ГУРБОЛИКОВ Владимир "Мой путь к Евангелию "
Http://foma.ru/moj-put-k-evangeliyu.html
Исходя просто из своего жизненного опыта, могу сказать, что к вопросу «читать или не читать Евангелие?» принципиально по-разному подходишь в зависимости от того, в какой традиции пребываешь. Не только в смысле принадлежности к какой-либо религии или конфессии, но и в смысле того, чем ты живешь. И с моей точки зрения, Новый Завет вообще не может быть прочитан и понят сам по себе — вне истории, веры, церковности.
Отчаяние
Вот, от рождения я был атеистом, в семье никогда не слышал о Боге. Слышал только о том, что человек умирает и что вечной жизни не существует. И я пытался (несмотря на какой-то внутренний ужас перед этим «фактом») принять атеизм и материализм как данность. А если так, то и самой потребности читать какую-либо книгу не-художественную, с «архаичным» содержанием не было. Из древней литературы по-настоящему потряс меня лишь эпос о Гильгамеше. Потому только, что из него, через тысячелетия, пробился ко мне ровно такой же ужас перед неизбежностью смерти, какой был мне хорошо знаком. Это сильный и страшный момент, когда эпический герой Гильгамеш, убедившись в смерти своего друга Энкиду, мечется, потрясенный смертным ужасом, и буквально криком кричит:
И я не так ли умру, как Энкиду?
Тоска в утробу мою проникла,
Смерти страшусь и бегу в пустыню.
(…)
Энкиду, друг мой, которого так любил я,
С которым мы все труды делили, —
Его постигла судьба человека!
Шесть дней, семь ночей над ним я плакал,
Не предавая его могиле, —
Не встанет ли друг мой в ответ на мой голос?
Пока в его нос не проникли черви!
Устрашился я смерти, не найти мне жизни!
(…)
Дальним путем скитаюсь в пустыне:
Как же смолчу я, как успокоюсь?
Друг мой любимый стал землею!
Энкиду, друг мой любимый, стал землею!
Так же, как он, и я не лягу ль,
Чтоб не встать во веки веков?..
(Перевод с аккадского И. М. Дьяконова)
Меня поражала сила этого переживания, которое было знакомо и мне с того самого мига, когда лет в пять я впервые впустил в себя слова о смертности. На этом фоне вопроса: «Зачем ты живешь?» у меня тогда не было, он был слишком велик и страшен. Легче было погрузиться в поток чисто человеческих потребностей: увлечений, дружб, интересных книг, фильмов… Я в них «купался», пытался ими жить. И среди моих книг тогда не было Евангелия. Думаю, и не могло быть.
Однако лет в девятнадцать я осознал, что не могу уже назвать себя неверующим человеком. Причем к вере меня вел вовсе не страх смерти, а вдруг окрепшее понимание своей ответственности. За свою жизнь, за мои отношения с другими людьми. Появилось ощущение, что я должен жить иначе. И постепенно стало ясно, что без Бога это — нерешаемая проблема. Вот с этого момента я и начал осознанные попытки прочесть Евангелие.
Но чтение не шло… Сейчас я понимаю: если ты пытаешься взяться за чтение Писания, не вникая в традицию, породившую эти святые книги, ты обязательно «спотыкаешься» на каком-нибудь месте: либо на перечислении рода Иисусова, либо на чудесах, которые там описаны. Спотыкаешься и думаешь: «Ну, видимо, это элемент мистического сознания людей, которые жили много тысяч лет назад…» И ты, «современный человек», через это «продраться» не можешь, не понимаешь, зачем все это!..
Ответ на вопрос «Кто такой Бог?» — совершенно разный, в зависимости от религиозной (либо антирелигиозной) традиции. И Евангелие человек всегда читает в каком-то контексте — своего мировоззренческого атеизма, оккультизма, и т. д. Иначе просто не бывает. Не может случиться. У меня вышло так, что первый верующий человек, который со мной по-настоящему заговорил о Евангелии, был увлечен «востоком» в его рериховском толковании; при этом, параллельно, моим литературным собеседником оказался Лев Николаевич Толстой. То есть когда я задумался о Боге, то оказался в окружении людей, идей и книг, которые ответы на вопросы смысла искали где угодно, но только не в Церкви.
