"Сам". Рассказ.

САМ

(по рассказам очевидцев)

В 1950-м году молодая семья из трёх русских людей поселилась в нанайском посёлке. Сбор пушнины у малых народностей Дальнего Востока по указу Компартии Советской России должен был проходить организованно.

Нанайцы во всём, что касалось нового, привнесённого русскими, были до боли наивны, чисты и просты, словно дети. Но как только дело доходило до быта, природы и- особенно – верований, эти великовозрастные дети становились строгими, серьёзными и выдержанными взрослыми людьми.

Дмитрий – чуть ли не единственный среди коренного населения посёлка русский – легко приспосабливался к новым обстоятельствам, а благодаря своему весёлому нраву быстро сходился с людьми. Алевтина, красивая и хваткая, общительная под стать своему мужу и доброжелательная, тоже очень скоро начинала приятельствовать с местным населением. А наличие ребёнка – двухлетней Томочки – ещё больше располагало женщин к сближению.

Дмитрию выделили отдельный дом, бывший сразу же магазином, приёмным пунктом пушнины и собственно жилым помещением. Это было очень удобно: из дома на службу и обратно можно было попасть, лишь открыв дверь между двумя половинами дома. Правда, Дмитрий оказывался не только приёмщиком, но и охранником этой самой пушнины, но молодой мужчина не расстраивался по этому поводу. Полный сил, имеющий оружие, он был спокоен за безопасность свою и своей семьи.

Жилая половина дома представляла собой просто большую комнату с печкой посередине. Это тоже ничуть не волновало молодую семью. Скарба было немного, и разместить его не было проблемой – стоило лишь выделить в комнате места для кровати, детской кроватки, стола и шкафа. Казалось бы, что ещё для счастья надо? Ну только ещё повесить на стену подаренную Дмитрию шикарную боевую саблю в ножнах.

Вскоре стало ясно, что аборигены стремятся не приближаться без веской причины к пункту приёма пушнины.

— Нехоросый это дом, сказала одна нанайка Алевтине, — плохие веси там творяца.

— Да ну тебя! – рассмеялась молодая женщина, — сколько живём в нём – ничего не замечали. Напугать решила?

Нанайка покачала головой с непроницаемым лицом, повторила:

— Нехоросый это дом! – и ушла не попрощавшись.

Алевтина только пожала плечами, глядя ей вслед, и решила рассказать всё мужу. Но за повседневными делами забыла о странном разговоре с нанайской женщине.

***

Ночью все звуки громче и страшнее в обступающей тишине.

Алевтина, внезапно проснувшись, открыла в темноте глаза. Она не поняла, что её разбудило, поэтому лежала, не двигаясь, напряжённо вслушиваюсь в тишину. Наконец, она услышала то, что её насторожило, и женщина резко села в постели. По ту сторону стены, в магазине, кто-то покашливал и ходил, не стесняясь, шаркая подмётками по деревянным половицам.

Алевтина хотела сунуть кулаком в бок мужу, но он тоже уже сел и зажёг свечу. Затем встревоженно заглянул в глаза жене.

— Ты магазин закрыл? – спросила она, прекрасно зная, что ответ супруг.

— Да.

— Точно? – она всё вслушивалась, хотя звуки за стеной более не повторялись.

— Да.

Алевтине стало страшно. Она знала, что муж не лжёт ей, но почему-то хотела, чтоб он «вспомнил» об открытой двери в магазин, чтоб в магазине действительно кто-то ходил И тут она вспомнила разговор с нанайкой. Волосы зашевелились у неё на голове и она снова глянула на Дмитрия. Тот сидел бледный, с расширившимися зрачками. Заикаясь, он вдруг произнёс:

— Мне сказали… меня предупреждали…

— Чушь! – поспешно воскликнула супруга, не дослушав мужа. – Мало ли, кто что говорит. Мало ли, что могло нам спросонья показаться. Обращать ещё внимание на всякую ерунду! Всё, ложимся спать! – с этими словами Алевтина бухнулась в подушки, отвернулась от Дмитрия и затихла.

Дмитрий, стараясь не шуметь, тоже лёг. Но в эту ночь хорошо спала только маленькая Томочка…

***

Наутро супруги встали хмурыми, с синими кругами вокруг глаз.

