Панагия для атеиста часть 6

Часть 5 https://www.stranamam.ru/post/7543894/


Войдя в подъезд родного дома, Карелин машинально глянул на почтовые ящики. В окошечке его ящика что-то виднелось. «Уж не записка ли?» - подумал он, отпирая дверцу. Нет, это была не записка. В ящике лежала… записная книжка его отца. «Ничего себе… Ничего себе!» - Роман вытащил её и быстро пролистал. Из страничек вывалился бумажный квадратик. Роман на лету подхватил его. «Извините, Ваша книжка нашлась. Её по недоразумению положили в вещи другого человека». Без подписи. Что? Нашлась? Он быстро поднялся по лестнице на свой этаж и вставил ключ в скважину. Стоп. Не так быстро. Тут кто-то побывал в его отсутствие. Он осторожно повернул ключ и ладонью толкнул дверь. Карелин немного постоял перед распахнувшейся дверью, ожидая, не случится ли чего. Но ничего не произошло. Ни взрывов, ни странных запахов, ни чего-либо еще. И тогда он шагнул в коридор.


Чужой дух витал в квартире. Запах какого-то дешевого мужского одеколона и энергетика посторонних людей. Эти флюиды были настолько четко ощущаемы, что Роман со стопроцентной уверенностью мог бы сказать, что здесь побывало не менее двух человек. Карелин поочередно осмотрел все комнаты и кухню, выключил свет, который, действительно, горел в двух комнатах. Картина та же, что после первого обыска. Порядок, но кое-что не так стоит, не так висит. Значит, они не нашли того, что искали. И исчезновение Тани иначе, как этими странными интригами объяснить он не мог. Видимо, через девушку они захотят заставить его выполнить какие-то действия… Роман, прячась за стенами, зашторил окна и сел в любимое кресло. Надо позвонить матери Тани и спросить как дела, нет ли новостей. Но едва он протянул руку к телефону, как раздался звонок. От неожиданности Роман вздрогнул. Он поднял трубку. Это мать девушки опередила его и позвонила сама.
- Р-ромочка, здравствуйте, - заикаясь, сказала она. – Как, ничего не слышно о Танечке?
- Ничего. А я хотел сейчас вам звонить, может, вы что узнали…
- Нет, ничего… Милиция плечами пожимает, говорят, девчонка молодая, могла рвануть куда-нибудь и не предупредить… А я говорю – куда рвануть, у неё же сессия… Она всегда так ответственно относилась к учебе…
- Тамара Павловна, если вы что-то узнаете или вдруг Таня объявится, сразу сообщите мне, хорошо? А я, если что-то мне станет известно, скажу вам. Договорились?
- Да-да, конечно… Я вам скажу.. Надо же… У неё же сессия… - Тамара Павловна вздохнула и положила трубку. Бедная женщина. Таня была единственным ребенком в семье. Роман немного подумал и набрал номер Александра Фокина, своего друга еще со школьной скамьи, занимавшего благодаря протекции Николая Васильевича небольшую должность в одном из городских отделов КГБ. Обрисовал ситуацию, попросил содействия. Тот пообещал сделать все, что в его силах, голос у него при этом был унылый. Понятно, «в силах» не особенно много, но сейчас важна каждая мелочь. Роман слышал, о том, что пропавших людей есть смысл искать первые трое суток, по прошествии которых они либо исчезают навсегда, либо их потом находят мертвыми. Чтобы занять себя хоть чем-нибудь, Карелин извлек из кармана записную книжку отца. Он тщательно изучил обложку, корешок, каждый шов переплета. Ничего подозрительного. Никаких тайников. Он открыл первую страницу. Внимательно, до боли в глазах, Роман изучил каждую букву, каждую цифру. Но чем больше он читал, тем более убеждался в том, что это самый обычный личный телефонный справочник. Многих людей, чьи имена были внесены в книжку, он знал лично, многих заочно. Все они так или иначе были связаны с партийной деятельностью отца. Остальные, незнакомые, не вызывали ровным счетом никаких подозрений. Имена как имена. Ничего необычного. И того самого загадочного номера здесь не было. Так что, видимо, это все же не телефон. Прочитав последнюю страницу, Карелин убрал книжку в письменный стол, посидел, подумал. Потом достал её опять, оторвал обложку и снял кожаный переплет с картона. Ничего. Только испортил памятную вещь. Он повалялся в кресле, запрокинув голову и крепко зажмурившись, а потом минут пятнадцать глазел в потолок. Встал, подошел к тайнику, отодвинул стеллаж и набрал 163 38 91 на сейфе. Может, тут есть еще один тайник? Но