Далее по ссылке.
Исходя просто из своего жизненного опыта, могу сказать, что к вопросу «читать или не читать Евангелие?» принципиально по-разному подходишь в зависимости от того, в какой традиции пребываешь. Не только в смысле принадлежности к какой-либо религии или конфессии, но и в смысле того, чем ты живешь. И с моей точки зрения, Новый Завет вообще не может быть прочитан и понят сам по себе — вне истории, веры, церковности.
Отчаяние
Вот, от рождения я был атеистом, в семье никогда не слышал о Боге. Слышал только о том, что человек умирает и что вечной жизни не существует. И я пытался (несмотря на какой-то внутренний ужас перед этим «фактом») принять атеизм и материализм как данность. А если так, то и самой потребности читать какую-либо книгу не-художественную, с «архаичным» содержанием не было. Из древней литературы по-настоящему потряс меня лишь эпос о Гильгамеше. Потому только, что из него, через тысячелетия, пробился ко мне ровно такой же ужас перед неизбежностью смерти, какой был мне хорошо знаком. Это сильный и страшный момент, когда эпический герой Гильгамеш, убедившись в смерти своего друга Энкиду, мечется, потрясенный смертным ужасом, и буквально криком кричит:
И я не так ли умру, как Энкиду?
Тоска в утробу мою проникла,
Смерти страшусь и бегу в пустыню.
(…)
Энкиду, друг мой, которого так любил я,
С которым мы все труды делили, —
Его постигла судьба человека!
Шесть дней, семь ночей над ним я плакал,
Не предавая его могиле, —
Не встанет ли друг мой в ответ на мой голос?
Пока в его нос не проникли черви!
Устрашился я смерти, не найти мне жизни!
(…)
Дальним путем скитаюсь в пустыне:
Как же смолчу я, как успокоюсь?
Друг мой любимый стал землею!
Энкиду, друг мой любимый, стал землею!
Так же, как он, и я не лягу ль,
Чтоб не встать во веки веков?..
(Перевод с аккадского И. М. Дьяконова)
Меня поражала сила этого переживания, которое было знакомо и мне с того самого мига, когда лет в пять я впервые впустил в себя слова о смертности. На этом фоне вопроса: «Зачем ты живешь?» у меня тогда не было, он был слишком велик и страшен. Легче было погрузиться в поток чисто человеческих потребностей: увлечений, дружб, интересных книг, фильмов… Я в них «купался», пытался ими жить. И среди моих книг тогда не было Евангелия. Думаю, и не могло быть.
Однако лет в девятнадцать я осознал, что не могу уже назвать себя неверующим человеком. Причем к вере меня вел вовсе не страх смерти, а вдруг окрепшее понимание своей ответственности. За свою жизнь, за мои отношения с другими людьми. Появилось ощущение, что я должен жить иначе. И постепенно стало ясно, что без Бога это — нерешаемая проблема. Вот с этого момента я и начал осознанные попытки прочесть Евангелие.
Но чтение не шло… Сейчас я понимаю: если ты пытаешься взяться за чтение Писания, не вникая в традицию, породившую эти святые книги, ты обязательно «спотыкаешься» на каком-нибудь месте: либо на перечислении рода Иисусова, либо на чудесах, которые там описаны. Спотыкаешься и думаешь: «Ну, видимо, это элемент мистического сознания людей, которые жили много тысяч лет назад…» И ты, «современный человек», через это «продраться» не можешь, не понимаешь, зачем все это!..
Ответ на вопрос «Кто такой Бог?» — совершенно разный, в зависимости от религиозной (либо антирелигиозной) традиции. И Евангелие человек всегда читает в каком-то контексте — своего мировоззренческого атеизма, оккультизма, и т. д. Иначе просто не бывает. Не может случиться. У меня вышло так, что первый верующий человек, который со мной по-настоящему заговорил о Евангелии, был увлечен «востоком» в его рериховском толковании; при этом, параллельно, моим литературным собеседником оказался Лев Николаевич Толстой. То есть когда я задумался о Боге, то оказался в окружении людей, идей и книг, которые ответы на вопросы смысла искали где угодно, но только не в Церкви.
Далее по ссылке.
Комментарии
Вставка изображения
Можете загрузить в текст картинку со своего компьютера: