Вероника Тушнова. Вечная исповедь любящей женщины/

Их любовь была тайной...

Поэт и писатель Александр Яшин был женат, растил детей, до конца своих дней любил жену.
Да и, наверное, не смогла бы поэтесса Вероника Тушнова, человек все понимающий и воспринимающий обостренно и тонко, решиться разбить семью любимого.
Свою последнюю книгу стихов она посвятила Яшину, с которым родилась – потрясающее совпадение! – в один день, 27 марта.
В ней Вероника Михайловна описала все радости и горести, которые ей принесла последняя любовь, и попыталась ответить на вопрос: «Почему без миллионов можно?... Почему без одного нельзя?»!!!

По воспоминаниям людей, знавших гениальную поэтес¬су, она была хоть и невысокого роста, но хорошо сложена и ошеломляюще красива. Всем запомнились ее тяжелые, густые черные волосы и удивительное лицо с высоким выпуклым лбом и большими печальными темно-карими глазами. В такую очаровательную женщину Александр Яковлевич не мог не влюбиться.

Родилась Вероника 14 (27) марта 1915 года в Казани, в семье профессора микробиологии Казанского универси¬тета Михаила Тушнова и его жены Александры, урожденной Постниковой, выпускницы Высших женских Бестужевских курсов в Москве. До революции семья жила вполне благополучно, а затем все рухнуло.
Первые детские воспоминания Вероники – мама укрывается с ней в подвале от обстрела, а вокруг все грохочет и горит.
Гражданская вой¬на, голод, тиф, разруха и смерть, холод – «на улице куда теплей, чем дома».


поэты несчастной любви

Вероника с малых лет увлеклась живописью и поэзией, рано начала сочинять стихи. Она любила лежать в траве на косогоре, усыпанном ромашками («цветы – это стихи земли»), бегать босиком по росе, ловить в ладони лучики солнца, наблюдать «труд муравьев, и птичьи новоселья, и любопытных белок беготню...»
Все, что удавалось девочке увидеть интересного или красивого, она фиксировала в стихах или рисунках.
Свои произведения ей приходилось прятать от отца, который видел в дочери только будущего врача.
Возможно, поэтому по его же настоятельной рекомендации она после окончания школы с углубленным изучением иностранных языков поступила в Казанский университет на медицинский факультет.

В 1936 году после смерти отца они с матерью переехали в Ленинград, где Тушнова получила диплом врача, но по специальности не работала. В это время она вышла замуж, у нее родилась дочь Наташа.
Но страсть к писанию стихов не ослабела.

«Перед войной я написала очень много и впервые обратилась за помощью к Вере Инбер, – вспоминала поэтесса. – По совету Веры Михайловны я в 1941 году подала заявление в Московский Литературный институт имени М. Горького и была принята. Война нарушила все мои планы.
Я с маленьким ребенком на руках и больной матерью эвакуировалась из Москвы и работала в госпиталях Казани».

Я пенять на судьбу не в праве.

Позднее она вернулась в столицу, трудилась в москов­ском госпитале, где познакомилась и подружилась с На­деждой Ивановной Катаевой-Лыткиной.
Надежда была на­чинающим хирургом, Вероника – палатным ординатором.
В это время Тушнова параллельно занималась гистологией и писала диссертацию.
Она лечила больных, сердечно переживая за судьбу каж­дого раненого. «Все мгновенно влюблялись в нее, – вспо­минала Надежда Ивановна. – В госпитале Вероника слы­ла главной утешительницей.
Могла вдохнуть жизнь в безнадежно больных.
Мы даже по возможности старались освобождать ее от работы, потому что в ней очень нужда­лись раненые.
Тушнова начинала просто жить чужой чело­веческой судьбой и долго не могла опомниться от полу­ченных ударов.
Уходила в себя, писала стихи.
Раненые любили ее восхищенно.
Ее необыкновенная женская кра­сота была озарена изнутри, и поэтому так затихали бойцы, когда в палату входила Вероника».
Ночные дежурства, «ни весточки о милом человеке», неустроенный военный быт, больная мать, маленький ре­бенок...
Но Тушнова не щадила себя, у нее была какая-то неисчерпаемая потребность помогать другим людям.
Ра­бота лечащего врача в госпитале тяжелая, часто и неблаго­дарная, не оставляющая, казалось бы, времени для сочи­нительства стихов.

