Панагия для атеиста. Часть 10

Часть 9 https://www.stranamam.ru/post/7547121/


Через пару дней в обители отмечали какой-то церковный праздник. После праздничной трапезы по заведенному обычаю отец Мисаил благословил монахам «утешиться» смотрением телевизора. Романа тоже пригласили на сеанс и даже выделили ему место в первом ряду перед экраном. Не сказать, что Карелин был сильно рад такому проявлению гостеприимства: «Новости» он терпеть не мог, потому что знал, какая правда стоит за помпезными репортажами из «житниц страны» и «закромов родины». Но отказываться было неудобно, и он уставился в экран. После традиционных репортажей о заседании очередного пленума ЦК КПСС и уже набивших оскомину кадров с какой-то строительной площадки крупнейшего в Европе торгового центра стали передавать сводку самых крупных происшествий по стране. В Краснодарском крае пассажирский автобус столкнулся с тепловозом, два десятка пострадавших; в Хабаровске на стройке опрокинулся подъемный кран, погибла крановщица... Роман уже начал поглядывать по сторонам, ища возможность покинуть кабинет, как до его слуха донеслось знакомое название - Желтиково. Он напрягся и устремил взгляд на экран.
-... в своем доме был найден мертвым настоятель Михайло-Архангельской церкви священник Максим Петровский. По данным следствия, смерть наступила в результате огнестрельного ранения в голову. Причиной убийства послужило ограбление. Тело священника обнаружила жительница деревни Желтиково Таисия Калашникова. Обеспокоенная тем, что отец Максим не показывался уже несколько дней...


Монахи после небольшой паузы начали дружно креститься и бормотать какие-то молитвы. «Вот Гришанечка мученику-то пел», - услышал Роман тихие разговоры. «Господь-то открыл ему… Да, неспроста он в затвор-то уходил… блаженный, ему Господь открывает…» Монахи стали оглядываться по сторонам, ища взглядом отца Мисаила. Тот выключил телевизор, немного помолчал и сказал, поднимаясь со скамьи:
- Помянем, братия, нашего сослужителя, убиенного иерея Максима... Прости, Господи, ему вся согрешения его вольныя и невольныя и даруй ему Царствие Небесное.
Монахи зашелестели одеждами, поднимаясь со своих мест. Роман тоже встал. Он был потрясен. Отец Максим, пленивший его душевной простотой и гостеприимством, был для него первым человеком после отца, которому Карелин был готов доверять. В том, что его смерть не есть результат нападения грабителей, как сообщили в «Новостях», он даже не сомневался. Отца Максима убили, так же, как убили Таню. Это он, Карелин, принес смерть в дом священника. Выходит, каждый его шаг отслеживается. Случайно он встретился взглядом с отцом Мисаилом. Тот заметил его волнение, но ничего не сказал. Роман ушел в вою комнату и лег на кровать. А через двадцать минут настоятель пришел к нему сам.


- Ну-ка, отец Иов, ты поди-ка на кухню, помоги там отцу Сергию посуду помыть, - вдруг совсем другим, неожиданно строгим тоном сказал настоятель. Чтец поклонился и вышел, плотно прикрыв дверь.
- Ты мне, Роман, вот что скажи, - начал отец Мисаил, - ты ведь в наши края и пожаловал неспроста, да и сам ты непростой, по одеже видать. Зачем ты сюда?
Роман отыскал свою сумку и достал бумажку.
- Я ищу Владыку Стефана.
- Зачем?
- Надо мне. Отец завещал.
- Отец? Николай Карелин?
- Паспорт посмотрели? – с обидой спросил Роман.
- Ну, ты пойми меня правильно… - развел руками отец Мисаил. - Я же не могу вот так кого попало с улицы в монастырь взять. Может, ты преступник беглый, или политический какой. Мне же с властями неприятности тоже не нужны.
- Да, Николай Карелин.
- Тот самый? – спросил монах, указывая глазами к потолку.
- Тот самый.
