Тяжёлая жизнь. 8

РОЖДЕНИЕ ТАИ.


В те далёкие годы, да ещё и в деревне, не было возможности беременной женщине попроситься на более лёгкий труд, да у них и не было такового, поэтому Шурочка продолжала работать дояркой, обслуживая свою группу коров. Она нисколько не изменила свой привычный образ жизни, какой вела до беременности, и не береглась совсем.

-- Будь, что будет. Суждено доносить, доношу в любом случае. – решила она и в прежнем темпе работала днями и ночами.

Работа у доярки трудная и ответственная. Шурочка обслуживала своих коров, кормила их, чистила стойла, доила трижды в день и таскала тяжёлые тридцатилитровые бидоны с молоком. Даже выспаться ей толком не удавалось, потому что рабочий день доярки начинался в пять утра.

По летней ли утренней прохладе, по зимнему ли морозу, по снегу ли, ветру или дождю Шурочка, едва проснувшись, спешила к своим коровушкам, которых очень любила. Коровы тоже обожали Шурочку, и лишь заметив её появление в коровнике, тянули свои мычащие морды, норовя коснуться мягкими губами её рабочей телогрейки.

В коровнике стоял, ни с чем несравнимый, запах парного молока смешанный с запахом навоза.

С наступлением беременности восприятие ароматов у Шурочки обострилось, но негативной реакции это не вызывало. Ей даже нравилось, зайдя с мороза в тёплый коровник, вдыхать этот стойкий запах.

А вот с её коллегой по работе Натальей всё было наоборот. Она тоже оказалась беременной месяца на три позже Шурочки. Наталья, заходя в коровник, бледнела лицом и, хватаясь за стены, выбегала на свежий воздух, чтобы исполнить резко возникшую острую нужду прочистить желудок. Её мутило от запаха парного молока, но дойку её группы коров никто не отменял и никто не хотел помочь бедняжке, кроме Шурочки.

Подоив своих двадцать коров, она переключалась на Натальину двадцатку мычащих, с распухшим выменем, бурёнок.

Не смотря на тяжёлый труд, беременность у Шурочки протекала без проблем. Даже токсикоза не было, чему она была очень рада.

Когда животик у Шурочки вырос до приличных размеров, присаживаться на низкую скамеечку для дойки коров ей стало очень затруднительно. К тому же в ней жил чрезвычайно буйный ребёнок, который постоянно колотил её ногами по рёбрам или выплясывал брейк-данс на её мочевом пузыре, с небольшими перерывами на сон.

-- Представляю, что за сорванец у меня родится. – думала Шурочка, трогая выпирающую из живота крохотную пяточку, которая норовила ускользнуть из под её руки, чтобы тут же упереться в другом месте живота. Шурочка играла со своим малышом, ловя его пяточки, а малыш, словно понимая эту игру, мог часами таким образом забавляться.

-- Хорошо бы доченьку родить! Не хочу я мальчишку! – предавалась она радужным мечтам.

Время шло. Приближался декабрь. Именно в этом месяце Шурочке предстояло пополнить свою семью ещё одним человечком. Однако она продолжала работать безо всяких декретных отпусков и закончила трудиться только за три дня до предполагаемых родов.

До ближайшего роддома, находящегося в районном посёлке Почепе, было двадцать километров.

Приехав в очередной раз домой, Фёдор предложил отвезти Шурочку в роддом заблаговременно, потому что, трезво рассудив, он решил, что до следующих его выходных она может уже не дотянуть, а в расторопности стареньких родителей жены Фёдор сомневался. Он попросил в колхозной конюшне лошадку, запряг её в сани и по декабрьскому морозцу с ветерком доставил жену в роддом.

Надо было знать неугомонную Шурочку, чтобы рассчитывать на то, что она наконец-то отдохнёт перед родами. Оказавшись в роддоме, она и там не могла усидеть на попе ровно и вызвалась быть добровольной помощницей медсёстрам и санитаркам.