нет, ничего нового не обнаружилось, сейф не открылся. Роман простучал стенки и пол. Никаких пустот. Внимательно изучил обои. Никаких меток тоже не было. «Где бы достать металлоискатель?» - подумал он, лег на диван и завис в раздумьях, уставившись в потолок и изучая взглядом лепнину. Что же это может быть? Он лежал так с полчаса, а потом встал и, повинуясь какому-то смутному инстинкту, направился в кабинет отца. Открыв дверь, он остановился на пороге, с удивлением и с болью в душе вдыхая запах, которым была наполнена комната: одеколона, табака, чего-то еще неразгаданного, но близкого и родного. Это был запах отца, к которому он уже привык настолько, что перестал замечать, и который сейчас словно открылся заново и стал последней ниточкой, связывающей Романа с отцом, создававший иллюзию присутствия того, кто уже никогда не войдет в этот кабинет. Скоро исчезнет и этот запах, и тогда не останется ничего, что могло бы так живо напомнить ему об отце... Очнувшись от печальных раздумий, Карелин обвел взглядом огромные, до потолка, стеллажи, плотно заставленные белыми бумажными папками. Если это не телефон, то, может, речь идет о папке с номером 163? Или 3891? Или полке №163? Для начала он начал пересчитывать полки, сбился на четвертом десятке, начал считать снова, помечая их фломастером, но, дойдя до шестьдесят девятой, остановился, поняв, что действует неправильно. С какой полки начинать отсчет? С верхней, с нижней? Справа, слева от окна? От двери? За этими подсчетами можно провести остаток всей жизни. Логичнее было бы найти папку №1 и ориентироваться от неё. Задача усложнялась тем, что на корешках папок отец почему-то номеров не писал. Приходилось каждую вытаскивать, чтобы посмотреть на цифры. Радовало одно – Николай Васильевич с его повернутостью на порядке раскладывал папки строго по датам составления документов и по номерам. Путем проб и ошибок Роман минут через сорок нашел все-таки хвост этого огромного бумажно-бюрократического клубка. Папка с номером 1 стояла первой в самом нижнем ряду в крайнем справа от окна стеллаже. Дальше дело пошло как по маслу. Папка № 163 нашлась на своем месте, между номерами 162 и 164. Карелин извлек её на свет, и сразу в глаза бросилась надпись, сделанная синим фломастером в правом верхнем углу: № 163 (3891). С прыгающим от волнения сердцем он развязал шнурок. Листы уже успели пожелтеть. Ну конечно… Документу лет пять… Машинописные буквы подстерлись, пришлось напрячь зрение, чтобы прочитать текст. И по мере чтения росло удивление и разочарование Романа. Это был протокол заседания комитета по делам религий, на котором рассматривалась антисоветская деятельность каких-то церковных деятелей, именуемых митрополитами. Кто такие митрополиты, Роман не имел ни малейшего представления, но догадался, что это какие-то церковные должностные лица. Речь шла о пяти таких лицах: Андрее Васильевиче Покровском (митрополит Адриан), Георгии Николаевиче Соловьеве (митрополит Гедеон), Сергее Михайловиче Косых (митрополит Власий), Сергее Александровиче Гершуни (митрополит Стефан) и Владимире Николаевиче Воронове (митрополит Антоний). Протокол содержал до тошноты знакомый набор стандартных фраз: осудить, заклеймить позором, враги советского общества, реакционеры, довести до сведения, принять меры… Чушь собачья. Он перечитал содержание папки дважды, посмотрел листы на просвет и даже попробовал читать справа налево. Ничего. Никаких тайных знаков, никаких указаний, никаких карт, где зарыты сокровища. Роман хмыкнул. Но должно же что-то быть! Не стал бы умирающий отец записывать на руке этот номер чисто ради развлечения! Чуть поразмыслив, он вытащил соседнюю папку и посмотрел на её номер. А вот это было интересно. В правом верхнем углу только № 164, и ничего больше, никаких цифр в скобочках. Он стал вытаскивать папки наобум. Ни на одной из них не было аналогичной записи. Только порядковый номер. Более того. Он стал сравнивать даты протоколов и обнаружил, что сто шестьдесят третья папка вообще стоит не в своем ряду и даже не на своем стеллаже – здесь были размещены документы других годов. Наконец, было совершенно очевидно, что листы бумаги в папке старые, а сама обложка относительно новая. Отец неспроста поместил папку именно сюда. Но что в ней такого значимого? Карелин раз десять перебрал все содержимое по листочку. Ничего, за что зацепился бы глаз. И что это за дополнительный номер – 3891? Он скользил по нему взглядом, читая цифры то по отдельности, то попарно, то через одну. Наконец, он прочитал их в обратном порядке. 