МАИНА (КУХНЯ ЕВРЕЙСКОГО МЕСТЕЧКА...)

Арончик Перельман был тот человек, которого приходилось стесняться всем родственникам. Нет, Арончик не был плохо воспитан, наоборот, он всегда говорил вежливо и тихо, не повышал голоса, был безупречно одет, любил классическую музыку, шелковые шейные платки, хорошие дефицитные книжки и никогда никому не отказывал в помощи.

Кстати, не смотря на то, что Арончика Перельмана стеснялись родственники, за помощью к нему они обращались регулярно.

И Арончик всем помогал. Он устроил на работу племянника Йосю после того, как его выгнали из замначальника по снабжению местных столовых. Кстати, то, что Йосю только выгнали и не отправили в места с нежарким климатом, тоже была заслуга Арончика. Таки Йося легко отделался, чтоб он там себе не думал.

Арончик помогал избежать призыва в армию, установить домашний телефон, приобрести без очереди автомобиль, получить двухкомнатную квартиру дочери дядя Яши, после того, как она вышла замуж. Арончик доставал отрезы на костюм, путевки в Трускавец и билеты в местный драмтеатр.

Арончик мог все.

И стеснялись его именно поэтому. А еще потому, что Арончик демонстративно хорошо жил. В его квартире раньше всех появилась настоящая югославская стенка, люстра из богемского стекла и целых два сервиза "Мадонна". Жить так вызывающе хорошо еврею было почти верхом нахальства, тем более за шахер-махер Арночика было известно всем, включая участкового Шаповалова. Но вместо того, чтоб арестовать, Шапавалов вежливо здоровался с Арончиком, называя его исключительно Ароном Гершлевичем.

Все это было очень странным, поэтому родственники Арончика старались не беспокоить его зря, а если уж и вынуждены были обращаться, то только для решения совсем уж нерешаемых проблем, нанося визиты к нему в основном в темное время суток.

Как правило Арончик, красиво одетый, в мягких тапочках на ногах, сидел за столом и играл сам с собой в шахматы.

-Добрый вечер, Арончик, я таки к тебя по делу- обрщался к нему очередной родственник, присаживаясь рядом на краешек стула.

-Я вас умоляю, Фима, можно подумать вы бы пришли ко мне за просто так попить чаю. Вы играете в шахматы, Фима?

Фима бледнел, лихорадочно ища в голове правильный ответ, но вместо этого производил непонятное движение головой, которое могло означать как "да", так и "нет" одновременно.

-Очень плохо, Фима- отвечал ему Арончик, не глядя на родственника- Шахматы это такая игра, что делает вас умным. И даже если вы глупый, как сапожник Яша Рохлин с колхозного рынка... а все знаеют, что сапожник Яша Рохлин с колхозного рынка глуп, то люди, которые видят вас с шахматами, думают, что вы умный.

-Я знаю, как ходить лошадь- отвечал сухими губами кончательно запутавшийся Фима.

-Да?- Арончик заинтересованно поднял голову- И как же она ходит, Фима?

-Буквой Г...

-Вот и хорошо. Буква Г. Говорите, Фима, Говорите. Это слово тоже на букву Г. Говорите мне за что вы пришли, не томите, уже темно, вам ещё домой возвращаться, а в городе плохо с освещением, можно упасть и сломать себе ногу.

Фима сглотнул комок в горле:

-Арончик, ты же знаешь за моего Мотю?
-Я знаю за твоего Мотю, Фима.
-Ну, так вот, Мотю хотят призвать в армию военные офицеры.
-Ну, так и что ты пришел ко мне, Фима? Я разве городской военком?
-Нет, конечно, Арончик, ты не городской военком. Но Моте нельзя в армию. Он такой мальчик, что он там умрет уже на призывном пункте. И потом, у Моти виолончель! Зачем губить мальчику карьеру?
-То есть, Фима, хочешь, чтобы твоего Мотю прекратили призывать в армию военные офицеры?
-Да, Арончик, я хочу, чтобы Мотю перестали призывать в армию военные офицеры.
-Ну, так если ты это хочешь, то таки это стоит денег.
-Сколько денег это стоит, Арончик? У меня мало денег, Арончик.
-Я тебя прошу, Фима, это как раз те деньги, которых у тебя мало.
-Хорошо, я согласен, Арончик.
-Хорошо, Фима, иди домой, все будет. Передай привет жене и Моте, скажи, что это виолончель это красиво.

Когда дверь за родственником закрылась из кухни выглянула жена Арончика Двойра.
-И что таки очередной шлимазл из твоих родственником приходил за помочь? Сколько раз я просила, Арончик, чтобы эти семейные визиты проходил не вечером, когда порядочные люди кушают ужин и идут спать?!
-Ой, вэй, Двойрочка, ты же знаешь моих роственников, это золотые люди, не надо так нервничать, у тебя почки!
-Почки! Можно подумать тебя они интересуют! Если твои родственники не прекратят портить нам семейный ужин, у них будут не только почки, но и кадухес на всю голову! Пошли кушать, Арончик, чтоб ты мне был здоров, маина готова!

И Арончик послушно вставал и шел кушать маину. Не то, чтобы он не едал ничего лучшего, но с Двойрой не согласиться было опасно даже для такого человека, как Арончик.

А маину Двойра делала так, как и другие.

Она ставила в кастрюльке варить пару куриных окорочков в подсоленой воде, добавляла туда душистый перец и лавровый лист.

Пока они варились, делала тесто. Триста грамм муки смешивала с пачкой натертого на терке маргарина, яйцом и сметаной.

Тут же варила макароны и жарила лук. Этот самый лук она потом перекручивала с мясом, отделенным от сварившихся окорочков, делая фарш.

Потом она раскатывала тесто, разделив его на две части. Из первой делала тонкую колбаску, сверху клала фарш, на фарш вареные макароны, и скрепляла сверху тестом. Потом поверхность прокалывала в нескольких местах, смазывала яйцом, посыпала кунжут и запекала в духовке до готовности при ста восьмидесяти градусах.

Потом вынимала, нарезала кусочками, выкладывала на тарелку с овощами и шла звать Арончика, очень сетуя на то, что приличные люди по вечерам должны сидеть дома, а не решать какие-то там шахер-махер.