Исправленные сказки гнома Барбатоша. Сказка 1. Капризная принцесса и нищий. Гл.3

Глава III

Ни наследства, ни почестей,
Лишь дороги не стопчутся.
Сколько ноги его помнят этих дорог.
Без коня и не в латах он,
А в дерюге заплатанной,
Только посох дорожный хитро прячет клинок.

Мест немало повсюду глухих,
В них людишек разбойных, лихих
Он не редко встречал, кровь горячую лил,
А, бывало и дружбу водил:
Песни пел и краюху делил.

Дело ясное: с нищего нечего взять;
На короткую память не стоит пенять.
У убогого спутница - чудо как хороша,
На нее любоваться бы, забывая дышать...
Но манят изумруды, и сверкает кинжал.


На следующий день, оставив принцессу под присмотром дудочника, Ленти отправился в близлежащий город, чтобы подобрать одежду для Арианы. Купил он ее на деньги, которые получил за игру на мандолине в Гранете. От блестящей идеи с продажей платьев принцессы и покупкой лошадей пришлось отказаться, это могло навести на их след всевозможных подлецов без чести и совести, разбойников с титулами и без них.
Принцессе было жалко бросать свои сундуки и тяжелые парадные платья, окончательно превращаясь в бродяжку, но делать было нечего. Эту часть ее "наследства" они оставили в стогу в пользу хозяина луга, переложив менее громоздкие вещи в дорожные мешки. Благодаря переодеванию с применением некоторых ухищрений, известных лицедеям, принцесса Ариана превратилась в мальчика-подростка по имени Рин. Матти дал ей одну из своих дудочек и маленький бубен. Ленти вытащил мандолину из мешка и повесил на плечо. В замке он играл, назвавшись Данлисом, и теперь в путь пустились трое бродячих музыкантов: Данлис, Матти и Рин. Мужчины, заранее извинившись, условились с принцессой, что впредь будут обращаться к ней на "ты" и по-простому. Обстоятельства, ничего не попишешь.

Чтобы удачно устраивать представления в деревнях и городах, нужно было не только играть, но и петь немудреные легко запоминающиеся куплеты, которые любит простой народ. У Матти был не ахти какой голос, но для этих песен особых вокальных данных не требовалось. Дудочник знал много куплетов, он заставил девушку учить слова и подпевать ему. Ленти только подыгрывал им, выдавая на мандолине такие потешные звуки, каких никто бы не стал ожидать от этого благородного инструмента. Репертуар крайне не нравился принцессе:
- Что это за несуразица, как можно петь такую чушь?
- Баллады о любви, о благородных рыцарях и прекрасных дамах исполняют только для знатных господ. Простым крестьянам это неинтересно, да и непонятно, - усмехнулся Ленти.
- Вот ты сам и пой то, что интересно крестьянам.
- А у меня голоса нет, совсем.
- Для такой белиберды и голоса не надо, разве это песня:
Ой, люли, ой, люли!
Пили брагу короли.
Пили, ели
И пьянели,
Ели, пили -
Мир делили.
А потом мечи звенели,
Друга дружку перебили.
Просто возмутительно!
- Не возмущайся, Рин. От одного замка до другого путь неблизкий, а есть каждый день хочется, - наставительно сказал Матти.

Ариане пришлось смириться. Чем дальше они шли, тем более несчастной она себя чувствовала. Нет, она не жалела о том, что не приняла ни одного из тех трех предложений. Но ее изрядно пугала перспектива в течение нескольких лет таскаться по дорогам, скрываясь невесть от каких врагов. Из скупых разговоров своих спутников принцесса уловила, что опасаться им следует не одних лишь разбойных людей.
Видя, что за неделю странствий Ариана совсем выбилась из сил и упала духом, Ленти решил, что им следует купить хотя бы какую-нибудь телегу. К счастью они сумели благополучно добраться до вольного города Трении, здесь можно было, не привлекая к себе особого внимания, продать что-нибудь из драгоценностей принцессы. Они выбрали самый простенький браслет. Денег от продажи хватило и на телегу и на низкорослого тяглового конька.