1983. Это же год его рождения. Ну конечно! 163 – это шестнадцатое марта! 16 марта 1983 года! Дата его рождения. Отец просто хотел так обратить внимание на эту папку. Он знал, что Роман будет искать и дал такую подсказку. Значит, все-таки, начало следует искать в этой папке. Карелин еще раз перебрал листы, оторвал от обложки картонную полоску скоросшивателя, полагая, что, может, отец там припрятал какую-нибудь записку. Он даже пошел с папкой на кухню и подержал листы и обложку над огнем – в какой-то книге он читал, что если сделать надпись молоком, то от тепла она проявится. Ничего! Бросив папку на стол, Роман опять плюхнулся в кресло. Подумав еще немного, он включил компьютер. Интернет простым смертным был недоступен, дабы советские граждане не начитались и не насмотрелись чего такого разлагающего на зарубежных сайтах. В Советском Союзе было проще купить машину, чем обзавестись выходом в Сеть. Народных умельцев, умудрявшихся при помощи каких-то самодельных устройств наладить связь с запретной паутиной, вычисляли и сажали по обвинению в шпионаже, а некоторых даже расстреливали. Но партийным чиновникам Интернет проводили, чтобы они были в курсе мировых событий и сплетен. Каждый выход в Сеть отслеживался: кто, зачем, на какие сайты – все фиксировалось особым отделом, потому что и чиновники, как известно, тоже люди, и тоже могли чего-нибудь не того начитаться. За посещение запретных сайтов могли вызвать на ковер, а то и из партии выгнать. Скорость была отвратительная – советская спутниковая связь, как и все в этой стране, продолжала оставаться самой советской в мире. Можно было полбуханки хлеба съесть, ожидая, пока откроется страница. Пробившись с пятой попытки в Гугл, Роман поочередно набирал имена-отчества и фамилии всех «фигурантов». На каждый запрос поисковик после трехминутного раздумья выдавал не менее десятка тысяч ответов. Академики, космонавты, крестьяне каких-то уездов, рядовые Красной армии… Роман немного поразмыслил и добавил к ключевым словам слово «митрополит». На этот раз дело пошло значительно быстрее. Гугл нашел всего лишь десять сайтов, на которых упоминались такие словосочетания, три из них были англоязычные. Сведения по всей пятерке были на удивление скупы и на еще большее удивление одинаковы, как будто написанные под копирку: реакционный деятель РПЦ, известный своей широкой антисоветской деятельностью, направленной на подрыв устоев советского общества, антикоммунистической пропагандой и клеветническими выступлениями в адрес Марксизма-Ленинизма. Все пятеро в 2007 году низложены Священным Синодом за аморальное поведение. О дальнейшей судьбе митрополитов Интернет молчал. Роман выключил компьютер и опять лег на диван. Он лежал с закрытыми глазами и думал. Эти пятеро связаны одним делом. Неспроста их всех вместе вызвали на ковер в комитет по делам религий, а потом так же дружно низложили свои. Низложили… Карелин слабо разбирался в этих церковных терминах. От слова «низложили» отдавало царским режимом, переворотами и дворцовыми интригами. «Низложили», насколько ему было известно, означало отстранение от должности. Выходит, этих митрополитов тоже отстранили от должности. Такое может быть? Могут митрополита отстранить? Он стал вспоминать историю, художественную литературу. Кажется, что-то такое было… С Патриархом Никоном и еще с кем-то. Наверное, все-таки могут. Низложенных монархов, как правило, казнили политические противники. А что делают с низложенными митрополитами? «Был сослан в монастырь на покаяние», - вспомнилась ему цитата из какой-то книги. Сейчас такое возможно? Куда они делись? Надо узнать, но где? Позвонить Растаманову? Нет. Один неудобный вопрос он уже задал. Не стоит компрометировать старого партийного волка. Да и привлекать лишнее внимание к своим делам тоже не стоит. Роман встал, переписал все имена низложенных митрополитов на лист бумаги, сжег обложку, нашел новую, переложил в неё протокол, написал № 163, вернул папку на место, оделся и спустился вниз.


