Роман ужасов "Молчание", глава шестая

Предыдущие главы:
Первая: https://www.stranamam.ru/post/11654481/
Вторая: https://www.stranamam.ru/post/11657772/
Третья: https://www.stranamam.ru/post/11659615/
Четвёртая: https://www.stranamam.ru/post/11666392/
Пятая: https://www.stranamam.ru/post/11689423/

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Как колорадский жук в банке.

1.

Максим Викторович настолько сильно увлёкся изучением новой чумы, что не заметил, как погибло больше половины его отделения. Скорее всего, он неосознанно прятался от реальности. От невыносимой боли, от жестокого голода и от смерти в её самом страшном проявлении. Сам он понял это только тогда, когда решил обойти отделение и посмотреть, что в нём творится.
Магамединов поднялся на третий этаж и в вестибюле хирургического отделения встретился с Николаевым. Они закурили. Павел Петрович даже не стал спрашивать, когда это Максим Викторович опять пристрастился к никотину. Он ведь уже больше трёх лет как распрощался с этой вредной привычкой.
Магамединов делал затяжку за затяжкой, руки у него тряслись.
- Что, всё так плохо? – поинтересовался Николаев.
Максим Викторович кивнул и ответил:
- Я боюсь, что эпидемия скоро перенесётся на ваш этаж. И не знаю, что мне делать. Может, хоть часть условно здоровых отправить к вам? А то у нас они рано или поздно станут больными.
- Это не выход, - моментально возразил Павел Петрович.
- Что же мне тогда делать?
Николаев пожал плечами.
- Так легче всего ответить, - прошептал Магамединов.
- Собери их всех, сделай ещё один анализ крови и тех, кто не заражён, распусти на все четыре стороны, пускай идут, куда хотят, - предложил Павел Петрович. - В своё отделение я никого не пущу. У нас и так, как ты говоришь, риск заражения очень высок.
Внезапно на втором этаже хлопнула дверь, а затем раздался крик Анфисы:
- Максим Викторович, ну где же вы?
Магамединов вышел на лестничную площадку, за ним – Николаев.
- Что случилось, Анфиса? – спросил заведующий терапевтическим отделением.
- Четыре человека покинули отделение, - ответила дежурная медсестра. - Собрались и ушли. Я чувствую, что скоро и другие последуют их примеру.
- Вот этого я больше всего и боялся, - сказал Магамединов.
- Закрывай отделение на железные двери, - посоветовал ему Николаев. - Всё же для этого продумано. Я у себя давно так сделал.
Магамединов посмотрел на Николаева, как на полоумного, и ухмыльнулся.
- А как же санитары? Они у меня покойников на улицу выносят.
- У вас там что, один ключ на всё отделение? – удивился Павел Петрович.
- Да, так оно и есть, растеряли остальные. Собирались пару штук запасных сделать, да руки не дошли.
- Нашёл проблему, - заметил Николаев. - Поставь кого-нибудь дежурить у двери с этим вашим единственным ключом.
- Вот Анфису и поставлю, - принял решение Магамединов. - Меньше по отделению будет шляться, больше шансов у неё останется выжить в этой гиблой обстановке.

2.

Во второй палате терапевтического отделения, возле кровати обглоданного старика (в его теле были выедены внутренние органы и видны рёбра, а также не было гортани), сидел Хонкин-старший и смотрел несчастными глазами на своего брата Женьку, который стоял в проёме дверей. Щёки и губы старшего брата были испачканы кровью.
Хонкин-старший медленно, не отводя взгляда от брата, встал на ноги. Женька громко заорал и сбил его с ног. Завязалась драка. В итоге младший сел сверху на старшего, стянул с кровати подушку и опустил её на лицо брата.
Хонкин-старший пытался сопротивляться, но Женька не оставил ему никаких шансов. Несчастный больной перестал махать руками и умер от удушья.
Хонкин-младший убрал с лица брата подушку, взглянул на него и завыл от боли, ворвавшейся в его сердце.

3.

Заскрипел замок, и открылась железная дверь. Из отделения пульмонологии на лестничную площадку восьмого этажа выскочил растрёпанный и ужасно расстроенный Погодин. И через секунду туда же выглянул со злым лицом Воржицкий – лечащий врач этого отделения.
Пётр Алексеевич, кривляясь, отвесил ему поклон чуть не до пола.
- Спасибо, Семён Семёнович!
Воржицкий зло сверкнул глазами и недовольно буркнул:
- Да как вам не стыдно! В больнице такая беда, а вы чёрт знает чем занимаетесь…
- У меня наряду с общей бедой, - заметил Пётр Алексеевич, - ещё имеется и своя, индивидуальная. Но вам меня не понять, потому что вы находитесь на поверхности проблемы, а я целиком и полностью - внутри неё.
- Ладно, идите с богом, Пётр Алексеевич. Мне, простому смертному, действительно, трудно понять вас: «высоко летающих» или «глубоко плавающих». Я привык изъясняться простым и доступным языком, чего и вам желаю.
- И вам доброго здоровья, - произнёс Погодин и начал спускаться по лестнице.
Воржицкий проводил его недобрым взглядом и закрыл дверь. Погодин спустился на несколько этажей вниз. Он развернулся на очередном лестничном пролёте и резко остановился.
По лестнице навстречу ему поднималась девушка в чёрном платье с коротким рукавом и чётками в руках. На плече у неё сидел ворон.
Девушка была завораживающе красивой и стройной. Она грациозно протянула вперёд свои тонкие руки и заговорила дрожащим голосом:
- Пришло время вершить судьбы, мой господин. Я готова открыть своё истинное лицо. Готовы ли вы его увидеть?
Погодин, когда понял, кто перед ним стоит, схватился за голову.
- Боже, но так не бывает! Это сон или явь?!

4.

Удивительно, что в шестнадцатую палату терапевтического отделения эпидемия так и не заглянула. Вика, Василиса, Сарнацкая и Чеславовна сидели на своих кроватях, выпрямив плечи и положив руки на колени. Все они внимательно смотрели на Валентину Петровну. Глаза у них были стеклянные, как у мягких детских игрушек.
Валентина Петровна, удобно расположившись на своей кровати, щёлкала семечки и шелуху выплёвывала прямо на пол. На стене за её спиной мерцала ярко-синим светом ледяная корка.
- Эпидемия на втором этаже достигла таких масштабов, - заговорила двухметровая женщина-монстр и стряхнула с рук шелуху, - что бороться с ней как со стихией становилось бессмысленно. Она пожирала жизни людей, как некоторые из вас пожирают орешки за бутылочкой тёмного пива.
Вика не выдержала и подняла вверх руку, как послушная школьница.
- Минуточку, можно вопрос?
Валентина Петровна тяжело вздохнула.
- Давай, деточка, задавай.
- Почему на картинке все круги не замкнуты и один больше другого, а эллипсы пересекаются между собой?
- Всё очень просто, попробуй смотреть только на круги или только на эллипсы, - спокойно объяснила Валентина Петровна. - И не забывай, что здесь можно применить уравнение восьмого порядка.
Вика свела глаза в одну точку и радостно улыбнулась.
- Спасибо… я поняла! – заверещала она. - Блин, неужели всё так просто?
Валентина Петровна кивнула и продолжила свой рассказ:
- Врачи, казалось бы, всё предприняли, чтобы чума не вышла за пределы отделения. Но один из санитаров, воспользовавшись дружбой медсестры с третьего этажа, спрятался от своих обязанностей в хирургии под видом больного этого отделения, заняв одну из пустующих кроватей.
Валентина Петровна громко высморкалась в больничное полотенце и обвела серьёзным взглядом всех больных шестнадцатой палаты.
- И ровно через три часа именно в этой палате появился первый больной за пределами терапии, заражённый африканской чумой, - закончила она.
Шмыгнув заложенным носом, Чеславовна тоже обратилась к рассказчице:
- Валентина Петровна, мне не понятно правило Агиеса… И еще - что такое «первое колебание»?
- Хм… Правило Агиеса говорит о том, что чрезмерно мощный поток информации приводит к нарушению мозговой деятельности, - пояснила усталым голосом Валентина Петровна. - Из-за этого включается естественная защита мозга, в результате которой объект перестаёт адекватно принимать любую, даже очень простую, информацию.
Чеславовна нетерпеливо махнула рукой.
- Это мне понятно. А вот дальше…
- А дальше, если простыми словами, нужна сильнейшая встряска, нужен шок, чтобы естественная защита прорвалась. Этот удар и называется первым колебанием…
- Валентина Петровна, что там дальше было с этой чумой? – поинтересовалась Василиса. - Неужели никто её так и не смог остановить?
- Не спеши, умница моя, - заявила рассказчица, - сейчас всё узнаешь. Давайте только подождём Вику и Чеславовну, что-то они отстают с усвоением материала.

