Виктория Райхер. Запах мяты

Ещё осенью прочла в ЖЖ автора. Мне очень нравится, как она пишет - и весёлое, и печальное. Сейчас вот Манюня Хнуш напомнила отзывом на книгу Райхер, что я даже просила разрешения на перепечатку - и получила. А сюда не донесла(( Исправляюсь.
Написано в условиях очередного тогдашнего локдауна
*********************************************************************
- Мама, - говорит Роми, - как я хочу куда-нибудь поехать. Я ужасно хочу куда-нибудь поехать! Возьми меня с собой!
- Я, - говорю, - еду в аптеку. Ты уверена, что хочешь туда поехать?
- Я куда угодно хочу поехать! Хоть на кладбище!

Заверила ее, что в этом смысле нет проблемы: на кладбище даже в самый суровый карантин можно поехать. Но только один раз. Потом подумала, что можно и не один. Но промолчала.

По понятным причинам, мы сейчас не особо куда-то ездим, зато все время куда-нибудь ходим. Ходили в пустыню за домом, есть блинчики и смотреть на закат (блинчики принесли с собой, закат давали прямо там), ходили туда же есть салат и встречать восход. Придумали качаться на качелях под музыку, а потом, в силу обстоятельств, способы объяснять прохожим, что мы не сумасшедшие. Пекли творожную запеканку, пряники, печенье и шоколадный торт. Залезали на крышу и там рисовали, а потом рисовали в пустыне. Все лето прыгали на батуте, в итоге батут сломался (в психологии это называется «проективная диагностика»). А, еще у нас родилось пять котят.

Точнее, пять котят родилось не у нас. Пять котят родились у скандальной дикой кошки, которая выбрала задворки нашего идиотского дома в качестве самого безопасного места на свете. Выбрала, родила пятерых, удостоверилась, что это оценили, и свалила в закат. Мы даже не успели обсудить, что хорошо бы ее стерилизовать. Мы моргнуть не успели, как у нас на руках оказалась колбасная эмиграция.

Колбасная эмиграция состояла из трех практически одинаковых белых клопов с рыжими пятнами, одного клопа побольше, рыжего с белыми, и пестрой черепаховой девицы с трогательным персиковым жабо. Мы так и не смогли придумать, что с ними делать — дома живут две толстых кошачьих тетки, Муха и Фаня, и ладно еще Муха (хотя и ее не назовешь хлебосольной), но Фаня — когтистая истеричка. Людей переносит с трудом, животных вообще не переносит и всегда готова драть на тряпки. Устраивает хай даже при виде лягушки. Черную доброжелательную Муху мы ей как-то по молодости втюхали, но пятикратное усыновление — это примерно как уговорить Сирию, что ей необходимо присоединить к себе Израиль. Не вариант.

Поэтому в саду у нас теперь столуется пятиголовый дракончик. Подходишь к дому — дракончик поднимает головы и принимается орать. Разбегается в пять сторон одновременно, потому что очень страшно, лезет на ручки, потому что очень интересно, и непрерывно пищит, потому что очень хочется кушать. Раньше, когда мы с Димой ходили гулять по поселку, нас интеллигентно сопровождала одна кошка, реже две. Теперь за нами пытается увязаться разом вся шобла-ёбла: два нормальных кота и пять действующих моделей кошки размером с крысу. Мы фырчим и вообще они не наши. Оборачиваемся — идут, задрав хвосты. Мы налево — они налево. Мы направо — они направо. Нас тут сожгут на костре когда-нибудь.

(Если учесть, что гуляем мы с Димой обычно в три часа ночи, Дима временами из-за болей в ноге опирается на трость, а одна из взрослых кошек, как я уже сказала, черная… Точно сожгут).

А ведь есть еще Карантиний и Катерина. Карантиний — мята. В марте мы с Романом спасли его из продуктовой лавки, где он трудолюбиво загибался в углу. Регулярный полив, хорошее отношение и изначальное отсутствие пятерых котят добавили Карантинию длинный толстый побег, обсыпанный мелкими листьями, но не добавили оптимизма. Отчаявшись дождаться от Карантиния приличного урожая, мы с тем же Романом надыбали крупную, здоровую Катерину. Катерина — совсем другой коленкор. Раскидистая, ярко-зеленая, охотно растет во все концы и по любому поводу нервно пахнет мятой. Наличие пятерых котят заставляет Катерину нервничать практически непрерывно, поэтому в саду теперь постоянно пахнет мятой.

