Панагия для атеиста. Часть 7

Часть 6 https://www.stranamam.ru/post/7543933/



Некоторое время Роман не мог говорить – пил горячий чай и приходил в себя. Только сейчас он ощутил в полной мере, насколько устал и замерз. Руки и ноги его практически не слушались, в голове стоял неприятный гул, страшно хотелось спать. Отец Максим, взглянув на него, снял с него ботинки и куртку, помог надеть на ноги домашние меховые тапочки, снял с русской печки нагретую безрукавку и набросил ему на плечи.
- С-спасибо, - едва слышно, заикаясь, проговорил Роман.
Тепло постепенно расходилось по окоченевшему телу, и он вдруг почувствовал, что в этой убогой, пропахшей старьем избенке ему безопасно и уютно, словно он приехал в гости к родственнику или старому другу. Священник с тихим спокойным голосом очень располагал к себе, с ним хотелось быть откровенным. Немного согревшись, Карелин извлек из кармана свою записку.
- Здесь написаны имена пятерых человек. Мне нужно знать, где они сейчас находятся.
- А почему вы ко мне приехали с этим вопросом? – спросил священник, изучив записку через половинку от сломанных очков.
- Я не к вам ехал. Просто искал, у кого можно спросить. Нашел вас.
- А для чего вам это знать?
- Понимаете… Это вроде завещания моего отца. Я должен разыскать этих людей.
Отец Максим задумался.
- Я не спрашиваю, кем был ваш отец, - наконец, сказал он. – И вы мне не говорите. Что касается этих людей… Вот этого и этого точно уже нет в живых, - он показал на митрополитов Гедеона и Антония.
- Вы уверены в этом?
- Абсолютно. Я присутствовал на их погребении. А вот об этих троих мне мало что известно.
- Я не разбираюсь в церковных делах. Если митрополита низложили, что это значит?
- Значит, выражаясь светским языком, сняли звездочки с его погон.
- Разжаловали?
- Ну, в общем, да.
- И кем он станет после разжалования?
- Простым монахом.
- Монахом?
- Монах – это как самый низший чин. Рядовой. Иногда с правом священнодействия, но чаще всего нет. Все зависит от того, за что наложено прещение.
Роман опять ничего не понял, только смутно догадывался о сути сказанного.
- И где можно найти такого монаха?
Отец Максим пожал плечами.
- Где угодно. Некоторые живут среди нас в миру, как обычные люди. Но чаще всего они поселяются в монастырях.
- А он может опять стать митрополитом?
- О! – махнул рукой отец Максим. – Таких случаев за всю историю церкви по пальцам пересчитать.
- И где же мне искать этих троих?
- А вы никому не скажете, что это я вам рассказал? – спросил священник с легкой улыбкой, заглядывая в глаза Роману.
- Нет.
- Дайте припомнить… Владыка Стефан был сослан в Питиримовскую пустынь. Владыка Адриан, если не ошибаюсь, в Троице-Сергиеву, а Владыку Власия, по-моему, отправили в Заезерскую обитель…
- Где это находится?
- Троицкая Лавра ближе всего – это Загорск. От Москвы на электричке с Ярославского вокзала… Ах, вы же на машине. На машине минут пятьдесят езды.
- А в Загорске где именно эта Лавра?
- О, вы её не прозеваете, уверяю вас! – улыбнулся отец Максим. – Она в центре города, огромный монастырь. Вы увидите её. Как с горки начнете спускаться, так сразу и увидите. Там такие большие ворота… Надо войти в них и пройти в глубь территории. Там слева будет такая будочка деревянная. Зайдете в неё, обратитесь к дежурному монаху и попросите встречи с монахом Адрианом. Запомнили? С монахом Адрианом, - тоном учителя начальных классов повторил отец Максим.
- Вам скажут, куда пройти.
- А остальные двое?
- С этими будет сложнее. Питиримовская пустынь находится во Владимирской области. Там есть такое сельцо – Питиримовка. Типа нашей деревеньки, тоже почти умершее. Если бы не монастырь, давно уже снесли бы её. А там центральный храм признан объектом всемирного наследия, иконостас в нем сохранился от тринадцатого века… Ну и властям вроде как-то стыдно этот монастырь прижимать, а то мировое сообщество будет недовольно, - отец Максим рассказывал об этом с какой-то едва уловимой усмешечкой, которой никак не мог понять Роман. То ли он над властями посмеивался, то ли еще что-то…
- Ну и село благодаря этому живет, - продолжал священник. - Оно прямо под забором у монастыря стоит. А Заезерская обитель вообще на Урале. Я там никогда не был… Подсказать ничего не могу. Но имейте в виду, что поездка ваша может быть и напрасной.
- В смысле?
- Ну… - отец Максим пожал плечами и поморщился. – Понимаете, молодой человек… Их тоже уже может не быть. Когда все это произошло, им всем уже было кому под семьдесят, кому за семьдесят… Да прибавьте еще три года… Человек яко цвет сельный, тако отцветет. Дни его семьдесят лет, аще в силах – восемьдесят лет, - со вздохом произнес священник.
- Мне все равно надо будет поехать, чтобы узнать, - сказал Роман.
- Это да…
Где-то, то ли в отдушине, то ли в трубе завыл ветер, Роман вздрогнул. Священник выглянул в окно.
- Метель разошлась. Оставайтесь у меня. Куда вы в такую погоду? Застрянете где-нибудь на дороге, замерзнете.
- А моя машина?
- А ей ничего не сделается. А завтра утром откопаем её, да Мальчиком и вывезем до дороги.
- Мальчиком? – не понял Карелин.
- Конь мой, Мальчик. Выручает… - опять мягко улыбнулся священник.


