Приключения на море. Глава 18 из романа "Одинокая звезда"

Там разместились так: тетя Оля с Леночкой на одной нижней полке, тетя Юля — на другой, а дядя Отар и Гена — на верхних. Мальчик ловко взобрался на свою полку, лег на живот и уставился в окно, стараясь не пропустить момент отхода поезда. Вот вагон мягко качнулся, мимо поплыли провожающие люди, столбы, киоски, дома — все быстрее и быстрее.
Поезд набирал ход. Гена увидел, как он въехал на мост через Дон, и мальчику стало немножко страшно — так высоко над водой несся их поезд. Потом и Дон остался позади. Мимо замелькали рощицы, луга с пасущимися стадами, водоемы, низенькие одинокие домик и целые деревеньки. В одном месте поезд пошел совсем медленно, и Гена увидел, как по деревенской улице бежит, вытянув шею и расставив крылья, толстая утка, а ее догоняет белая курица и время от времени с остервенением клюет утку в спину. Погоня продолжалась долго, и эту картину наблюдали все. Со смехом они принялись гадать, за что досталось бедняжке.
— Наверно, забралась в чужой двор, — предположила Лена.
— И что-нибудь там стибрила, — добавил Гена.
— Вот уж не думала, что у птиц, как у людей, — заметила Юля, — и ссорятся, и даже бьют друг друга. Причем бьет одна, а другая даже не думает защищаться. Видно, знает, за что бьют, чувствует, что провинилась.
— Куры вообще сварливый народ, — сказал Отар, — и злопамятный. Особенно петухи. Вот поживешь у нас в доме — насмотришься на их отношения. Петух, он такой — если кого невзлюбит, будет помнить всю жизнь. Пока в суп не попадет. У нас один зловредный жил. Невзлюбил мужа сестры — тот его однажды за хвост ухватил. И стал подстерегать. Спрячется и следит. Как только зять выйдет во двор, подкрадется сзади и как долбанет, как долбанет!
— И чем дело кончилось? — поинтересовалась Юля. — Неужели съели красавца?
— Пришлось. Зять заявил: “Или я, или он!” Куда было деваться?
— Лучше бы зятя съели, — мрачно заметил Гена под смех остальных.
— Интересно наверху? — спросила его Леночка.
— Еще как! Лезь ко мне — увидишь.
Подсаженная Отаром девочка взобралась на полку к своему братику. Он вжался в стенку, чтобы ей не было тесно. Лежа рядышком, они убедились, что вдвоем смотреть гораздо интереснее, чем порознь
Ольга вышла в коридор и встала у окна ; Юлька немедленно последовала за ней. Прижавшись друг к дружке, они смотрели на проплывавшие мимо пейзажи и вспоминали, как восемь лет назад в точно таком же поезде и в это же время ехали на море, полные самых радужных надежд и планов. И не подозревали, что судьба уже приготовила им встречу, которая оставит в их жизни такой глубокий, такой неизгладимый след.
— Что, девочки, загрустили? — Отар подошел сзади и обнял их за плечи. — Ничего, мои хорошие, не надо печалиться. Жизнь продолжается. А в Батуми вас ждут родные и друзья, и ваше любимое море, и много-много чудесных дней. Пойдемте, сейчас чай принесут — будем ужинать. Ну-ка, детвора, спускайтесь вниз.
Уговаривать их долго не пришлось. Все, что было предложено, ребята умяли с завидным аппетитом. Постелив, они погасили свет, еще немного поболтали — и наконец задремали.
Сквозь сон Ольга услышала жалобный всхлип. Стараясь не разбудить спящую у стенки дочку, она села. Всхлип повторился. Заглянув на верхнюю полку, Ольга увидела вздрагивающие плечи мальчика. Уткнувшись в подушку, Гена тихонько плакал.
— Геночка, что с тобой? — шепотом спросила она. — Болит что-нибудь?
— Маму жалко! — заливаясь слезами, ответил мальчик. — Вдруг она умрет, и я ее больше не увижу? И зачем только я уехал? К маме хочу!
— Но, Геночка, ты же так хотел на море, — растерялась Ольга. — Поезд ведь назад не повернешь. Давай договоримся: вот завтра приедем, денек побудешь, в море искупаешься, а если не понравится, мы тебя отвезем обратно. А за маму не бойся. Мне доктор обещал, что с ней ничего плохого не случится. И детки родятся благополучно — с ними тоже все будет в порядке.
— Если случится, я их задушу, — мрачно пообещал Гена.
— Господи, что ты говоришь! Они же ни в чем не виноваты. Повторяю, ничего плохого с твоей мамой не будет.
— Да, а бабушка сказала, что ей живот резать будут. Представляете, как ей будет больно. Я вот палец порезал, и то так больно было! А это — живот. Она от боли может умереть — у нее сердце слабое.
— Так она же ничего чувствовать не будет. Ее усыпят.
— Усыпят! — И Гена еще сильнее заплакал. Он вспомнил, как усыпили соседского Рекса, и он больше его никогда не видел.
— Геночка, ты не так понял. Она спать будет и ничего не почувствует. И не проснется, пока будет идти операция. А когда проснется, все останется позади. Животик ей зашьют, и все будет хорошо.
— И ей потом не будет больно? Не может быть! — не поверил мальчик.
— Ей в первые дни будут делать специальные уколы, чтобы не болело. А потом все заживет. Не плачь, деточка, спи спокойно. Я тебе обещаю, что с твоей мамой все будет в порядке. Мы, как приедем, позвоним бабушке и узнаем, как мама себя чувствует. Спи, милый, все будет хорошо.
Она поцеловала мальчика и постояла рядом, пока он не заснул. Тогда легла сама.
Но на этом ночные приключения не кончились. Часа в три их разбудили грохот и вопль. Оказалось, что Гена, убегавший во сне от страшного чудовища, стал энергично отталкиваться ногами от стенки - но тут полка внезапно кончилась и он с криком рухнул вниз. Падая, Гена вцепился в постель Отара, тот, проснувшись, успел схватить мальчика за рубашку, чем смягчил падение. Обошлось без ушибов, но Гена сильно испугался. Пришлось Юле поменяться с ним местами. Он еще долго ворочался, вздыхал — и наконец притих.
Остальная часть ночи прошла спокойно.
Проснулись они поздно, когда уже начали разносить чай. Гена так крепко спал, что его решили не будить, пока сам не проснется. Наконец приготовления к завтраку и разговоры разбудили и его.
— Ага, без меня собрались завтракать, хитренькие, — сказал он, зевая. От его ночных страхов и плохого настроения не осталось и следа.
— Гена, посмотри в окошко. — Леночка лукаво взглянула на мальчика. — Там что-то интересное.
Гена быстро встал на колени и отодвинул занавеску.
— Ой, какое большое поле! — изумился он. — Это что, асфальт?
— Какое поле? — засмеялась девочка. — Это же море.
— Море? — не поверил мальчик. — А почему оно серое? Я думал, оно синее. Совсем не такое, как по телевизору показывали.
— Просто, сегодня пасмурное утро. И потом, оно пока далеко. А скоро будет рядом с поездом — тогда ты увидишь, какое оно на самом деле. Уже солнышко проглядывает. Подожди немного — оно станет синим-синим. А с другой стороны поезда горы. Выйди в коридор — увидишь.
Гена быстро вскочил и прилип к окну в коридоре. Но Отар не дал ему вдоволь налюбоваться.
— Гена, бери мыло, полотенце — и быстренько пошли умываться. Позавтракаем, пока чай не остыл, а тогда любуйтесь, сколько хотите. Море и горы теперь от вас никуда не денутся. Еще насмотритесь.