5.

На первом этаже в вестибюле, где произошла страшная трагедия, стало тихо. Опустели скамейки и стулья. Остались эхо и Игоревич.
Пожилой мужчина притащил откуда-то строительную тачку и уселся на полу возле большой кучи человеческого фарша, в котором были перемешаны головы, руки и ноги людей. Воздух в помещении заполнился запахом свежего сырого мяса – «человечиной». Чем-то вонючим, непривычно сладким и чересчур пряным.
Вокруг, казалось, всё стихло. Состояние у Игоревича было приглушённое, муторное – будто его контузило. Ему было плохо и душевно, и физически. Игоревич голыми руками вытянул из кучи несколько распиленных кусков человеческого тела и сложил их в тачку. Затем достал голову – она была вся в крови. Он посмотрел на неё: глаза открыты, в них остался страх, охвативший человека перед смертью.
Игоревич тяжело вздохнул. Он грязными пальцами закрыл глаза покойному, бросил голову в строительную тачку и вновь опустил руки в кровавое месиво.
- Эй, что ты делаешь?! – закричал кто-то.
Игоревич кинул кусок мяса с одеждой и костями вперемешку в тачку. Потом оглянулся и увидел, что к нему со стороны левого крыла вестибюля приближаются Николаич и Рыжов.
- Я собираюсь похоронить их в одной общей могиле, - ответил убийца Артёмовича.
Николаич и Рыжов подошли к нему вплотную. Рыжов весь съежился от жуткого зрелища. Он посмотрел на испачканные в крови руки Игоревича широко раскрытыми глазами и проглотил ком, подступивший к горлу.
- Думаешь, будет правильно? – засомневался Николаич.
Бледный Рыжов бросил взгляд на удивительно спокойного Николаича и резко отвернулся.
- Правильно, - сказал он, подавляя рвоту. - Не здесь же всё это оставлять!
- Давай тогда поможем, что ли, - предложил начальник отдела технического обслуживания.
К горлу Рыжова поступил ком, ещё больше предыдущего, и он еле его проглотил.
- А без меня не справитесь?
- Я от помощи не откажусь, - пробормотал Игоревич и продолжил кидать распиленные куски человеческих тел в строительную тачку. - Только если со мной вдруг что не так опять станет, вы меня сразу же убейте.
Николаич сел на корточки и взглянул в наполненные болью глаза Игоревича. Тот сразу же отвернулся.
- А что может стать не так? – осторожно спросил Николаич.
- Сейчас это не важно. Когда станет, вы сразу поймёте.
Николаич надел резиновые перчатки и опустил руки в кровавую жижу. От неё пошло тёплое испарение. Николаич вытащил из кучи руку с золотым кольцом и уставился на неё.
- Я даже представить себе не мог, что мне придётся в жизни вот так вот копошиться в «свежепорубленных» человеческих костях и мясе, - произнёс он и швырнул руку в тачку.
- Но зато я вижу, что ты по этому поводу особо не расстраиваешься, - сказал Рыжов, пытаясь успокоить прыгающий до горла желудок. - Тебе что отпиленные руки, что отпиленные доски складывать - одно и тоже!
Рыжов взялся за ручки тачки.
- Куда везти? – спросил он.
Игоревич поднял голову и окровавленными пальцами почесал нос.
- Выйдешь во двор и найдёшь яму, туда всё это и скидывай.
Рыжов посмотрел в сторону выхода. К нему двигались в защитных костюмах два санитара: Морковин и Бобров. Они на носилках несли покойника с распёртым животом, прикрытым чёрным пледом. Из-под пледа на землю высыпались бело-розовые червячки, похожие на опарышей.
Рыжов кивнул и сразу же за санитарами вышел во двор больницы. Он с рабочей тачкой остановился на крыльце и взглянул на непривычную картину. Ярко-синяя блестящая плёнка покрывала всю землю, окружающую больницу и только метров шесть не доходила до ступенек, ведущих к входу.
- Спаси и сохрани меня, Господи, - прошептал он. - Дай понять моему разуму, что происходит вокруг меня. Может быть, я попал в ад и об этом ещё не знаю?
В это время санитары подошли к ледяной плёнке и на счёт «три» выкинули с носилок покойника. Сразу же от ледяной поверхности взвились к верху языки пламени, и труп за считанные секунды сгорел без остатков.
Рыжов скатил по ступенькам тачку и двинулся с ней к вырытой яме. Санитары подняли в знак приветствия руки. Рыжов кивнул в ответ. Морковин отстегнул верх защитного костюма. Бобров сделал тоже самое.
- У меня порядком сдают нервы, - заныл Морковин. - Я скоро просто сорвусь. На хрена мы их всех таскаем? Какой в этом смысл?
- Тебе ж объяснили, в чем смысл! - рявкнул в ответ Бобров.
Рыжов опрокинул тачку в яму и подошёл к Морковину и Боброву.
- Это всё-таки правда, что в терапии - эпидемия? – спросил он.
- Правда, - ответил Бобров. - Люди мрут, как мухи.
Морковин сплюнул скопившуюся во рту гадкую слюну и обратился к Боброву:
- Я, Степан, наверное, ещё разок схожу - и пас, больше в отделение не вернусь.
- Может, моя помощь нужна? - поинтересовался Рыжов.
Морковин покрутил пальцем у виска.
- Ты даже не суйся туда, дурачок. Помочь ты там точно никому уже не поможешь. А вот себя, скорее всего, загубишь. Правильно я говорю, Степан?
- Не лезь туда, Рыжов, там тебя ждёт верная смерть, - подтвердил Бобров.
- Ясно, мужики, мне дважды повторять не надо.

6.