При свете дня говорить о странных звуках в ночном магазине стало не столь страшно, и Алевтина первая решилась рассказать мужу о разговоре с нанайкой. Оказалось, что охотники, приносящие Дмитрию пушнину, тоже не раз предупреждали:

— Нехоросый дом! Сидесь сам хулиганит. Не даёт зыть людям. Сидесь сам зывёт, всех гонит!

Все попытки приёмщика обратить слова охотников в шутку разбивались о серьёзные лица последних. Дмитрий знал, что до него сменилось уже четверо приёмщиков, только почему они отсюда бежали – он не знал. К тому же нанайцы, пожалев мужчину и затарившись в магазине для очередной охоты, поспешно ретировались.

Так и не придя к какому-либо решению и объяснению, муж и жена начали трудовой день. Замешкавшийся около двери в пункт приёма Дмитрий оглянулся на Томочку. Малышка беспечно играла деревянными чурбачками, заменявшими ей кукол, машинки и Бог знает, что ещё. Заметив, что отец смотрит, на неё, девочка радостно улыбнулась и звонко вымолвила:

— Папа!

У Дмитрия немного отлегло от сердца, он улыбнулся в ответ и, отворив злополучную дверь, вышел в магазин.

Алевтина же, наскоро управившись с домашними делами, отправилась в посёлок – повидаться с приятельницами, поделиться своими переживаниями и послушать нехитрые новости.

Первую приятельницу-нанайку женщина застала за странным занятием – та разводила костёр, что-то нашёптывая себе под нос. Измученный, почти безумный вид её поразил Алевтину. Рядом валялась роскошная шкурка лисы-огнёвки, которую нанайка иногда тыкала непонятной заострённой палкой и топтала ногой.

— Ира, ты чего такая? Не выспалась? – спросила, подходя, Алевтина. – Какая шкура красивая, — подняла она лисью шкурку, — что ж ты её топчешь?

— Нет! – почти истерично выкрикнула нанайка и вырвала из рук Алевтины шкуру, бросила в разгоревшийся костёр и вдруг устало осела рядом. Алевтина с изумлением взирала на эти действия и поднявшийся от костра чёрный вонючий дым. В считанные секунды от былой роскоши рыжей шкурки осталась непонятная чёрная масса, коптящая в костре.

— Ира? – осторожно присев рядом, Алевтина заглянула в узкие непроницаемые глаза нанайки.

— В ней сам поселился, — тихо вымолвила та, — злой дух, нельзя скуру оставить, нет…

…Вот уже две недели, как подарил Ире эту шкуру её брат-охотник. Подарил, но не сказал, почему не сдал её в пункт приёма и не оставил себе, не подарил жене. Ира повесила шкурку на гвоздь около двери, решив, что позже сошьёт себе из неё красивую шапку.

В первую же ночь начались странности. Не успела Ира заснуть, как показалось ей, что шкурка снова стала лисой, спрыгнуласо стены и побежала к ней. Женщина проснулась от собственного крика ужаса и долго не могла потом уснуть. Всё же сон сморил её, но больше ничего в ту ночь не произошло. В последующие ночи шкурка снова оборачивалась лисой, всё быстрее подбегала к нанайке и даже кусала её. Когда «лиса» стала подбираться к горлу женщины, Ира сообразила, что в шкурке живёт злой дух, который хочет лишить её жизни. Поэтому шкура полетела в огонь.

— Нани не кресёные, нас сам кусает. Вы кресёные, — говорила женщина, демонстрируя Алевтине следы от укусов, — вас сам не тронет. Вас он боится. Хулиганить только будет.

Паражённая её рассказом Алевтина позвала бегающую по траве Томочку, о которой забыли обе женщины, и побрела домой.

Теперь супруги боялись ложиться спать. Они в любой момент ожидали каких-нибудь необъяснимых явлений, проявлений нечистой силы. Но в последующие две недели ничего не происходило, и Алевтина с Дмитрием успокоились. Тем более Томочка была всё так же бодра и жизнерадостна, да и события в посёлке заставили мужа и жену отвлечься.

***

Любая нормальная мать переживает, когда её ребёнок болеет и ищет дороги, тропинки и лазы к здоровью драгоценного дитятки. Все средства хороши – лишь бы ребёнок выздоровел.