И все же молодая докторша во время ночных дежурств умудрялась при свете затененных ламп, прислушиваясь к сонному дыханию и стонам раненых, все время что-то писать в тетради.
Ее так и звали ласково: «доктор с тетрадкой».
В военные годы стихи молодой по­этессы неоднократно публиковались.
После войны Вероника Тушнова стала участницей зна­менитого Первого Всесоюзного совещания молодых писате­лей, на котором фронтовики приняли ее, красавицу-сест­ричку, сразу как свою.
В 1945 году у нее вышел сборник стихов «Первая книга», которую отредактировал Павел Ан­токольский.
Вся дальнейшая жизнь Вероники была связана с поэзи­ей – она в ее стихах.
Из них видно, что муж оставил ее, но подрастала зеленоглазая, похожая на отца дочь Наташа, и мать надеялась, что он вернется: «Ты придешь, конечно, ты придешь, в этот дом, где наш ребенок вырос».
Основная тема стихов Тушновой – Любовь, со всеми ее горестями и радостями, утратами и надеждами, без ко­торой жизнь не имеет смысла.
Стихи, являющиеся образ­цом высочайшей, самоотверженной женской лирики по­этессы, выучивались и переписывались в тетради многими поколениями читательниц.

Не отрекаются любя...
Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придешь совсем внезапно.
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И он действительно пришел. Но все произошло совсем не так, как Вероника себе это представляла долгие годы, мечтая о возвращении мужа.
Пришел, когда заболел. И она не отреклась, а выхаживала его.

Вероника Тушнова много и упорно работала: очеркис­том в газете, рецензентом в издательстве «Художественная литература», переводила с подстрочников Рабиндраната Тагора, причем великолепно делала это, поскольку была лириком.
Да и ее поэтический голос набирал силу и высоту.
В 1950-е годы поэтесса опубликовала поэму «Дорога на Клухор», сборники «Память сердца», «Пути-дороги» и «Вто­рое дыхание» (1961 г.). Главная тема Вероники вышла на первый план, потеснив все остальное:
Любовь на свете есть!
Единственная – в счастье и в печали,
В болезни и здоровий – одна,
Такая же в конце, как и в начале,
Которой даже старость не страшна.
Не на песке построенное зданье,
Не выдумка досужая, она
Пожизненное первое свиданье,
Безветрие и гроз чередование!
Сто тысяч раз встающая волна!
Ее стихи – вечная исповедь любящей женщины.
Стра­дающей, радующейся и лишь иногда – счастливой.

Она во весь голос говорила о любви, призывала к подлинно человеческим отношениям между людьми.
Произведения поэтессы были очень популярны, ее книги не стояли на библиотечных полках, а всегда были на руках у чита­телей.
Вероника Тушнова поражает прозрачной ясностью сти­ха, половодьем поэтического чувства, и даже спустя деся­тилетия строки, написанные ею, отзываются в душах и сердцах читателей светлой грустью, надеждой и верой в счастье.
В ее поэзии любовь возвышает человека над обы­денностью, делает его окрыленным, с ней связаны горе и радость, утраты и надежды, настоящее и будущее.
Любовь в понимании Вероники – это когда все на двоих.

Но в жизни поэтессы не было этого самого главного – Любви, а значит, не было и самой жизни:
Вокруг меня как будто бы ограда
чужих надежд, любви, чужого счастья...
Как странно – все без моего участья.
Как странно – никому меня не надо.
Как странно – я со всем живым в разлуке...
Но судьба все же даровала ей последнюю любовь.
«Он мне и воздух, он мне и небо, все без него бездыханно и немо...»,
«Быть солнцем хочу над твоей головой, землей – под ногами твоими...»

Вероника Михайловна по складу характера, по своему положению одинокой красавицы могла позволить себе безоглядные признания: «Пускай лучше я в тебе ошибусь,// чем ты ошибешься во мне.//Пускай лучше я на дне окажусь,//чем ты по моей вине».