Эту ночь Роман провел на пахнущей затхлым постели. Подушка была набита соломой и шуршала при малейшем движении. По стенам с веселым писком бегали мыши, где-то под крышей на разные голоса завывал ветер. Заснуть толком не получалось, в голове у Карелина бродили беспокойные мысли. «Надо взять отпуск на работе… - думал Роман, ворочаясь с боку на бок. - Причина уважительная… Скажу, что поеду лечиться. Урал... Далеко. Но, может, повезет, ближе найду кого… Поеду на поезде. Машина слишком в глаза бросается. А там, небось, на этом Урале, и заправок-то нет… будут следить… Владимирская область… Питиримовка… Сначала туда. Нет, сначала в эту Лавру…монах Адриан…» К утру мысли начали путаться, и он все же заснул крепким сном и даже не слышал, как за стенкой пропел петух, как поднялся со своей скрипучей кровати отец Максим и пошел хлопотать по хозяйству.


Роман проснулся оттого, что кто-то, пристроившись рядом, начал пофыркивать и причмокивать. Он открыл глаза и встретился взглядом с огромным черным котом, усевшимся на постель. Кот, оценив гостя, тут же утратил к нему интерес и продолжил вылизываться, задрав к потолку лапу с растопыренными розовыми пальцами. Карелин встал и, поеживаясь от прохладцы, пошел искать хозяина дома. Он нашел отца Максима на кухоньке, подкидывающим дров в печь.
- Вот, - пожаловался тот, - живем по старинке, дровами топимся. Газа здесь нет, и, наверное, теперь уже не будет. Подумать только, какие-то двадцать пять километров от Москвы – и без газа.
«Почему двадцать пять? – удивился про себя Роман. – Все сорок…» Но вслух он ничего не сказал, чтобы не смущать священника.
- Хорошо, хоть электричество есть! Эх! – вздохнул тот, орудуя в топке кочергой. – Как Баба-Яга живу, с кочергой не расстаюсь… Умылись?
- Нет, - ответил Роман. – А где у вас тут…?
Священник улыбнулся.
- Из удобств тут только крыша. Все остальное на улице. А умыться можно в сенях, там ведро стоит. Только оденьтесь потеплее, сени-то холодные!
Карелин прошел в притвор, увидел на табурете зеленое эмалированное ведро, снял с него крышку. На поверхности воды был слой льда. Роман попробовал продавить его пальцем – не вышло. Тогда он взял кружку, стоявшую рядом, и ею разбил лед. Зачерпнув воды, он тоненькой, обжигающей холодом струйкой помыл поочередно руки и слегка умылся, боясь, как бы ледяная капля не закатилась за ворот свитера. Навестив «удобства», он понял, что в условиях деревни умрет в течение первых двух суток, и поспешил вернуться в избу. Отец Максим расставлял на столе старые пожелтевшие тарелки с зеленой надписью «общепит» по краям.
- Садитесь за стол, Роман, сейчас будем завтракать, чем Бог послал. Вы уж не взыщите, чем богаты, тем и рады, - извиняющимся тоном сказал священник.
Завтрак, на самом деле был скудный: гречневая каша с подсолнечным маслом, да чай с тем же айвовым вареньем. В другое время Роман вежливо бы отказался от такого угощения, но он был голоден, не до капризов. Мысленно выражая соболезнования своему желудку и вспоминая лежащие дома в холодильнике копченые свиные ребрышки, он был вынужден насытиться этим скромным предложением.