После завтрака ребята снова взобрались на верхнюю полку. Море местами подходило совсем близко к железной дороге, и Гена, наконец, смог его разглядеть. Да, действительно, при солнечном свете оно на горизонте было синим-синим, а у берега голубым. Волны бились о берег, а вдали были видны гребешки пены — точь-в-точь как белые барашки, о которых рассказывала Лена в день их первого знакомства.
— Помнишь, как мы строили тоннель? — спросила девочка.
— Еще бы! А когда он будет?
— Уже скоро.
— А мы увидим, как поезд будет в него въезжать?
— Скоро увидите, — заверил его Отар. — Особенно много тоннелей близ Сочи. Насмотритесь, еще и надоесть успеют.
Гена вытянул шею, стараясь разглядеть, что там впереди по ходу поезда. И увидел вдали гору, а в ней черное отверстие, - к нему быстро приближался их поезд. Вот локомотив нырнул в это отверстие и стал втягивать туда вагоны.
— Тоннель! — заорал он так, что все вздрогнули. — Сейчас будет тоннель!
— И незачем так орать, — голосом интеллигентного кролика заметила Лена, — ничего страшного. Сейчас зажгут свет, а когда поезд выйдет из тоннеля, погасят.
И действительно, как только налетела темнота, в вагоне зажегся свет. Тоннель был коротким, и Гена не успел испугаться. Вдруг снова стало светло, и море оказалось совсем близко. Гена увидел пляж и загорающих на нем людей. Маленький мальчик с большим ярким мячом бежал к воде, а за ним гнался загорелый мужчина — наверно, его папа. От восторга Гена запрыгал, стоя на четвереньках, и сейчас же больно стукнулся макушкой о верхнюю полку - пришлось Ольге намочить полотенце и приложить к его голове, чтоб не выросла шишка.
Стоя у окна, Ольга с замиранием сердца следила, как приближается знакомый маленький вокзал. Гагра. Милый городок, куда они с Юлькой пытались убежать от своей судьбы. Но любовь властно вернула их обратно и направила по пути, предначертанному Всевышним. Она смотрела на вокзал и представляла привокзальную площадь позади него и автобусы на ней. Она вспомнила, как вернулась на таком автобусе из Гагры в Пицунду и как Он подал ей руку, и как она покорно оперлась на нее. И Его взгляд, от которого у нее бешено заколотилось сердце. И свое молчаливое согласие, давшее Ему право кликнуть "Золотую рыбку".
Любовь моя! — думала она. Ты всегда со мной. Ты живешь во мне - и с этим ничего нельзя поделать. Время не властно над тобой. И умрешь ты, наверно, только вместе со мной.
Мучимая почти физической болью, она тихо отошла от окна и села, закрыв глаза. И сейчас же не сводившая с нее глаз Леночка забралась к ней на колени, обняла и прижалась всем тельцем. Сразу стало легче дышать. Она покрыла поцелуями личико девочки, как всегда делала в такие минуты - и боль отступила.
В Батуми их встречали сразу на двух машинах друзья Отара и родители Гоги — мальчика, спасенного Серго. У ворот дома Серго поджидала истаявшая маленькая женщина в черном — его мать.
— Оленька! — с плачем обняла она Ольгу. — Уж и не чаяла увидеть тебя. Серго с отцом зовут меня, может, скоро соединюсь с ними. Поскорее бы.
— Не говорите так, мама, — попросила Ольга, обнимая ее. Она сама с трудом сдерживала слезы. — Посмотрите на свою внучку, ведь она — вылитый Серго! Все в ней от него — и лицо, и манеры, и характер. Бог послал нам ее в утешение. Мы будем жить у вас целый месяц. И вы сможете видеть вашу Леночку каждый день и радоваться ей. Вам ведь так этого хотелось.
— Леночка! Внученька моя! Серго мой маленький! — Бабушка никак не могла оторваться от девочки — все целовала ее лоб и щечки. Наконец она опомнилась.
— Господи, что ж это я! Пойдемте, пойдемте в дом. Столы уже накрыты. Нино с Кариночкой постарались ваши любимые кушанья приготовить. А мальчики уж так ждут, так ждут свою сестричку. Заходите, заходите все! И вы, Отари, и вы, милая, — обратилась она к Юле. — Сынок, это что же — твоя невеста? Красивая девушка, поздравляю. И ты, деточка, заходи, не бойся. — Она погладила по голове Гену. — Ты, наверно, Леночкин дружок? Слышали мы, что ты ее заступник, спасибо тебе.
Сестры Серго — Нино и Каринэ — с сыновьями, улыбаясь, стояли на пороге. Мальчики, увидев Лену, хотели было броситься к ней, но вдруг засмущались. Это были уже не те подростки, что год назад носили свою сестричку на руках, как на скамеечке. Они вытянулись и стали совсем похожи на взрослых парней. Леночка, встав на цыпочки, поцеловала каждого, отчего они засмущались еще больше.
Гена мрачно наблюдал за их встречей. Ему совсем не улыбалось делиться Леночкиным вниманием с ее настоящими братьями. Похоже, он им тоже не понравился - потому как смотрели они на него весьма неприветливо.
Назревает конфликт, отметил про себя Отар. Этот пацан, как Цербер, не желает подпускать к девочке никого. А для тех он — как кость в горле. Делить с ним свою сестру, приехавшую всего на месяц, им тоже совсем не с руки. Придется гасить страсти в пожарном порядке - не то разгорятся не на шутку.
Пока мыли руки, пока усаживались за стол, Отар успел поделиться с Ольгой своими опасениями. Та успокоила его:
— Ничего, я поговорю с Леной — она их живо помирит. Еще как подружатся.
За большим столом семейства Джанелия всем хватило места. Реваз и Джават — братья Леночки — сразу сели рядом с сестренкой, всем своим видом показывая Гене кто на нее имеет больше прав. Гена сидел напротив и исподлобья наблюдал, как Лена весело болтает с ними, переходя время от времени с русского языка на грузинский. Настроение его стремительно портилось.
— Почему мальчик не ест? — спросила бабушка Отара. — Может, не нравится ему наше угощение? Спроси, чего он хочет.
— Он ревнует Лену к ее братьям — дома к ней никого не подпускал. А здесь он уже не всевластен.
— Такой маленький, а уже ревнует? — засмеялась бабушка. — Ох, невеселое у него будущее — воевать со всеми, кому она приглянется. Боюсь, таких будет много, ой много!
Я сама этого боюсь, подумала Ольга, наблюдая эту картину. Она вспомнила взрыв горя, буквально раздавившего Гену в день их знакомства, когда они с Леночкой собрались уходить из парка. Сейчас это детская привязанность, а уже такая сильная. Но совсем скоро она перерастет в любовь. Что будет, если Лена не ответит на его чувство? Страшно подумать.
После обеда Ольга с Юлей поднялись в комнату Серго. Здесь все хранило память о нем: его книги и тетради, его гантели, его костюмы в шкафу. На столе лежало недописанное письмо, адресованное ей - он оставил его, уходя на свое последнее дежурство. На стене рядом с ее портретом теперь висел портрет Серго, подаренный Ольгой его матери.
— Какой взгляд у вас на этих портретах, — заметила Юля, — одинаковый, ласковый и такой счастливый! Куда ты смотрела в этот момент?
— На Серго. Он встал рядом с фотографом, чтобы я смотрела на него. А когда фотографировали Серго, я стала на его место. Мы здесь смотрим друг на друга.
— Представляю, как тяжело тебе находиться в этой комнате.