Эти строки Тушнова адресовала известному поэту и писателю Александру Яшину.
Они сблизились в тяжелый для него период, в дни оголтелой травли, обрушившейся на писателя после публикации полемической публицис­тики – рассказа «Рычаги» (1956 г.), ставшего неугодным ком­мунистическим идеологам.
Родился Александр Яковлевич Яшин (Попов), как и Ве­роника, 14 (27) марта, но на два года раньше – в 1913 году в деревне Блудново Никольского уезда Вологодской гу­бернии в крестьянской семье.
«Жизненный путь мой не прост, – писал Яшин в 1963 го­ду, к своему 50-летию! –
Я с детства знал, что буду поэтом». Еще учась в семилетке, он начал публиковать заметки в «Пионерской правде» и в 1927 году получил из Москвы бас­нословный тогда для него гонорар – 30 рублей.
В 1931 году Александр закончил педагогический техни­кум в г. Никольске, учительствовал в деревне, много чи­тал, писал стихи, сотрудничал в вологодских и архангель­ских газетах, регулярно печатался.
Его первый сборник стихотворений «Песни Северу» увидел свет в 1934 году в Архангельске.
Автора книги стихов избрали делегатом на Первый съезд писателей.
В Москве Алексей Сурков, подивившись мо­лодости и таланту вологжанина, ввел его в круг известных советских поэтов.
В 1935 году Яшин переехал в столицу, чтобы учиться в Литинституте и творить в гуще общественной жизни.
Спу­стя три года вышла в свет его книга стихов «Северянка».
В 1941 году поэт закончил Литературный институт им. М. Горького. В свой дневник 22 июня того же года он записал: «Решил быть на войне, все видеть, во всем уча­ствовать. Сейчас будет делаться новая история мира, и тут бояться за свою жизнь стыдно.
Надо быть впереди, быть везде, чтоб после, если останусь жив, не было стыдно за себя и жалко, что в такое время я что-либо упустил.
Нико­лай и Петя Ростовы и Пьер Безухов – образцы для меня. Я их вижу как живых». Но уже через три месяца Алек­сандр написал: «Все шло не так, как представлялось,//Как в книгах вычитал, – не так //Все было ново: дождь, усталость,//Разрывы мин и гул атак».
В качестве политработника и корреспондента армейских газет он побывал на Ленинградском и Сталинградском фронтах, участвовал в освобождении Крыма.
В 1942– 1943 годах увидели свет новые сборники стихов Яшина «На Балтике было» и «Город гнева».
В мирные дни по зову души (быть в центре событий!) он совершил поездки по Северу, на Алтай, на строитель­ство гидроэлектростанций, целину.
Впечатления от уви­денного нашли отражение в сборниках стихов Александра Яковлевича «Земляки», «Советский человек».
Яшина просто съедала жажда правды, терзало расхож­дение между внушенным или взваленным долгом и боль­ной совестью, поэтому он и обратился к честной прозе. После «Рычагов», где негативно изображены сельские ком­мунисты, и повести «Сирота» (1962 г.), в которой представ­лен образ советского чиновника как «вечного иждивен­ца», Яшин в том же году опубликовал повесть «Вологодская свадьба». Александр Твардовский тут же напечатал ее в «Новом мире», а Яшин был подвергнут партийной крити­ке, при этом получая похвалы от коллег-писателей.
Автор описал трагедию уходящей северной деревни, намекнул на реальные проблемы села и сразу же вызвал шквал одерги­ваний, обвинений в очернительстве «самого передового советского строя».
Пока писатель прославлял коммунис­тические идеалы, его награждали премиями, а как только решился сказать горькую правду о жизни в СССР – сразу стал неугоден партийной верхушке.
Его произведения, осуждающие духовное рабство, «двоемыслие» и описываю­щие правдивую и печальную картину современной совет­ской деревни – «Баба Яга» и «В гостях у сына», – были опубликованы только в 1980-х годах.
Тушнова была одной из немногих, кто поддержал в те нелегкие дни 1950–1960-х годов Александра Яковлевича.
Она отогрела и оживила своей любовью его «пасмурную душу». Казалось бы, вот оно, долгожданное счастье:
Утром темно,
и в полдень темно,
а мне все равно,
а мне все равно!
А у меня есть любимый
любимый,
с повадкой орлиной,
с душой голубиной,
с усмешкою дерзкой,
с улыбкою детской,
на всем белом свете
один-единый.
Но Александр Яшин был женат и не мог оставить детей и супругу, Злату Константиновну.
Она родилась во Влади­востоке и с юных лет писала стихи, поэтому поступила в Литературный институт в Москве, где и познакомилась с будущим мужем. У них родилось двое детей – Наталья и Михаил.
Злата Константиновна всю жизнь помогала Яшину в его творчестве, а после его смерти делала все, чтобы про­пагандировать произведения мужа.
Вероника Михайловна даже и не помышляла о том, чтобы увести любимого из семьи. Она бы никогда не смогла быть счастлива, сделав несчастными других: «... Стоит между нами не море большое – горькое горе, сердце чужое...»
Они встречались в гостиницах других городов, жили в де­ревнях, ездили вместе в лес, ночевали в охотничьих из­бушках.
А когда возвращались, Яшин, боясь огласки, про­сил Веронику выходить за две-три остановки до Москвы.
Сутки с тобою,
месяцы – врозь...
Спервоначалу
так повелось.
Уходишь, приходишь,
и снова,
и снова прощаешься,
то в слезы, то в сны
превращаешься.
Пожалуй, единственным документальным свидетель­ством этой любви были воспоминания прозаика Федора Александровича Абрамова.
Из-за советского ханжества они изымались из его собраний сочинений и увидели свет толь­ко в 1996 году в архангельской газете «Правда Севера»: «По­нимаю, хорошо понимаю, как рискованно касаться такой деликатной области человеческих отношений, как любовь двух людей, да еще немолодых, семейных, доживающих свои последние годы.
Снова заставить кровоточить еще, может быть, не совсем зарубцевавшиеся раны у близких, снова оживить пламя страстей, которые когда-то вызыва­ли столько пересудов и кривотолков...»
Несмотря на все усилия любящих сохранить свои отно­шения в тайне, им это не удалось.
Поползли слухи и сплет­ни, друзья осуждали Яшина, в семье разыгралась настоя­щая трагедия.
И поэт прекратил свои встречи с Вероникой и вернулся к детям и жене, которых любил до конца своих дней. Тушнова понимала своего любимого мужчину:
Меня одну во всех грехах виня,
все обсудив
и все обдумав трезво,
желаешь ты, чтоб не было меня...
Не беспокойся – я уже исчезла.
Не имея возможности видеться с любимым, поэтесса нашла другой способ общения: «Я говорю с тобой стиха­ми, остановиться не могу. //Они как слезы, как дыханье, и, значит, я ни в чем не лгу».