Раздался шум и гам, и в вестибюле первого этажа появился отряд Сергея Ветрова. В него входили: Артём, Полина, Оля, Капрон, Макето, дядя Ваня, Шурик, Жуков, Психоза, Рыбин, Мария, Кристина, Тамара. Это были во многом совершенно разные люди, но их объединила борьба с неизвестной им напастью. Не назвать хотя бы одно из перечисленных имён было бы подлостью. Бойцы выглядели уставшими, но довольными. В руках они держали согнутые в форме кочерги или клюшки железные арматуры. У Макето и Рыбина за поясом висели острые топоры, а Капрон нёс на плече штыковую лопату.
Впереди отряда с согнутой арматурой и ведром шёл Сергей Ветров.
- Шесть штук за один раз! - сообщил глава отряда Игоревичу и Николаичу. - Они - суки! – попрятались, наверное, от страха. Явно поняли, что сила за нами.
Сергей бросил ведро на пол. Оно перевернулось, и из него вылетело несколько раздавленных «ногогрызов», они все были в какой-то жёлтой слизи.
Ветров повернулся и хлопнул по плечу идущего за ним грозного бойца.
- А Капрон наш - вообще богатырь! Одного гада лопатой прибил, а второго ногой растоптал.
- Ура Капрону! – закричал Психоза, молодой мужчина в очках, похожий на маньяка. - Ура богатырю!
- Ура! Ура! Ура! – поддержали его остальные.

7.

Пётр Алексеевич Погодин, тот самый неизвестно куда пропавший завхоз терапевтического отделения, понял, что до своего этажа не добежит. Он остановился на четвёртом и потянул на себя тяжёлые металлические двери. Очутившись в ожоговом отделении, он повернул в правое крыло.
Серые коридорные стены раздражали его глаза. Этот цвет Погодин не любил, и, слава богу, в его отделении он не преобладал.
Из одиннадцатой палаты ему навстречу неожиданно вышел заведующий ожоговым отделением.
- Пётр Алексеевич, какими судьбами вас занесло в наше отделение? – поинтересовался Кожало.
- Да в туалет меня по-маленькому основательно припёрло, чувствую, что до своего этажа не добегу, - объяснил Погодин.
Кожало поправил очки.
- Вы нам заразу из вашего отделения не принесли? – строго спросил он.
Погодин остановился и вытер рукавом белого халата пот с лица.
- Какую заразу? Вы это о чём, Дмитрий Антонович?
- Такое ощущение, что вы где-то конкретно нажрались и проспали всё самое интересное, - заметил заведующий ожоговым отделением.
- Будете смеяться, но так оно и было, - мрачно сказал Погодин. - Беда у меня случилась… И вряд ли в этой больнице найдётся тот, кто сможет меня понять.
- Пётр Алексеевич, вы хоть видели, что творится на улице?
- Вы это тоже видели?! – закричал завхоз. - Значит, я не сошёл с ума?
Кожало растянул губы в невесёлой улыбке.
- Я искренне вам сочувствую. Для вас сегодняшний день будет полон открытий и сильнейших потрясений.
- Ладно, Дмитрий Антонович, не пугайте меня. Я и так уже основательно напуган.
Погодин сделал несколько шагов вперёд и открыл двери, ведущие в туалет.
- Мне сейчас самое главное - найти психиатра, который докажет мне, что я ещё не сошёл с ума, - сказал он и зашёл в туалет.
Пётр Алексеевич открыл кабинку, встал напротив унитаза и расстегнул ширинку. Где-то в туалете, за его спиной, раздался шорох. Погодин обернулся и бросил взгляд в щель между дверью кабинки и косяком.
По полу туалета пробежала крыса. Завхоз прошептал проклятье и медленно повернул голову назад. Наступила тишина, которую прервал жалобный мужской голос.
- Молодой человек, пожалуйста, перейдите в другую кабинку.
Погодин от неожиданности подскочил, волосы на его голове встали дыбом.
- Ой-ё-моё! – вскрикнул он, кое-как застегнулся и поглядел вниз.
Из унитаза на Погодина смотрела несчастными глазами голова Можаева, пожилого врача ожогового отделения.
- Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, - сказала она.
- Аа… Да-да!! – растерянно выпалил Погодин, шагнул назад и быстро закрыл дверь кабинки.
Он перекрестился и прошептал:
- Наверное, мне уже поздно идти к психиатру, тут и так всё понятно.

8.

Пока завхоз терапевтического отделения расстраивался в туалете по поводу того, что его крыша безнадёжно поехала, Дмитрий Антонович Кожало сидел за рабочим столом в своём кабинете и слушал голос Фёдора Ивановича, который раздавался из мобильного телефона Груши.
- Мне жаль тебя, Виталик. Искренне жаль, - монотонно говорил Фёдор Иванович. - Ты тонешь в мире своих страхов, с каждым днём погружаясь всё глубже и глубже в нечто, далёкое от реальности. Ты принимаешь помощь тех, кто влез в твой разум, и сознательно отказываешься от помощи тех, кто способен тебе помочь.
Кожало остановил запись и помотал головой.
- Вот же урод! Он играет с твоей психикой.
Груша отошёл от зеркала, выражение его лица было серьёзным. Парня основательно трясло. Он тёр руки, пытаясь таким образом побороть, охвативший его озноб.
- Страшно очень. Не знаешь уже, кому и верить. Я тут много о чём подумал…
Кожало кинул удивлённый взгляд на Грушу.
- Потише на поворотах, Виталий! Ты сам, между прочим, пришёл ко мне за помощью, припоминаешь? А этот Фёдор Иванович специально тебе голову морочит, неужели не понятно?
В ответ Груша тяжело вздохнул.
- А кто его знает, - сказал он. – Жуть какая кругом. Уже и сам не пойму, что происходит.
Дмитрий Антонович внезапно ударил кулаком по столу и заорал:
- А ну соберись! Ты что, поверил этому дремучему старикану?! Не забывай, Виталий, кто твой друг, а кто – враг!
- Не давите на меня! – из глаз Груши брызнули слёзы.
- Ладно, Виталий. Извини меня.
Кожало - весь взъерошенный - встал со стула и положил руку на плечо Груши.
- Обидно будет, если мы сдадимся при первых же сомнениях, посеянных в наши души. Давай доведём наш план до конца. Я тебя очень прошу. Второго шанса у нас может уже не быть.
Груша отстранился от Кожало, и хмуро сказал:
- Тоже мне – план. Ничего пока и не вышло, а дальше и вообще…
- Не спеши с выводами, - возразил Кожало. - Ни одному рассказчику не понравится, когда ему мешают и воду мутят. Давай разок помешаем ему творить то, что он задумал, и посмотрим на его реакцию - что он учудит в ответ.

9.

Андрей, Олег Олегович и Александр Евгеньевич – заядлые картёжники и больные одиннадцатой палаты урологического отделения, - встали возле окна и уставились на стекло, разрисованное морозом. А хилый юноша Егор, обыгравший их в карты и поставивший свои условия, расположился на стуле спиной к ним.
Егор волновался, будто боялся чего-то и не отрывал взгляд от двери.
- Ледяная плёнка будто ожила и вновь стала разрастаться, - заговорил юноша. - Она медленно потянулась в сторону здания больницы, расползлась по всему крыльцу и достигла входных дверей…
Александр Евгеньевич громко чихнул.
- Будь здоров! – произнёс Андрей с серьёзным выражением лица.
Егор вздрогнул и осторожно посмотрел на мужчин, стоящих возле окна. В палате повисла угнетающая тишина.
- Эй! – шепнул хилый юноша.
Никто не отреагировал на его шёпот. Егор встал, подошёл к Александру Евгеньевичу и хлопнул его по спине. Александр Евгеньевич повернулся лицом к Егору. Глаза его были залиты кровью, изо рта текла жёлтая слюна с пеной.
- Чёрт! – выдохнул Егор. - Неужели я делаю что-то не так?!