— Ты знаешь, нет! Наоборот, хорошо, покойно. Здесь я как-то особенно остро чувствую его присутствие - будто он вышел на минутку и сейчас вернется. В наш прошлый приезд мы с Леночкой здесь жили. Я спала на его кровати, а Лена на диване. И мне приснилось, что он рядом и у нас все-все было, как тогда. Юля, я была такая счастливая! Я даже проснулась от счастья. Но чувство, что он рядом, осталось. А знаешь, какое самое любимое у нас здесь занятие? Рассматривать его фотоальбом. Хочешь, покажу?
— Ну, покажи.
— Смотри. Вот ему еще года нет. Правда, прелесть? Леночка точь-в-точь такой же была, помнишь? А здесь ему семь лет, как ей сейчас. Ну разве не копия?
— Губы у нее немножко другие. Больше на твои похожи. А верхняя часть лица — один к одному он.
— Да, губы у нее подкачали. У Серго они покрупнее были. Но все равно, он и она в детстве — одно лицо.
Со стесненным сердцем слушала Юля подругу. Это безнадежно, думала она. Олька так и проживет всю жизнь с тенью своего возлюбленного. Спит в его постели — да тут рехнуться можно.
В комнату вбежала Леночка. — Вот вы где! — закричала она. — А я вас ищу, ищу. Мамочка, мы здесь будем жить? Как в прошлом году?
— А ты хотела бы?
— Да, очень! Здесь как будто папа рядом.
Ну вот, еще одна, вздохнула Юля. Олькино воспитание. Другого мужика она уже никогда папой не назовет.
— А не пойти ли нам на море? — перевела она разговор в другое русло.
— Пойдемте, пойдемте! — захлопала в ладоши девочка. — Дядя Отар и мальчики нас внизу ждут. Пойдемте скорее!
— Ну хорошо. Но прежде я хочу с тобой поговорить. Юль, скажи ребятам, что мы спустимся через пять минут.
Когда они остались вдвоем, Ольга передала дочери разговор с Отаром о напряженных отношениях между братьями и ревнивцем Геной.
— Сейчас все зависит от тебя! — внушала она девочке. — Или тебе удастся их подружить, или их молчаливая вражда перейдет в открытое столкновение. Гена владеет опасными приемами — может и покалечить. Конечно, твои братья постарше и их двое. Но Гена такой изобретательный! К тому же ему тоже достанется. А нам с тобой все это ни к чему.
— Мамочка, я знаю, что им скажу. Во-первых, предупрежу, что если они будут ссориться, то не стану ни с кем дружить и даже разговаривать не буду. А еще я расскажу мальчикам, как Гена меня спас от хулигана, как он был весь в крови, а сам все кидался на него. Они так любят смелых — всегда восторгаются папой и дядей Отаром. А Гене скажу, что он должен с ними дружить, потому что они мои братья. И если он тоже мне брат, то не должен с ними ссориться. Не беспокойся, у меня все получится. Я их попрошу научить его плавать, а то он не умеет.
— Без дяди Отара — ни в коем случае! Мы его бабушке обещали, что в воду Гена будет заходить только под нашим присмотром. Лена, смотри, никакой самодеятельности! Ты помнишь, как в прошлом году мальчик утонул? Как мама его кричала?
— Помню, — потупилась девочка, — обещаю без вас не звать его купаться.
— Договорились. Ну пошли, а то нас, наверно, заждались.
Захватив купальники и полотенца, они спустились вниз. Реваза с Джаватом там уже не было — их позвали домой помочь в огороде. Поэтому на море они отправились впятером.
Гена никогда не был на пляже — даже на Дону. Бабушка категорически возражала против его посещения. Она была убеждена, что пляж рассадник всякой заразы. Да и вода в реке кишит микробами.
Они переоделись и устроились в тени под свободным грибком. Дядя Отар приволок два лежака, на которых улеглись тети Оля и Юля. А Гена с Леной и дядей Отаром отправились купаться.
Вода показалась Гене неожиданно холодной. Но Леночка смело кинулась в нее и поплыла вдоль берега.
— Гена, не бойся! — закричала она. — Это только вначале кажется, что вода холодная. Ты сразу окунись, и уже не будет холодно.
— Ну, герой, смелее! — подбодрил его Отар. — Не опозорься перед девочкой. Я обещал научить тебя плавать — и научу. Вперед!
Пришлось подчиниться. С замирающим сердцем мальчик окунулся в воду, и его будто обожгло холодом. По коже побежали мурашки, и она вся покрылась пупырышками. Как у ощипанного гуся.
— Шевелись, шевелись! — приказал Отар, — работай руками и ногами — сразу согреешься.
— И правда, когда Гена окунулся еще раз, ему уже не было так холодно. Подплывшая Леночка взяла его за руки, и они с визгом стали прыгать в воде, поднимая тучи брызг. Гена задыхался от восторга. Никогда еще ему не было так хорошо. Эта сверкающая на солнце изумрудная вода, эта девочка, лучше которой не было никого на свете, эти такие добрые к нему взрослые — все вместе наполнило его душу незнакомым прекрасным чувством. Он и не знал, что название этому чувству — счастье.
Потом дядя Отар с тетей Юлей уплыли, а Леночкина мама осталась с ними. Взрослые договорились ни на минуту не оставлять детей без присмотра. Сидя в тени под грибком, ребята стали играть в крестики и нолики, рисуя их пальцами на песке. Ольга загорала неподалеку.
Вдруг глаза Гены округлились, а лицо приняло удивленное выражение. Проследив за его взглядом, Лена увидела двух малышей — мальчика и девочку — подходивших к ним. Открыв рот, Гена изумленно смотрел на голую малышку.
— И что ты такое особенное увидел? — поинтересовалась Лена, уже догадываясь в чем дело.
— У тебя что... тоже так? — не глядя на нее, спросил он.
— Конечно. А ты что, не знал? Мы — девочки — этим и отличаемся сейчас от вас. А когда станем большими, у нас еще грудки вырастут, чтобы деток молочком кормить. Ты что же думал, что у нас там так же, как у вас?
— Ничего я не думал. Я вообще об этом не думал. А... почему у вас не так, как у нас?
— Но ведь у нас оттуда детки родятся.
— Что-о?! Оттуда?
— Ну да. А ты думал откуда?
— Я думал... что из живота, что живот режут... или как-нибудь еще. Слушай, а как они там появляются?
— Объясняю. У нас в животе есть такой мешочек с двумя веточками. — Лена нарисовала пальчиком на песке овал и провела от него две линии. — На этих веточках вырастает яичко. Когда оно созреет, то отрывается от веточки и попадает в мешочек. А там в это яичко проникает ваша частичка, такая с хвостиком, — у нее очень трудное название. Так образуется зародыш. Потом он растет и превращается в ребеночка.
— Откуда ты все это знаешь?
— Мне мама рассказывала. И у меня дома книжка такая есть. Перевод с французского. Там все написано и картинки нарисованы. Приедем домой, я тебе дам ее почитать. А тебе что, мама никогда не рассказывала про это?
— Никто мне ничего не рассказывал! — насупился Гена. — А как в ваш мешочек наша частичка попадает?
— Ну, Гена, это ты сам догадайся, — засмеялась Лена. — Посмотри на этих деток и догадайся. Ты же умный.
Гена растерянно взглянул на голых малышей, сидевших рядом с ними на корточках. То, что пришло ему в голову, было так невероятно, что... нет, в это невозможно было поверить.
— Как... туда? Да-а?! — воскликнул он, покраснев до пяток.
— Конечно! А как же еще? Но это можно только взрослым.
