Каржаубек....

... Всё ещё находясь под впечатлением от такси, я всячески старался успокоить зверька и собирался с мыслями, хмуро соображая, как мне придётся рассказывать про пиво и СИМ-карту, как вдруг мой тушканчик, неожиданно ловко работая лапками, забрался ко мне на плечо, потом на голову и, резво подпрыгнув, вскарабкался по стволу дерева на двадцать пять метров над уровнем Волги. Совершенно машинально я стал подзывать зверька и через пятнадцать минут "ути-ути-ути" я перешёл на безобразный мат и проклятия.
... С возрастом мы становимся сентиментальными, я заметил. Сидя на тополе, я невольно залюбовался пригородами Тольятти. Неброская красота этих мест приятно гармонирует с щедрой и молчаливой красотой русской природы. Буйный рельеф Жигулёвских гор туманной дымкой заволакивается так близко, что, кажется, только крикни "эге-гей!", и на том берегу обязательно услышат и выбегут на берег весёлой компанией под гармошку, и, сложив ладони рупором, задорно крикнут, мол, чего орёшь, дурак?
Каржаубек тоже смотрел вдаль, впечатлённый видом. Перестав всякий раз отходить на пять сантиметров от того места, до которого я могу дотянуться, он также задумался и стал серьёзнее, и вот уже он, повздыхав и косясь на меня, не спеша прошёлся по ветке, балансируя передними лапками, и сел рядышком, когда я услышал снизу:
-- Слазь, мужик. Кончай дурака валять.
Я посмотрел вниз и увидел молоденького полицейского-сержанта, придерживающего фуражку рукой:
-- Давай-давай... Слазь. Ты чего туда залез?
Я не нашёл, чего ответить.
Версия о пьяном тушканчике выглядела нелепой, и я нахмурился, соображая.
Сержант попался на редкость тупой и упрямый:
-- Слышь!.. Мужик!.. Слазь, говорю!..,-- подгонял он меня, не давая сосредоточиться.
В это время Каржаубек посмотрел вниз и его вытошнило.
-- Ты чё делаешь, сука?,-- удивился представитель власти, удивлённо осматривая фуражку, испачканную пивной пенкой.
Я опешил. Ситуация становилась угрожающей и я постарался придать лицу как можно более приятное выражение, когда тушканчик опять судорожно выгнулся и сделал "бя-ак..".
-- Ты чё делаешь!..",-- не успел отпрыгнуть сержант, с ужасом глядя на заблёванный левый погон.
Отбежав на несколько метров, он яростно выдрал из себя рацию и демонстративно громко заорал:
-- Пятый - тридцать второму! Пятый - тридцать второму!.. Прошу на связь!..
В рации что-то прочавкали и сержант, свирепо поглядывая на меня, стал вызывать кого-то, "чтобы снять придурка с дерева":
-- Какой-то придурок,-- кричал сержант, нажимая на "у",-- на дерево влез и плюётся!..
-- Товарищ...,-- вежливо улыбался я с верху, но он меня не слушал и добавлял от себя в рацию что-то чудовищное:
-- Да, скорее всего наркоман... Харкается с дерева... Тварь такая... На замечания не реагирует... Угу... Возле ветлечебницы...
Выполнив свою служебною обязанность, полицейский стал прохаживаться рядом, бросая снизу злобные взгляды и поглаживая резиновую палку на бедре.
Я совсем растерялся...

(продолжение следует)