10.

Николаич, наблюдая за Игоревичем, не сразу ощутил, как в его тело пробрался холод. Просто в какой-то момент он понял, что замерз и может подхватить воспаление лёгких. Во двор начальник мастерской вышел в рабочей одежде и старой телогрейке. Игоревич - того хуже, в тонких шерстяных брюках и вязаном свитере. Но ему было тепло, даже жарко! Он закапывал одну из двух вырытых ям, в которую вместилось всё, что осталось от восьми человек после нападения на них «ногогрызов».
Игоревич был на три года старше Николаича. В сравнении с полноватым от хорошей жизни начальником мастерской он выглядел тощим, словно питался через день. Смуглое лицо Игоревича портила седая щетина.
Николаич взглянул на мёртвого мужчину, лежавшего в сторонке. Это был несчастный Артёмович, в глазах которого застыли ужас и удивление.
Николаич указал на него пальцем.
- Я так понимаю, ты его собираешься хоронить отдельно?
- Угу, - мрачно ответил Игоревич и бросил несколько лопат земли в яму.
Николаич протянул руку к лопате.
- Давай подменю, - предложил он.
- Не надо, я сам! - отказался от предложения Игоревич.
За спинами Николаича и Игоревича зашевелилась ледяная плёнка. Она засверкала ярко-голубым светом, затем зашуршала и стала медленно разрастаться. Игоревич бросил ещё пару лопат земли, поднял голову и прислушался. Его насторожил странный звук. Он покрутил головой, но ничего необычного не заметил.
- Шли бы вы в помещение, Николаич, - сказал Игоревич. - Жутко холодно на улице стало, а вы раздеты. Заболеете ещё.
- Ты тоже не больно тепло одет.
- Не обращайте на меня внимания, я к холоду привыкший.
Николаич недоверчиво хмыкнул, потом твердо сказал:
- Нет уж. Давай-ка доделаем, что начали.

11.

Груша вошёл в свою палату с какой-то непонятной пустотой в сердце. Видимо, его настолько измучил страх, что он просто устал бояться. Впервые он почувствовал тупое одиночество и безысходность. Ему захотелось просто лечь, заснуть и проснуться дома, услышав голоса родителей.
Как надоело всё то, что видели глаза. Душили серые стены, давил яркий свет, бесили чужие люди, которым он был безразличен. Если б можно было сейчас взять и закричать, он бы закричал. Но Виталик не мог себе позволить даже такого удовольствия, поскольку получил серьёзное задание и понимал, что должен его выполнить.
Груша обвёл палату взглядом. Фёдор Иванович и Василий сидели на кроватях и читали газеты. Пузырь лежал, уставившись в одну точку на потолке. Виталик долго смотрел на Пузыря. Ему даже показалось, что Даньке плохо, но спрашивать об этом у него он не стал.
Груша лёг на кровать, взял в руки книгу и повернулся спиной к Фёдору Ивановичу. Виталик открыл книгу, там, где у него была закладка, и сделал вид, что читает. Ему совершенно не хотелось читать, ни одно слово не лезло в его сознание. Мозг словно отказывался принимать информацию.
Федор Иванович кинул газету на тумбочку.
- Знаете что, молодые люди? Пришло время сказать вам правду, - неожиданно произнёс он.
Груша перевернул страницу, показывая, что его это совершенно не интересует. Зато Василий сразу же оторвался от сканвордов и спросил:
- Вы про что, Фёдор Иванович?
Старик ответил:
- О том, что давным-давно мне пришлось своими глазами видеть, как это странное блестящее облачко прикасалось к людям и превращало их в мерцающие частички пыли.
Груша тихонько достал из кармана джинсов мобильный телефон и включил диктофон. А Фёдор Иванович подошёл к Пузырю и положил руку на его плечо.
- Так вот, оно тогда уничтожило всех людей, находящихся в коридорах подземного этажа больницы, и стало подниматься на первый этаж.
Груша уставился на старика. Тот провёл рукой по голове Пузыря. Из глаз Даньки потекли слёзы. Виталик дрожащими руками вытянул из другого кармана джинсов МР3 – плеер и вставил наушники в уши. При этом он неотрывно следил за действиями Фёдора Ивановича.
Тот поймал его взгляд и ласково улыбнулся.
- В вестибюле первого этажа, - заговорил громче он, - облачко разделилось на два одинаковых. Они полетели в разные стороны, одно - в левое крыло, другое - в правое.
Рассказчик шагнул к кровати Груши. Виталик зачем-то закрыл глаза и сжал кулаки. Фёдор Иванович наклонился над его ухом со вставленным наушником и зашептал:
- Нет преграды для тех, кто хочет что-то сказать…
Груша мгновенно открыл глаза и, - будто что-то лопнуло в его груди, - заорал диким голосом:
- А-а! Сука!!! Я не хочу тебя слушать!! Заткнись, козёл!
Фёдор Иванович поменялся в лице, отшатнулся, одновременно издав непонятное гортанное: «Ух». Потом схватился за голову и с грохотом упал на пол, зацепив рукой стул.
- Ух-ух, - невнятно бормотал он.
Часть головы Фёдора Ивановича – совсем малая - изменилась: исчезли волосы, стала видна кожа серовато-синего цвета.
Груша вскочил с кровати, как воин, почуявший своё преимущество. В эту же секунду с кровати поднялся Василий и сделал шаг в его сторону. Виталик кинул взгляд на Василия и склонился над Фёдором Ивановичем. Он хотел сказать что-то очень гадкое старику, но Василий сделал ещё один шаг вперёд. Груша выпрямился и уставился на Василия.
- Эй, ты чего задумал?! – крикнул он.
С кровати резко вскочил Пузырь, наклонился и достал из тумбочки острый кухонный нож. Василий протянул руку к Пузырю, и тот вложил в неё холодное оружие.
Груша, понимая, что дело - дрянь, стал отступать в сторону входной двери.
- Извини, Груша, - сказал Василий,- но свой выбор ты уже сделал.
Груша испугался не на шутку. Он видел, что ребята были настроены серьёзно. Ох, как серьёзно!
Василий прыгнул вперёд и замахнулся ножом на Виталика. Груша схватил двумя руками руку нападавшего с ножом и отвёл её в сторону. Он почувствовал, что справится. Василий не одолеет его. Кишка у него тонка.
Но тут всё усложнил Пузырь, он подскочил к Груше со спины и вцепился ему в шею. Василий тут же вырвался из цепких рук Виталика и со всей силы ударил ножом в его живот. Груша упал на колени и мучительно всхлипнул.
- Мне жаль, что ты не увидишь то, что увидим мы, - сказал ему Василий.
Изо рта Груши вытекла струйка крови.
Виталик растерянно поглядел на своего убийцу, потом – на кровавое пятно на полу…
- Ааах, – в горле Груши что-то булькнуло, он закрыл глаза и рухнул лицом вниз, раскинув руки в стороны.

12.