Ужасные мысли тараканами полезли Гене в голову - от них его даже замутило. Так вот, значит, как! Вот как это бывает! Значит, и его мама... и бабушка... и тетя Оля... И тетя Юля с дядей Отаром... И Лена... так будет делать? Какая гадость!
Не в силах больше находиться с ней рядом, он вскочил и понесся, не разбирая дороги, сам не зная куда. Он бежал, наступая на лежащие тела, провожаемый возмущенными возгласами и ругательствами, пока не споткнулся о какую-то толстую тетку и не растянулся во весь рост. Стряхивая песок и потирая ушибленные места, он подошел к воде и сел. Сейчас сильнее всего ему хотелось никого не видеть и не слышать - остаться одному, чтобы успокоиться и все обдумать. Но ведь не дадут.
— Что это с ним? Куда он понесся? — обеспокоено спросила Ольга Лену. Та, опустив голову, молчала.
— Кажется, я догадался, — весело заметил подошедший Отар, глядя на игравших рядом малышей и Леночкин рисунок. — Девушка просветила молодого человека кое в каких вопросах бытия, а он к такой новости оказался не готов. Пойду поговорю с ним.
Они видели, как Отар подошел к мальчику, сел рядом и стал что-то говорить. Тот молча кидал камешки в воду. Потом Отар встал и протянул Гене руку. Но он остался сидеть, как сидел. Тогда Отар взял под мышку багрового Гену и принес обратно.
— И чего ты понесся, как угорелый? — Лена насмешливо посмотрела на надутого Гену.
— Эти взрослые! Ненавижу! — вдруг выкрикнул он. — Нас все время поучают: этого нельзя, того не делай! А сами что вытворяют? В сто раз хуже! И как им только не противно!
— Ой, Гена! Ой, какой ты глупый! — Лена повалилась от хохота на спину и стала дрыгать в воздухе ногами. — Ой, не могу!
— Не вижу ничего смешного! — огрызнулся Гена.
— Ну как же не смешно? Когда ты такие глупости говоришь. Тебе уже семь лет, а ты рассуждаешь хуже маленького. При чем здесь взрослые, если Бог людей такими сделал? Пойми, люди так устроены! И не только люди. Ты же любишь собак. А они, между прочим, тоже так же рождаются. И кошки, и другие животные. Что же, их всех ненавидеть за это?
— Скажи, что ты никогда не будешь так делать. Обещай мне! — потребовал он, не поднимая головы.
— Еще как буду! Когда вырасту и влюблюсь, буду обязательно. А иначе - как мои детки родятся?
— Тогда влюбись в меня.
— Ну... не знаю. Ты ведь брат. А в братьев не влюбляются.
— Но ведь я ненастоящий брат.
— Ага, уже ненастоящий! Значит, отрекаешься? Больше не хочешь быть мне братом?
— Нет, хочу, хочу! Но я не хочу, чтобы ты... с каким-нибудь другим гадом... так делала.
— Но ведь это когда еще будет! Зачем сейчас об этом думать? Сто лет пройдет, пока мы вырастем. И потом — ты ведь тоже можешь влюбиться в какую-нибудь другую девочку.
— Если через сто, тогда ладно. Но, смотри, не раньше! И никаких других девочек, не надейся.
— Послушай, Гена. — Лена вспомнила разговор с мамой. — Реваз с Джаватом тоже мои братья. Они сыновья сестер моего папы. Я их очень люблю. И они меня любят. Поэтому ты должен с ними подружиться. Почему ты на них волком смотришь? Разве нельзя дружить всем вместе?
— Да, а чего они! Сами сели рядом с тобой, а я - как отверженный. Это они на меня смотрят, как на врага. Пусть только попробуют тронуть!
— Гена, как тебе не стыдно! — с отчаянием воскликнула девочка. — С какой стати они будут тебя трогать? Ты сам не задирайся, тогда и тебя никто не тронет. Дай мне слово, что ты с ними подружишься. Ну, по крайней мере, постараешься подружиться. Иначе я не буду с тобой разговаривать. Ты этого хочешь?
— Нет-нет! — пошел на попятную Гена. — Конечно, не хочу. Но как я с ними подружусь? Ты же видишь — я им не нравлюсь.
— А ты будь поприветливее. Улыбнись, скажи что-нибудь хорошее. Или спроси про что-нибудь. Спроси, где ежевика растет? Или когда на рыбалку поедем?
— Не умею я так, Лена. И не буду к ним подлизываться. Первым не задираться обещаю, а там — как получится.
Реваз и Джават оказались легки на помине. Они появились на пляже и стали, озираясь по сторонам.
— Мальчики, мы здесь, здесь! — закричала Лена и замахала рукой.
Они заулыбались, заметив ее, и тут же нахмурились, увидев рядом Гену.
— Что я тебе говорил? — Гена встал и демонстративно отошел от нее подальше. Сел возле самой воды и стал бросать в море камешки.
— Вот что, братики! — решительно сказала Леночка. — Гена мой друг. Мы живем в одном доме и ходим в один садик. Он меня защищает и не дает никому обижать. Он очень смелый. Один кинулся на взрослого хулигана, когда тот меня за руку схватил. Сам весь в крови был, а все равно бросался, пока того в милицию не забрали.
Гена гость. Бабушка и дядя Отар пригласили его поехать с нами. У него мама в больнице, а папы нет. Поэтому я вас очень прошу, не обижайте его. Пожалуйста, подружитесь с ним — он очень хороший и умный!
— Да, а чего он себя твоим братом называет? — возмущенно спросил Реваз. — Какой он тебе брат? Твои братья мы. Самозванец он, а не брат!
— Это мы с ним договорились, что будем как будто брат и сестра. Когда только познакомились. А вам что, жалко? Какая вам разница? Ну и пусть тоже считает себя братом. Что, трех братьев у сестры не бывает что ли?
Мальчики недовольно молчали.
— Значит так, братики! — рассердилась Лена. — Или мы будем дружить вчетвером, или я буду везде ходить только с мамой. Я Гене обещала, когда мы ехали сюда, показать, где ежевика растет и кизил. Он же их никогда не пробовал. Обещала, что пойдем в горы и на рыбалку съездим. Выходит, я все наврала? Грузины все гостеприимные, а вы что же — не грузины?
— Ладно, девочка, — согласился Джават, — зови его. Будем мириться.
— Гена, иди сюда! — позвала Лена. — Ну иди, не бойся.
— Когда это я боялся? — буркнул Гена. Но подошел. Они взялись за руки, и Лена, положив сверху свою ладошку, торжественно объявила:
— Мир, мир навсегда! Ссора с дракой никогда!
Так был положен конец вражде. Ольга разрешила Лене с Геной еще раз искупаться, и вся компания ринулась в море.
Утром следующего дня они пошли на кладбище — навестить могилы Серго и его отца. Ольга с трудом заставила себя туда идти. Ей очень этого не хотелось.
Давно, еще в Ленинграде, убежав раздетой из дому после памятного разговора с отцом и сидя окаменевшей на остановке, она вдруг каким-то внутренним зрением увидела у самых ног своих бездонную пропасть, в которой притаилось Безумие. Балансируя на ее краю, Оля почувствовала, что, если сейчас туда сорвется, то обратно, в мир людей, ей уже не выбраться - Безумие поглотит ее целиком. В тот миг только мысль о ребенке да прибежавшая мать помогли ей отойти от края страшной пропасти. Но та не исчезла — ее край черной полосой постоянно маячил где-то поблизости, то удаляясь, то снова приближаясь, когда она позволяла отчаянию овладевать собой.