В городе музыканты задержались на несколько дней, тут можно было хорошо заработать, выступая на площадях и в тавернах. Здесь главным номером их программы стала мандолина Данлиса. Когда он играл соло, горожанки утирали слезы восторга, а мастера не скупились на серебро.
- Как играет, как играет, - шептались слушатели, - не хуже самого трубадура Ленти, жаль, что не поет.
- Ну, такой голос не каждому бог дает.
- Говорят, Чаровник, хотел украсть принцессу Лилиану - третью дочь беатринского короля, да не вышло, - сообщил солидного вида купец, стоявший среди толпы горожан, судя по одежде, он был не местный.
- А я слыхал, что Ленти щелкнул Адварта по длинному носу, вот тот и обозлился, - встрял в разговор вертлявый человек неопределенного рода занятий.
- Как это: короля - по носу? - засомневался юный подмастерье сапожника.
- Как, как? - передразнил тот. - Словами, дурень.
- Сам ты - дурень, - взъерошился худосочный паренек.
- Да замолчите, вы, шебутные. Дайте послушать, а то обоим накостыляем, - возмутились в толпе.

Ариана стояла рядом со спорщиками, когда играл Данлис, их с Матти делом было собирать деньги. Как переменчива судьба, подумалось ей. Когда-то знаменитый красавец-трубадур пел для гордой принцессы, а она едва удостаивала его взглядом (что из того, что он снился ей по ночам), а теперь она бродяжничает вместе с никому не известными музыкантами средней руки, собирает медяки и серебряные монетки.
Пребывание в городе все же пошло ей на пользу: принцесса вымылась в теплой воде, выспалась на кровати с простынями и подушками. Ей очень не хотелось снова пускаться в дорогу.
- Куда мы, наконец, направляемся, Данлис? - спросила она.
Она так и не знала, какое же из его имен настоящее - Данлис или Итнел. И то и другое звучало довольно необычно для беатринца.
- Куда глаза глядят, подальше отсюда. Ты не будешь в безопасности нигде, где знают тебя в лицо: ни в Слате, ни в герцогстве Бурском, ни тем более во владениях короля Грассиана. Нельзя же тебе вечно оставаться Рином, - ответил музыкант.
- Так ты обо мне беспокоишься? - удивилась Ариана.
Ей казалось, что музыкант вполне равнодушен к ее положению, его волнуют только обещания Ульгара.
- Просто преступление - скрывать такую красоту под чужой личиной.

Ариана была с этим согласна, ей не хватало восторженных взоров и поклонения. До чего обидно было изображать подростка-музыканта, которого запросто могут толкнуть или обидеть грубым словом. Ленти, как мог, старался ограждать ее, но это не всегда получалось. Однажды, когда он играл, а другие члены труппы занимались сборами, кто-то случайно толкнул ее в толпе. Ариана упала и больно ударилась коленом, при этом ее берет сбился, и из-под него вывернулась прядь волос, таких длинных, каких не носят даже артисты и благородные господа, а только женщины. Девушка поспешно заправила волосы, не зная, заметил ли их кто-нибудь. Как будто все были зачарованы струнами Данлиса, Ариана не стала ничего говорить ему об этом происшествии.

Они покинули Трению на телеге, которую нагрузили запасом провианта на целую неделю. Можно было ехать, не останавливаясь в каждой деревне. Ариана все думала, куда же они могут направиться, чтобы не попасть во владения ее бывших женихов.
- Все же, куда мы едем? - снова пристала она к Данлису.
- В Вилецию.
- Как же мы туда попадем, минуя владения короля Грассиана или герцога Блезо?
- В Вилецию можно добраться не только через Бурские, но и через Беатринские Катраны, - просветил принцессу бродяга.
Матти, правивший лошадью, пробормотал себе под нос что-то вроде: "Совсем рехнулся".
- Да? Тебе виднее, - пожала плечами Ариана.

Она свернулась калачиком на дне телеги, дорога шла через лес, и солнце не жгло сквозь густую листву. Убаюканная мерной поступью лошади, девушка уснула. Пробуждение ее было весьма неприятным: у телеги на ходу отвалилось заднее колесо. Им пришлось устроить вынужденный привал. Колесо требовало починки, а лучше было бы его заменить. Матти взял колесо и отправился с ним в ближайшую деревню, Ленти и Ариана остались с телегой, которую мужчины убрали с дороги, в лесу.
Они развели костер и занимались приготовлением обеда. Поклажу из телеги пришлось выгрузить, иначе колесо на место потом не поставить, коня выпрягли и пустили попастись. За делами путники не заметили, как оказались окруженными зловещего вида людьми. Их было пятеро.