Шурочка разносила, вынесенных из детского отделения малышей, мамочкам на кормление, ухаживала за женщинами, после тяжёлых родов или после кесарева, подносила им тарелки с едой и подавала судна. Сама она ещё никаких признаков наступающих родов не ощущала, поэтому не ожидала скорого процесса у себя, и ходила вся такая маленькая и кругленькая по родильному отделению.

-- Сундучок ты наш. – ласково называли Шурочку, как медперсонал, так и все женщины в отделении.

Но вот на третий день пребывания в роддоме, Шурочка почувствовала тянущие боли внизу живота и в пояснице. Боли усиливались, и врачи, определив у неё начало родов, вплотную занялись ею.

Роды у Шурочки прошли на удивление легко. Сказывалась непрекращающаяся физическая нагрузка, держащая в постоянном тонусе её организм.

Первые схватки Шурочка почувствовала в два часа дня, а потуги начались ближе к полуночи. Она лежала на родильном столе и вовсю тужилась. Уже начала рождаться головка малыша, как вдруг в роддоме погас свет. Он погас не неожиданно. Просто в те годы по всей Брянской области ровно в полночь свет отключали везде до шести утра.

-- Зажгите свечи скорее! – крикнула акушерка. – У нас головка уже идёт.

Пока зажигали свечи, головка успела родиться. Их зажгли вовремя, так как врач заметила обвитие пуповины вокруг шейки ребёнка. Аккуратно сняв обвитие, акушерка помогла родиться на свет маленькой двухкилограммовой девочке, которая громким криком оповестила весь мир о своём появлении на свет. Так родилась Тая.

-- Поздравляю! У Вас доченька! Маленькая, но крикливая! – сказала акушерка Шурочке, а та счастливо улыбалась, глядя на свою крошечную дочурку.

Тая хоть и родилась крошечной, но была очень активным ребёнком. В массивную Шурочкину грудь она впивалась, как голодная пиявка и отпускала сосок только тогда, когда полностью наедалась маминым молочком.

-- Ой! У моей дочки кукла куда больше! – говорила Шурочке санитарка, приносящая Таю на кормление.

-- А я и сама маленькая родилась. – отвечала Шурочка, прикладывая дочку к груди.

– Ничего! Большая вырастет! Вон как жадно титьку-то сосёт. – глядя на активно сосущую малышку, предрекала санитарка.

Через неделю Шурочку с Таей выписали из роддома.

Фёдор отпросился с занятий в училище, и снова на лошадке, запряжённой в сани, повёз жену и дочку домой.

Шурочка с Таей были закутаны в ватное одеяло, а поверх него Фёдор заботливо накинул на них овечий тулуп. Тая долго молчала в дороге, и Шурочка забеспокоилась, не задохнулся ли так сильно укутанный ребёнок. Решив проверить, она залезла рукой под уголок одеяла, прикрывающий дочкино личико, и коснулась пальцем её тёплой щёчки. На это прикосновение, Тая ответила получасовым концертом, демонстрируя родителям мощь своих крошечных лёгких.

-- Зачем ты её трогала? Спал ведь ребёнок. – ворчал Фёдор, подгоняя лошадь, чтобы быстрее доехать до дома.

Дома Тая попала в заботливые и опытные руки Марфы. Малышку искупали, накормили и, завернув в одеяльце, положили на тёплую русскую печку. Рядом с Таей уселся домашний кот Васька, который по размеру был в два раза больше её, и стал внимательно разглядывать, невиданное доселе, чудо.

-- Как бы кот ребёнка не утащил. – беспокоилась Марфа, видя огромную Васькину морду рядом с крошечным личиком внучки.

Через месяц после рождения Таи, Фёдор закончил своё обучение, но домой он вернулся с нерадостной новостью. Его, как и многих других молодых людей, закончивших сельскохозяйственное училище, отправляли на обязательную трёхлетнюю отработку, на целину. Уехать предстояло далеко в, не обустроенные для нормальной жизни, условия. Никого не интересовало семейное положение Фёдора, и что у него только что родился ребёнок. Если партия послала, то никакие отговорки не действовали. Умри, но поезжай.