Игоревич бросил несколько лопат земли на небольшой холмик.
- Так-то лучше, - сказал он.
Николаич с грустью кивнул.
Игоревич взглянул на небо.
- Неужто нынче человеческая жизнь не имеет никакой ценности?..
- Так, да не так, - возразил Николаич, - Врач у нас один решил докопаться – что ж здесь происходит? Покойников стал резать. И выяснил, что живые люди представляют отличную почву для роста тварей… таких жутких, что в страшном сне не приснятся.
- Тогда зачем же нас уничтожать, если мы живыми нужны? – вскинулся Игоревич.
Раздался неприятный шуршащий звук, словно по сухим листьям проползла змея. Двое пожилых мужчин не обратили на него внимания – а это был шорох, который издавала ледяная плёнка...
- По этому поводу тоже есть кое-какие соображения, – сказал Николаич. - Заметь, очевидцы произошедшего рассказывают, что эти… «ногопилы»… или как их там...
- «Ногогрызы», - подсказал Игоревич.
- Так вот, эти «ногогрызы» не бросились на людей, стоящих по одному, а ринулись на тех, кто стоял в толпе… Как бы высказывая этим, что им не нравится массовое скопище людей.
Ледяная плёнка, словно растущее живое существо, преодолела расстояние в хороших полметра и опять засверкала ярко-голубым светом. Вспышки света больно ударили по глазам Игоревича и Николаича, и они оба замолчали.
Игоревич подошёл к телу Артёмовича и стал рыть рядом с ним могилу.
- А там же яма у тебя почти наполовину вырыта, - удивился Николаич. - Зачем новую копаешь?
- Там камни, здесь я быстрее вырою.
Тишину и спокойствие больничного двора внезапно нарушили оживлённые голоса. На улицу выскочило шестеро человек: Сергей, Оля, Полина, Артём, Психоза и Шурик.
- Я думаю, мы имеем дело с инопланетянами! - закричал, перебивая других, Психоза. – А почему нет? Кто-то же за этим стоять должен?!
- Что-то я не видел здесь ни одного инопланетянина, - не согласился Артём Жук.
- Как же не видел? - удивился Шурик, ещё тот ботаник и спорщик по жизни. - А эти… как их там? «Ногогрызы»! Почему ты не можешь допустить, что это и есть инопланетяне?
Артём пожал плечами.
- Как-то маловаты они для разумных существ, - ответил он.
- Кто бы за этим ни стоял, - произнёс, не задумываясь, Сергей, - я ему объявляю войну и обещаю тотальное истребление. Клянусь, что пока не уничтожу последнюю тварюгу – не успокоюсь!
- И мы клянёмся! – закричала Оля.
Сергей посмотрел на девушку странным изучающим взглядом. Она заметила этот взгляд и натянуто улыбнулась в ответ.
Игоревич тем временем уже стоял по пояс в яме и выкидывал из неё землю.
Вновь зашуршала ледяная плёнка, она заметно приблизилась к пожилым мужчинам. Игоревич остановился, уловив краем глаза её движение.
- Николаич, видишь эту дрянь?
Начальник мастерских бросил взгляд на ледяную плёнку, и она тут же сделала резкий скачок, очутившись возле ямы, в которой замер Игоревич.
- Игоревич, уходим! – заорал Николаич.
Мужчина кивнул и потянулся руками к телу Артёмовича. Николаич в это время уже бежал к дверям больницы.
- Молодёжь, давайте бегом в здание, - завопил он и указал на быстро двигающуюся ледяную плёнку. - Смотрите, как эта дрянь быстро ползёт сюда. Ничем хорошим это не кончится.
Ребята послушно отступили в здание больницы. Николаич влетел вслед за ними и оглянулся на Игоревича.
Вот же идиот! По-другому не скажешь. Он тянул тело Артёмовича в яму вместо того, чтобы спасаться. В какой-то момент его стало не видно – он наклонился. Сразу же следом в яму сползла ледяная плёнка. Николаич на мгновение закрыл глаза, ожидая самого худшего.
- О, боже! – застонал он. - Вот дурак!
Из ямы резко поднялось пламя огня, и через секунду после этого выскочил Игоревич. На нём загорелась куртка, и он на ходу скинул её с себя.
Ледяная плёнка покрыла землю внутри ямы и вокруг неё. Игоревич стал смотреть, как она стремительно приближается к нему. Он чего-то медлил.
Ледяная плёнка быстро приблизилась к ногам Игоревича. Он же, не спеша, поднялся по ступенькам, сделал два стремительных шага вперёд и прыгнул в сторону входных дверей. Плёнка покрыла крыльцо прямо под летящим Игоревичем. Николаич, распахнув двери, схватил двумя руками и потянул на себя приземляющегося на ледяную плёнку товарища по несчастью.
Мужчины вместе упали на пол. Сразу же закрылись двери, после чего их и смежную с ними стену частично прихватила ледяная плёнка, она застыла на одном месте и перестала шуршать.

13.

Если кто-то захотел бы представить, что такое ад, ему было бы достаточно зайти в терапевтическое отделение. В десятую палату, к примеру. Туда, куда только что зашла Весюткина. В палате летали большие чёрные мухи. На двух кроватях лежали и, не переставая, стонали Ковров и Стелькин, заражённые чумой. То, что чувствовали больные, приговорённые неизученной болезнью к смерти, можно было смело называть адскими муками.
На двух других лежали покойники со вздутыми животами. С одного из них сползло одеяло. Над этим покойником стояла Весюткина, не зная, что делать. Она смотрела, как сквозь натянутую кожу живота прорываются беловато-красные червячки, похожие на опарышей.
Стелькин открыл тяжёлые веки и стал наблюдать за Весюткиной. Инга Вацлавовна боялась, что все твари, выползающие из тела, разбегутся по сторонам и станут новыми источниками заразы. Она периодически обтирала трупы мокрым полотенцем, собирая всю выползающую живность в ведро с ядовитой жидкостью. Весюткина понимала, что скоро прорывов станет больше, и ей будет трудно уследить за расползающимися тварями.
- Доктор, почему из палат не выносят мертвецов? – слабым голосом спросил Стелькин. - Здесь и так дышать нечем. А они прямо на глазах разлагаются…
- Миленький, я не знаю, - ответила Весюткина, продолжая наблюдать за червяками.
Ковров повернулся на кровати сначала в одну сторону, затем в другую, потом громко застонал.
- Есть! Я хочу есть!! Накорми меня или убей… Умоляю, сделай что-нибудь…
- О, боже! – закричала Инга Вацлавовна.
На её глазах натянутая кожа с треском разошлась, и из живота показалась голова «зместрелы». Мерзкая тварь угрожающе зашипела, обнажив свои острые зубы и язык, и стала медленно выползать из покойника. Весюткина отступила на шаг, резко вытянула руку и схватила «зместрелу» за голову.
- Вот же, блин! - тут же вскрикнула Инга Вацлавовна и бросила «зместрелу» на пол. Сквозь тоненькую медицинскую перчатку проступила кровь и закапала на пол.
Кровь не останавливалась, всё сильнее и сильнее сочилась по руке. Весюткина посмотрела на руку, затем на «зместрелу», ползущую по полу. Инга Вацлавовна наступила на тварь и раздавила её. При этом «зместрела» визжала, как резаная свинья, вокруг неё растеклась жёлтая слизь.
Весюткина бросилась к выходу, открыла дверь и выскочила из палаты. Ковров взглянул на раздавленную «зместрелу». Кое-как поднялся с кровати, подошёл к ней, сгреб руками с пола и впился зубами в её «хвост». В этот момент «зместрела» открыла глаза и отчаянно взвизгнула. Ковров ударил её головой об пол. «Зместрела» затихла, и он заново впился в неё зубами, откусил часть твари и с наслаждением стал жевать.