- Я же говорил, что далеко они не уедут, Шест, - довольно осклабился разбойник с рябым лицом.
В том, что это были именно разбойники, Ленти был вполне уверен. Слова рябого ему очень не понравились, из них следовало, что колесо отвалилось не само по себе. Но он сделал вид, что не понял их значения.
- Здорово, братцы - лесная вольница. Вот, незадача у нас приключилась, - махнул он рукой в сторону телеги. - Садитесь, угостим, чем можем, сыграем, споем.
- Сыграешь, потом, в ящик, - хохотнул тот, кого рябой назвал Шестом - длинный, тощий детина, по-видимому, он был у них за старшего.
- Да вы чего, мы ж музыканты, - слегка заикнувшись, выговорил Ленти.
- Это ты Кару будешь заливать. Думал удрать от нас со своей принцессой и ее побрякушками. Проверь, - приказал он третьему сообщнику, стоявшему за спиной побелевшей как полотно Арианы.
Разбойник сдернул с головы принцессы берет, длинные волосы рассыпались по спине. Девушка вскрикнула.
- Не тронь, - рванулся Ленти.
Его сбили с ног.
- Не дергайся, хуже будет, - четвертый разбойник приставил кинжал к горлу поднявшегося на колени музыканта.
- Где драгоценности? - Шест пнул его в бок.
Музыкант охнул.
- Там, - дрожащей рукой он указал на суму, лежавшую ближе к костру.
- Пригляди-ка за ним, Трескун, а то еще деру даст, - Шест презрительно сплюнул и, перешагивая через мешки, пошел к указанной суме.
Другие разбойники поспешили за вожаком. Шест раскрыл суму и запустил в нее руку. Первым, на что он наткнулся, был золотой кубок.
- Оно, - радостно воскликнул рябой.

Трескун с любопытством вытянул шею в сторону сотоварищей. Этого и ждал Ленти. Падая, он стукнулся локтем обо что-то твердое, что лежало под его плащом, небрежно брошенным им на землю во время разгрузки. Это был его дорожный посох с секретом. Трубадур незаметно сунул руку под плащ и нащупал рукоять. Шест вытащил из сумы небольшой резной ларец с драгоценностями. Возгласы разбойников заглушили тихий щелчок. Грабители едва не забыли о помертвевшей от ужаса девушке и трусе-музыканте. Короткий всхлип и шум падающего тела заставили их резко обернуться.
Ленти отпихнул закатившего глаза Трескуна, окровавленный клинок вышел из солнечного сплетения мертвого разбойника. Тут же он нагнулся, выхватил левой рукой из-под плаща вторую часть посоха и кинулся на врагов.
- Ах, чтоб тебя! Держи..., - больше Шест ничего не успел сказать своим людям, прямой удар в печень отправил его вслед за Трескуном.

Но остальные уже оправились от неожиданности и стали наседать на Ленти, пытаясь обойти его с разных сторон. Трубадур отпрыгнул назад и пнул под ноги рябому какой-то мешок. Рябой споткнулся и получил палкой в глаз. Левой рукой Ленти орудовал не хуже, чем правой, отражая удары клинков и дубася посохом-ножнами по всему, до чего мог дотянуться. Если его посох с секретом и был сделан из дерева, то такого твердого, что сталь не могла его перерубить, наоборот, казалось, будто клинки врагов тупились о него. Оба, остававшиеся невредимыми разбойника, не сговариваясь, решили, что связались на свою беду с дьяволом, хотя неизвестно, бывает ли у дьяволов кровь. Одному удалось зацепить левое предплечье Ленти, рукав окрасился алым. Музыкант не остался в долгу, ткнув палкой того в пах. Но второй в тот же миг сумел дотянуться до головы трубадура. Удар пришелся вскользь, сбил шляпу и рассек кожу под волосами. Казалось, это только разозлило музыканта, его яростный выпад отбросил руку нападавшего в сторону. Шпага Ленти поразила его в грудь. Все это время детина с выбитым глазом с воплями катался по поляне, закрывая рукой окровавленную глазницу. Разбойник, ранивший трубадура в руку, согнувшись едва не пополам, попытался бежать. Его остановила аккуратно вонзившаяся между лопаток стрела. Из-за деревьев у края дороги вышел Матти, в руках у него был необычного вида длинный почти прямой лук.

