Родительский день на зоне

Много лет я писал в этом блоге о жизни с ребёнком с тяжёлой инвалидностью. Это горький опыт, говорить об этом нелегко, но я видел, что многим людям было полезно это знать, поэтому и писал.

Теперь у меня есть еще один горький опыт – о жизни со вторым ребенком, который отбывает срок на зоне за совершенное преступление. Я думаю, что многим людям полезно будет знать и это. «От тюрьмы и от сумы не зарекайся», мне понемногу досталось и одного и другого, и начну я, пожалуй, не с начала, а с конца.

Родительский день.

На зоне он начинается с того, что ты приезжаешь к 9.30 утра к административному корпусу колонии и идешь с паспортом к столику, который стоит просто на тротуаре перед воротами. Даёшь паспорт, твое имя находят в списке, женщина в военной форме с уставшим лицом протягивает тебе бумажку-пропуск, дают расписаться пару раз в журналах, и тебе не особо важно, за что там роспись, выдают листок с программой родительского дня, а на обратной стороне листка ты обнаруживаешь норму всего довольствия – вещей и продуктов – всего того, что зона предоставляет твоему ребёнку, зеку такому-то. Столько-то яиц и круп в неделю, столько-то грамм мяса, масла, овощей, ну и так далее.

И стоишь ждешь, со своей авоськой 5 кг продуктов, 2 литра лимонада, пока позовут.


Хотя, нет. Родительский день начинается с неожиданного звонка с неизвестного номера, и незнакомый голос, при звуке которого невольно хочется встать, говорит: «Это из колонии. Вы – такой-то такой, отец такого-то такого?.. Вам разрешено приехать на родительский день такого-то числа. Также, ваш сын записал еще и сестру. Приедет одна сестра, или две?»

- Одна, - говорю.

- Хорошо. – И дальше разговор том, что можно привозить, а что нельзя. Будет сладкий стол, можно привезти 5 кг угощений. После минутного разговора звучит «Вопросы есть?»

Я задумываюсь на мгновение, потому что понимаю, что больше, чем мгновение, у меня времени на раздумывание нет, спрашиваю пару мелочей, которые пришли на ум, и мы прощаемся.

Днём погодя я еще перезваниваю и интересуюсь, можно ли привезти еду не из магазина, а приготовленную дома. Пирог, например, или типа того.

- Можно.

- А котлеты?

- Я же сказал – у нас сладкий стол.

- А пирожки?

- Можно.

- А с мясной начинкой?

- Смотрите сами. Но имейте в виду, что по программе – сладкий стол.

- А фрукты?

- Можно.

- Ок.

Черт. Забыл спросить, какие фрукты можно, а какие нет. В прошлый раз апельсины взяли, а персики нет. А можно ли виноград?

Хотя нет. Родительский день начинается еще за месяц или полтора до него, с обсуждения слухов по телефону.

У зека есть возможность позвонить родственникам. Только близким. Заранее оговоренным. Некоторое время назад можно было звонить только определенному родственнику в определенное время, это надо было согласовывать письменно с лагерным начальством заранее. Не дозвонился в назначенное время – гуд бай.

Со временем звонки становятся доступнее, не дозвонился одному – набери другому. Особенно, если хорошее поведение. На звонок отводится 15 минут. Реального разговора получается минуты 3-4, потом я слышу голос в глубине, после которого ребенок начинает нервничать, суетиться и прощаться. Странно это всё – вроде бы разрешить разговаривать, но стоять при этом над душой с часами. А почему, например, не час разговора?.. Ну или столько, сколько надо, чтобы самим себе сказать – ну, ок, вроде обо всем поговорили, давай пока.

Родительский день начинается с обсуждения слухов по телефону, и мы в отрывочных разговорах выясняем, поедет ли мама или папа, если вдруг такая возможность представится, и представится ли, и что бывало раньше, и что говорят в зоне.

После этого родительский день обсуждается в письмах, в одном, в двух, в трех, целый месяц. В принципе, не обязательно читать весь текст дальше — можно просто почитать письма.