Фёдор стал планировать взять с собой на целину жену с дочкой, и Шурочка даже соглашалась, но тут Марфа встала на дыбы.

-- Да вы что удумали? – нервничала она. – Федь! Ну ты-то умный мужик! Куда ты их повезёшь? Сам-то подумай! Там же условий никаких! В бараках люди живут! Если б не ребёнок, то и речи бы не было! Езжайте! А Таечка же совсем ещё крошка! Угробите вы её там, в полевых условиях!

Марфа нервничала, плакала и Богом молила Шурочку одуматься, чтобы не сгубить ребёнка.

-- Пусть Фёдор едет один. – убеждала она дочку. – Не на войну ведь провожаешь. Через три года вернётся.

-- Мам, ты права. – согласилась Шурочка. – Мы остаёмся.

Подумав хорошенько, согласился с тёщиными доводами и Фёдор.

Шурочка проводила мужа на целину, а через месяц ей предстояло выйти на работу в свой родной коровник. С Таей оставались Григорий и Марфа. Помогала нянчиться с малышкой и Уля, ставшая крёстной, своей маленькой племяннице. Уля продолжала работать в телятнике, ухаживала за подрастающим поколением коров. Но у неё были свои планы на будущее. Она собиралась уехать в Курск, чтобы поступить в техникум учиться на агронома.

Фёдор писал Шурочке каждую неделю. В письмах он интересовался их жизнью и уверял, что очень скучает. Но месяца через три после его отъезда, письма стали приходить всё реже и реже. Фёдор ссылался на занятость на работе и усталость. А ещё месяца через два письма вообще перестали приходить.

-- Что там с ним? Почему не пишет? – волновались все домашние.

Шурочка написала Фёдору несколько писем, прежде чем дождалась от него ответа. Письмо было короткое. Всего несколько строк.
«Дорогая Шура! Я встретил здесь другую женщину! Мы полюбили друг друга, так что к тебе я не вернусь! Я прошу у тебя развода! Дочке я буду помогать!» - писал Фёдор.

Шурочка не знала, как ей реагировать на такое послание. Она просто сидела и молчала.

-- Ах он паршивец! – вскричала Марфа, когда дочка прочитала ей письмо. – А мы-то к нему, как к родному!

И Марфа начала причитать про непорядочность зятя и про многое другое с этим связанное.

-- Не давай ему развод! – наставляла она дочку. – Пусть домой возвращается! Дитё-то кто будет растить?

-- Мам, не надо! -- с досадой отмахнулась Шурочка. – Зачем он ко мне поедет, если полюбил другую женщину? Да я и сама не приму его после этого!

Шурочка конечно огорчилась. Ревность в ней всё-таки присутствовала, хотя она думала, что не способна на такие чувства. Но возможно, что это было не чувство ревности, а чувство собственности к родному мужу.

Фёдор же, не видевший никогда от Шурочки ласки, полагал, что она легко переживёт разрыв семейных отношений с ним.

На целину в те годы съезжалось много молодёжи. Жили они чуть ли не в спартанских условиях, но многим нравилась самостоятельная жизнь. Парни и девушки находили себе пары, влюблялись, женились.

Фёдор заметил красивую девушку армянку Галину и понял, что пропал. К Шурочке он никогда таких чувств не испытывал.

Галина была порядочная женщина. Она не вешалась Фёдору на шею и не стремилась увести его из семьи, хотя тоже полюбила его. Фёдор сам принял решение и честно обо всём написал жене.

Шурочка дала мужу согласие на развод и стала растить дочку одна при помощи, стареньких уже, родителей.


Начало https://www.stranamam.ru/post/14937081/

Продолжение https://www.stranamam.ru/post/14938788/