- Ты вовремя, - Ленти устало вытер мокрый от пота и крови лоб.
Замолкший вдруг рябой, продолжая зажимать глазницу левой рукой, метнулся как змея к прижавшейся к стволу дерева принцессе. Он тоже не успел, вторая стрела Матти пробила ему горло.
- Метко стреляешь, - одобрил Ленти.
- Я никогда не говорил тебе, трубадур, что в молодости служил лучником у одного барона, - спокойно сказал дудочник.
Ленти пересек поляну, на ходу соединив обе части своего посоха.
- Все кончилось, Ариана.
Он наклонился к девушке, на коленях тихо плакавшей у дерева. Принцесса порывисто обняла его плечи и разрыдалась, спрятав лицо на груди защитника. Они стояли на коленях, Ленти гладил ее по волосам и шептал что-то успокаивающее.
Оглядев поле битвы и убедившись, что все противники повержены, Матти снял тетиву, обмотал ее вокруг пояса под курткой, выдернул стрелы из тел. Примотав их широкой полосой ременной кожи к древку, дудочник отложил свой (что бы вы думали?) дорожный посох и пошел за колесом, которое, заслышав звон металла, бросил у дороги.
Постепенно всхлипы становились тише, Ариана подняла голову. Она увидела окровавленный рукав Ленти.
- Ты ранен?
- Царапина.
Она взглянула ему в лицо, струйка крови стекала по слипшейся пряди волос.
- Надо перевязать, дай, посмотрю.
- Потом, сначала поменяем колесо, хорошо бы скорее унести отсюда ноги. Поблизости могут быть и другие люди Бесстрашного Кара.

Ленти помог принцессе подняться и пошел к дудочнику. Пока они занимались телегой, Ариана собрала разбросанные по поляне драгоценности, стараясь не замечать трупов разбойников. Все произошло так ошеломляюще быстро, так неожиданно. Это было невероятно: якобы струсивший поначалу Данлис, сражался как лев, не хуже дворянина во всяком случае. Прав был Ульгар - иной нищий может оказаться достойнее принца.
Вдвоем музыканты быстро справились с колесом, затем загрузили телегу и впрягли лошадь. Ленти смыл уже запекшуюся кровь, его раны действительно оказались только царапинами. Телега выехала на дорогу и загромыхала по ней со всей доступной коняге скоростью. Ариана вгляделась в загадочного спутника, он не надел всегда скрывавшую верхнюю часть лица шляпу. На поляне она была еще слишком перепугана, чтобы узнать его.

- Бог мой, Итнел - Ленти наоборот, - вполголоса сказала она. - Ты - беатринский трубадур Ленти. Я не ошиблась?
- Нет, моя прекрасная принцесса, ты не ошиблась, - улыбнулся он.
- А что же с твоим голосом, трубадур?
- С голосом все в порядке, хуже - с языком.
- Адварт сильно разгневан на тебя? - она не забыла о том, что ее спутник был лишен привилегии верховой езды.
- Разгневан, ха, это слабо сказано, - вмешался Матти, - все беатринские заплечных дел мастера стосковались по нашему Острослову.
- Это из-за принцессы Лилианы? - вспомнила недавний разговор на площади девушка.
- Ты что, умудрился заодно оскорбить и принцессу? - удивленно обернулся на трубадура возница.
- Долго объяснять, - отчего-то смутился Чаровник.
- Нос у Лилианы такой же длинный, как у ее отца, но все-таки она - дама. Как ты мог так оплошать, трубадур? - покачал головой дудочник.
- Так уж вышло, - уже весело ответил Ленти.

Он знал, что Адварт собирался предъявить ему обвинение в попытке похищения принцессы, такое обвинение тянуло на колесование. На деле Лилиана сама была готова бежать на край света с Чаровником, он же всеми силами пытался отвертеться от пылкой страсти третьей беатринской принцессы, и ее длинный нос играл тут минимальную роль. Ленти совсем не радовало, что до Арианы дошел этот вздор. Оправдываться в таком деле и недостойно и бесполезно. К счастью, упоминание Матти о носе Лилианы, прогнало облачко со лба прекрасной неллийки.
- И этот ненормальный собирается в Беатринию, - добавил Матти.
- У нас все равно нет другой дороги. Чтобы свернуть в сторону герцогства Бурского, пришлось бы возвращаться в Трению или делать слишком большой крюк, - махнул рукой трубадур.
- Я вот думаю, кто-то еще мог знать, что принцесса находится в маленькой труппе музыкантов, - Матти потер лоб рукояткой хлыста.
- Я тоже. Пора менять костюмы, - согласился Ленти.


