Холодно. (повтор)

Холодно. Бог мой, как же холодно... Угораздило меня выползти утром в кроссовках, и прямо перед остановкой обеими ногами вляпаться в лужу, припорошенную снежком. Как там Цой пел? "Белая гадость лежит под окном..." Действительно, когда ты в тёплых сухих ботинках, шея закутана шарфом, и ты гуляешь по заснеженному парку, снежок приятен и в радость. А когда...
Кто-то сказал красиво: "... в вечерней тишине абсолютного безветрия крупные хлопья снега падали медленно, словно скользя по невидимым нитям..." Красиво. А ещё я как-то засмотрелся, умиляясь: Я в натопленном праздничном детсаду. Пришёл самый первый. Ещё совсем темно. Шастаю одиноко по группе под жужжание ламп. Заглядываю в тёмное спальное помещение, а там ковер на полу, и по нему медленно скользят тени хлопьев снега, на которые любуется тусклый сонный фонарь во дворе. Завораживает. Тень от снежинки...
Бог мой... Как же холодно, шоб я здох... Действительно, "белая гадость".
Рядом со мной на остановке стоит снежная баба. Круглая розовощёкая женщина с сумкой, в блестящих сапожках. Ей хоть бы хны. Она умная. Она в кроссовках не шастает по лужам. Чё я шапку не надел-то?.. Снег начинает таять в волосах. Ветерок насвистывает мурашками по спине. Всю дорогу со мной так...
Пока пришёл автобус, нас собралось человек пять. Есть же умные люди, которые подходят за двадцать секунд до прибытия автобуса. А есть придурки. Которые в кроссовках, по лужам... С утра...
Автобус встречаем, словно любимого дедушку с кучей подарков. Деликатно оббиваю снег со стеклянных ног. Пальцев не чую. Ничего!. Езды с полчаса. Отогреюсь. Автобус почти пустой. Сажусь сзади водителя. Моё любимое место. Контролёр смотрит равнодушно, баржей плывёт по салону. Специально их откармливают что ли? И, главное, толстая, как паровоз, а двигается бесшумно, даже в переполненном автобусе никого не заденет. Профессиональная привычка. Оплачиваю, получаю священный билетик.
Дышу на мокрые руки. Отогреваюсь. Растираю втихаря лужицу под собой. Жить можно. Бог мой, как хорошо на улице. Чисто, свежо от снега... В автобусе так тепло, что хочется калачиком свернуться.
Под монотонное гудение автобуса начинаю засыпать.
...-- Я говорю, оплачиваем! Чего смотришь?
Поворачиваюсь. На кого это она так? В автобусе уже и "стоячих" человек пять. Где это мы? "Ботанический" проехали... Сейчас "Арман", потом "Пионерская"... Нормально. Ещё минут пятнадцать.
-- Оплачивай-оплачивай! Чего отворачиваешься?,-- кондукторша говорит демонстративно громко.
Возле задней двери притулился мужик. Сразу видно, алкаш. Потрёпанная "буратинская" курточка. Брючки короткие. Летние остроносые туфли на каблуках. Рожа пунцовая, словно ошпарили. Видно, что замёрз, как собака. Бормочет примирительно, виновато.
-- Оплачивай, говорю тебе!,--перебивают его визгливо, -- какая мне разница, две остановки, или три? Оплачивай, потом выходи!
Воинственная кондукторша держит мужика за шиворот, отдаляя от него лицо, показывая всем видом, как он ей мерзок:
-- Никакая я тебе ни "милая"! Давай, выворачивай карманы! Как на бутылку, небось, мигом найдёшь. Оплачивай!
Воспитательная пауза явно затянулась. Некоторые уже не улыбаются, громко вздыхают, стараются не смотреть на мужика. Девушка рядом со мной на часики смотрит второй раз. Алкаш шарит по тощим карманам, виновато улыбается. Выуживает, наконец, мелочь. С одного кармана липкую монетку всю в крошках достал. В другом ещё две нарыл, сам удивился... Контролёр, отпустив его "шкирку", загораживает собой проход, широко расставив колонны ног, хмуро считает мелочь, убеждается, злорадно объявляя:
-- Проезд - двадцать два! Ещё девять не хватает! Оплачивай! Не задерживай, давай!
Все как один поворачиваются. Кто с улыбкой, кто с негодованием; в открытую дверь сильно дует. Алкаш ведёт себя смиренно. Сердобольная старушка сзади робко запричитала: "Отпустила б уж, что-ли..." Видно по всему, что мужику дурно. Трясётся от холода. Больной, небось. Может он вообще в автобус влез погреться? Разоралась...
Несчастный, всё улыбаясь по собачьи, шарит в сотый раз по карманам и, к удивлению для себя, выуживает засаленную десятку. Его мучительница суёт ему брезгливо рубль, окидывает суровым взглядом и освобождает проход. Алкаш неловко поворачивается на каблуках. Спускается по заледеневшим ступенькам, тут же подскальзывается и падает на спину, с силой бьёт затылком об лёд. Бабушка сзади громко вскрикивает, крестится. Тот встаёт с трудом и, сильно хромая, ковыляет к остановке. Ветер треплет его в разные стороны и перед остановкой он падает снова...
Автобус к всеобщему облегчению отъезжает в полной тишине.
Только кондуктор бросает напоследок мстительный взгляд на бывшего мужа, мучительно присаживающегося на ледяную лавочку.