечно, очнулась потом, но этот страшный случай повредил её детский мозг. Настя потеряла рассудок, и Любе пришлось отдать её в специальный интернат для детей-инвалидов. Она часто навещала Настю, но домой забрать не могла, потому что у неё дома было ещё пять ребятишек мал мала меньше.

Это был далеко не единственный несчастный случай, произошедший на торфяниках. В связи с этим они были самым малопосещаемым местом в деревне, но только не в сезон заготовки торфа.

В эти обязательно жаркие дни на торфяных лугах собиралось почти всё деревенское население вместе с детьми и стариками. На заготовку торфа приходили целыми семьями, и для всех находилось дело. Один или два самых трудоспособных члена семьи трудились в яме, нарезали лопатами торфяные бруски, и выкидывали их на поверхность, другие складывали мокрый торф в тележки и, виртуозно лавируя по перемычкам между колдобин, отвозили его на ровный луг и складывали для просушки в конструкции, похожие на сделанные из спичек колодцы. Сооружать из мокрых брусков колодцы, обычно доверяли детям, так как это была самая безопасная часть работы.

Торф должен был быть высушен полностью очень качественно, прежде чем его можно увозить в дом для хранения, иначе, из-за наличия в нём даже небольшого колличества влаги, он начал бы плесневеть, гнить и терять свои ценные качества по отоплению помещения. Под жаркими лучами солнца, продуваемые насквозь ветром торфяные сооружения, высыхали примерно за неделю. Важно, чтобы эта неделя была солнечная, без дождей.

В эти дни из Брянска, в помощь родителям и на радость Тае, приезжала Шурочка. Она нарезала торф, плескаясь во влажной яме, Григорий отвозил его в тележке на луг, а Марфа складывала в колодцы для просушки.

Малышку Таю на торфяные заготовки брали с собой. Разумнее всего ей надлежало бы оставаться в безопасном месте рядом с Марфой, но не желая разлучаться с мамой, девочка сидела возле ямы, в которой работала Шурочка. Ей нравилась необычная обстановка, творившаяся вокруг, нравилось наблюдать за роющимися то тут, то там новыми ямами. Да и занятие Тая всегда могла себе найти самостоятельно, не дёргая старших и не жалуясь на скуку.

Сидя на травке возле ямы, она ловила, прыгающих вокруг лягушек и с увлечением рассматривала их лапки с, похожими на человеческие, пальчиками. Пыталась заглянуть лягушкам в рот, но у неё это не получалось. Рот квакушки открывать не желали.

-- Этот ребёнок точно врачом будет. – заметил, проходящий мимо односельчанин. – Вон как внимательно живность изучает.

Шурочка следила за Таей, чтобы та не вздумала отправиться на прогулку между колдобинами, но вскоре она уже достаточно углубилась в землю и постоянно видеть малышку не могла. Боясь за дочь, она припугнула её, предупредив, что в соседней от них яме, из которой то и дело вылетали торфяные бруски, но копающего человека уже видно не было, сидит Баба-Яга.

Здесь Шурочка явно просчиталась. Таю трудно было испугать Бабой-Ягой, она наоборот оказалась очень заинтригована этим сообщением.

И вот малышка потихоньку подползла на четвереньках к соседней яме и, заглянув туда, увидела, работающую там, в поте лица, крупную мужскую фигуру. Мужик смачно шлёпал по влажному дну ямы своими огромными сапожищами, отрезал торф, брусок за бруском, и выкидывал его на поверхность.

Недоумённо пожав плечами, Тая отползла от соседней ямки и подползла к своей, где так же в поте лица, трудилась Шурочка, совершая те же действия, что и мужик.

-- Мам, а мам! – таинственным полушёпотом, решила поделиться Тая своим открытием с матерью. – А в той яме не Баба-Яга сидит! Там Дед-Яга! Я сама видела!

Долго потом ещё смеялись Шурочка, Григорий и Марфа над этим Таиным высказыванием.

Но вот торф был заготовлен, и Шурочка вновь уехала в Брянск. Ей каждый раз очень тяжело было расставаться с маленькой дочкой, и она мечтала поскорее забрать её с собой, но это пока было не возможно. На место в детским саду существовала большая очередь, так что устроить туда Таю так быстро, как ей хотелось бы, Шурочка не могла.

Намечался, правда, в скором будущем один подходящий вариант работы, но это могло произойти не раньше чем через полгода. Шурочка хотела устроиться на ночную работу, топить котлы в котельной, в смену - ночь через ночь. Вот тогда она бы справилась и с ребёнком и с работой, но нужно было подождать пока одна из работниц уйдёт на пенсию.

-- Ладно. Подожду. Не долго осталось. – мечтала тоскующая по дочери Шурочка.

А пока Тая продолжала жить с бабушкой и дедушкой.

Марина с мальчишками часто наведывались в гости к родителям, и тогда счастливые Санька и Тая вновь встречались, играли и радовались жизни, но не долго, потому что Марина, во избежание дальнейших несчастных случаев, сына у родителей больше не оставляла.

Но Таиной скуке и без Саньки скоро пришёл конец. У неё появился новый друг.

Дело в том, что соседка Улька, решив-таки полностью обезопасить свой огород от Таиных набегов, собралась перегородить свой забор, поменяв нарошечный жердяной, на надёжный, высокий, дощатый. А ещё соседка завела себе в качестве сторожа, как от всех, так в том числе и от Таи, собачонку дворняжечьей породы, маленькую, но шуструю.

Утром, выйдя в сад, Тая немало удивилась и обрадовалась, видя как некое лохматое чудо беспрепятственно носится, как по Улькиному, так и по их саду, пуская пыль столбом из-под своих маленьких лапок.

Чудо, увидев Таю, тоже удивилось и затрусило к ней мелкими шажками, для знакомства. Тая присела и протянула собачонке свою ладошку. Та понюхала её и лизнула. Тая стала гладить собачонку, но тут в утренней тишине над садами прогремел зычный Улькин голос, заставивший вздрогнуть Таю и вспугнувший стайку птиц, мирно сидящих на яблоньке.

-- Тузик! Ко мне! Ты куда пропал, зараза!

-- Ах, ты значит Тузик! А я Тая! – ласково прошептала малышка в лохматое ухо пёсика. – Ну, беги скорее домой! Мы ещё успеем поиграть с тобой!

Так они подружились.
Тузик больше бывал во дворе Марфы, чем у своей неласковой хозяйки Ульки. С Таей он носился по всей деревне, следуя за ней по пятам, как хвостик, особенно когда она уходила играть к своей ужасно веснущатой рыжеволосой подружке Верке. Пёсик любил играть с весёлыми девчонками, кидающими ему маленький резиновый мячик, который он догонял, хватал в зубы и приносил обратно.

А ближе к осени Шурочка, не выдержав расставания с дочерью, решила забрать Таю в Брянск, отыскав, предварительно, няньку для неё.

В няньки подалась одинокая старушка Евдокия Никитична, живущая в доме рядом с Шурочкиным общежитием. За сравнительно небольшие деньги, она согласилась присматривать за ребёнком, в надежде немножко заработать и избавиться от скучного одиночества.

Начало https://www.stranamam.ru/post/14937081/

Продолжение https://www.stranamam.ru/post/14939411/