* * *

- Ну, как у меня получается? - гордо подбоченясь, спросил Барбатош своего первого читателя, а, вернее, слушателя Пьено.
Гном стоял посреди пещеры с пачкой исписанных листов в руках, он только что закончил декламировать последнюю из имевшихся на данный момент страниц. Стоя, ему было удобнее читать, казалось, так легче покорить "аудиторию".
- Слов нет, хозяин, - шмыгнул носом массариол, - аж, мороз продирает.
- Тьфу, ты, пропасть! Ты скажи мне: интересно или нет, - допытывался "молодой" автор.
- Жуть, как интересно. А дальше-то что было?
- Что было, что было? Много чего было, - довольный впечатлением, который произвела его "проба пера", расплылся улыбкой Барбатош.
Он был в приподнятом настроении, и ему хотелось поговорить, но стоять он устал, поэтому с удовольствием развалился в мягком кресле.
- Сам понимаешь, женщины... они так устроены, что отвага и доблесть всегда имеют в их глазах высокую цену. Вообще говоря, трусливый герой - это не логично. Противоречит природе женского сердца, - излагал свое творческое кредо Барбатош.
Пьено только хлопал глазами и поддакивал.

- Опять же - создания они тонкие, а потому кроме силы им обязательно необходимо что-нибудь эдакое, возвышенное, романтичное. Третье, это красота. Бывают уродливые герои, в литературе тоже встречаются - Квазимодо, там, граф де Пейрак. Это, конечно, похвально: внутренняя красота, превосходящая внешнее безобразие. Не скажу, что в подлунном мире Добро и Красота всегда едины, ничего подобного. Очень даже бывает и наоборот, но и возводить этот факт в императив, в закон, то есть, - пояснил Барбатош, - я бы поостерегся. За свою жизнь я встречал не так уж мало прекрасных пар, во всех отношениях прекрасных, и готов засвидетельствовать этот исторический факт под любой присягой! - с пафосом заявил гном, словно кто-то собирался ему возражать.
- Да, хозяин.
- И четвертое - социальный статус. Что ни говори, а он обязательно связан с определенным уровнем культуры. Впрочем, тебе этого не понять. Объясню проще: все эти истории, в которых угольщики и дровосеки женились на принцессах, имели, как правило, весьма печальные последствия, о чем старательно умалчивают рассказчики. Первые восторги, ослепление влюбленности, так сказать, рано или поздно проходят. А что остается, спросишь ты? А остается неотесанный мужлан, презрительное отношение соседей и, главное, полное взаимонепонимание. Какое уж тут "жили долго и счастливо". Понял ты меня?
- М-м-м, не очень, - почесал затылок Пьено. - Выходит, трубадур принцессе не пара?
- Все же ты не так глуп, как иногда кажешься. Трубадур, само собой, не дровосек. Человек грамотный, талантливый, поэт как-никак. Вот представь себе наш конкретный случай. Чем плох для принцессы Чаровник - и молод, и красив, и храбр, и ловок, не говоря уже о профессиональных достоинствах? Что еще нужно для счастья?
- Богатство, - робко предположил массариол.
- Это никогда не помешает. Но как ты помнишь, Ариана не гналась за богатством. Она мечтала о Феликсе, а он был вряд ли богаче знаменитого трубадура. Вся разница между ними заключалась в трехсотлетнем баронском гербе отца Феликса.
- Понял! - личико Пьено осенила догадка. - Принцесса любила другого. Вы пишете трагедию, хозяин?
- К-ха, к-ха, к-ха, - Барбатош даже закашлялся. - Наивный идеалист не лучше грубого материалиста. Тоже мне аргумент: любила другого. Как это поется: "La donna mobile, la..."
Попытка воспроизвести партию лирического тенора явно не удалась, гном поперхнулся и снова закашлял.
- Одним словом, чувства меняются гораздо быстрее, чем условности. А предрассудки и вовсе преодолеваются с большим трудом. Так вот. Горло у меня что-то разболелось, - пожаловался Барбатош.
- Я сейчас, сейчас полоскание принесу, - засуетился массариол.
Он с искренним рвением бросился услужить своему "великому" хозяину. Шутка ли - книги писать, не каждому гному дано.