Поездив по городу минут сорок, он, наконец, нашел открытый храм. Войдя в церковь, Роман немного оробел. Здесь все было странно, пугающе – темные лики, строго смотрящие с икон, обрамленных тускло блестевшим золотом, незнакомый слегка затрудняющий дыхание запах какого-то ароматического вещества, мерцающие в полутьме свечи… Роман неуверенно прошел в глубь храма, не зная, к кому обратиться. В дальнем углу он увидел что-то вроде витрины, где редкие посетители покупали свечи. За прилавком стояла пожилая женщина в платочке, повязанном на старинный манер узлом под подбородком. Он направился к ней. Работница исподлобья посмотрела на него и сделала вид, что усердно раскладывает на витрине какие-то иконки.
- Извините, вы не можете мне подсказать? – спросил Роман.
Та бросила на него недоверчивый взгляд.
- Что? – недружелюбно спросила она. Ну конечно, хорошо одетый молодой человек совсем не похож на завсегдатая церковных служб. Кто его знает, зачем он сюда пожаловал.
- Мне нужно узнать, - Карелин показал женщине бумагу с именами. – Где сейчас находятся эти люди?
Свещница, прищурившись и шевеля губами, прочитала записку.
- Вам лучше у батюшки спросить.
- Чьего батюшки? – не понял Роман.
- У священника, у священника! У батюшки, - с легким раздражением сказала свещница. – Вон он идет. Отец Димитрий! Батюшка! К вам тут пришли.


Крепкий длинноволосый мужчина черном крылатом одеянии остановился и посмотрел на Романа.
- Вы ко мне?
- Наверное, - Карелин показал ему записку. – Вы могли бы мне сказать, где сейчас эти люди?
Отец Димитрий бросил беглый взгляд на бумажку и спросил, внимательно глядя в лицо Роману:
- А зачем это вам?
Тот не был готов к такому вопросу и слегка растерялся, но тут же взял себя в руки и прибег к проверенному способу – сказал полуправду.
- Мой отец умер недавно. В его бумагах я нашел эти имена, хотел узнать, что их связывало.
- Ну, знаете, молодой человек, я вам помочь не могу. Поезжайте в другой храм, а мне некогда. Я тороплюсь на отпевание.
Было совершенно очевидно, что он знает об этих опальных митрополитах, но не хочет говорить.
- Я не из «органов», - тихо сказал Роман. – Я сам. Мне очень нужно, понимаете?
- Не могу помочь, - уже на ходу бросил священник. – Езжайте в другой храм! Куда-нибудь езжайте, в деревню, там народу поменьше!
