Мамульчик (5)

... И Лёха, упрямый, как стадо бизонов, часто качал головой, погружаясь в раздумья. Привыкший мотивировать при решении проблемы, он знал, что любая задача решаема, если тщательно всё взвесить и хорошенько обдумать. А тут каждый его довод неминуемо разбивался об очередную чертовщину, что и вслух произнести противно. И в который раз уже он ругал себя, что, мол, ёлки-палки, что за проблема вообще?.. Глупая несчастная женщина, многие годы живёт без мужа, да и ни такая уж она и плохая: посмотри - и разумно рассуждает, и алкоголь на дух не переносит, приходит всё время с кучей продуктов и говорит всё так правильно... В чём проблема-то?.. Тёща, как тёща... А Маринка всё глубже замыкается, стала злой, мстительной. И вообще, Алексей хмуро отмечает в последнее время, что таких "порядков" у себя дома он и не планировал!.. Всё замешано на кривлянии, на вечном подтексте. И за собой он замечает новые мерзкие привычки... В дверь постучат, и они с Маринкой на цыпочках бегают, палец к губам прикладывают, ругаясь шопотом. Ей-богу, дурдом какой-то!.. Врать заставляет его по телефону: "Скажи, что меня нету!"..
Неприятный осадок остался после дня рождения тёщи. Особые планы имели на этот юбилей и Лёха и Маринка. Алексей собрался решительно поставить все точки над "и", во что бы то ни стало и на любых условиях примириться с Людмилой Викторовной, понять, наконец, что же требуется от него, да и Маринке надоело уже ругаться с матерью и так хорошо и волнительно она говорила в тот день первый тост:
-- Милая моя мамочка!.. От всей души поздравляю тебя с днём рождения!.. Будь всегда здоровой и живи долго!.. И прости меня, дурную твою дочь (голос задрожал, и слёзы брызнули, но Марина продолжила твёрдо, с трудом удерживая дыхание), за то что ругаюсь с тобой... Прости, моя хорошая!.. Совсем я обнаглела уже... Знай, мамульчик - я тебя очень-очень люблю!.. Очень-очень!.. Прости меня, любимая мамочка!.. Дай бог тебе здоровья и долгих лет жизни!..
Не ожидавший такого тоста, Алексей захлопал в ладоши и все даже встали, взволнованные дрожащим Маринкиным голосом, закряхтели смущённо, зачокались бокалами.
Людмила Викторовна расцеловалась с дочерью во всеобщей суете, стараясь не пачкать её помадой:
-- Спасибо, моя хорошая!.. Спасибо, роднулечка моя!.. Хоть и понимаю, что не от души ты говоришь, а всё-равно приятно.
Во всеобщей сумятице кто-то смеялся, кто-то гремел посудой, и слова эти улетели в потолок. А через несколько минут Лёха украдкой подсмотрел, как Маринка незаметно ушла на кухню и, скрестив руки, смотрит в окно, на падающий за окном снег. А Людмила Викторовна, суетясь перед гостями, "случайно" заметила её и теперь обнимает её сзади за плечи, успокаивая, тихо подзадоривая, словно ребёнка:
-- Ну ты что?.. Обиделась, что ли?.. Ну что ты, зайка?.. Ну, перестань!..
А Маринка каменеет, бледнея, не даёт разжать скрещенные руки, еле слышно цедя сквозь белые губы:
-- Уходи, мам... Уходи...
-- Ну, что ты как маленькая?.. На правду не нужно обижаться!..
... Вот и теперь, присев на краешек Маринкиной кровати, она так же щебечет ласково и горестно:
-- Кровиночка моя... Роднулечка моя!.. Да как же ты так?..
Медленно и скорбно наклоняется она над дочерью и целует в щёку, стараясь не пачкать помадой, а Маринка вытягивается струной, максимально отворачивая лицо, не мигая смотрит в одну точку, задержав дыхание.
--... Доченька моя... Роднулечка ты моя... Да как же так всё получилось-то?...,-- всхлипывает Людмила Викторовна, комкая в ладони мокрый платочек, гладит Маринку по голове, по плечику, убаюкивает и успокаивает,-- Ты не плачь, моя хорошая, не плачь!.. Бог терпел и нам велел!..