Это по-настоящему большое событие – посетить своего ребенка, запертого за глухим забором с собаками, колючей проволокой и охранниками, вооруженными автоматами. Потрогать его руками, обнять, понюхать. А не просто раз в два месяца передать передачу в окошко, где человек в камуфляже на твое несмелое «Передавайте привет от мамы и папы» отрежет наголо «Нам запрещено».

И вот – 9.30 утра, позднее августовское солнце начинает пригревать, я и сестра Семёна Лиза получили наши пропуска. Нас привезли сюда на машине друзья, и, открыв багажник, мы заново сортируем нашу авоську с едой. Еды у нас больше, чем 5 килограмм, понятное дело, поэтому приходится мучительно выбирать - откинуть пару котлеток, чтобы добавить пару яблок, или откинуть пару кусков яблочного пирога, чтобы сохранить пару плиток шоколада.

Звучит команда, и родители, прибывшие на это необычное свидание (про обычное расскажу позднее) становятся кучкой перед большими железными крашенными такой знакомой всем советским людям краской воротами в зону. Железо, почему-то, помятое. Словно по нему ногами ходили. Даже странно, что в наше технологичное время нельзя сделать ровные железные ворота. Ворота – они словно растут из тех времен, когда за ними люди исчезали навсегда. Надпись «Справедливость» смотрелась бы на этих воротах гротескно. Однако, надпись «Неотвратимость» - смотрелась бы очень гармонично. Травяным зелёным по кирпично-красному.

Нас тут человек 30, примерно. Я вижу пару, которая держит в руках большую коробку с пиццей. Вижу женщину, которая держит в руках магазинный торт. Кто с чем. Пока лагерное начальство объясняет правила, ворота с характерным лязгом раздвигаются, образуя щель примерно в метр- полтора. Все взгляды сразу мимо начальства – туда, в щель, вглубь, где заперты наши дети. Но за воротами детей нет, там виднеется протяженный шлюз с электрическим освещением, потом, в глубине, еще одни ворота, приоткрытые такой же щелью, а уже за ними, на солнечном свету – столы и люди. Начальство объясняет, что там взвесят и проверят принесенную еду.

Вступительная процедура затягивается примерно на час. Среди неулыбчивых военных появляется осанистый дядька в гражданском костюме, с господской осанкой и лощеным лицом, на котором основательно проступает хорошее питание, здоровый сон и необремененность излишним трудом. Похоже, это чин из городской администрации. Начинается пропуск в зону.

Пропуск в зону – целая процедура, несмотря на то, что всех присутствующих заранее отбирали по заявлениям зеков и по телефону, проверяли документы и выдавали пропуска. Этого мало. Господин начальник зачитывает фамилии родственников, прибывших к зеку, они поднимают с асфальта свои котомки и идут в щель ворот. Проводив их взглядом, господин начальник называет следующие фамилии.

Пройдя в зону, оставив все лишние вещи в шлюзе, предоставив свои нехитрые блюда на осмотр, во время которых человек в камуфляже проткнёт их шильцем, разрежет их ножичком, если ты их сам не разрезал, ощупает пальцами через целлофан, проведет над ними металлодетектором, взвесит и скажет «хорошо», ты соберёшь их обратно в свою котомку, и можешь осмотреться. Ты оказался в огороженной сеткой площадке, можешь посмотреть на саму зону изнутри, или можешь посмотреть на защиту зоны от внешнего мира.

Защита от внешнего мира выглядит так, что вспоминается из Данте «оставь надежду всяк, сюда входящий». Сетка, колючая проволока, многометровые дощатые заборы, за которыми лай собак, вышки. Снаружи всё казалось проще, но изнутри – нет. Теперь, находясь внутри, ты имеешь представление о том, что существует какая-то «наружа», только по виднеющимся верхним этажам высоток не очень далеко расположенного спального района. Наверное, зекам этот вид вселяет надежду, что наружный мир не пропал, он есть, он есть.

Когда процедура закончена, нам дают знак, и мы идем к воротам первой сетки.

lilkindad 9 сентября 2020, 18:51
https://lilkindad.livejournal.com/101337.html