"Петербургский" язык: история и современность

Если в вашем доме - подъезд, значит, он точно не в Петербурге, ибо здесь в здания ведут исключительно парадные. Если иногда вы не прочь перекусить шаурмой, вам в Москву - в Питере продаются только шавермы. А еще здесь невозможно, паркуясь, случайно заехать на бордюр - разве что на поребрик. Впрочем, эти особенности петербургского языка ни для кого не новы. Расскажем немного о некоторых других, не ставших еще предметом язвительных шуток.







А откуда вообще взялся петербургский язык?

Действительно, с чего вдруг так получилось, что в одном из русских городов появился внезапно свой диалект? Основной причиной лингвисты обычно называют те особенности, которыми сопровождалось становление двух российских столиц: Петербурга и Москвы. Как мы все помним, Петербург строила элита: Петр I не пожалел сил и времени, чтобы привлечь к строительству города самых образованных специалистов в области техники, строительства, купечества, науки. Из этих первых жителей города и сформировался изначальный образованный пласт петербуржцев. А поскольку многие из них были иностранцами или выходцами из далеких уголков России, они привносили свои элементы в систему русского языка, и вскоре он стал серьезно отличаться от, например, языка московского, который подобных веяний на себе не испытал.

Какие различия существовали изначально?

В первую очередь, это были различия в произношении. Считается, что коренной петербуржец скажет “булочная”, “яичница”, тогда как москвич - “булошная”, “яишница”. Некоторые жители Петербурга старшего поколения иногда даже говорят “что” и “конечно”, произнося их через букву “ч”. Есть мнение, что корни у такой особенности тоже в истории: иностранцы эпохи основания Петербурга изучали русский язык, в основном, по книгам и письменным источникам и произносили слова именно так, как они читались.





Что еще? Произношение звука “э” в словах типа “брэнд”, “энэргия”, “хэштэг”, “шинэль”, “фанэра”, - тоже особенность петербургской речи, которая тяготела все время к этому плавному, интеллигентному, мягкому звуку “э”. В то же время, москвичи исторически всегда стремились произносить звук “е”: “энергия”, “шинель”, “фанера”. Сейчас во многих таких спорных словах в языке установилась все же московская норма: “шинель”, “фанера”, “деканат”, но считается, что во многих словах, особенно заимствованиях из других языков, петербуржцы все же склонны по-прежнему использовать звук “э”: например, модное и популярное нынче слово “хэштэг”.

А откуда современные Финбан и греча?

Произношение, конечно же, - это далеко не все. К примеру, откуда взялось в речи петербуржцев знаменитое наименование Финляндского вокзала - Финбан? Лингвисты считают, что корни все там же, в XVIII веке, когда Петербург строили, в том числе, немцы, на языке которых Bahn - означает вокзал. Прошло три столетия, но петербуржцы, отдавая дань истории своего петербургского языка, использовали это немецкое словечко для создания оригинального, короткого и удобного наименования вокзала.



Еще филологи провели эксперимент и выяснили, что петербуржец охотнее скажет “скамейка”, тогда как москвич в парке или сквере сядет на “лавочку”, петербуржец будет заезжать на КАД через “виадук”, тогда как москвич - по “эстакаде”. Подъезжая к своему дому, петербуржец, свернув с шоссе, заедет в “карман”, а вот москвич - на “боковую дорожку”. Трамвай у москвичей в конце рабочего дня отправляется в “депо”, у петербуржцев - в “парк”. Москвичи, кстати, называют транспортные средства порядковыми номерами - “третий”, “седьмой”, а петербуржцы скорее скажут - “тройка”, “семерка”.





Ну и отдельного внимания заслуживает, безусловно, группа наименований еды в петербургском и московском говоре. Всем известно, что петербуржцы выбирают “куру” и “булку”, тогда как москвичи “курицу” и “батон”; “гречу” и “сахарную трубочку” вместо “гречки” и “вафельного рожка”, а суп жители Северной столицы наливают исключительно “поварешкой”, и никак не московским “половником”.

И что же будет с петербургским языком?

Сейчас, конечно, уже далеко не все особенности, описанные выше, заметны при общении с петербуржцами и москвичами. По крайней мере, по языку уже очень сложно понять, кто перед вами. Но для петербуржцев их язык является не меньшей достопримечательностью, чем мосты, каналы, дворцы и площади, и все еще очень много среди жителей Северной столицы тех, кто готов с пеной у рта спорить о разнице в рецептах шавермы и шаурмы и настаивать, что на вас надет именно бадлон, а не водолазка. А вот особенности произношения, похоже, постепенно уже ушли в прошлое: едва ли кто-то сейчас ходит в "булошную" или готовит на завтрак "яишницу". Во многом такое постепенное размытие особенностей столичных языков связано с тем, что и в той, и в другой столице с каждым годом становится все больше выходцев из российских глубинок, которые привносят свою лепту в сформировавшуюся систему языка и постепенно стирают границы между былыми языками-антагонистами.

ИРИНА ГАЛКИНА, 24 ФЕВРАЛЯ