О, высокие чувства матери! Ваша тень, даже слабый отблеск делает сердце чистым и приближает людей к ангелам. Ч. Диккенс.

Я выросла в маленьком провинциальном городе. С детства знала что тут жила А. А. Деревская, мать-героиня, вырастившая много детей, в ее честь названа улица и школа-интернат. На этом, если честно, мои познания заканчивались.
И только сейчас, когда я сама стала мамой, мне попалась книжка о жизни этой замечательной женщины. На просторах интернета не очень много информации, но нашла статью, которой очень захотелось поделиться.
Ведь очень часто наши дети, да и мы сами восхищаемся выдуманными книжными и теле-героями, а оказывается настоящие герои жили и живут рядом с нами.

Статья была опубликована в журнале “Единственная”.
Читайте и думайте сами.
Александра Деревская
Небольшой дом по улице Муравленко в г. Жигулевске, где сейчас живут Ольга Михайловна и Степан Петрович Пироговы, в конце тридцатых – начале сороковых принадлежал семье Деревских.
- Мы грудью встанем, чтобы сохранить эту реликвию, – сказал Степан Петрович. – К нам не единожды обращались с предложениями о продаже. Наверное, какой-нибудь новый русский с удовольствием возвёл бы тут свой особняк. Но город должен беречь память об удивительной женщине – Александре Аврамовне. Может быть, когда-нибудь тут создадут музей.
В годы Великой Отечественной войны и в послевоенное время Александра Деревская воспитала 48 детей разных национальностей. Она выхаживала безнадёжных и тяжелобольных.
В этом доме на окраине города Ромны почти из полусотни человек Александра Деревская воспитала 48 детей. Причём, никто из них не был ей родным, но все носили её фамилию. Заведующий историческим отделом Роменского краеведческого музея (в этом городе последние годы своей жизни жила Деревская) Александр Иващенко назвал её воплощением материнской любви. По его словам, она усыновила 67 детей, 48 из которых довела до совершеннолетия.
Девушка с характером
Александра Семёнова родилась 6 мая 1902 года в Грозном в семье белошвейки и бухгалтера нефтяного промысла. Родители Шуры мечтали, что дочь поступит в Институт благородных девиц, но судьба распорядилась иначе: грянула революция, и Шура смогла закончить только гимназию. Видимо, Богом и судьбою ей было дано иное предназначение. В некоторых публикациях, посвящённых Александре Деревской, указывается, что уже в десять лет она заступилась за соседскую девчушку, которую наказывала мать. «Не смейте бить маленьких! Отдайте девочку мне, я сама её воспитаю!» – заявила Александра. Это стало принципом её дальнейшей жизни.
Её рано выдали замуж – в 16 лет. У Шуры и Ивана родилась дочь, они ждали ещё одного ребёнка, когда эпидемия тифа забрала у неё мужа и дочь. В отчаянии молодая женщина решается на аборт, после которого, по словам врачей, у неё никогда не будет детей.
Медсестра Александра
Окончив курсы медсестёр, Саша днюет и ночует в госпитале в Грозном, где лечатся раненые белогвардейцы. Рискуя жизнью, прячет раненого красноармейца Емельяна Деревского. В 1920 году на фронт они уходят уже вместе. После окончания Гражданской войны едут на родину Емельяна. Там у него остался сын Митенька, которого воспитывали дедушка и бабушка. Медсестра Александра сразу поставила ему диагноз: авитаминоз и рахит – и посоветовала перевезти в город. На это Емельян лишь ответил: «Ему мать нужна, как я с ним?»
Александра пообещала, что будет у него мать, и слово сдержала. Через год у Мити появилась и сестра – десятилетняя сиротка Панна. Затем у них поселился брат Емельяна – Тимофей. Когда Тимофей и Панна выросли, Александра принесла из дома ребёнка двухлетнюю Валю. «Пусть у Мити воспитывается ответственность», – только и сказала.
«Мамочка! Вот я. Иди сюда, мне тебя не видно!» – к Александре потянулись детские ручонки. И она тут же сказала: «Оформляйте!» Её не смутило, что девочка практически ничего не видела – из-за авитаминоза у неё была куриная слепота. Так в семье Деревских появился первый приёмный ребёнок – дочка Валя. До этого она воспитывала детей близких и дальних родственников.