14.

- Ты мне, дурню, объясни, пожалуйста, ты чего затормозил?! – налетел Николаич на Игоревича, как только они сели на скамейку в вестибюле. - Ты же видел, что медлить нельзя.
Игоревич тяжело вздохнул.
- Я просто взглянул лёгкой смерти в глаза и подумал - почему бы нет…
- Что - нет? Ты о чём? – не отставал Николаич.
- Жизни нет! – заговорил Игоревич мрачным голосом. - Мы, как колорадский жук в банке, перемещаемся полудохлые по этой больнице и на что-то ещё надеемся. Какой смысл продолжать? Жизнь закончилась здесь и сейчас… Неужели вы этого не видите?
- Так ты хотел… Того? - наконец-то дошло до Николаича. - С жизнью попрощаться? Ступил вперёд ножкой, и все проблемы позади? Глупо это и не по-мужски…
- Так ведь надежды же нет никакой! – выкрикнул Игоревич. – Вы просто этого ещё не поняли…
Он достал из кармана сигарету и закурил.
- Вас ещё, друг мой, - произнёс он, выпуская струю дыма, - не зацепила волна безграничного опустошения и отчаяния…
- Тьфу ты, - сказал Николаич. – В отчаяние впадать мне рановато, у меня тут на кухне жена работает, между прочим...
- Так что же вы здесь сидите?! – удивился Игоревич. - Бегите к ней! Может, нам времени жить осталось – минуты!
- Брось говорить ерунду. Всё наладится, выкарабкаемся как-нибудь из этой ледяной ловушки. Главное в это верить… Да…
Николаич замолчал, а затем продолжил:
- Пойду-ка я и в самом деле жену навещу, посмотрю как у неё дела.
- Давайте-давайте! – поторопил его Игоревич.
- Ты тоже поднимай свой тощий зад и пошли со мной, - пробурчал Николаич. - Варвара нас чаем напоит, да накормит чем-нибудь….

15.

Фёдор Иванович, избавившись от окровавленного тела погибшего Груши, стал внимательно наблюдать за Данькой и Василием. Пацаны заснули где-то около трёх часов дня. Василий спал спокойно. Пузырь же во сне и стонал, и дышал - тяжело, со свистом, словно у него было воспаление лёгких.
Неожиданно Данька громко всхлипнул, втянул в лёгкие большую порцию воздуха и затих. Через секунду он уже бился головой о подушку, не соображая, что не может выдохнуть. В конце концов, отвечающий за всё это головной мозг дал команду на выдох, и воздух вырвался из лёгких наружу.
- Ох… ох… что же это будет? – застонал в глубоком сне Пузырь, а потом сам себе же ответил: - Я чувствовал, что будет тупик. Зачем здесь стена – ведь другой дороги нет!..
Фёдор Иванович подошёл к Пузырю и положил ему руку на лоб.
- Потерпи, потерпи, мальчик, в тебе сидит такая зараза, природу которой я никак не могу понять…
Пузырь со стоном открыл глаза. По его лицу потекли слёзы.
- Помогите мне, - заскулил он. - Я больше не могу терпеть эту боль.
Фёдор Иванович, жалея, погладил его по голове.
- Я не могу прорвать защиту, - прошептал старик. - Правило первого колебания не срабатывает. Не может же быть так, что дальше ничего нет… Такое ощущение, будто…
Фёдор Иванович резко убрал руку и вскрикнул:
- Ё-моё! Сработала примитивная система самоуничтожения организма… В твоей голове растёт шарик… Чёрт, что же делать?!
Старик двумя руками схватился за голову:
- Что же делать?! – повторил он. - Тебе, Данька, природа совершенно не хочет доверять свои тайны. Но ничего, мы поспорим с матушкой, кто кого на этот раз.
Несчастный Пузырь уже не слышал Фёдора Ивановича. Боль в его голове стала невыносимой. Он закрыл глаза и истошно заорал. Затем открыл их – и в них моментально возник сильнейший испуг.
- Ты кто такой?! - завопил он. - Уйди прочь от меня!!!

16.

После того, как Весюткина перевязала себе руку и надела поверх повязки медицинскую перчатку, она вновь заглянула в десятую палату и была поражена переменой, произошедшей за её недолгое отсутствие. В палате летало много чёрных жирных мух. Весь пол был усеян ползающими тварями: мелкими беловато-красными червяками, похожими на опарышей, «зместрелами», серыми «жучками», похожими на божью коровку и маленькими «ногогрызами».
Весюткина оглядела палату и увидела, что животы у двух покойников разорвались от груди до паха, как рвется старая майка, и наверх вылезли вздутые кишки. Через разорванную кожу живота во внешний мир, не спеша, проникали всевозможные твари.
Вся «живность», что ползала по полу, пищала, взвизгивала и «вжикала», представляя собой жуткий бурлящий микромир палаты.
- Я этого больше не вынесу, - произнесла Весюткина, вошла в палату и закрыла за собой дверь.



17.

Николаич и Игоревич спустились в подвал, повернули в правое крыло и двинулись к пищеблоку.
- Я никогда не сдавался ни перед какими трудностями, - похвастался Николаич. - Бывали такие моменты, что жизнь мне показывала полную жопу. Но я всегда боролся со всеми изъедающими душу негативами. Вот такие пирожки.
- Есть вещи, которые могут в одну секунду подавить дух человека, - возразил Игоревич. - Например, смерть кого-то очень близкого и дорогого.
- Это, увы, неизбежность и это надо воспринимать так, как оно есть.
- Всё, что говорите вы сейчас - это лишь слова… Просто жизнь вас не трепала по-настоящему, вот до сих пор и живёте с лёгким сердцем.
Игоревич внезапно замолчал и обернулся. За спиной его никого не было, коридор - пуст. Ни шороха, ни скрежета. Вообще никакого звука.
- Как-то подозрительно тихо здесь, - заметил он. - Ни одного человечка не видно.
Николаич беспокойно завертел головой, почувствовав то же самое, что и его случайный знакомый. Никогда у пищеблока не было тишины. Обычно тут сновали люди, вечно кому-то было что-то надо на кухне. То сахара попросят, то кофе или чая.
- Не пугай! Здесь же должна быть охрана. Я её сам организовал.
- Сами видите – никого нет!
Николаич ускорил шаг.
- Ёлки-палки! Надеюсь, с Варварой всё в порядке, - пробормотал он.
- Да вы сразу-то не пугайтесь, - сказал Игоревич. - Хотя, если честно, я бы свою жену здесь ни за что не оставил.
Николаич ничего не ответил и с шага перешёл на бег. Очутившись на кухне, он посмотрел по сторонам. На электрических плитах нагревались большие кастрюли, из них валил пар. На столах стояли тазы с нарезанной картошкой и другими овощами.
- Куда же все подевались? – растерянно сказал Николаич.
На кухню зашёл Игоревич.
- В моечной тоже никого, - сообщил он.
Николаич заглянул в кастрюлю, вода в ней выкипела почти до самого дна.
Заглянул в другую – та же самая картина. Начальник мастерской пошёл по кругу и стал выключать электрические плиты.
- Странно это всё, - тихо сказал он Игоревичу.

18.

