Баллада о доброте

Когда Александр Македонский

Прошел по персидской земле,

Удача за ним, как девчонка,

Бежала в крови и золе.

И, суд победителя правя,

Ликуя, казня и даря

Уже о всемирной державе

Колотятся мысли царя.

Теперь города не боролись,

Встречая его храбрецов, -

И вот он вступил в Персеполис -

В персидскую песню дворцов.

Племен многоречье связял он

И дарит им царственный мир -

Под сводами тронного зала

Пирует герой и кумир.

Напрасно ворчат македонцы,

Что много чужих за столом -

Над ним азиатское солнце

И знатные персы при нем.

В кругу полководцев владыка,

С которыми слава полней, -

Играет бровями Фердикка,

И крутит усы Птолемей.

А царь мимо званого люда

Глядит изумленно вокруг

На тонкую роскошь, на чудо

Неистовых варварских рук.

В плену златотканых полотен

Колонны на всю высоту..

Не зря его сам Аристотель

Учил понимать красоту.

А чаша за чашей…

Хмелея

В веселье своем не таись!

И пьет у колен Птолемея

Ночная гречанка Таис.

Она появилась, как шалость.

Потом полудетским огнем

Его обожгла, и осталась

На многие версты при нем.

Поднявшись с колен, пламенея,

Неся на одежде зарю,

Ночная душа Птолемея

Приблизилась с чашей к царю.

Он встал ей навстречу нежданно, -

Как будто сама красота

Зовет его гибкостью стана

И гордою линией рта.

Он слышать слова её хочет.

Но что с ней? Под сводом дворца

В тенях подступающей ночи

Таис не поднимет лица.

Темнее ливанского кедра…

Ресницы опущены вниз.

Он молвил:

- Сегодня я щедрый,

Проси чего хочешь, Таис. -

Живая она или снится?

Забава она иль беда?

Таис поднимает ресницы:

- Все выполнишь, солнечный?

- Да. -

Она, позабыв о веселье,

Кривя вызывающий рот,

Срывает с себя ожерелье,

Одежду из пурпура рвет.

- Ты с персами пьешь эти вина,

Неужто забыть мы должны,

Как персами были Афины,

Афины мои, сожжены! -

Царь с поднятой чашею замер.

- О чем же ты просишь меня? -

Таис потемнела глазами.

- Чего же ты хочешь?

- Огня! -

Исполнена пьяной отваги,

Беспутною местью горя,

Хватает пылающий факел,

Несет его в руки царя.

И персы ресницами машут -

Как примет он женскую речь?

В руках его факел и чаша.

Что станет он - пить или жечь?

А вечный любимец удачи,

Прищурясь, оглядывал зал -

Искусней, щедрей и богаче

Он чуда на свете не знал.

Но, словно москиты за пояс,

Ползут в его душу слова:

Пока будет жив Персеполис -

И Персия будет жива.

И кажется роскошь немилой,

Неполным его торжество -

Быть деспотом в варварском мире

Учил Аристотель его.

Гремят македонские трубы, -

Одна его воля светла.

Целует он женщину в губы

И делает шаг от стола.

От имени конных и пеших,

Порожняя чаша, катись…

А ну, почему не потешить

Ночную гречанку Таис.



Таис на колени упала,

Храня его губ теплоту.

За ним меж колоннами зала

Глаза её чертят черту.

Качается тень великана,

Над персами факел царит,

И занавесь златотканый,

Царем подожженный, горит.

Со свистом и хохотом диким

Этеры бегут от скамей.

Швырнул свою чашу Фердикка,

Светильник схватил Птолемей.

Взметнулись нелепые тени,

Распахнуты криком уста.

В тревоге нежданных сплетений

Роскошно горит красота.

И царь ужаснулся. А пламя -

Как обруч вокруг головы.

Услышал он хруст под ногами

И запах горелой травы.

Пожар, как неровная стрижка,

Все с ходу хоронит в дыму.

А царь, он едва не мальчишка -

Давно ли за двадцать ему…

Прихлынуло войско царево -

Каков разворот этих плеч!

Он знает, им надобно слово,

Что делать - гасить или жечь?

Быть может, спасти еще можно,

Чтоб чудо не сгинуло зря…

А войско в одежде дорожной

С надеждой глядит на царя.

А царь? Он спокоен и собран,

Возник у огня на краю

И крикнул:

- Сегодня я добрый,

Весь город я вам отдаю! -

Отхлынули воины сразу,

По легкому слову царя

Насилье, резню или кражу, -

Что вздумает каждый, - творя.

Где к золоту метят добраться,

Где чашу несут, где хитон.

Где плач угоняемых в рабство,

Случайно затоптанных стон…

Так занято войско делами,

Полно беспощадных хлопот.

Над всем этим дикое пламя

Привычной победы встает.





В смещении мрака и света

Вошла в перехруст, в пересвист -

Безжалостна, полуодета -

Ночная гречанка Таис.

Царь видел, как властно и гордо,

Этерами окружена,

Губу прикусив от восторга,

Чинила расправу она.

Но странно -

ни глаз её сливы,

Ни стан, ни пылающий рот

Теперь не казались красивы.

В душе его ширился лед.

Стоял он угрюм, безучастен,

И сам он не знал, почему

От радости силы и власти, -

Ничем не стреноженной власти,

Вдруг стало печально ему.


Лев Ошанин