За двадцать лет, между Гражданской и Великой Отечественной войнами, Александра Деревская стала названой матерью четырнадцати детей. Во время Великой Отечественной войны Александра Аврамовна выходила к эшелонам, в которых привозили эвакуированных, и забирала самых слабых. Только из блокадного Ленинграда Деревская усыновила и удочерила 17 детей. Одну из дочерей звали Лида.
Вспоминает Лидия Тищенко-Деревская:
«…В 1942-м наши частично прорвали Ленинградскую блокаду – открыли Дорогу жизни по Ладожскому озеру. Hас, больных цингой и умирающих от истощения детдомовцев, в числе первых эвакуировали в глубокий тыл. Отцы погибли на фронте, матери умерли от голода. Помню, как нас, разучившихся ходить и даже сидеть, складывали по трое на одну полку. Привезли на Волгу и, чтобы переправить на другой берег, разместили в трюме парохода. Там было темно, единственным светлым пятном выделялось лицо воспитательницы. Она бегала с мешком в руках от одного ребёнка к другому (нас сильно тошнило), а сама плакала и всё повторяла: «Ой, как же я вас довезу! Милые деточки, потерпите, чуть потерпите, ещё немного осталось!»
Наконец, причалили к берегу. Hас выносили на руках и опускали прямо на землю. Сколько мне тогда было лет, не знаю, но помню, что до войны я уже ходила.
Какой-то мужчина обратился к женщинам, стоявшим на берегу, чтобы те взяли хотя бы по одному ребёнку домой, у кого есть корова или коза. Женщины стали ходить между нами и выбирали тех, кто мог хотя бы сидеть. А через меня все перешагивали…
Отправили в больницу: от цинги уже сгнили зубы, дёсны, щёки, нижняя губа не закрывалась. И вдруг медсестра сказала, что нашла мою маму, что она сейчас придёт за мной. А на следующий день мама, действительно, пришла. Я вообще не сомневалась, что она моя, у неё даже платье было такое, как у моей ленинградской мамы. Это была Александра Аврамовна Деревская.
Два километра она несла меня домой на руках. Пришла во двор, положила на траву, сама села рядом. Hас окружили 15 мальчиков и девочек. Кто-то крикнул: «Да она похожа на обезьяну!» А мама спокойно объяснила детям, что я из блокадного Ленинграда и теперь буду жить здесь. Hачалась долгая борьба за мою жизнь. Мама держала коз и через каждые два часа поила меня тёплым молоком. Они с отцом по очереди кормили меня из чайной ложечки. Целый год я провела на печке, где для меня специально отгородили уголок. Всё тело было покрыто нарывами, я перенесла неимоверные мучения. Короста и малярия… А мама терпеливо ухаживала за мной, купала в разных травах, отогревала в русской бане. Она, как я поняла потом, сознательно подбирала безнадёжных детей и каждого выхаживала. Перед её памятью склоняю голову не только я, но и трое моих детей и четверо внуков».
Чуть позже Александра Деревская взяла осиротевшего мальчика, немца по национальности. Непросто приняли его дети, но мама сумела объяснить им, что он ни в чём не виноват, и скоро Роланда в большой семье стали ласково звать Мишей.
В конце войны в больницу попал истощённый шестимесячный мальчик. Придя домой, Александра с порога крикнула: «Держите ребёнка, пока я разденусь». Сбросила кожушок, платок, взяла из рук дочери малыша – и в тёплую духовку. «Мама, он не дышит», – с ужасом шептала старшая Лида. С нежностью и страхом все смотрели на сморщенное, как у старичка, личико. Через полчаса щёчки порозовели – отогрелось дитя. Его выхаживали всей семьёй – поили козьим молоком, доставали для него мёд и яйца. Когда Витя начал ходить, не отставал от мамы ни на шаг, всегда держась за её юбку. Его за это так и прозвали Хвостиком.
Гостеприимные Ромны
Где только не служил мастер буровых установок Емельян: Грозный, Нефтегорск, Сахалин, Казахстан, Куйбышев, Украина. Однажды из командировки Емельян приехал с чемоданом сочных и пахучих яблок. Некоторые дети даже не знали, что это такое. Они подумали, что это маленькие мячи. Решили поехать жить на Украину, тем более что там предлагали семье дом. В Ромны Сумской области семья переехала в 1946 году.