Она называла свое чувство «бурей, с которой никак не справлюсь», и доверяла малейшие оттенки и переливы своей любви стихам.
Вероника бродила по тем местам в подмос­ковном лесу, где они бывали вместе, и одна переживала свое горе:
Ты не горюй обо мне, не тужи, –
тебе, а не мне доживать во лжи,
мне-то никто не скажет: «молчи!»,
улыбайся, когда хоть криком кричи.
Не надо мне до скончанья лет
думать – да, говорить – нет.
Я-то живу, ничего не тая,
как на ладони вся боль моя.
Порой женщине слышался шепот за спиной: «А вы знаете, он ее бросил?..»
Бросают то, чем не дорожат, что не ценят.
И знаменитая поэтесса сочинила пророческие строки:
Только жизнь у меня короткая,
только твердо и горько верю:
не любил ты свою находку –
полюбишь потерю.
И далее Вероника Михайловна продолжила:
Рыжей глиной засыплешь,
за упокой выпьешь...
Домой воротишься – пусто,
из дому выйдешь – пусто,
в сердце заглянешь – пусто,
на веки веков – пусто!
Уже будучи безнадежно больной, Тушнова, которую Бог наградил удивительным талантом – беспредельно любить жизнь во всех ее проявлениях и уметь радоваться «малой малости», – снова и снова писала о своей любви к Яши­ну.
Так родилась ее последняя книга стихов «Сто часов счастья» (1965 г.), посвященная любимому мужчине.