Метель уже улеглась, и после завтрака отец Максим вывел из хлева мощного мышцастого светло-желтого коня с седой гривой. Роман, несколько лет занимавшийся конным спортом, безбоязненно подошел к могучему животному и погладил по горбатой морде. Конь зашлепал губами, норовя ухватить его за рукав.
- Владимирец? – спросил Карелин.
- Он самый, - кивнул священник. – Когда колхоз наш разорился, его хотели на мясокомбинат отправить. А я его выкупил. Они мне его на вес, как мясо, продали. Взвесили и продали. Тонна! Я его называю «тонна о четырех ногах».
Роман держал мальчика под уздцы. Конь явно нервничал, прядал ушами, переступал с ноги на ногу и то и дело всфыркивал, настороженно косясь на отца Максима. Роман поглаживал его по бархатным ноздрям, пока священник возился с упряжью. У Карелина сложилось впечатление, что животное больше доверяло ему, чем хозяину. «Бьет его, что ли? – мелькнуло у Романа. – Не похоже, мужик, вроде, спокойный».
- Ну, поехали! – дал команду отец Максим, ловко взобравшись на спину коню. Он подал руку Роману и тот уселся сзади него. Спина у Мальчика была широкая и мягкая, похожая на диван. Степенным шагом конь тронулся в путь, осторожно проминая глубокий пушистый снег.


Минут сорок у них ушло на то, чтобы откопать превратившуюся в сугроб «Короллу». Потом отец Максим зацепил машину тросом, и Мальчик, неторопливо ступая могучими копытами, аккуратно развернул железного собрата и потянул к шоссе. Роман сидел в машине и рулил, священник ехал верхом на лошади. Было похоже на то, что конь прекрасно знал, как надо вывозить застрявшие машины, во всяком случае, опасения Романа за целостность автомобиля быстро улетучились, так бережно Мальчик обходился с «Тойотой». Минут через пятнадцать машину вывезли на шоссе. Здесь, хоть и намело за ночь, все же ехать было можно.
- Спасибо, - сказал Роман, когда они отцепили «Короллу».
- Во славу Божию, - ответил священник.
Карелин чуть помешкал и протянул ему двести долларов.
- Возьмите, пожалуйста.
К его удивлению, отец Максим даже не стал отказываться, и очень обрадовался деньгам.
- Ой, спаси вас Господи! – радостно улыбаясь и пряча деньги в карман безрукавки, сказал он. – Господь мне вас послал. А я сижу, голову ломаю, где деньги взять, киот заказать. У нас же по весне икону украли, «Казанскую».
- Мне это ни о чем не говорит, - наконец, сознался в своем невежестве Роман.
- Это икона Матери Божьей. «Казанская». Древняя, ей лет четыреста… Икону потом нашли, милиция вернула, а киот весь воры разбили, когда её доставали. Вот теперь и на киот денежки нашлись. Мастер три тысячи просит. Откуда у меня тут такие деньги? А теперь вот есть! Да еще и останутся. Дров подкуплю, а то храм топить нечем. Ну, ступайте с Богом… А вы в Бога-то веруете? – спохватившись, поинтересовался он.
- Я атеист.
- А, - понимающе и с некоторым разочарованием кивнул священник. – Да…- задумчиво протянул он и тут же встрепенулся. – Ну, идите. В Загорск, прямо отсюда?
- Да нет, домой надо вернуться, кое-какие дела утрясти.
- Ну да, ну да…
- До свидания, - сказал Роман и сел в машину. Отъезжая, он в зеркало заднего вида видел, как отец Максим с удивительной кавалерийской сноровкой вскочил на коня и рысью тронулся в обратный путь.