И теперь по дороге на кладбище она собирала все свои силы, чтобы не позволить себе сорваться. Она уговаривала себя, что нужна Леночке: ведь их дочь еще так мала. И столько не сделано в жизни дел. И самое главное, там нет Серго, в той яме. Он здесь, он всегда рядом. Да, она почти перестала слышать его голос. Но ей этого и не надо было — она постоянно чувствовала присутствие Серго и знала точно, что бы он сказал или сделал в том или ином случае. Его фотография была всегда с ней. Но чтобы увидеть любимого, ей не надо было ее доставать — внутренним зрением она видела его сразу, как только ей этого хотелось.
Но на кладбище присутствие духа вновь покинуло ее. Как только она увидела портрет Серго на плоскости мраморного памятника, зияющая бездна стала стремительно приближаться, грозя затянуть ее туда, откуда не выбраться. И снова внимательно следивший за ней Отар успел обнять ее и, прижав к себе, повел прочь со словами: “Его там нет, родная моя! Он здесь, с нами — он с нами всегда. Он любит нас, и мы любим его. А это только холмик и памятник, простой мрамор — и все.”
И Леночка держала ее за руку, прижималась к ней и заглядывала в глаза.
Снова край бездны отошел от нее и ушел далеко-далеко — куда-то к горизонту.
— Любишь Ольку? — без тени ревности спросила Юлька Отара, когда они остались одни. — Вижу, следишь за ней — глаз не спускаешь. Как доктор.
— Люблю, — легко согласился с Отар. — Люблю вас обеих очень сильно. Но по-разному. Тебя люблю как жену, как мать моих будущих детей. А ее — как сестру. Нет, больше. Как возлюбленную моего лучшего друга. Я поклялся у его могилы, что буду любить их — ее и девочку — и заботиться о них до самой смерти, чего бы мне это ни стоило. А ты меня знаешь — я слово свое держу.
— Тогда ты меня поймешь, должен понять. Отар, она ведь не живет. Она живет с тенью, как с живым человеком. Спит в его постели, и во сне у них любовь. Как у нее крыша еще не поехала — не представляю. Я бы точно свихнулась.
— Юлечка, она его до сих пор любит. Так бывает. Слишком сильно он ее тогда поразил. А Оля очень цельный человек и потому отдалась этой любви целиком. И держится за нее, как за соломинку.
— Но его ведь нет! — закричала Юлька с отчаянием. — Нет и больше никогда не будет! Нет никаких голосов и его присутствия ни в его доме, ни в ней самой. Это все только ее воображение. Надо же ей это как-то объяснить. Она же не видит никого вокруг, потому что видит только его. Отарик, так жить невозможно — у меня сердце разрывается при взгляде на нее!
— Но что мы можем поделать, дорогая?
— Надо с ней серьезно поговорить. Пусть мать и сестры Серго тоже поговорят. Они что же, не видят, что она губит себя этой любовью? Только девочка и держит ее. Не будь дочери, она — здоровая, прелестная молодая женщина — отправилась бы следом за Серго, не раздумывая. Как же, его душа ее ждет – не дождется. Нет никакой души — все это выдумки! А все кругом молча одобряют ее, словно с ума посходили! Пусть объяснят ей, что она свободна. Его мать для нее — святая, может хоть ее послушает?
В тот же день после обеда мать Серго позвала Ольгу в свою комнату. Там находились его сестры и Отар с Юлей. От выражения их лиц у Ольги похолодело внутри.
— Доченька! — обратилась к ней мать. — Мы знаем, как ты любила и любишь Серго. Но Бог забрал его к себе, а ты осталась здесь. Нельзя любить мертвого, как живого, — это нехорошо. Сходи в церковь, попроси Серго, чтобы он отпустил тебя.
— Но я не хочу, не хочу, чтобы он отпускал меня! — горячо возразила Ольга. — Мне хорошо только с ним! Без него кругом пустота. Как жить в пустоте?
Этого Юлька вытерпеть уже не смогла.
— Да пойми ты: он умер! Его нет! Почему же в пустоте? Ты живешь среди людей, живых людей. Только ты их не видишь.
— Почему не вижу — вижу. У меня с людьми нормальные отношения.
— Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. О мужчинах! Неужели за все это время тебе не хотелось обнять живого мужчину? Я даже представить себе этого не могу!
Конечно, хотелось, подумала Ольга. Еще как хотелось!
Она вспомнила, как в Ленинграде начал за ней ухаживать доцент Заславский — славный человек, овдовевший года три назад. Ухаживал он ненавязчиво и красиво. То она обнаруживала букет свежих роз у своих дверей. То на ее столе в кабинете появлялась огромная коробка шоколадных конфет. А как-то под Новый год посыльный принес к ней домой небольшую корзинку, полную свежей клубники.
Наконец она сдалась и согласилась с ним встречаться. Они подолгу бродили по городу, и Ольга с удовольствием слушала рассказы Кости — заядлого альпиниста — о походах в горы. Костя Заславский был умен и имел приятную внешность. А самое главное, он был деликатен и великолепно чувствовал ее настроение. Всегда знал, что ему можно в данный момент, а чего нельзя.
И их первый поцелуй не был ей неприятен. Поэтому, когда он пригласил ее к себе, она, сделав небольшое усилие, согласилась. Ольга ясно понимала, что ее ждет у него дома. Но Константин был во всех отношениях подходящей партией — так ей внушали все доброжелатели. И она стала надеяться, что, может, у них и сладится.
У Кости была семилетняя дочь. В тот день она гостила у бабушки. Ольга тоже отвела Леночку к матери, поэтому ничто не могло помешать им провести вечер, а может, и ночь, вдвоем.
Когда она, сняв в его прихожей пальто, подошла к трюмо, он решил, что ей захотелось поправить прическу или привести себя в порядок. Со словами “надо посмотреть, что на кухне делается” он оставил ее на пару минут одну.
И тут в зеркале трюмо она увидела Серго. Он стоял у противоположной стены прихожей, скрестив руки на груди, как тогда на пляже. И молча смотрел на нее. Тихо, как вор, сняла она с вешалки пальто и, не одеваясь, выскользнула за дверь. Прибежала домой и, задыхаясь от рыданий, упала на диван. Она заплакала в голос, и тотчас же раздался звонок в дверь - это бабушка привела раскапризничавшуюся Леночку, та никак не хотела оставаться на ночь. Все требовала, чтобы ее отвели к маме.
На следующий день Ольга попросила прощения у Константина. Обиженный, он только молча кивнул, и на этом их отношения прекратились.
— Юля, ты же знаешь, я не могу просто так... с мужчиной, у меня не получается. Ты же помнишь тот случай с Костей Заславским — я тебе рассказывала. Ничего не вышло, а как потом было неудобно.
— Она пришла к мужчине и увидела в зеркале Серго, — пояснила Юля. — И позорно сбежала. Но только я уверена: никакого Серго там не было, тебе просто показалось. Надо было чуть-чуть подождать. Вернулся бы Костя, и все было бы хорошо. Такой отличный парень, и вы так подходили друг другу.
— Ничего мы не подходили! Я, как перестала с ним встречаться, такое почувствовала облегчение. Не любила я его, потому так и получилось.
— Да ты никогда никого не полюбишь! Потому что рядом с каждым мужчиной видишь Серго. Конечно, он был лучше всех. Но такие, может, раз в сто лет рождаются. Так что теперь — ни на кого не смотреть?
— Юля, не мучай меня! — заплакала Ольга. — Мне никто не нужен, кроме него. Я хочу мужчину, но чтоб это был Серго. Мне плохо, оставь меня.