С переездом помогли власти г. Куйбышева. Для семьи с 38 детьми выделили солдатский вагон с нарами и теплушкой. На Украину ехали три недели. Переезд был трудным и изматывающим. Город встретил Деревских дружелюбно. На третий день к ним с подарками пришли пионеры и комсомольцы. Через некоторое время в семье появился ещё один сын. Александра Деревская взяла ребёнка из местного детдома в благодарность местной власти за предоставленный дом.
Земной поклон тебе, Мама!
Как-то поздним вечером в метелицу Емельян Константинович вышел во двор завести домой собаку. В конуре пищал… ребёнок. «Господи, какое сердце нужно было иметь, чтобы выбросить на улицу малышку», – причитала Александра Аврамовна, растирая посиневшую девочку с обмороженной спинкой. В записке было написано: «Зовут Оля. Два с половиной месяца».
Дом на тихой Интернациональной улице принял… ещё 28 детей. Воспитывать детей Деревской помогало государство. Как-то, прочитав в газете заметку о сконструированной машине-малютке, дети написали письмо зампредседателя Совета министров УССР Дмитрию Мануильскому, что им очень хотелось бы иметь такую машину. Через пару месяцев во двор въехала полуторка. Старшие ребята получили права. В техническом паспорте автомобиля было записано: «ХС-13-56. Личная семьи из 38 человек».
На каждого из детей до достижения ими 12-летнего возраста выплачивались небольшие деньги, их закрепили за магазином. В распоряжении семьи было около двух гектаров земли под огород. Дети выращивали и собирали овощи, работали по хозяйству, присматривали за своими младшими братьями и сёстрами.
«Сколько помню, мама всегда стояла у корыта – стирала. Только заканчивала, появлялись новые простыни, наволочки, рубашки, платьица. Даже сама варила жидкое мыло, такое неприятное, чтобы мы все ходили в чистом. Мы же помогали как могли. С вечера по десять вёдер воды приносили, чистили три ведра картошки, собирали торф, чтобы топить в доме. Ходить за хлебом тоже была обязанность детей. Буханок 12-15 «улетало» ежедневно. Спать приходилось часто в рядок на полу», – вспоминает Борис Деревский.
В 1953 году Емельян уехал на свою родину. Александра Аврамовна тяжело болела. Пока она лежала в больнице, детей вывезли в разные детдома. Следы некоторых из них потерялись навсегда. Умерла Александра Деревская в 1959 году. Емельян умер в этом же году, в день её рождения. Она похоронена на городском кладбище в Ромнах. На плите надпись: «Ты – наша совесть. Земной поклон тебе, Мама. Твои дети» – и имена 43 детей, которые были у неё на похоронах. Некоторых из детей на тот момент уже не было в живых. Сейчас род Деревских насчитывает более 200 человек.
***
Валерий Деревский был тридцать седьмым ребёнком, попавшим в эту семью. На самом деле он Александр Горобченко, осиротевший ещё в младенчестве. Но решил оставить себе имя и фамилию, которую ему дала вторая мама.
Валерий Деревский, сын Александры Деревской:
У нас была одна мама, и мы её любили, уважали. Ну, семья! Может, кто-то подумает, что это детский дом был – нет. Мы друг с другом общались, друг друга любили.
48 детей и никакого звания. Когда в 1972 документальный фильм с воспоминаниями сыновей и дочерей из огромной семьи Деревских победил на Международном конкурсе в Германии, советские власти спохватились и удостоили Александру Аврамовну звезды матери-героини. Посмертно. После этого Александру Деревскую сделали примером материнского подвига. В Ромнах ей установили памятник, а её именем назвали интернат и малую планету. Сняли даже художественный фильм. Правда, многое в нём было приукрашенно – в соответсвии с политикой партии.
Валерий Деревский:
Государство терроризировало нас тоже, хотело раскидать эту семью. Но она так и отвечала: “А вы б своих детей отдали? Это мои родные дети”. Приехала машина и нас всех меньших, старших то, конечно, никто их не мог взять, а нас, меньших, кидали насильно на машину и завозили в разные детские дома. Я, например, два раза из машины убежал. Меня догнали – опять…
Каждые пять лет они собираются на могиле матери в Ромнах. Недавно решили встречаться чаще: из сорока восьми – их осталось только семнадцать. И каждый раз, как в детстве, Деревские пекут картошку.
Валерий Деревский:
Мама всегда старалась создавать какие-то праздники. У нас обычай был, что на её день рождения всегда мама напечёт картошки. Каждому давала по печёной картошке. Отака большая мыска, и ото каждому на праздник печёную картошку.