Отпуск на работе ему подписали, но со скрипом. Начальник немного подумал, погрыз кончик ручки и сказал, неторопливо ставя подпись в верхнем углу заявления:
- В память заслуг вашего отца… иду вам навстречу, Роман Николаевич. Отдохните, и с новыми силами за работу. Выходите тридцатого.
Карелин ничего не ответил, забрал заявление и пошел за отпускными. «Скоро они начнут меня выживать, - подумал он. – Конечно, отца нет, теперь можно меня и не бояться. Все припомнят, все мои шалости. Надо искать другую работу». Это было обидно. Лицемерие очень сильно цепляло за душу. Разумеется, в МИД его устроил отец, и то ему пришлось изрядно потрудиться, потратиться на подарки женам и любовницам правительственных чиновников, иначе без сильной протекции никто не взял бы вчерашнего студента, пусть и свободно владеющего английским, немецким и французским, в министерство даже полы подметать. А Романа уже через полгода повысили до начальника отдела. Маленького, но отдела. Лет через пять его отправили бы в консульство куда-нибудь в Европу, еще лет через пятнадцать он стал бы дипломатом, а еще лет через десять при благоприятном стечении обстоятельств он мог бы и войти в самый большой кабинет в этом здании на правах хозяина. Правда, для этого пришлось бы вступить в партию, а Роман был непростительно аполитичен для сына первого секретаря горкома. Его мало интересовали решения очередного съезда КПСС, а разговоры о политике СССР в каком-нибудь Бангладеше немедленно вызывали атрофию всего организма. «Родную партию» он вообще презирал, и даже перспектива стать министром так и не пересилила этого презрения – он не горел желанием примкнуть к рядам верных ленинцев. Но сейчас, кажется, его интересы, симпатии и антипатии не сыграют никакой роли в карьере, о которой, скорей всего, теперь можно вообще забыть.


Едва он вошел в квартиру, как раздался звонок на городской телефон. Карелин поднял трубку.
- Ромка! – пробасил знакомый голос. Карелин скривил губы - Растаманов вдруг с чего-то вспомнил о нем.
- Ну, ты как там, а? – гудел «крестный», едва ли не оглушая его.
- Да ничего, спасибо, - ответил Роман. Он открыл было рот сказать о том, что пропала Таня, но в последний момент что-то удержало его от такой откровенности.
- А ты где сейчас, дома? – продолжал трубить Растаманов.
- Дома, где ж мне еще быть? – с недоумением ответил Карелин. – А что?
- Да так, мимо еду, вспомнил, думаю, заехать проведать, что ли?
- Да мне на работу сейчас, - Роман не испытал восторга от такого прилива чувств со стороны «крестного». После последнего разговора с ним у него вообще пропало всякое желание видеться с ним.
- А, ну ты звони, если что! – гаркнул «крестный» и повесил трубку. «И чего звонил?» - с неудовольствием подумал Роман. Растаманов крайне редко сам звонил ему, Роман не мог и припомнить, когда такое было последний раз. И сейчас сложилось впечатление, что «крестный» на самом деле просто хотел узнать, где Роман находится и чем занят. Его охватило чувство, что он играет по чьим-то правилам, и что каждый его шаг уже предопределен заранее, и что исход партии давно известен, только он один ничего не знает. Роман походил по квартире, подумал о том, о сем, выпил чаю. Вспомнил про ограду на могилу, позвонил кузнецу. Тот сообщил, что эскиз уже готов и завтра начнется ковка. Карелин положил трубку, оделся и спустился на улицу.