И смертельно побледнев, она медленно стала валиться на бок. Но не спускавший с нее глаз Отар мгновенно подхватил ее и, зажав между ладонями помертвевшее Ольгино лицо, стал целовать в закрытые, заплаканные глаза.
— Немедленно прекрати! — приказал он Юльке. — Живи, Оленька, как подсказывает тебе сердце. Любишь Серго и люби — он заслужил такую любовь. Чтоб я больше не слышал этих разговоров, Юля! Тысячи женщин живут с ребенком без мужчин. И Оля с Леночкой будут жить — и неплохо будут жить. Уж я позабочусь.
И со словами “не плачь, детка, я с тобой” он прижал Ольгину голову к себе и стал медленно покачивать ее, пока она не успокоилась.
Надутая Юлька выскочила из комнаты. Следом вышли сестры Серго и Отар. Ольга осталась наедине с матерью.
— Прости меня, деточка! — Мать Серго печально глядела на нее запавшими, обведенными черными кругами глазами. — Но хочу важное сказать. Пока жива.
Оленька, ты должна знать: Леночка включена в наше завещание. Ей принадлежит часть наследства. Это большие деньги. Ведь род Джанелия очень древний и имущества у нас накопилось много.
— Спасибо, мама, но у вас есть законные наследники: сестры Серго и их дети. Мы с Леночкой и так вас любим. Нам ничего не нужно.
— Зачем обижаешь, дочка? Разве Леночка мне не такая же внучка, как дети моих дочерей? Она дочь Серго — моего единственного сына и такая же законная наследница, как ее братья. Хочу, чтобы она носила фамилию Джанелия. Как на это смотришь?
— Мама, пусть она останется Туржанской до совершеннолетия. А когда будет получать паспорт — если захочет, возьмет фамилию отца. Сейчас нам удобнее иметь одну фамилию.
— А может, ты тоже сменишь фамилию на Джанелия? Отар быстро паспорт выправит.
— Нет, мама, меня в научном мире знают как профессора Туржанскую. У меня статьи вышли под этой фамилией и книги. А вот в документах Леночки надо бы Серго отцом записать, а то у нее там прочерк.
— Скажу Отару — все сделает, — заверила ее мать. — А про наследство помни, не забывай.
Да не нужно нам с дочкой никакого наследства, думала Ольга, поднимаясь к себе. Еще поссорит оно нас с сестрами Серго. Надо с ними поговорить, сказать, чтобы они не беспокоились, что все останется им.
— Воля родителей — закон для нас, — сухо ответила ей старшая сестра Нино. — Серго наш любимый младший брат, а его дочь наша племянница, и она получит то, что ей принадлежит по праву.
Больше они к этой теме не возвращались.
Благодаря связям Отара их с Юлькой быстро зарегистрировали, и стали они, наконец, законными мужем и женой. По этому поводу сыграли грандиозную свадьбу.
Сразу после свадьбы молодые впервые крупно поссорились. Приближалось первое сентября, и Юлька, не говоря Отару ни слова, пошла устраиваться на работу в школу. Там ее охотно взяли. Еще бы — выпускница ленинградского вуза да с хорошим стажем. Узнав об этом, Отар рассвирепел.
— Кто тебе разрешил это делать? — кричал он на перепуганную Юльку. — Я тебе разрешил это делать? Ты теперь моя жена и должна со мной советоваться! Тебе надо к дому привыкать, к хозяйству. А ты будешь в школу бегать да над тетрадками сидеть? Никакой работы! Сиди дома, а семью я буду обеспечивать.
— Но, Отарик, как же я без школы? — лепетала несчастная Юлька. — Первое сентября, а я в школу не пойду — это просто невозможно представить! Я же математик, я потеряю квалификацию. И потом, я без детей не могу.
— Своих будешь воспитывать! А пока их нет, учись быть моей женой. Все, никакой школы. Я сказал!
Кажется, повторяется ленинградская история, расстроилась Ольга, узнав от плачущей Юльки о ее беде. Кто бы мог подумать, что Отар так себя поведет. Но с другой стороны — а чего Юлька ожидала? Тут тебе не Ленинград, тут свои обычаи. Хотя, ведь работают же грузинские женщины и учителями, и врачами. Надо с ним поговорить.
— Отарик, — осторожно начала она, когда они вдвоем сидели на пляже, наблюдая за плавающей наперегонки ребятней, — мне кажется, что с Юлькой ты не совсем прав. Нельзя так сразу лишать ее любимого дела. Пойми, она все эти годы жила школой. Ее прежний муж попробовал ее этого лишить — и что вышло?
Отар с недовольным видом слушал ее, но не перебивал.
— Отарик, — продолжила она, вдохновленная его вниманием, — появятся дети — один, другой, — она сама бросит работу. Но пока... ну дай ей возможность хоть четыре часа в неделю иметь. Это всего один класс. Только на полгода. После Нового года она сама его оставит, вот увидишь.
— Почему так думаешь?
— А ты дай мне слово, что ей не скажешь - что я выдала ее секрет. А то она потом со мной делиться не будет.
— Что еще за секреты? Детство какое-то. Ну хорошо, даю.
— У нее задержка.
— Правда? — Он вскочил и обнял Ольгу так, что у той захрустели кости. — Правду говоришь? И тут же нахмурился: — Но почему я об этом от тебя узнаю? Почему она сама мне не сказала?
— Она не уверена — слишком мало времени прошло. Скажет еще. Не сердись. За такую новость обещай мне разрешить ей один класс взять, а, Отарик?
— А если с ней что случится? Дети баловаться будут, а ей плохо станет? Я с ума тогда сойду!
— Да ничего с ней не случится! С какой стати ей должно стать плохо? Она совершенно здорова. Посмотри на нее — кровь с молоком. Разреши, Отарик. Она так будет рада! Ты же не хочешь, чтобы на первое сентября она проревела весь день? Вот тогда точно случится.
— Ладно, подумаю, — смягчился он. — Но только до Нового года. А потом пусть готовится матерью стать, и никакой школы. Скажи ей, что один класс пусть берет.
— Сам скажи.
— Получится, что я, мужчина, женщине уступаю? У нас так не принято.
— А почему женщине нельзя уступить? Если любишь ее. Скажи: — Юлечка, из любви к тебе я согласен, чтобы ты вела один класс. Чтобы чувствовала себя как дома. Знаешь, как она обрадуется!
— Хорошо, скажу.
И то ладно, подумала довольная Ольга. Вот и стал он свой характер показывать, как обещал. Еще тот характер! Покруче Юлькиного будет.
— Как сыночка назовете? — замирая, спросила она. — Вот если бы... — успела подумать.
— Конечно, Серго! — угадал он ее мысли. — Только так! А если будет девочка, — Олей. Мы с Юлей это уже решили. Она согласна. Ведь Серго был моим лучшим другом. А ты ее любимая подруга. Ты рада?
— Ой, Отарик! — кинулась она ему на шею. — Ой, спасибо! Господи, какое это будет для меня счастье — сказать твоему сыночку: “Здравствуй, Серго!” Непременно родите сына.
— Пока не родится сын, не остановимся, клянусь. Хоть десять дочек будет, — засмеялся он. — Но я уверен: первенец будет Серго.
— Чем Юлька занимается? — спросила Ольга. — Почему на море не пошла?
— Родителей развлекает. Мама за ней хвостом ходит, все ей рассказывает да показывает. Дома прохладно, а у Юли с утра что-то голова побаливала. Вот я и решил, пусть дома посидит, а как жара спадет, сходим с ней на море. Завтра я обещал ребят на рыбалку свозить, если море будет спокойным. Сейчас самое время черноморских акул — катранов — ловить, на голые крючки бросаются. Только вот не знаю, как с Леночкой быть. Жестокое это зрелище. У них на спине ядовитый шип — его надо еще в воде выломать, чтобы не уколоться. А они рыбины здоровенные и шершавые, как наждак. В лодке так прыгают — еще испугают девочку или поранят.