- Так что, долго сказать, что ли? – спросил Роман, но отец Димитрий уже не слушал его и исчез за дверью. Карелин растерянно стоял посередине храма и смотрел ему вслед. Тут мимо него прошмыгнул какой-то худой прыщавый парень, тоже одетый в черное, на миг задержался около него и, внимательно заглянув ему в лицо, тоже исчез. И Роман понял. «Народу много». Стукачки. Вот что хотел сказать ему священник. И вот почему этот прыщавый тип так внимательно смотрел ему в лицо. В деревню. Надо ехать в какую-нибудь деревню, где поспокойней и нет стукачей. Карелин вышел на крыльцо и нос к носу столкнулся с прыщавым. Тот стоял на паперти и чего-то ждал. Он не сразу заметил Романа, и тот смог проследить его взгляд – он смотрел на «Короллу», видимо, запоминая номер автомобиля.
- Слышь, браток, - сказал Карелин, подходя к нему. – А у тебя закурить не найдется?
Прыщавый повернулся к нему, и в тот же миг Карелин мощным ударом в челюсть отправил его в нокаут.
- Спокойной ночи, козел, - пробормотал он вполголоса, бережно укладывая прыщавого на ступеньки.


«Ну и дела у них там! – думал Карелин, выезжая из Москвы. – А я-то всегда считал, что самые сволочи в горкомовских кабинетах сидят! А у этих та же петрушка. Хотя чему удивляться. Всегда найдется хлюст, готовый за деньги или карьеру спрятать погоны хоть под медицинским халатом, хоть под этим балахоном. Ради партии родной ничего не жалко. Однако надо заправиться», - решил он, глянув на стрелку датчика бензина. Где-то здесь должна быть заправка. Был бы бензин…


Заправка показалась километра через два. Судя по тому, как быстро отъезжали от неё машины, бензина не было. Карелин подошел к окошку кассы. «Бензина нет» - было накарябано синей ручкой на листке бумаги, приклеенном к стеклу. Он постучал в окошко.
- Нет бензина, нет, нет! – закричала, приоткрыв окошко, доведенная до бешенства бесконечными претензиями клиентов кассирша, но тут же замолкла, увидев красную корочку в руках Карелина.
- Девяносто пятый, до полного, - сказал Роман.
- Первая, - кассирша взяла деньги и захлопнула свою амбразуру. Карелин пошел к машине и тут же услыхал новый скандал – на кассира нападал мужчина из потрепанного «Москвича», которого она отфутболила буквально минуту назад.
- Бензина нет, сука?! – орал он, прыгая перед окошком.
- Нету, нету! Товарищ – особый! НЗ у них! – отбивалась, как могла, кассир, стремясь захлопнуть свою форточку, которую с другой стороны удерживал разъяренный москвичевод.
- Я те дам НЗ! – послышался отборный мат, грохот сбитой пинком урны. Роман не обращал внимания на крики, следя за стрелкой. Вдруг сзади послышалось какое-то движение. Он обернулся и едва успел отпрянуть в сторону – монтировка со свистом рассекла воздух и врезалась в корпус колонки, оставив на нем глубокую вмятину.
- Ах, ты, сучонок! – задыхаясь от злобы, шипел на него москвичевод. – Особый, говоришь? Я вас таких, особых, пачками мочил! – И он опять бросился в атаку, целя монтировкой в лобовое стекло «Тойоты». Роман отпустил пистолет, перехватил руку с монтировкой и завернул её за спину нападавшему. Монтировка звонко грохнулась на асфальт.
- Слышь, мужик… - сказал Карелин. - Кончай фигней страдать. Бензин тебе нужен? Я тебе залью. Железяку только брось свою по-хорошему. Шутить не буду, ты меня понял.
- Понял, понял, - проворчал мужик, покряхтывая от боли.
- Хорошо понял? – переспросил Роман, нажав чуть сильнее на запястье противника.
- Понял! – с бессильной злобой в голосе крикнул мужик.
- Ну, смотри, ты слово дал.
Роман отпустил его. Потирая запястье и недоверчиво косясь на него, тот подобрал монтировку и встал чуть поодаль, обиженно посапывая.
- Ну, а ты это… Бензину-то… - стесняясь, напомнил он, когда Роман повесил пистолет на место.
- Сейчас, - поморщился Роман, вытирая тряпкой руки.