Из двенадцатой палаты в коридор вышла Весюткина, а навстречу ей, из одиннадцатой, – Круглова. Врачи сняли верхние части защитных костюмов и направились к кабинету заведующего.
- Как у тебя вообще обстоят дела? – поинтересовалась Инга Вацлавовна.
- Восемь человек из оставшихся тридцати я отпустила на все четыре стороны, - поведала Круглова. - Остальные приговорены… Правда, некоторые из них ещё об этом не догадываются.
- И мне нечем похвастаться, - сказала Весюткина. - Все заражены – нет ни одного счастливца, которого я смогла бы отпустить… Блин, что-то я проголодалась, надо бы чайку попить.
- Я вообще на еду не могу смотреть. Она у меня вызывает рвоту.
- Нет… Так нельзя… Хочешь, милая, выжить, надо чем-то поддерживать свои силы.
Женщины остановились возле кабинета Магамединова. Круглова громко вздохнула.
- Может, махнуть на них всех и уйти из отделения, пока не поздно? – спросила она.
- Умирающим нужны наша помощь и поддержка, - ответила на это Инга Вацлавовна. - Я не брошу их. Не могу, моя совесть не позволит мне это сделать.
- В том-то и всё дело, - сказала Круглова.
В коридоре появились два санитара – Борыгин и Теплицын. Они медленно, опустив головы, шли друг за другом. Круглова сразу же накинулась на них:
- Милые мои, а вы не могли бы ногами шевелить быстрее? Идут – нога за ногу цепляется… Как по бульвару. Вы что, не видите, сколько трупов?! Живые лежат среди мёртвых…
Борыгин зло сверкнул глазами.
- Не реви! – рыкнул он. - Сама бы потаскала носилки, а я бы поглядел, на сколько у тебя силёнок хватит.
- И у нас проблема, - сообщил Теплицын. - На улицу хода нет. Замурованы наглухо. Как теперь избавляться от трупов?
- Не кричите, - вмешалась в разговор Весюткина. - Всем тяжело. Открывайте окна на первом этаже и выкидывайте.
- Так зачем носить на первый этаж? - удивился Борыгин. - Сразу в палате откроем и выкинем.
- Совсем обалдел! – вскрикнула Инга Вацлавовна. - На глазах у других больных? Я не позволю!!
- Извини, Инга Вацлавовна, не подумал.
В коридоре за спинами Борыгина и Теплицына показались Зайцев и Лебедь.
- Ну так что будем делать? – закричал Зайцев. - Сил уже нет никаких. Может, ну её к чёрту, эту бессмысленную работу?
Весюткина бросила усталый взгляд на Зайцева.
- Эта работа не бессмысленная,- возразила она.
- Уже давно пора признать, что дело - дрянь! - не выдержал Лебедь. – Смысла нету никакого в наших действиях!..
Открылась дверь, и из кабинета вышел Магамединов. Он суровым взглядом посмотрел на Лебедя и заговорил взволнованным голосом:
- Знаешь, Михаил, сдаться легче всего. Ты рассуждаешь вроде бы здраво, а на самом деле сопротивляться не хочешь. Тем самым давая больше шансов своему невидимому противнику. А ты не подумал, что может быть, остановив здесь и сейчас эпидемию, люди в этой больнице продержатся больше времени? И, даст Бог, дождутся помощи из внешнего мира?
- Какое там сопротивление, - вставил своё слово Борыгин. - Это больше похоже на маразм…
- Если ты сдался – уходи! – вскипел Магамединов. - Тебя никто не держит. Но других - не агитируй!
Магамединов развернулся, в бессилии плюнув на пол. Борыгин заскрипел зубами.
- А я и не сдавался! – крикнул он в спину Магамединова.
- Мы не сдаёмся, - решил разрядить обстановку Зайцев. - Но если так важно выносить трупы, то почему нам никто не помогает?
В коридоре появился Бобров.
- Правильно делают, что не помогают, - сказал он.
Все повернулись к Боброву.
- Ещё один умник! – рявкнула Круглова.
- Бобров, а где Морковин? – спросила Весюткина.
Бобров в ответ ухмыльнулся.
- А я знаю?
Магамединов несколько раз хлопнул в ладоши.
- Так, парни, десять минут на отдых… И продолжаем работать, а я найду вам помощников. Идёт?
- Идёт! – согласился за всех Зайцев. - Только с помощниками поторопитесь, Максим Викторович.
Два санитара с носилками зашли в десятую палату, и оттуда через секунду раздался вопль одного из них:
- Твою мать, а кого тут выносить?! Здесь одни черви!!!
Магамединов подошёл к дверям десятой палаты и заглянул в неё. Из палаты в коридор вылетело несколько мух. Магамединов закрыл двери и обратился к Весюткиной и Кругловой.
- Так, девчонки, зовите в мой кабинет Николаева. Будем думать, что делать дальше.

19.

Фёдор Иванович заставил Даньку сесть.
- Давай, Пузырь, теперь сам! – сказал старик.
- В вестибюле первого этажа, - заговорил Данька, и у него изо рта потекли слюни, - облачко разделилось на ы-ы….
Он вывернул голову как паралитик и сжал от боли зубы так сильно, что они у него заскрипели.
- На «ыа» одинаковых облачка, которые полетели в разные стороны…
Фёдор Иванович положил руку на плечо Пузыря.
- Всё, пока не напрягайся, Пузырь… Дальше у тебя всё пойдёт, как надо. Я с твоим шариком в голове разобрался.
К Фёдору Ивановичу, не спеша, подошёл Василий. Он кивнул старику и стал смотреть Пузырю прямо в глаза, как будто он что-то искал в них. Хотя глаза Даньки были совершенно безжизненные, стеклянные, Василий что-то там всё-таки разглядел.
- Вот это чудеса! – вскрикнул он. - Мы стали совершенно другими. Во мне столько энергии, что я готов перевернуть мир вверх дном!
Фёдор Иванович ласково улыбнулся и спросил:
- Ты видишь океан в его глазах?
- Да, вижу!
- Вот эту энергию вселил в вас сам бог, - сообщил старик. - Но матушка-природа отобрала у вас право на её использование.
Вместо того чтобы поинтересоваться, почему так поступила матушка-природа, Василий закричал:
- Я хочу использовать свою энергию прямо сейчас.
Фёдору Ивановичу это не понравилось.
- Не спеши, - предупредил он. - Рассудок твой ещё слаб, не готов ты пока. Потерпи, парень.
- А когда я буду готов? – спросил нетерпеливый Василий.
- Скоро. Очень скоро, - ответил ему рассказчик.

20.