У нанайки Иры заболел сын. Алевтина бегала в её дом почти каждый день. Сварить целебные травы, напоить лекарствами ребёнка, пока сама Ира управлялась по хозяйству. Сменить бельё, обтереть ребёнка, проветрить комнату… Но всё было напрасно. Дитя медленно, но верно угасало. Ничего не помогало – ни лекарства русских врачей, ни снадобья местного шамана.

— Нечистый дух поработил твоего ребёнка, — сказал Ире шаман, — изгнать его я не смогу. Слишком он силён и хитёр. Я могу попытаться только пересадить его из твоего сына в другую приманку. Но гарантии я не даю. Если приманка не понравится духу болезни, он не покинет твоего сына, и тот умрёт. Но если твой ребёнок выздоровеет, знай: смерть приманки на твоей совести. Думай сама и говори: пытаться мне пересадить нечистый дух или нет?

Женщина молча упала перед шаманом на колени.

В эту ночь Дмитрий и Алевтина долго не могли уснуть. То ли переживания последних недель не давали покоя, то ли далёкие звуки камлания лишили сна, но супруги просто лежали в постели и тихо переговаривались в темноте. Где-то заполночь они проголодались и решили, так как всё равно не спят, устроить поздний ужин. Дмитрий зажёг керосиновую лампу-пятилинейку, убавил огонь до минимума, в шутку ущипнул супругу…

Тут Алевтина бросила взгляд в детскую кроватку и обмерла: дочка не спала. Томочка лежала, совершенно не шевелясь, и смотрела в одну точку. Алевтина потянулась рукой к мужу, но тот уже подошёл к кроватке и присел перед ней на корточки.

— Тома? – потихоньку позвал дочь Дмитрий, — ты почему не спишь, доченька?

— Там, — коротко сказала девочка и показала пальчиком под стол. Сама столешница была освещена приглушенным светом пятилинейки, не достигавшим пространства внизу, которое было погружено в глубокую тень.

У Дмитрия похолодел затылок, но он, пересилив себя, поглядел под стол, и снова спросил девочку:

— Что там?

Алевтина сидела бледная на кровати и внимательно слушала этот странный диалог. Тоже взглянув под стол, она ничего там не увидела, но почему-то снова ощутила неприятное чувство шевеления волос на голове.

— Там <***> — маленькая Томочка сказала слово, которого ни Дмитрий, ни Алевтина никогда не слышали ни до, ни после этого случая. – Он сидит там.

Дмитрий поднялся, взял лампу и, прибавив огня, осветил пространство под столом. Никого не увидел и, обернувшись снова к дочери, серьёзно спросил:

— Он здесь? – Девочка молча кивнула, продолжая глядеть под стол. – Тогда вот так: пошёл отсюда! – мужчина с силой пнул пустое пространство под столом, ещё и ещё раз. Затем пошёл к двери и всё время будто кого-то выгонял пинками. Томочка внимательно следила за его действиями и провожала глазами пространство под ногами отца. Тот открыл дверь, сделал последний пинок, прокричал в тёмный проём: — Возвращайся туда, откуда пришёл и не смей сюда больше приходить! – захлопнул дверь, заложил щеколду и спросил у дочери: — Я его выгнал?

— Да, — с облегчением вздохнула Томочка, повернулась на бочок, свернулась калачиком, сомкнула веки и тут же мирно засопела.

Поражённые родители после такого потрясения забыли о еде, затушили керосиновую лампу и тоже, как ни странно, быстро и глубоко уснули.

Наутро Алевтина, как обычно, побежала к Ире. По дороге ей встретились помощники шамана, нёсшие колдуна на носилках из ивняка в глубоком обмороке. Сама Ира сидела у входа в дом на земле, спиной к Алевтине, и зашивала маленький мешок из рогожи. Алевтина тихо ахнула и остановилась, прикрыв рот ладонью – сообразила, что лежало в мешке. Фигура нанайки была словно вытесанной из камня. Не оборачиваясь, она глухо произнесла:

— Твоя дочь была приманкой. Дух болезни не захотел её. Поэтому мой сын… — и она без чувств рухнула на мешок у своих ног.

Не помня себя Алевтина опрометью бросилась домой. Забегая в дом, растрёпанная женщина не сразу увидела собственного ребёнка и истерически закричала:

— Тома! Томочка!