— Ничего, она со мной останется. Пойдем с ней и Юлей за ежевикой. А вернетесь, рыбы нажарим. Если поймаете. Не бойтесь, мы без вас скучать не будем.
Рыбалка удалась на славу. Гена с горящими глазами, захлебываясь словами, опережавшими его мысли, и отчаянно жестикулируя, рассказывал Леночке, как они сначала ловили на удочку со множеством голых крючков маленьких блестящих рыбок, с жадностью глотавших эти крючки. И как потом на этих рыбок набрасывались здоровенные катраны. Только опустишь удочку в воду — и уже на ней катран. Сильная рыба ходила вокруг лодки - да так, что лодка крутилась на месте. Потом у нее, уставшей, дядя Отар выламывал ядовитый шип, а затем забрасывал ее в лодку. Они поймали восемь рыбин. Как прыгали они, как били хвостами! Как одна рыбина оцарапала своей наждачной чешуей Гене ногу — пришлось даже царапину йодом смазывать.
— Понравилось тебе рыбу ловить? — спросила Лена.
— Очень-очень! Мне дядя Отар обещал настоящую складную удочку подарить. Буду на Дону удить — там тоже много рыбы водится.
— А тебе не жалко рыбок? Я видела: тут рыбалил на волнорезе один мальчик. Пойманные рыбки так бились и ротики разевали! Мне их очень жалко стало.
— Конечно, мне тоже жалко. Но знаешь, когда держишь удочку и чувствуешь, что там, в воде, за другой конец тянет рыба, об этом не думаешь. Обо всем забываешь, только бы ее вытащить оттуда. Так здорово! И потом — это ведь еда. Ведь ешь же ты колбасу и котлетки, хотя свинок тоже жалко. И коров.
Пойманную рыбу с собранными помидорами и выкопанной на огороде картошкой, вкусно поджаренной и посыпанной своим луком и зеленью, ребята уплели с таким аппетитом, что огромная сковорода мигом опустела.
На следующий день все отправились в горы по ягоды. Собрали еще несколько ведер ежевики, из которой сестры Серго сварили изумительное варенье. На поиски кизила у них уже не хватило сил — решили отложить на потом.
Так весело и с пользой летел отпуск. На десятый день пребывания на море Ольга дозвонилась до бабушки Гены. Звонила со страхом, уговаривая себя, что о самом худшем им бы уже сообщили. Ведь плохие вести приходят быстро.
— Мальчики! У нас мальчики родились, Миша и Гриша! — радостно закричала в трубку Людмила Ивановна. — Скажите Гене, что у него теперь два братика. Света чувствует себя хорошо. Еще пока в больнице, но уже скоро выпишут, дней через десять. Их отец объявился. У него с женой детей нет. А тут, как узнал, что два сына родились, прибежал, ног под собой не чуя. Ему Светина подруга рассказала, у которой они любовь крутили. Мои, говорит, дети, хочу их воспитывать. Интересно, как он собирается это делать. Ну да ладно, поживем — увидим. Коляску приволок для двойни. Во отец выискался!
— Так ведь и вправду отец! — обрадовалась Ольга. — Пусть помогает, раз охота есть. Вы не прогоняйте его, Людмила Ивановна.
— Да кто ж его прогоняет? Пусть ходит, коли так.
Гена обрадовался, что мама жива и здорова, но известие о рождении братиков принял равнодушно.
— Если бы они были большими! — протянул он с досадой. — А так... что с ними делать? Ни поговорить с ними, ни поиграть. Когда еще они вырастут. Но мне и тогда с ними будет неинтересно — я еще старше стану.
— Гена, нельзя быть таким прагматичным: интересно, неинтересно — укорила его Ольга. — Это твои родные братья, поэтому ты должен их любить и заботиться о них.
Гена хмуро выслушал ее и ничего не ответил. Зато Леночка пришла в бурный восторг.
— Ой, Гена, какой ты счастливый! Ой, как я хочу их поскорее увидеть! А мне тетя Света разрешит их понянчить, как думаешь?
— Не знаю, — проворчал Гена, — ты, наверно, теперь с ними больше будешь возиться, чем со мной.
— Но ты же не маленький, чтобы с тобой возиться! Будем возиться с ними вместе. Чем ты недоволен? Еще не видел их, а они тебе уже не нравятся.
— Мне не нравится, что вы все так им радуетесь, будто они это заслужили. Ну родились, ну и что? Лучше бы ты мне радовалась, а не им.
— Да ты просто ревнуешь к ним всех! Стыдно так говорить! Если ты не будешь их любить, я не стану с тобой дружить, так и знай.
— Да буду, буду, куда я денусь.
— Вот ведь какой эгоист! — говорила Ольга Отару. — С cамого начала не хотел их рождения. Чтобы все только ему. Хотя, конечно, живут они бедно, а теперь еще труднее будет. Может, хоть отец малышей поможет. Но для Гены это новый повод для ревности — их то он будет любить, а его нет. Бедная Светлана, как у нее хватит сил на всех, не представляю.
— Помогай ей.
— Обязательно буду. И Лену приучу. У меня много детских вещей осталось и игрушек. Все для Юлькиных будущих малышей собирала. Платьица мальчикам не пригодятся, а половину костюмчиков, комбинезонов и других вещей им отдам.
— Отдай все. Я своим новое куплю.
— Хорошо. Как замечательно, что ваш малыш тоже в июне родится. Правда, жаль, что с разницей в восемь лет. Может, вместе с Леночкиным их день рождения справлять будем? Надо было вам еще тогда — в Пицунде — последовать нашему с Серго примеру.
— А ты что же думаешь, — засмеялся Отар, — мы не последовали? На следующий же день последовали. И потом еще несколько раз "Золотая рыбка" нас на тот пляж возила. Но мы были тогда такими глупыми. И Юля противилась, да и я не хотел. Столько времени потеряли. Спасибо тебе, а то вообще могли больше не встретиться. Помню, я все удивлялся: как ты решилась оставить ребенка? И родителей не побоялась, и диссертацию надо было писать. Отважная ты, Оля.
— Знаешь, чего я больше всего боялась? Что ребенка не будет. Я так его хотела! Думала: если мне с Серго быть не суждено, пусть хоть ребенок останется. Не могла с ним расстаться, чтобы ничего не осталось. И очень боялась, что он догадается, подумает, что хочу его этим привязать к себе.
— А ты думаешь, он не догадался? Да в первый же ваш день догадался. Еще на том пляже.
— Нет, правда? Откуда ты знаешь? Он тебе говорил?
— Не говорил. Но я тебе скажу что-то — и ты сразу поймешь, что он знал о твоем тайном желании и тоже хотел этого. Серго очень любил наши хорошие вина и сам умел делать их. У них дома всегда было свое вино, из своего винограда.
— Я знаю, он мне рассказывал.
— Ну вот. И пиво чешское тоже любил. Мы до того как с вами познакомились, частенько в местный бар захаживали пивка попить. Пьяным он никогда не был, но выпить в хорошей компании был не прочь.
— И что?
— А то, что с того дня, как вы уплыли на "Золотой рыбке", он спиртного в рот не брал. До самого твоего отъезда. Хотел, чтобы ребенок здоровым и умным родился. Сколько я его ни уговаривал — ни в какую! Он знал, что ты хочешь ребенка, не сомневайся. Уже потом, когда ты уехала, он мне сказал об этом.