Всегда такой спокойный и невозмутимый, Николаич вдруг серьёзно заволновался. Уже второй раз за день. Они с Игоревичем стояли возле дверей на кухню и обсуждали положение дел.
- Прошло так много времени, - сказал начальник мастерской, - а Варвара не появилась, надо что-то предпринимать…
- Раз она не появилась, давай её разыщем.
- Пошли, заглянем в кладовые, - решил Николаич и зашагал в конец коридора. Игоревич последовал за ним.
Николаич открыл широкие железные двери, спустился по ступенькам в маленькое сырое помещение и подошёл к двум дверям. Достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замочную скважину.
- Хорошо, что жена запасные ключи отдала мне.
Николаич открыл дверь и вошёл в первую кладовую. Игоревич остался стоять в проходе. В кладовой горел свет. Начальник мастерской обвёл взглядом всё помещение, в котором на стеллажах лежали продукты: тушёнка, консервы, маринады, ящики с овощами и много-много ещё чего.
- Есть здесь кто-нибудь? – спросил он.
Среди стеллажей раздался шум - упала и разбилась стеклянная бутылка.
- Кто здесь? – повторил Николаич и почувствовал, как по его телу побежали мурашки.
Из-за стеллажей вышел Горовец - больной из терапевтического отделения. У него хорошо были видны вздутый живот, слюна, текущая по подбородку, красные, навыкате, глаза. Из разных углов кладовой выскользнули две «зместрелы» и закрутились вокруг ног Горовца. Николаич вздрогнул, заметив всё это.
- Ты здесь один? – спросил он.
Горовец молча покачал головой – мол, нет, я не один.
- Ты не видел мою жену?
Горовец вновь качнул головой.
Николаич шагнул вперёд и повысил голос:
- А как ты сюда попал? Откуда у тебя ключи?!
«Зместрелы» бросились в разные стороны от Горовца и спрятались за стеллажами. Больной отступил на шаг назад.
- Уйди, по-хорошему прошу, - прошептал он, и из его рта вытекла слюна с кровью.
Николаич сделал ещё два шага вперёд.
- Валентин, будь осторожен, я здесь, - раздался откуда-то из-за стеллажей слабый голос его жены.
Николаич аж подпрыгнул.
- Варвара, с тобой всё в порядке?
- Более-менее, - ответила она. - Меня кто-то стукнул по голове… и опрокинул на меня стеллаж.
Николаич скрипнул зубами и двинулся в сторону голоса.
- Не переживай, я сейчас этому гадёнышу за его выходки кулаком по морде настучу.
Он обошёл быстрым шагом стеллаж за стеллажом. Нигде Варвары Семёновны не было видно. За последним стеллажом он встретился взглядом с Акимовым, другим больным из терапевтического отделения. Тот тоже был со вздутым животом и красными глазами.
- Я не понял?! – закричал не на шутку перепугавшийся Николаич. – Варвара, ты где?!
И сразу же, со всей силы, на плечо Николаича обрушилась мужская рука. Он обернулся и вскрикнул. На него с ненавистью смотрел Игоревич.
Николаич мог бы поклясться, что он увидел глаза зверя, изверга. Они были чужие, нечеловеческие – беспощадные!
- Ну, вот и всё, ублюдок, пришёл твой последний час! – произнёс Игоревич.
А где-то там, под стеллажами, открыли пасти и радостно запищали «зместрелы». Писк был похож на смех. Из голов этих маленьких, но, по-видимому, очень умных животных, торчали тонюсенькие антеннки, которые распространяли неуловимый сигнал…

21.

Заведующий хирургическим отделением нашёл себе интересное занятие. На листе бумаги он старательно рисовал лицо Анны. И это у него неплохо получалось.
- Скажи мне, красавица, - прошептал Николаев, - почему, когда я тебя вижу, моё сердце предательски бьётся?
И в этот же момент без стука в кабинет ворвалась Круглова.
- Вот вы где, Павел Петрович! – закричала она. - Мы все с ног сбились, а вы…
Николаев приставил палец ко рту. Круглова замолчала. Павел Петрович указал на свободный стул, стоящий рядом со столом. Круглова с серьёзным выражением лица подошла к столу. Заведующий хирургией тем временем дорисовывал шею и плечи Анны. Круглова села на стул и, взглянув на чудачества Николаева, тяжело вздохнула.
Круглова повернула голову и заметила, что на вешалке в углу кабинета висит защитный костюм. Елена Степановна вновь посмотрела на Николаева и нетерпеливо произнесла:
- Ну правда, Павел Петрович, вы здесь сидите, а у нас там чёрт знает что творится.
Николаев поставил на картинке число и расписался.
«Что вы?! Как же без выпендрёжа?! Специально, говнюк, тянет время», - подумала Круглова и уже хотела разозлиться на Николаева, но почему-то передумала и просто улыбнулась ему.
- Когда мне кажется, что мои силы закончились, я сажусь и занимаюсь ерундой до тех пор, пока мне не станет стыдно, что я ею занимаюсь, - объяснил свои действия Павел Петрович.
- И как, помогает? – спросила Елена Степановна, протянула руку к стопке рисунков Анны и стала рассматривать один за другим. На каждом рисунке одна и та же дата.
- Ещё как.
Круглова попыталась заглянуть в глаза Павла Петровича.
- Скажи, Николаев, вот ты прожил около четырёх десятков лет… И, что не разу в жизни у тебя не было серьёзных отношений ни с одной женщиной? Только «раз и до свидания»?!
- Если хорошенько задуматься, то, как ты говоришь, так и было. Но иногда, правда, два раза и… до свидания.
- И тебе не грустно от этого?
- Грустно.
- Но, ведь ты, Николаев, красивый мужик. В чём проблема?
Николаев пожал плечами.
- Я не знаю… Во мне, наверное. Была у меня по молодости горячая любовь. Три года длилась. А потом я ей стал не нужен. У неё появился более красивый и состоятельный мужчина.
- Теперь понятно: мужчина тот был постарше, с машиной и деньгами… Интересно, насколько?
- С крутой машинкой он был точно, - вспомнил Павел Петрович. - А старше он меня был на целых шесть месяцев. Мне было тогда шесть с половиной, а ему семь.
Круглова улыбнулась и ударила ладонью Николаева по плечу.
- Ах, Николаев! Был ты мелким подлецом - им же и остался… Я тут так растрогалась, а он!
- Да, не было, Лена, у меня, у дурня, серьёзных отношений! – признался Павел Петрович. - На первом месте у меня всегда стояла карьера. Только о ней, родимой, и думал. И вот совсем недавно осознал, что самого главного в жизни так и не увидел. Бывает же так.
- Бывает и хуже, - произнесла Круглова. - У меня всё хорошо начиналось, да как-то очень быстро закончилось. Любовь была. Да любил он как-то не так, как других женщин любят. Терпела-терпела - да и не выдержала! Послала его ко всем чертям.
По лицу Кругловой покатились слёзы.
- Так, Елена Степановна, мы совсем отвлеклись, - запаниковал Николаев. - Вы это… чего хотели?
Круглова встала, вытерла рукавом лицо и сказала срывающимся голосом:
- Магамединов тебя ждёт. Ему твоя помощь нужна. Пришло время принимать серьёзные решения, что и как делать дальше. Наша больница уже давно живёт по своим законам, и на данный момент именно она имеет власть над нами, а не мы над нею.
- Хорошо, - ответил он. - Ты иди, а я тебя догоню…
Круглова кивнула и вышла из кабинета. «Как-то я резко её оборвал, не пожалел и не дал высказаться», - поздно спохватился Павел Петрович. – «Странная она какая-то. Но по-своему интересная…»
Он подошёл к вешалке, снял с неё защитный костюм и надел его. Неожиданно раздался звонок рабочего телефона. Николаев вздрогнул и кинул взгляд на аппарат. Первое, о чём он подумал, – это о том, что наконец-то наладили связь.
Павел Петрович бросился к телефону и схватил трубку.
- Алло, я слушаю!
- Здравствуйте, меня зовут Андрей Кабен, - заговорил кто-то неприятным монотонным голосом. - Из-за моих глупых магических опытов в вашей больнице появилась очень нехорошая субстанция паранормального характера.
- Знаешь что, парень… – сказал в трубку разозлившийся Николаев…

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: https://www.stranamam.ru/post/11702018/