Заправив «Москвича», Карелин поехал дальше. Инцидент несколько выбил его из спокойного состояния духа. Ему редко приходилось покидать свою сферу обитания. Неожиданное столкновение с миром «трудового народа» было для него, сказать откровенно, как ушат холодной воды. Если «они» все такие, то неудивительно, что партийная элита прячется за высокими заборами и милицейскими нарядами. Хотя… Роман представил себе, каково это – ехать несколько десятков километров почти на нуле и услышать, что бензин есть только для каких-то «особых»… Озвереешь тут. Он вспомнил домработницу. Отец регулярно подкидывал ей сумки с продуктами – колбаса, печенка, зефир в шоколаде… Для Карелина-младшего всегда было удивительно, почему эти подачки так радовали Марию Федоровну. Только сейчас до него дошло – эти продукты невозможно было купить в обычном магазине. Их попросту не было. Совершенно обычные для его семьи товары были чем-то запредельным для семей того самого «трудового народа», о котором так пеклась родная ленинская партия. После того, как Горбачев попытался сломать старую экономическую систему страны, в Советском Союзе наступил настоящий голод. Основная масса населения несколько лет жила по карточкам, на фоне чего, естественно, процветала спекуляция, торговля из-под полы. Устроиться на работу в магазин было невозможно – даже на места уборщиц была очередь на несколько лет вперед. Периодически то в одной области, то в другой доведенные до отчаяния люди поднимались на восстания. Бунты жестоко подавляли силами военных, зачинщиков расстреливали, рядовых участников сажали или отправляли в психушки с диагнозом «шизофрения», а с экранов телевизоров сыпались бодрые репортажи о том, как неуклонно повышается рост благосостояния трудящихся, и на сколько процентов будет перевыполнен пятилетний план под чутким и мудрым руководством коммунистической партии. До Романа это все доносилось в виде обрывков странных разговоров и коротких скупых теленовостей об очередных происках акул капитализма. Не то чтобы он не знал правду – он предпочитал её не знать. Их семья обслуживалась в одном из спецмагазинов Москвы, в котором в любое время дня и ночи и в любом количестве можно было купить хоть балык, хоть красную икру, и апельсины в нем продавали круглый год, а не только перед двадцать третьим февраля. «Как же они живут?» – думал Карелин, не замечая взглядов водителей редких встречных машин – иномарка на советских дорогах была большой редкостью. Импортная машина сразу привлекала к себе внимание – едет непростой человек. Если в Москве еще попадались «Мерседесы» и «Вольво», в основном с дипломатическими номерами, то чуть подальше в область – и уже обычная «десятка» казалась пришельцем из другого мира, а уж новая иномарка вообще была чем-то фантастическим. Даже гаишники водителей иномарок почти не трогали, понимая, что человек, сидящий за рулем такой машины, обладает большими деньгами и большими связями. Фактически они были вне закона. Если и случалось гаишнику остановить иномарочный автомобиль, то дело, как правило, заканчивалось пожеланием счастливого пути, даже если водитель превысил скорость вдвое.


Лес закончился, дорога пошла мимо деревень. Пару раз Роман видел полуразрушенные остовы церквей. Отъехав от столицы километров на пятнадцать, он остановился в большом заснеженном селе и постучал в первую попавшуюся избу.
- Кто там? – спросила женщина, не открывая дверей. В её голосе Роман уловил страх.
- Извините, я спросить хочу.
- Спрашивайте.
- А вы дверь не откроете?
- Нет, - отрезала женщина.
- Скажите, пожалуйста, здесь где-нибудь есть работающая церковь?
- А зачем вам?
Роман запнулся в первый момент, но потом нашел, что сказать:
- Бабушку отпеть.
- А, - женщина смягчилась и все же приоткрыла дверь, впившись в гостя любопытно-настороженным взглядом.
- Церковь у нас отсюда в тридцати километрах. В Желтикове. Сразу как заедете, так направо, и видно её. Колокольня у ней высокая такая. Вот туда все ездят, кому отпеть, кому покрестить. А давно умерла-то?