Отец Мисаил крякнул.
- Как ты, парень, еще добрался сюда, - сказал он и вышел. Примерно через полчаса в дверь комнатушки постучали.
- Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас, - сказали с той стороны нараспев. Роман уже знал этот своеобразный пароль и открыл дверь. В первый момент он невольно отшатнулся – на пороге стоял незнакомый очень пожилой монах с длиннющей белесой бородой, одетый в какое-то странное одеяние с капюшоном, разрисованное белыми крестами и черепами.
- Владыка Стефан благословил вас к себе, - степенно произнес посланник, развернулся и медленно бесшумно пошел по коридору, похожий на черное привидение. Роман двинулся за ним.


Он проследовал за своим провожатым в соседнюю избу. Тот остановился около одной из дверей и замер немым изваянием. Роман осторожно постучал.
- Бог благословит! – отозвался с той стороны старческий голос. Карелин открыл дверь и вошел в комнату. Он понятия не имел, как может выглядеть митрополит, и после последнего посещения готовился к чему-то сверхъестественному. Но все его страхи оказались напрасными. У окна стоял маленький сутулый старик в длинном коричневом платье, опирающийся на посох. На звук шагов посетителя он обернулся. Сухое, почти прозрачное болезненное лицо. Длинные желто-седые волосы резинкой собраны в хвост. Редкая слегка курчавящаяся борода почти касается широкого, плетеного из толстых нитей пояса с кистями на концах. Роман замер, не зная, как себя вести с митрополитом. А тот изучающе посмотрел на него, а потом подошел почти вплотную со словами:
- Как же ты вырос…
- А-а… Простите… - Роман не мог подобрать нужных слов. – Вы меня знаете?
Митрополит улыбнулся безобидной доброй улыбкой.
- Я крестил тебя, Рома…
- Разве я крещеный?
- Крещеный. Тебе было два годика. А я тогда был отцом Сергием. Матушка моя жива была еще, и служил я в маленьком сельском храмике… Бабушка привезла тебя. Родителям-то нельзя было, сразу выгнали бы отца с работы… Был ты маленький, не говорил еще… Крестик на тебя надели, а ты его ручонкой цап – и целовать. Вот как Господь чистой детской души коснулся. А теперь вон какой ты вымахал. И на ручки тебя уже не возьмешь… Но это лирика, - тон митрополита неожиданно резко сменился и стал официальным. - Вы приехали сюда не за тем, чтобы выслушивать стариковские мемуары.
- Полагаю, что да. Надеюсь, вы внесете ясность в ситуацию, в которой я оказался.
- Конечно. Я думаю, что не сделаю открытия, если скажу вам, что политика правящей партии привела к экономическому и политическому краху. Идеалы рухнули. Власть, которая не может накормить людей, не сможет удержаться. А удержаться хочется. Поэтому у властей нет иного выхода, как идти навстречу чаяниям народа. Иначе нас ждет очередная революция. Бунт девяносто первого года подавили, но следующий бунт уже не подавят. Голодная армия не встанет на сторону правительства. Власть утратила свою власть, если так можно выразиться.
- Я это и так знаю. Простите, не понимаю, почему это вас занимает?
- До вас, наверное, доходили слухи о том, что сейчас Церкви даются значительные послабления. Духовенству разрешают проводить открытые богослужения. Разрешили колокольный звон… В данный момент рассматривается возможность возрождения института военного духовенства, а так же преподавания основ религиозной культуры в школах.
- Вы шутите… Зачем? – удивился Роман.
- Скажу вам по секрету, это эксперимент, первые ласточки. В правительстве в разработке находится документ, называемый соглашением о сотрудничестве между государственными структурами и Русской Православной Церковью.
- Чушь какая-то…
- К сожалению, не чушь. Наше атеистическое государство решило сменить имидж и обзавестись новым соратником.
- Да зачем?!
- Затем, что Церковь – это власть. Реальная власть и сила, способная кардинально влиять на умы и настроения наших сограждан. Удержать страну от гражданской войны сейчас в состоянии только слово с амвона. Но нельзя допустить легализации Церкви.
- О чем вы говорите? В церквях одни старухи. Что они – со своими палками на «белый дом» пойдут?
- Ошибаетесь. По данным опросов, до тридцати процентов постоянных прихожан составляют лица до сорока лет. Из них процентов пятнадцать – мужчины. А сколько еще сочувствующих, и просто тех, кому нужен лидер? Харизматик, за которым они согласились бы пойти, неважно, какого он происхождения. Пока не объявился такой вождь «родом из народа», неподконтрольный официальной власти, государство хочет предложить им лидера собственного приготовления.
- Церковь?
- Да. Народ необходимо удержать в узде. Роль этой узды власть планирует отвести Церкви.
- Интересно как? Между вами же антагонизм, по-моему, до скончания века.
- Это легко преодолеть. Что, собственно, уже и началось. Хочешь обрести раба – окажи услугу. Нет ничего тягостнее и унизительнее, чем положение должника.
- Кажется, я понимаю. Вам возвратят ваше положение, но взамен вы будете цепной собакой у Кремля. Но, может, для вас это не так уж и плохо? Цепные собаки обычно сыты и имеют крышу над головой. А если слушаться, так и бить не будут.
- А когда они перестают быть полезными, их попросту травят куском мяса с мышьяком.
- Что будет, если Церковь не справится с поставленной задачей?
- Еще лучше. Отличный компромат. И прекрасный повод окончательно покончить с идейным врагом, на законном основании изъять оставшееся церковное имущество. В любом случае они останутся в выигрыше. Государство на краю пропасти. Я думаю, что вы и сами это прекрасно понимаете. Единственный институт, который еще способен влиять на умы людей - это Церковь. Она пока еще представляет хоть какие-то идеалы для значительной части населения. К иерархам прислушиваются, им пока еще верят. Но, став соратником власти, Церковь потеряет это доверие.
- Почему вы так думаете?
- Как только власть переводит структуру из подпольной в легальную, эта структура немедленно становится частью власти. Произойдет сращение власти с Церковью. Это неизбежно. Любая власть порочна. Все пороки, присущие власти, перекинутся на Церковь и её людей. И это убьет в людях веру в последний идеал. Когда они увидят, что те, кому они доверяли, оказывается, точно такие же, как и те, кого они ненавидели, они отвернутся от Церкви, от этого последнего острова надежды. Стыд, нравственность, мораль – все будет попрано и подвергнуто обструкции. В первую очередь рухнет институт семьи. Пропаганда разврата и свободных отношений уничтожит то, что даже коммунисты считают основой общества – семью. Общество развратится до такого беспредела, который даже трудно себе представить. Порок будет возведен в добродетель, а добродетель будет предана осмеянию и представлена как скудоумие, закомплексованность и недалекость. Это будет еще хуже, чем гражданская война.
- Подождите… Я никак не могу понять… Ваши же люди называют эту власть безбожной и богопротивной… А теперь вы сами добровольно отказываетесь от сотрудничества?
- Да я же объясняю вам… - митрополит крепко сжал посох. – Главное оружие и сила церкви – благочестие. А Церковь благочестива только тогда, когда она гонима. Потому что пострадать за веру готовы только истинные чада, которые не боятся носить под майками кресты и ходить на Пасху на богослужение. Как только прекратятся гонения, в Церковь хлынет поток прилипал. Тех, кто захочет безбедно и беззаботно устроить свою жизнь на церковном хребте. Халявщики. Волки в овечьих шкурах, которые будут расхищать и развращать стадо, а истинных добрых пастырей будут изгонять и преследовать. Лучшая проповедь – это пример собственной жизни. Люди не будут верить любодеям, извращенцам, ворам, бийцам*, стяжателям. Когда падет последний оплот нравственности, наступит хаос. Люди уверуют в свою безнаказанность и предадутся всем порокам, которые только будут им доступны.
- Кажется, я начинаю понимать... Легализовав положение Церкви, они подорвут её авторитет, и тогда уже ничто не сможет остановить развал страны.
- Именно.
- Из-за этого вас... - Роман забыл слово, - уволили.
- У нас это называется «низложили».
- Да, я это хотел сказать... Ваша верхушка за то, чтобы соглашение было подписано. Они же понимают, какой жирный кусок падает с неба.
- Этим куском подавишься.
- Давиться будут другие, а на их век хватит.
- Вы очень смело мыслите, - сказал митрополит, внимательно глядя Роману в глаза. - Вы далеко могли бы пойти, если бы в вас была бы хоть капля карьеризма.
Карелин усмехнулся.
- Отец хотел, чтобы я стал дипломатом. А потом, если все сложилось бы так, как он рассчитывал, я стал бы министром иностранных дел.
- О, ваш отец был дальновидным человеком. Это был политик с большой буквы. Но люди предполагают, а Бог располагает. Николай Васильевич скончался, и протежировать вас больше некому.
- Это точно.
- Уже столкнулись?
Роман кивнул.
- Этого и следовало ожидать. Мертвого льва можно не бояться, - митрополит отошел к окну и задумался.
- Вы тоже мертвый лев? - спросил Роман.
- Да. Мертвее не бывает.
- Те четверо и вы были против подписания соглашения?
- Да. На самом деле большая часть Священного Синода против. Но открыто озвучить свою позицию осмелились только мы.
- Понятно. И из страха перед «большим братом» была организована публичная казнь, чтобы и другим неповадно было.
- Да. Сначала нас вызвали в горком в комитет по делам религий, обвинили в антисоветской деятельности.
- Это сделал мой отец.
- У него не было выхода. Мы все всё понимали. Он не мог открыто поддержать нас. А потом, через некоторое время, видимо после настоятельных рекомендаций «большого брата», как вы говорите, был срочно созвано зеседание Синода, на котором нам предъявили какие-то нелепые обвинения. Нас лишили митрополичьего сана, наших кафедр, запретили служить... Вы представляете, что такое для священника невозможность служить? Это… - Владыка в волнении сделал кругообразное движение руками, словно хотел объять мир. – Это то же самое, что запретить птице петь.
- Любимая работа… - подсказал Роман.
- Служение это не работа. Служение – это вся жизнь. Это воздух. Нас даже сослали в разные монастыри, чтобы мы не общались друг с другом.
- Можно спросить? Что у вас за странная статья – «за аморальное поведение»?
Владыка горько усмехнулся.
- Ну вот, даже вы понимаете всю нелепость ситуации. На самом деле формальным поводом для низложения послужило семнадцатое апостольское правило.
- Я не разбираюсь в этом.
- Любодеяние.
- Вы серьезно?! - не смог скрыть удивления Роман. Он даже заулыбался – так трудно было представить этого старичка пылким любовником.
- Очень удобная статья. А, главное, недоказуемая. Если бы я кого-то убил или что-то украл, это можно доказать. Но невозможно доказать то, чего не было. Представьте себе, нас, пятерых немощных стариков, обвинили в том, что мы имеем любовниц.
- И вы не пытались защищаться?
- А какой в этом смысл? Наша судьба была определена до заседания. Это был спектакль. Нас надо было убрать, лишить возможности проповедовать и быть услышанными народом. Помнится, колоколам в свое время вырывали языки.
- Это отвратительно.
- Ничего. Хорошо, еще так… А могли вообще другую статью приписать.
- Другую? – сначала не понял Роман, но тут же сообразил. – Фу-у-у-у…
- Да-да, в политических играх все средства хороши. Все это можно пережить. Низложение было скорее формальным. Видите, ко мне здесь по-прежнему обращаются «Владыка», - митрополит улыбнулся.
- Хорошо… - у Романа слегка кружилась голова, он никак не мог усвоить услышанное. – Чего же вы от меня хотите?