Красивая черноволосая женщина с печальными глаза­ми (за характерную и непривычную среднерусскому глазу красоту ее иногда называли «восточной красавицей»), с мягким характером, любившая дарить подарки не только близким, но и просто друзьям, находилась в больнице с диагнозом «рак». Александр Яшин, конечно, навещал ее.
Марк Соболь, долгие годы друживший с Тушновой, стал невольным свидетелем одного из таких посещений.
«Я, придя к ней в палату, постарался ее развеселить.
Она возмутилась: не надо! Ей давали антибиотики, от ко­торых стягивало губы, ей было больно улыбаться.
Выгля­дела она предельно худо. Неузнаваемо.
А потом пришел – он! Вероника скомандовала нам отвернуться к стене, пока она оденется. Вскоре тихо окликнула: "Мальчики..." Я обернулся – и обомлел.
Перед нами стояла красавица! Не побоюсь этого слова, ибо сказано точно. Улыбающая­ся, с пылающими щеками, никаких хворей вовеки не знав­шая молодая красавица.
И тут я с особой силой ощутил, что все, написанное ею, – правда.
Абсолютная и неопро­вержимая правда.
Наверное, именно это называется поэ­зией...»

Дни Тушновой были сочтены, и она это знала.
Из ти­пографии ей привезли сигнальный экземпляр «Сто часов счастья».
Издатели торопились, знали, что поэтесса уми­рает, – успели.
В последние дни перед смертью Вероника Михайловна запретила пускать к себе в палату Александра Яковлевича.
Она хотела, чтобы любимый запомнил ее красивой и весе­лой.
А на прощанье написала:
Я стою у открытой двери,
я прощаюсь, я ухожу.
Ни во что уже не поверю, –
все равно
напиши,
прошу!
Чтоб не мучиться поздней жалостью,
от которой спасенья нет,
напиши мне письмо, пожалуйста,
вперед на тысячу лет.
Не на будущее,
так за прошлое,
за упокой души,
напиши обо мне хорошее.
Я уже умерла. Напиши!

Умирала знаменитая поэтесса в тяжелых мучениях.
Не только от страшной болезни, но и от тоски по любимому человеку.
На 51-м году жизни – 7 июля 1965 года – Ве­роники Михайловны Тушновой не стало. После нее оста­лись рукописи в столе: недописанные листки поэмы и нового цикла стихов.


Александр Яшин был потрясен смертью любимой жен­щины.

Он напечатал в «Литературной газете» некролог – не побоялся – и сочинил стихи:
Думалось, все навечно
Как воздух, вода, свет:
Веры ее беспечной,
Силы ее сердечной
Хватит на сотню лет.
С горем не в силах справиться,
В голос реву,
Зову.
При жизни Тушновой было написано только пять сти­хотворений лучшего цикла Яшина, а после ее смерти Алек­сандр Яковлевич за свои оставшиеся на земле три года, похоже, понял, какой любовью его одарила судьба. («Я ка­юсь, что робко любил и жил...»)
Он сочинил главные свои стихотворения, в которых – глубокое раскаяние поэта и завет читателям, думающим порой, что смелость и безо­глядность в любви, открытость во взаимоотношениях с людьми и миром приносят одни несчастья.
Книги лириче­ской прозы А. Я. Яшина 1960-х годов «Угощаю рябиной» или высокой лирики «День творенья» возвращают читате­лей к пониманию не измельчавших ценностей и вечных истин.
В завет всем слышится живой, тревожный и страст­ный голос признанного классика советской поэзии: «Лю­бите и спешите делать добрые дела!»

Через три года после кончины своей любимой на 56-м году жизни, в Москве, тосковавший по Веронике поэт умер.
Его похоронили на родине в Вологодской области, в де­ревне Блудново.

Диагноз смерти А. Я. Яшина звучал так же зловеще – «рак». И сразу вспоминается классическое: «Бывают стран­ные сближенья!»
***
Тушнова Вероника
Улыбаюсь, а сердце плачет

Улыбаюсь, а сердце плачет
в одинокие вечера.
Я люблю тебя.
Это значит -

я желаю тебе добра.
Это значит, моя отрада,
слов не надо и встреч не надо,
и не надо моей печали,

и не надо моей тревоги,
и не надо, чтобы в дороге
мы рассветы с тобой встречали.
Вот и старость вдали маячит,

и о многом забыть пора...
Я люблю тебя.
Это значит -
я желаю тебе добра.