- Давно, - невпопад ответил Карелин и пошел к машине.


Минут через пятнадцать в лобовое стекло стали врезаться большие рыхлые снежинки, небо потемнело. Начиналась метель. Роман ехал со скоростью около двадцати километров в час. «А не повернуть ли назад?» - подумал он, но, в зеркале заднего вида была такая непроглядная мгла, что он испугался этого обратного пути и продолжил двигаться вперед. Занесенный снегом указатель «Желтиково» он увидел километров через двадцать пять. Свернул под него и попал на жуткую нечищеную деревенскую дорогу. Машину болтало из стороны в сторону, не спасала даже курсовая устойчивость. Роман сбросил газ и поплелся со скоростью пешехода, раздвигая передним бампером сугробы. Однако через километр он все равно был вынужден остановиться. Машина отказывалась ехать: напичканная электроникой железка посчитала дорогу слишком опасной для себя и заглушила двигатель. Карелин закрыл автомобиль и пошел пешком, отворачиваясь от бьющего в лицо колючего ветра и местами проваливаясь в снег почти до колен. Один раз он даже упал, попав ногой в какую-то яму. Между тем начали сгущаться сумерки. Когда через час окоченевший на ветру Роман подошел к церкви, было уже совсем темно. Окна маленького с покосившимся куполком храма были зловеще черны, но в небольшом ветхом домушке рядом горел тусклый свет. Роман поискал звонок, не нашел и просто постучал в дверь. Потом, сообразив, что стука по мягкой дерматиновой обивке в доме могут не услышать, постучал в окно. В избе мелькнул какой-то темный силуэт, кто-то выглянул в щель между занавесками, распахнулась дверь из сеней в дом, и, наконец, Роману открыли. Перед ним стоял невысокий бородатый мужчина лет сорока с лишним в уже знакомом черном одеянии, в валенках и меховой клокастой безрукавке.
- Вы ко мне? – с некоторым удивлением спросил он, щуря подслеповатые глаза и поднимая руку, чтобы осветить «летучей мышью» пришедшего.
- Наверное, к вам. Вы священник? – едва проговорил Карелин.
- Да. Умирает кто-то?
- Нет. Мне нужно с вами поговорить, - Роман прислонился плечом к косяку: путешествие отняло, кажется, все силы.
- Пройдите, - неуверенно пригласил его священник и посторонился. Карелин прошел в избу и с облегчением упал на предложенный стул.
- Что привело вас ко мне? – спросил священник, глядя на гостя пристальным спокойным взглядом.
- Как вас зовут? – спросил Карелин.
- Отец Максим. А ваше имя?
- Роман. Я не из органов, - поспешил он предупредить священника. – Я по своей инициативе.
- Да я знаю. Те по такой погоде да в такое время сюда не полезут. Как же вы добрались до меня?
- Машину оставил на дороге, отказалась ехать. Не украдут её тут у вас?
- Да нет, что вы. Некому красть. Кроме меня тут еще пять старушек, и тех снести грозятся. Деревня неперспективная. Поэтому дорогу и не чистят. Никому мы тут не нужны.
- Как же вы живете здесь?
Отец Максим заулыбался.
- А вот живем, слава Богу. Раз в неделю я на лошади в соседнюю деревню выбираюсь за продуктами. Так бабушек своих и снабжаю. А по праздникам народу сюда много приезжает. Церковь-то единственная во всем районе. Так и перебиваемся от господского до богородичного, от преподобного до мученика.
Роман ничего не понял из последней фразы, но спрашивать разъяснений не стал. Отец Максим подошел к русской печке, снял с неё чайник и стал разливать по стаканам кипяток. По комнатушке пошел аромат какой-то травы и лимона.
- Ну-ка, молодой человек, чайку давайте, а то вы совсем там замерзли, - отец Максим подвинул Роману чашку на блюдечке и розетку. – Варенье берите. Это японская айва. Дали мне кустик три года назад. Первый раз это лето плодоносила. Ягоды у неё – от лимона не отличишь. Давайте, давайте…


https://www.stranamam.ru/post/7543973/
Часть 7