Когда меня спрашивают «как вы справляетесь?», мне хочется ответить: я не справляюсь. Я по любому поводу нервно пахну мятой. Земля стала плоской, вот в чем штука. Раньше мы жили на круглой земле, и горизонт удалялся по мере нашего приближения. А сейчас по земле можно ходить направо и налево, ездить взад-вперед и гулять в три часа ночи. Оглянешься — а за тобой никого. Только эти, с хвостом. Хорошо не с хворостом пока.

Прислали смешную картинку, там окошко кухонной вытяжки приклеено к стенке при помощи женских прокладок. И подпись: «держит, как липкая лента». Но я картинку сразу не разглядела, а надпись сходу неправильно прочитала. Мне показалось, там написано: «Держись, как липкая лента!». Призыв, в смысле, такой, для всех для нас.

А когда-то мне рассказали, как группа чешских коневодов демонтировала осенью временную летнюю конюшню, и одна из дам безнадежно пыталась чего-то там развинтить. Крутила, шатала, дергала, а штука не поддавалась. Дама отчаялась и в сердцах сказала, зовя на помощь: «Сил моих нет! Держится, как жидовская вера!». Ничего обидного, жидовский по-чешски — это просто еврейский. Имеется в виду, крепко стоит, не расшатать. Ну вот так мы и держимся нынче: как липкая лента и как жидовская вера.

У липкой ленты выбора нет - как прибили, так и держится. Что же касается жидовской веры, на ее веку творилось такое, что при мысли об этом перед внутренним взором удивленно округляется земля. Возможно, на это нам сейчас и пытаются намекать? Возможно, весь наш нынешний кризис очевидности — скрытая реклама жидовской веры. Спонсором выступает, так сказать, отец-основатель. Хотите, говорит, развиваться? Вылезайте из своей евклидовой геометрии. А иначе так и живите, липкой лентой приклеены к плоской земле.

Вот котята умеют вылезать из евклидовой геометрии. Куда бы ты ни пришел, они неизменно обнаруживаются именно там. И здесь тоже. Как здесь, только что были там? Были, и до сих пор там. А также здесь. И тут. Не сядь на кота. Не наступи на кота. Не впускай кота. Закрой окно, а то коты пролезут. Теперь открой и выпусти кота.

Крупный рыжик не боится вообще ни хрена, к нам овчарка в гости зашла, так он ей полез прямо в морду, овчарка им чуть не подавилась от изумления. Хулиганские носатые близнецы внешне неотличимы, рыжие пятна по белой шкуре, мозгов им пока не завезли, зато урчалка громче всех. Черепаховая девочка такая хорошенькая стала, что я начинаю подумывать, не снять ли ей квартиру тайком от Фани. И самый маленький, самый слабый, мы первое время кормили его отдельно, иначе он оставался голодным и горько плакал. Похоже, у них там в принтере кончалась рыжая краска, и вот, на последнего её почти не осталось. Так, пара пятен на белой спинке.

Роми спросила в чате четвертого класса: кто-нибудь хочет котенка? У нас их пять! Ее одноклассница тут же откликнулась: на продажу?
Эх, говорю, Роман. Упустили мы свой шанс разбогатеть.

Мы много чего в этом году упустили. Упустили весну, лето, осень и заграницу. Упустили отпуск, превратив его в утпуск. Столько всего превратилось в утпуск, даже глобус. И жизнь бесконечно пахнет мятой: Катерина нервничает что ни день.

Я кладу в рот конфету, надеваю очки для плаванья, включаю тяжелый рок, вытряхиваю за дверь двух котят и начинаю резать лук. Лук плачет горькими слезами, конфета тает сладким соком, очки потеют, оркестр гремит басами, котята лезут обратно, Фаня рычит утробным басом, вместо кладбища решено поехать на море — благо, открыли. Никому котята не нужны случайно? Родились под хорошим домом, ведут свой род от царя Гороха, воспитаны твердо в жидовской вере. Держатся за жизнь как липкая лента и урчат при любых обстоятельствах. Если считать их проективной диагностикой, то дела у нас, в общем, еще ничего.
**
Виктория Райхер, она же - Neivid (в ЖЖ)