А ведь правда, вспомнила Ольга, чувствуя, как ее пробирает озноб. Мы с ним в те дни пили только сок. Даже в ресторане. И когда он меня возил показывать форелевое хозяйство, и в деревне у знакомых. Я еще радовалась, что никогда от него спиртным не пахнет. Думала, знает, что не люблю запах алкоголя. А выходит, он догадывался.
— Почему не написала ему, что ждешь? Он, может, раньше бы приехал. Все надеялся, что ты сообщишь ему об этом. Это был бы такой аргумент в его споре с родителями!
— Боялась. И Юлька не советовала. Мы думали, что у него уже другая девушка есть, что он не может так долго быть один. Вдруг бы он рассердился, подумал, что я его шантажировать буду? Конечно, если бы он приехал, обязательно сказала бы. Ошиблись мы с ней обе. Теперь что ж — прошлого не изменишь. Не будем больше говорить об этом, Отарик. А то меня что-то снова знобит и внутри все трясется.
— Не будем, дорогая, — сказал он, обнимая ее за плечи. — Пусть прошлое останется в нашей памяти. А мы будем жить будущим. Ты, главное, помни: мы с Юлей навсегда тебе родные. И Леночке тоже.
— Я знаю.
— Вот вы где! — незаметно подкралась к ним Юлька. — Обо мне говорили? Ну-ка признавайтесь. Я свое имя услышала.
— О тебе, о тебе, — засмеялась Ольга, — о ком же еще? Уговорила твоего мужа разрешить тебе один класс взять. Правда, Отарик?
— Ой, Отарчик, миленький! Эта правда? Разрешаешь?
— Я теперь тебе все разрешаю, счастье мое, — ласково ответил Отар. — Ты только не переутомляйся!
— Олька проговорилась? Ты же обещала! — напустилась на подругу Юлька. — Еще точно ничего не известно.
— А как бы я его уговорила разрешить тебе работать? Только за эту новость и согласился, — оправдывалась Ольга, любуясь похорошевшей подругой. — За это ты меня благодарить должна, а не бранить.
Их пребывание на море близилось к концу, когда страшное происшествие едва не испортило им весь отдых.
За несколько дней до отъезда Ольга с Геной и Леной сидели на пляже под грибком. Отар с Юлей остались дома. Реваз с Джаватом тоже не захотели на море — у них были какие-то свои дела. Гена с Леной много плавали, ныряли и в итоге нагуляли зверский аппетит. Когда Ольга, наконец, выгнала их из воды, они стали хныкать и просить, им купили по бутерброду с сосиской.
Строго-настрого приказав не отходить ни на шаг от грибка, Ольга пошла за бутербродами. Очередь оказалась неожиданно длинной, и она простояла минут двадцать. На обратном пути она вдруг увидела бегущего к ней со всех ног Гену. Он размахивал руками и, обливаясь слезами, кричал на весь пляж:
— Лену... Лену... Лену... какой-то дядька увел! Сказал, что вы ее в автобусе ждете. Чтобы ехать в Сухуми. А мне велел домой идти. Он назвал ваше имя, и она пошла. Ой, тетя Оля, вон автобус, он уже уезжает! Бежим скорее!
Выронив бутерброды, Ольга бросилась за отъезжавшим автобусом. Но он уже выехал на проспект и стал быстро удаляться. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, едва не теряя от ужаса сознание, она кинулась к дежурившему на пляже милиционеру. Услышав, что дочь Серго Джанелия похитили, тот остановил проезжавшее мимо такси. Усадив в него Ольгу с мальчиком, милиционер приказал водителю гнать за автобусом. С удивлением они увидели, что автобус не вывернул на трассу, ведущую из города, а направился к ближайшему отделению милиции, где и остановился, отчаянно сигналя. Из отделения выскочили два милиционера и подбежали к дверям автобуса - только тогда они открылись, и Ольга увидела, как из автобуса буквально выволокли высокого черноволосого парня и потащили в отделение. Следом выскочила Леночка и с криком: “Ма-ама! Ма-ама!” бросилась к ней. Неведомо откуда появился Отар. Велев им никуда не отлучаться, он тоже скрылся в отделении.
Пока он отсутствовал, Лена рассказала, что произошло. Чужой дядя подошел к ним, взял ее за руку, сказал, что мама Оля ждет в автобусе и потащил ее туда. А потом заявил, что мама отлучилась и он сам повезет Лену смотреть обезьянок. Когда она стала просить выпустить ее, он грубо толкнул девочку на сиденье и приказал молчать. Но тут на шум обернулся водитель и узнал Леночку. Он хорошо знал Отара и не раз видел его с ней. Услышав плач Лены, водитель погнал автобус к милиции, невзирая на уверения парня, что девочка его родственница. Когда тот понял, что его хитрость раскрыта, было уже поздно. Парень попытался выломать дверь, чтобы выскочить на ходу, но пассажиры ему этого не позволили.
Через некоторое время вышел хмурый Отар и отвез всех домой.
— Клялся мерзавец, что девочку только покатать хотел! — рассказывал он потрясенной Ольге. — Теперь он вообще не будет хотеть девочек. Ни катать, ничего другого делать.
От выражения его рысьих глаз, ставших при этих словах ледяными, у Ольги пошел мороз по коже..
Больше она не отпускала детей от себя ни на шаг, доверяя их только Отару и Юле. Но напуганная Леночка и сама не отходила от нее. А Гена, потрясенный тем, что чужой дядька чуть не украл его сестричку, все ходил за ней и твердил: — Я же говорил тебе: не ходи, не ходи! Почему ты меня не послушалась?
— Но ведь он назвал мамино имя, — оправдывалась Леночка, — и так быстро меня повел! Я думала, там мама в автобусе. А когда увидела, что ее нет, стала кричать, чтобы меня выпустили. А водитель захотел сдать дядьку в милицию. Чтобы больше детей не крал.
— Больше не украдет, — уверенно сказал Гена. — Я видел, какое у дяди Отара было лицо. Ох, и досталось, наверно, тому дядьке! Но так ему и надо. Знаешь, мне что-то уже домой захотелось.
— Мне тоже, — понизив голос, призналась Леночка, — только ты этого никому не говори. А то еще подумают, что нам здесь плохо. Еще обидятся. Мы итак уже скоро уезжаем. Через два дня. Надо побольше накупаться напоследок, чтобы потом долго не хотелось.
Как и все на свете, эти два дня прошли. Провожавшая их мать Серго, едва держась на ногах, все целовала и целовала свою внучку, словно прощалась с ней навсегда. Обнимая на вокзале своих грустных братиков, Лена сама чуть не расплакалась. С Геной мальчики тоже обнялись и крепко, по-мужски пожали друг другу руки. Горячо заверив друг друга, что будущим летом они непременно снова встретятся, друзья расстались.
Отар поехал с ними, чтобы помочь довезти до дому огромное количество узлов и корзинок, которыми их снабдили заботливые родственники. Юльке он велел никуда из дому не отлучаться, а родителям наказал не давать ей скучать.
Когда поезд тронулся и любимые лица поплыли мимо окон вагона, у Ольги сжалось сердце. Что ждет их всех? Увидятся ли они еще когда-нибудь? Как сложится у Юльки с Отаром жизнь? Какое будущее уготовано ей самой и ее девочке?
Ответы на все эти вопросы знала только судьба.
Предыдущая запись https://www.stranamam.ru/post/9580670/
Комментарии
Что-то Гена мне не нравится.
Вставка изображения
Можете загрузить в текст картинку со своего компьютера: