Баллада о двух гордецах

Шофёр в Сибири – первый человек,
А этот из шофёров был первейшим, -
На «газике» своём и в дождь и в снег
Прорвётся бездорожьем самым злейшим.
И столько было силы у него –
Медведя свалит, а захочет – чёрта!
Три ночи не поспит – и ничего,
Умоется – и годен для четвёртой.
Всегда с друзьями в чайную готов,
На всех гулянках первый запевала,
Он был грозой девчонок, смертью вдов,
Но ни одна его не задевала.
Зато любил гонять в Саяны он,
Усинским трактом, там, где сердце стынет,
Чтобы гора и пропасть с двух сторон
И он, летящий чёртом посредине.
…. И вдруг он видит –
Облака белы
И, вся в лучах за их стеной неплотной,
Девчонка, свесив ноги со скалы,
Сидит, читая книжку беззаботно.
Подставив солнцу локон золотой,
Над пропастью легко и домовито
Сидит земная, в кофточке цветной,
Наполовину облаком укрыта.
Он с ходу дал машине тормоза.
У ног её он под скалою замер,
Скрестив прямые серые глаза
С её зеленоватыми глазами.
Такой ещё не видел меж людьми.
- Садись! – он крикнул хрипло и невнятно.
Девчонка усмехнулась:
-Не шуми.
Тебе туда, а мне как раз обратно.-
Он бросил «газик» лёгонький вперёд.
От первых звуков голоса пьянея.
Верст за пять отыскал он разворот
И снова появился перед нею.

Хитёр, однако, малый – будь добра
Расстаться с облаками и скалою…
Ну что ж. Теперь, пожалуй, ей пора.
Пусть отвезёт домой на речку Ою.
И так пошло с тех пор: в неделю раз,
А то и чаще – хочет иль не хочет, -
Нарушив график, поломав приказ,
На Ою непременно он заскочит.
Она встречала, за руку брала.
Своим вареньем потчуя таёжным,
Не то чтобы насмешлива была,
Но просто всё с ней было невозможным.
Он был с ней тих, непоправимо тих,
Беспомощен, как вялый лист герани.
А ей, Саянской, нужен был жених,
Чтоб был на «ТЫ» с лесами и горами.

…. И вот однажды в час глухого сна,
Вскочив, как будто чем–то укололась,
Упрямый стук услышала она
И хриплый голос, хриплый тёмный голос.
Он звал её, измучась, осмелев…

И наскоро накинув одежонку,
На босы ножки туфель не надев,
Пошла к нему бесстрашная девчонка.
Он ждал её, как берега матрос.
Пускай ОНА НЕ ЛЮБИТ И НЕ ВЕРИТ, -
Схватил её в охапку и понёс
И бросил на холодный тёмный берег.
Могучий и жестокий, пьян и груб…
Без свадьбы, без согласья милых губ….
Опомнившись, отбросив прочь тряпьё,
Увидел распростёртую её…

Не зная, что с ней кинулся, за руль,
Как от погони, как от свиста пуль…
Куда он гонит? К Абакану? Точно!
Уже за поворотом Енисей.
Ещё мгновенье – и во мгле дремучей,
Не в силах посмотреть в глаза друзей,
Сорвётся он с отвесной чёрной кручи.
И молча Енисей сплотит волну
Над этой непутёвою могилой.
И ЧЕЛОВЕК БЕЗ СЛЁЗ ДРУЗЕЙ И МИЛОЙ
Уйдёт навек в глухую тишину.

Так будет через миг. Но этот миг

Один – всей жизни, может быть, яснее.
Взгляд босоножки в памяти возник…
А ЧТО ЖЕ С НЕЮ? ЧТО ЖЕ БУДЕТ С НЕЮ?
И, бросив «газик» вдруг наискосок,
В плену другого, нового порыва,
Он взрыл упругим колесом песок
За десять сантиметров до обрыва.
НАЗАД! Не видя чёрного пути,
Помчался он по памяти без света.

ПОДЛЕЦ, ПОДЛЕЦ… КАК СМЕЕТ ОН УЙТИ
ОТ ЖИЗНИ, ОТ ЛЮБВИ И ОТ ОТВЕТА!
НЕ С СЕРДЦЕМ – С ГЛИНЯНЫМ КОМКОМ В ГРУДИ
ОБЛАЗИЛ ОН РЕЧНОЙ ПУСТЫННЫЙ БЕРЕГ.
…Нашёл босую на крыльце у двери
И на колени кинулся: -СУДИ.-
Увидел боль в глазах зеленоватых,
Прекрасных и ни в чём не виноватых.
Охваченный любовью и стыдом,
Слова он выговаривал с трудом.

-Прости меня, прости за всё, что было…-
Но с поперечной складкою на лбу
Девчонка встала, закусив губу.
Дрожали руки – так её знобило.
Ударит? Закричит? Уйдёт домой?
Он ждал, на всё готовый и немой.
Но как девичью душу угадать, -
С коротким, с незнакомым всхлипом «МИЛЫЙ!»
Она его руками обхватила.
Он замер. И забормотал опять:
-ПРОСТИ, ПРОСТИ. ЗАБУДЬ О ТОМ, ЧТО БЫЛО…-
И вдруг сверкнул упрямый огонёк
В глазах зелёных:
-ГЛУПЫЙ, ЧТО Б ТЫ МОГ,
КОГДА БЫ Я ТЕБЯ НЕ ПОЛЮБИЛА.


Лев Ошанин