Испуганная девочка с огромными глазами вылезла из-под стола. Мать заключила её в объятия и зарыдала.

— Мама, не плакай! – У Томочки тоже скривились губки и на глазах выступили слёзки. – Мама, кто тебя обидель?

Алевтина покрыла поцелуями родное личико и постаралась успокоиться.

— Нет-нет, я не плачу, меня никто не обижал! Это я бежала быстро, ветер глазки надул, пыль в них попала. Нет-нет, не расстраивайся, я не плачу!

Дмитрий, забежавший из магазина на дикий вопль жены, молча смотрел на эту сцену, догадываясь о подоплёке поведения супруги.

***

Звук скатывающейся со стены и падающей на пол сабли разбудил обоих супругов. Чертыхаясь, заспанный Дмитрий чиркнул спичкой и посмотрел на стену, на которой та была прикреплена. Сабля висела на месте. Пожав плечами, Дмитрий задул пламя спички и стал снова устраиваться в постели. Его уже начала охватывать блаженная дрёма, как звук падающей сабли вновь заставил его вздрогнуть. Сразу вслед за этим послышалось нежное:

— Мее-ке-кек! – и стук копытцев козлёнка. С потолка. Снова. И снова.

— Всё! Я устала здесь жить, я не могу здесь жить. Я сойду с ума от всего этого! – шёпотом закричала Алевтина.

Дрожащими руками Дмитрий сломал пяток спичек, прежде чем смог зажечь лампу под аккомпанемент падающей со стены сабли и бегущего по потолку козлёнка. Как только огонь осветил помещение, все звуки затихли. Алевтина сидела на кровати, вцепившись руками в волосы, и с безумными глазами, уставившись в одну точку, ритмично покачивалась из стороны в сторону. Вдруг она сорвалась с места, вытащила из-под кровати чемодан и начала собирать вещи.

— С утра возьмёшь лодку и отвезёшь меня с Тамарой к родителям. Потом поедешь в город и найдёшь попа – пусть пошепчет здесь да побрызгает. – на ходу раздавала она указания. Дмитрий только утвердительно качал головой и опасливо поглядывал то на саблю (так и висящую на стене), то на потолок, то на мирно посапывающую Томочку.

Рано утром широкий Амур заботливо овевал прохладой раскрасневшиеся щёки Алевтины, трепал бризом чёрные с проседью волосы Дмитрия и укачивал двухлетнюю девочку, мерно плеща волной в борт лодки. Старики-нанайцы, наблюдавшие неожиданный отъезд русского семейства, покачивали головами:

— Сам не дал зыть! – и покуривали трубки. На их невозмутимых лицах не отразилось никаких эмоций.

***

— Как Вы думаете, Пахомий Василич, что это было? – Во время путешествия по Амуру дмитрий, правивший лодкой, успел всё рассказать священнику. Тот помолчал, глядя на речные дали, на дикую красоту амурских берегов, и промолвил:

— Нечистый с вами играет, сын мой. – И так от него теплом и добротой повеяло, что Дмитрий, уже правивший к берегу, поверил: всё будет хорошо.

Вытаскивая лодку на песчаный берег, мужчины вдруг увидели зарево над нанайским посёлком. Переглянувшись со всё возрастающей тревогой, они поспешили туда.

Горел дом-магазин Дмитрия. Мебель, одежда, запасы пушнины – всё улетало в небо вместе с вонючим чёрным дымом. Ничего нельзя было сделать. Пламя охватило весь дом целиком и полностью, огромные огненные языки вкупе с клубами дыма образовывали миражи невозможных ухмыляющихся рож.

Дмитрий без сил опустился на землю. Что теперь делать, он не знал.

— Поехали назад, сын мой, — легла на его плечо отеческая ладонь священника. – тебе надо сообщить от этом руководству.

— Пахомий Василич, — беспомощно, ощущая себя маленьким мальчиком, прошептал Дмитрий, и поднял на него глаза. – Как же так-то, Пахомий Василич? Как же это, а?

Постскриптум.

Расследование этого происшествия ничего не выяснило. Поджог исключили эксперты. Но и для них осталось непонятным, почему пламя пожрало только дом-магазин, не перекинувшись ни на один из ближайших домов. И даже его собственная ограда осталась целой.