Пока прогревалась машина, Роман изучил карту. Доехать до Загорска было довольно просто, и он, чтобы не терять времени, незамедлительно тронулся в путь. Дорога была неплохая и даже расчищена. Этой трассе, петляющей среди лесов, был присвоен статус стратегической, поэтому за ней еще кое-как следили умирающие дорожные службы, и на фоне общей разрухи она выглядела очень даже ничего. Трасса петляла среди сосняка, иногда вырываясь на открытое пространство заброшенных колхозных полей, где на фоне белых равнин зловеще чернели скелеты борщевика да разрушенные, словно после бомбежки остовы коровников. Все это производило угнетающее впечатление полной разрухи. «Неудивительно, что в магазинах нет продуктов», - думал Карелин, поглядывая на немых свидетелей краха когда-то великой страны. «Да нас сейчас голыми руками бери – не хочу. Народ голодает, есть нечего… Дождутся второй революции. Как пить дать – дождутся. И тогда всех сметут, и правых, и виноватых. Разбираться не будут. А что потом? А потом к власти придут точно такие же, и точно так же будут хапать, чтобы наверстать упущенное… А простой народ опять останется ни при чем…» Занятый этими мыслями, Роман добрался до города минут за сорок пять. Действительно, проехав к центру, он обнаружил, что шоссе идет резко вниз (вот она, «горка»!), и метрах в трехстах от начала спуска хорошо были видны старинная красная кирпичная ограда и многочисленные купола с крестами. Припарковавшись около могучих, дернутых мхом и плесенью стен монастыря, Роман обратил внимание на то, что в непосредственной близости от него находится здание местного горкома, перед входом в который, как и положено, красовался небольшой памятник «дорогому Ильичу». Ильич, прищурившись черным лицом, недобро смотрел на монастырь. «Интересно, это специально так сделали?» - подумал Карелин, выходя из машины.


Он подошел к огромному входу, около которого стояли два милиционера в толстых зимних куртках. «И здесь менты», - подумал Роман, чувствуя, как блюстители порядка провожают его взглядами и, стараясь не обращать внимания на налетевших попрошаек, тянущих к нему свои кружки и забинтованные культи, быстро пошел к монастырю.
- Подай-подай-дай-дай, - неслось со всех сторон. – Христа ради… На хлебушек… Ради Христа, сынок… Убогеньким… дай-дай-дай…
Особенно отличался один из них – горбатенький уродец с изувеченным лицом. Он прыгал перед Романом, заглядывая ему в глаза с отвратительной гнилозубой улыбкой, и блеял с гаденькой усмешкой:
- По-о-о-да-а-а-ай, богатенький, пода-а-а-ай!!!
А потом ухватил Романа за руку, вцепившись в его ладонь грязными пальцами со страшными желтыми ногтями. Карелин, испугавшись подцепить какую-нибудь заразу, в ужасе стряхнул его с себя и, слыша за спиной насмешливое «хе-хе», прибавил шагу. Захватив по пути горсть снега и брезгливо обтирая им руку, он прошел в глубь территории и оказался перед огромным белокаменным собором с облезлой живописью на стенах. Будочка… Будочка слева… Он заметался. Шут их разберет, в этом их монастыре… где у них тут будочка… Он стал обходить собор слева, оказался на заметенном снегом старинном кладбище и едва не сбил с ног высокого худого мужчину все в той же черной одежде, только с высокой цилиндрической шапкой на голове, какие в мультиках рисуют боярам, с которой почти до земли спускалась какая-то черная накидка.
- Извините, я ищу монаха Адриана…
Ни слова не произнеся, встречный показал ему рукой налево и, обойдя его, пошел дальше. Роман повернул голову – из-за стволов деревьев был виден деревянный вагончик-бытовка. Он двинулся в его сторону.