- Поскольку вы здесь, то я могу предположить, что вы нашли необходимые записи… Тот код – дата вашего рождения - это номер ячейки в одном из швейцарских банков и шифр к её замку. Там лежит огромное состояние. Украшения, камни. Это произведения искусства, настоящие сокровища. Но, самое главное, там находится Панагия Луки.
- Что такое Панагия?
- Это греческое слово, означает «Всесвятая». Так греки называют Матерь Божию. Это такой медальон, нагрудная икона, которую носят православные епископы. На ней всегда изображается Богородица. Та Панагия, о которой идет речь, по большому счету бесценна. По преданию, её сделал апостол Лука. Это же предание говорит, что тот, кто подержит её в руках без корыстных мыслей, проживет очень долгую и счастливую жизнь. Эти факты весьма сомнительны, но, тем не менее, её ценность от этого не умаляется. Возраст Панагии – примерно полторы тысячи лет. Второй такой нет, и никогда не будет. Когда-то она принадлежала Греческой Православной Церкви, потом проделала сложный путь, оказалась в России и во время революции была тайно вывезена одним монахом в Турцию, а оттуда в США. Затем она оказалась в банке в Швейцарии, где и хранится уже почти девяносто лет. Ни одному музею не под силу приобрести её. А вот частные коллекционеры могут это сделать. Один очень богатый, и, что немаловажно, благочестивый человек уже тридцать лет ждет согласия на продажу Панагии. И вот время настало.
- Для чего вы мне это рассказываете?
- Вы еще не поняли? Вы поедете в Швейцарию и передадите Панагию этому человеку.
- Я?! – Роман опешил.
- Кроме вас этого никто не сделает. Доверять некому, а мы все – немощные старики… Собственно, я остался один.
- А мне вы доверяете?
- Да.
- Почему? Вы же меня не знаете. Возьму ваши побрякушки, да и махну куда-нибудь на Канары.
- Вы так не сделаете.
- Почему вы уверены в этом?
- Я знал вашего отца.
Роман ничего не ответил. Конечно, он так не сделает.
- Почему я должен помогать вам? У меня есть право отказаться. Развернусь и уйду. И ковыряйтесь на здоровье со своими камушками.
- Да, вы можете уйти… Я не могу вас заставить заниматься этим. Но я могу предложить вам награду. Кроме Панагии там есть еще достаточно драгоценностей для того, чтобы обеспечить вам безбедную жизнь на тех же Канарах. Но вы все равно имеете право отказаться. Я должен быть честен с вами, - продолжил он после паузы, – если вы возьметесь за это дело, обратно в Россию вернуться вы не сможете. Надеюсь, что причины вам объяснять не надо.
- И куда же мне там деваться? У меня же там никого нет.
- Вам помогут. Из Швейцарии вы полетите в США, в Джорданвилльский монастырь. Пока все уляжется, переждете там. Ну, а потом – с Божьей помощью все устроится. Будете жить за границей. Вы умны, талантливы. С такими данными вы легко найдете себе применение.


Роман посмотрел в глаза митрополита. Взгляд того был спокоен, с легкой тенью грусти. Карелин опустил голову. Несколько минут он молчал, и старец не нарушал его молчания, понимая, что Роману требуется время и мужество, чтобы принять решение.
- Как я найду этого человека?
Митрополит оживился.
- Подробные инструкции вы найдете в ячейке. Перевод денег – это уже не ваша забота. Ваша задача ограничивается открытием ячейки и передачей Панагии соответствующему лицу. А покупатель сам переведет необходимые суммы на счета нескольких влиятельных лиц в правительстве, чтобы они выступили против легализации Церкви. Соглашение о сотрудничестве не должно быть подписано.
- Я понял… Но каким образом мой отец оказался причастен к вашим интригам? Он же всю свою жизнь боролся с Церковью. Он лет десять занимал должность управляющего комитетом по делам религий…
Митрополит улыбнулся прозрачной слабой улыбкой.