Значит, как мне тебя покинуть,
как мне память из сердца вынуть,
как не греть твоих рук озябших,
непосильную ношу взявших?

Кто же скажет, моя отрада,
что нам надо,
а что не надо,
посоветует, как же быть?

Нам никто об этом не скажет,
и никто пути не укажет,
и никто узла не развяжет...
Кто сказал, что легко любить?
***

Тушнова Вероника
Мне говорят:...

Мне говорят:
Нету такой любви.
Мне говорят:
Как все, так и ты живи!
Больно многого хочешь,
Нету людей таких.
Зря ты только морочишь
И себя и других!
Говорят: зря грустишь,
Зря не ешь и не спишь,
Не глупи! Всё равно ведь уступишь,
Так уж лучше сейчас уступи!
... а она есть.
Есть.
Есть.
А она - здесь,
Здесь,
Здесь,
В сердце моём тёплым живёт птенцом,
В жилах моих жгучим течёт свинцом.
Это она - светом в моих глазах,
Это она - солью в моих слезах,
Зренье, слух мой, грозная сила моя,
Солнце моё, горы мои, моря!
От забвенья - защита,
От лжи и неверья - броня...
Если её не будет,
Не будет меня!
... а мне говорят:
Нету такой любви.
Мне говорят:
Как все, так и ты живи!
А я никому души
Не дам потушить.
А я и живу, как все
Когда-нибудь будут жить!
***
Тушнова Вероника
Люблю?

Люблю?, не знаю может быть и нет,
Любовь имеет множество примет,
А я одно сказать тебе могу
Повсюду ты, во сне, в огне, в снегу,
В молчанье, в шуме, в радости, в тоске,
В любой надежде, в любой строке и в любой звезде,
Во всём! Всегда! Везде!
Ты памятью затвержен наизусть
И ничего нельзя забыть уже.
Ты понимаешь? Я тебя боюсь,
Напрасно я бежать, спастись хочу,
Ведь ты же сон, тепло, дыханье, свет...
Хочу прижаться к твоему плечу.
Люблю?, не знаю, нет других примет!
***
Нельзя за любовь - любое

Нельзя за любовь - любое,
Нельзя, чтобы то, что всем.
за любовь платят любовью
Или не платят совсем.

Принимают и не смущаются,
Просто благодарят.
или (и так случается!)
Спасибо не говорят.

Горькое... вековечное...
Не буду судьбу корить.
жалею тех, кому нечего
или некому подарить.
***
Быть хорошим обещался,
звёзды мне дарил и города.
И уехал,
и не попрощался,
и не возвратится никогда.
Я о нём потосковала в меру,
в меру слёз горючих пролила,
Прижилась обида, присмирела,
люди обступили и дела...
Снова поднимаюсь на рассвете,
пью с друзьями, к случаю, вино,
и никто не знает, что на свете
нет меня уже давным-давно.
***
Не знаю - права ли,
не знаю - честна ли,
не помню начала,
не вижу конца.
Я рада,
что не было встреч под часами,
что не целовались с тобой
у крыльца.
Я рада, что было так немо и прямо,
так просто и трудно,
так нежно и зло,
что осенью пахло тревожно и пряно,
что дымное небо на склоны ползло.
Что сплетница сойка
до хрипу кричала,
на всё побережье про нас раззвоня.
Что я ничего тебе
не обещала
и ты ничего не просил
у меня.
И это нисколько меня не печалит,-
прекрасен той первой поры неуют...
Подарков не просят
и не обещают,
подарки приносят
и отдают.
***
Напрочь путь ко мне отрезая,
чтоб не видеть и не писать,
ты еще пожалеешь, знаю,
станешь локти себе кусать.
Чтоб не видеть...
Но ты увидишь.
Взглянешь - взгляда не отведешь.
Ты в метельную полночь выйдешь,
а от памяти не уйдешь.
-Обхватить бы двумя руками,
унести б ее за моря!
Почему же она такая?
Отчего она не моя?
Снег летит над землей застылой,
снег рассыпчатый и сухой,...
А ведь было бы счастье, было,-
оказался кузнец плохой.


Вероника Тушнова. Сто часов счастья...