Маринка, не поворачиваясь, цокает языком, говорит твёрдо, со вздохом:
-- Да не плачу я, мам!.. Чё мне плакать-то?.. Ты...
-- Не плачь, моя горемычная... Не убивайся так, лапушка моя... Видно на роду у нас с тобой так написано...
-- Да мама!.., -- Маринка с трудом сдерживается, плечом отталкивая руку Людмилы Викторовны, -- ну чего ты опять?..
-- Не плачь, моя хорошая...
-- Да кто плачет, господи ты мой?!.. Мам!.. Ну чего ты опять себя накручиваешь?..
Всё это время Лёха сидит на кухне, в тишине слушая причитания, и теперь он решительно входит в комнату, нахлобучив на рожу весёлое выражение, говорит мягко, но уверенно:
-- Людмила Викторовна!.. Ну что вы, правда, так убиваетесь?.. Ни чего страш...
-- Никогда!!..,-- неожиданно резко кричит Людмила Викторовна, вскакивая,-- Никогда я тебе этого не прощу!.. Подлец!.. Ох и подлец!..
Леночка в кроватке проснулась и заплакала, Лёха бледнеет, машинально поднимая руки перед грудью, потому что Людмила Викторовна, красная и растрёпанная от гнева, извиваясь от крика, машет перед его лицом руками, брызгая слюной и слезами:
-- Никогда я тебе этого не прощу!.. Будь ты проклят!.. Подлец!.. До чего дочку мою довёл!.. Будь ты проклят!..
Пробежав мимо остолбеневшего зятя, Людмила Викторовна хватает внучку на руки и начинает неистово качать ребёнка. Леночка начинает орать громче.
-- Будь ты проклят, подлец!..
Совершенно обалдевший Лёха разводит руками, ни чего не понимая:
-- Люд.. ми...
-- Будь ты проклят!.. Сволочь!..,-- Людмила Викторовна кричит так громко, что давится своим же криком и закашливается. Прыгая на месте с ребёнком в руках, она торопливо целует внучку несколько раз, ускоряя темп:
-- Не плачь, моя роднулечка!.. Не плачь!.. Ай-люли!.. Где бутылочка, Марин?.. Сволочь какая... Ты смотри, сволочь какая...
Маринка с трудом встаёт, сгорбившись, не сводя глаз с ребёнка, подходит, качаясь:
-- Дай, мам.. Дай..., -- говорит осторожно, просительно.
Людмила Викторовна отдаёт истошно орущую малышку, не переставая злобно кричать на Лёху:
-- Ох и подлец!.. Ох и сволочь же!..
Лёха задыхается от удивления и опять уходит на кухню, откуда слышит:
-- Ни ты первая, Мариша, ни ты последняя!.. Разводись к чёртовой матери, и весь мой тебе материнский сказ!.. Ты смотри, какая сволочь-то!.. Ай-ляли-ай-люли!.. Ай-ляли-ай-люли!..
... Через час Людмила Викторовна ушла. Леночка уснула и Маринка тихо пришла на кухню, держась за стеночку. Потрясённый Лёха, совершенно потеряв прежнюю решительность, тихо оправдывается, виновато шепчет:
-- Да чего я натворил-то?.. Марин?..
А больная Маринка, мучительно глотая воду, облизывает горячие шершавые губы, говорит спокойно:
-- Да ни чё ты не натворил... Она и отцу так кричала всё-время...
И Лёха смотрит, как жена с трудом поворачивается и уходит по коридору, с трудом сохраняя равновесие...
За месяц до родов, почему-то вспоминает Алексей, тёща решительно заявила:
-- Внучку я назову Виолой!..
Лёха не показал, что удивился, деликатно спросил:
-- У вас из родственников кого-то Виолой зовут?..
Тёща посмотрела строго:
-- Нет. А что?.. Просто красивое имя. Не нравится, что ли?..
-- Да нравится... Почему же?.. Но...,-- оправдывался Лёха и не находил слов.
А потом Лёха мягко улыбался и объяснял целую неделю, что "Леной" звали его любимую бабушку и всё-такое, и что он не против, если ребёнка назовут именем какой-нибудь Маринкиной бабушки...
А Людмила Викторовна уходила от разговора, поджимала губы и смотрела странно, что и не понять было: обиделась она, что ли?..