- Вы заблуждаетесь. Ваш отец сделал очень много для того, чтобы сохранить Церковь. И в этом ему помогала как раз его должность. Вы не знаете, это естественно. Его истинная жизнь была сокрыта даже от самых близких людей. Он был верующим человеком. Занять место в комитете по делам религий его благословил духовник, архимандрит Феофил. По его благословению Николай Васильевич вел светскую жизнь, ничем не отличавшуюся от образа жизни любого советского чиновника. Это был его крест, его жертва ради спасения русской Церкви. Он не мог приготовить себе преемника из сопартийцев, на него сразу бы донесли. Так что почетная обязанность завершить его миссию выпала вам. Дело это не простое, скажу откровенно: вы сильно рискуете.
- Я это уже понял.
- Побудьте тут еще недельку, пока окончательно не поправитесь. И езжайте с Богом.
- Мне кажется, что лучше не откладывать. А то вдруг сомневаться начну…
- Ну хорошо. Поезжайте, когда посчитаете нужным.
- Как я попаду в Швейцарию без вызова?
- Вызов будет. Дома подождете пару недель, и приглашение придет. Об этом не беспокойтесь. Только приглашение придет из Франции. А уже оттуда вы поедете в Швейцарию. Никаких виз для этого оформлять не нужно, у них уже давно свободная зона. Если вам нужны средства на поездку – скажите.
- Спасибо, деньги у меня есть.
- Вы поедете в Цюрих. Вам нужно найти Файзербанк на Вальхештрассе. Это легко, там, на месте, сориентируетесь. Вот ключ от ячейки, - митрополит дал ему какой-то странный медальон, сделанный из меди, на довольно толстой цепочке. Присмотревшись, Роман различил на нем выдавленное изображение иконы. Кажется, это была Богородица. Владыка показал ему маленькую кнопочку. Карелин нажал её, и медальон раскрылся. Внутри находился небольшой ключ. Роман защелкнул крышечку и надел медальон на шею.
- Не потеряйте, прошу вас, его. В противном случае вы не сможете получить доступ к ячейке. Ячейка оформлена на предъявителя этого медальона. Это указано в договоре аренды. Все, более мне нечего вам сказать.
Роман, несколько ошарашенный неожиданно свалившейся на него ответственностью, немного помолчал, и только после этого сообразил, что пора уходить.
- До свидания, - немного растеряно сказал он.
- Ступай, мой мальчик… - митрополит широким размашистым жестом благословил Романа, а потом обнял его, как сына, ухватив цепкой рукой за шею. – Бог благословит тебя… И никому ни слова! – неожиданно погрозил он Роману сухим длинным пальцем.


Выйдя от митрополита, Карелин направился к отцу Мисаилу и сказал, что ему надо срочно уезжать.
- Еще бы остался хоть на пару деньков, - сказал тот.
- Не могу.
- Нервный ты. Ну, делай, как знаешь. Попрощаться-то хоть зайди.
Карелин кивнул.
Собравшись, Роман, как и обещал, зашел к настоятелю попрощаться. Отец Мисаил ни о чем не стал спрашивать. Он был задумчив и невесел.
- Я лошадь сказал запрячь. Довезут тебя до автобуса. А там уж дальше – сам.
- Спасибо, - Роман протянул ему сто долларов. – За проживание и стол.
Отец Мисаил махнул рукой:
- Не надо! Себе оставь, пригодятся еще.
Потом подумал и сказал, поднимаясь с места:
- Дай-ка я сам тебя отвезу.


Через двадцать минут Роман сел в сани. Отец Мисаил в тулупе, ватных штанах и косоухой шапке-ушанке сидел возницей. Вратарник открыл тяжелые деревянные ворота, и гнедой конь уверенным шагом пошел по дороге, ведущей в лес. Когда они отъехали от монастыря шагов на тридцать, Романа как будто что-то кольнуло, и он обернулся. На высокой монастырской стене он увидел блаженного, широко крестившего воздух им вслед.


часть 11 https://www.stranamam.ru/post/7547680/