В тесном пространстве бытовки стояло несколько человек, в основном женщины. Одеты они были плохо, лица у всех мрачные, никто не нарушал тягостного молчания ни словом, ни покашливанием, ни вздохом. Роман растерялся, он не представлял себе, как тут следует себя вести, что говорить. Прежде, чем он успел что-либо спросить, зазвенел телефон. Мужчина в черном (дежурный монах?) поднял трубку, выслушал абонента и сказал, обращаясь к ожидавшим:
- К отцу Кириллу…
Женщина, стоявшая в этой очереди первой, перекрестилась и прошла через бытовку на другую сторону территории, сокрытую от посторонних глаз.
- Что вы хотели? – спросил монах Романа, видимо, поняв, что тот не в своей тарелке.
- Я ищу монаха Адриана.
- Монаха Адриана? – переспросил дежурный.
- Да.
- Ждите, - он набрал какой-то номер. – К монаху Адриану посетитель… Хорошо…
Проходите, - обратился он к Карелину. – Прямо до корпусов, там спросите.


Фанерная дверь захлопнулась с сухим стуком. Карелин осмотрелся. Здесь текла какая-то совсем другая жизнь. Роман сначала никак не мог понять, чем именно она была другая, но потом все же сообразил: здесь не было суеты. По веткам спящих кустов сирени скакали воробьи и снегири, разбрасывая по снегу шелуху от семян. От здания к зданию – сетка протоптанных узких тропинок. Людей было очень мало, все в черном. Монахи передвигались степенно и бесшумно, опустив глаза к земле. Изредка при встрече они останавливались, обменивались троекратным символическим поцелуем, в лучшем случае – парой коротких фраз, и тут же расходились каждый своей дорогой. Никаких разговоров, никакого «Ну, как дела?». Складывалось впечатление, что все заняты каким-то очень важным делом. Все, кроме одного человека. Он стоял около водопроводной колонки и никуда не шел. Роман решил обратиться к нему.
- Скажите, пожалуйста, как мне найти монаха Адриана?
Тот оживился, повернул к нему плоское степное веснушчатое лицо с узкими карими глазами.
- А монах Адриан - это я! – весело ответил он.
- Вы?! – Роман был в замешательстве. Отец Максим сказал, что митрополитам около семидесяти, а этому не больше тридцати.
- Извините… Я искал другого человека. Он был митрополитом.
- А, Владыку искали… - на лице Адриана было разочарование, он, видимо, рассчитывал на что-то интересное. – Опоздали. Отошел Владыка два месяца назад.
- Куда отошел?
- К Отцу Небесному. Почил от трудов земных.
- Умер, что ли?
- Умер, умер.
Роман немного помолчал.
- Ну, я пойду, а то меня братия ждет, - вопросительно сказал Адриан, все еще надеясь, что странный гость пришел не зря.
- Подождите… - Роман достал свой листочек. – А вы не знаете, вот эти двое живы?
Адриан прочитал имена, завертел головой и крикнул какому-то монаху, проходящему мимо:
- Брат Илиодор! Ты не знаешь, Владыка Власий жив?
- Какой Власий? – чуть замедлив ход, спросил Илиодор.
- Ну, которого с нашим Владыкой Адрианом… ну, помнишь.
- А-а… Нет, скончался он.
- Точно?
- Точно. Его отец Мафусаил за упокой поминает. Однокашники они были, в семинарии учились вместе.
- А Владыка Стефан?
- Тоже с ними который?
- Да.
- Не слышал, не знаю.
- Ну, спаси тебя Господи, - завершил разговор Адриан и вернул Роману записку. – Прости, брат. Ничем больше помочь не могу.
- Спасибо, - Роман протянул ему сто долларов. На лице Адриана отобразилось борение и мука.
- Не надо, - наконец, произнес он, жалобно заглядывая в глаза Карелину. – Нельзя нам.
- А ты не говори никому.
- Н-н-нет-т, не надо, - ему очень хотелось взять эти деньги, но, видимо, действительно, было нельзя. – Ступай себе с Богом, - Адриан развернулся и вприпрыжку побежал к корпусу.
- Го-о-спади, па-амилу-уй, Го-оспади, па-ми-илуй, Го-спади, пами-и-и-и-и-и-илуй!!! – донеслось до Романа отчаянное пение.


часть 8 https://www.stranamam.ru/post/7546547/