48 любимых детей Шуры Деревской
На самом деле их было больше – сирот, которых пригрело ее материнское сердце: 67! Но только сорок восемь из них (31 сына и 17 дочерей) она успела довести до совершеннолетия, прежде чем безвременно ушла из жизни. И каждые 5 лет на день рождения Мамы седые уже дети и дети детей со всех концов бывшего Союза собираются в Ромнах, чтобы почтить ее память.
Время неумолимо, их становится все меньше, но узы дружбы и любви не ослабевают. Не у всех родных по крови людей встретишь такие отношения! Многие старшие члены семьи поддерживали младших, пока те получали профессию и становились на ноги, предоставляя им кров и помощь. До сих пор Деревские в любое время дня и ночи готовы приветить друг друга, как завещала Мама: «Всегда открывайте дверь своим братьям и сестрам. Они будут приезжать, я знаю. Поделитесь с ними последним, разделите радость и горе, и тогда ваша жизнь будет такой же счастливой, как моя».
Собравшись в Ромнах, в доме своего детства на улице Интернациональной, возле которого растут все те же яблони, они приходят к могиле, где на памятнике выгравировано «Земной поклон тебе, наша незабываемая!» с 48 подписями… И – сквозь слезы – вспоминают, вспоминают…
Кстати, Валентина Деревская (в замужестве Потехина) не только исправила зрение, но и, повзрослев, написала о своих приемных родителях книгу уникальных воспоминаний «Все начинается с семьи».
В судьбе Александры столько перипетий, что хватило бы на десять жизней. Ее имя мифологизировали, возводя в ранг культового советского персонажа, затем уничтожали память о ней, и, наконец, высветили материнский подвиг во всей глубине и святости. Имя Александры Аврамовны Деревской присвоено Малой планете номер 2400, открытой учеными Крыма…
Парадоксально, но к восстановлению справедливости приложил усилия один из тех людей, которые в свое время сделал все для плановой «ликвидации» семьи Деревских – бывший инспектор роно, а впоследстиии директор интерната имени Деревской Григорий Купченко. Это было его искупление: просто однажды он понял, ЧТО сотворил. Фильмы, памятники, присвоение улице и школы имени Деревской, музей, издание книг, пафосно обставленные встречи братьев и сестер в Ромнах – все это его заслуга. Что ж, от ошибок, даже роковых, никто не застрахован…
Заведующая детским домом
Александры Деревской появилось Дело, идеально подходящее для ее активной натуры: Шура становится заведующей детдома в Сызрани, который пользовался дурной славой. То, что она увидела, привело ее в ужас: дети были ослабленными, исхудавшими, спали на не меняющихся вонючих, мокрых простынях…Через несколько месяцев, после увольнения нерадивых сотрудников и установления человеческих порядков, детдом стал образцовым, и в жизни обездоленных малышей появились смех и радость. О новом руководителе заговорили…Но не слава была смыслом Шуриной жизни.
- Александра Аврамовна, гляньте на этих новеньких. Александра с болью смотрела на сморщенные, больные рахитом тельца двухлетних малышей. Сережа и Веня. Одного нашли в пустом вагоне, родителей другого убили грабители.
- Я возьму их домой на первое время. Выхожу и верну.
Но вернуть уже не смогла: сердце не отпустило. Тем более что обожаемого Митеньку призвали в армию.
Мать всех сирот
Грозный, Нефтегорск, Сахалин, Казахстан, Куйбышев, Украина – куда только не забрасывало Емельяна по службе. Известие о начале войны застала семью в селе Отважном, что под Куйбышевым, на Волге. Как ценного работника Емельяна на фронт не взяли. Он продолжал бурить скважины на стратегически важных точках, жил там же, появляясь дома только наездами. А Шуру не переставала грызть тоска по старшим сыновьям, Тимофее и Мите, от которых так скудно приходили весточки. Тимофея они так и не дождутся… Осенью 1941 по Волге потянулись пароходы, везущие эвакуированных детей. Капитаны обращались с жителям окрестных сел по рупору с просьбой приютить на время заболевших малышей, не допустить их гибели. Разве могла Шура не откликнуться?
Домой она пришла, держа за руку 4-летнюю Ниночку. Пройдет два года, и в большую семью вольются сбежавшие из детдома родные братья и сестры Нины – Коля, Марийка и Митя. А еще – дети блокадного Ленинграда, беспомощные и едва живые. День и ночь выхаживала их Шура, выкармливая с ложечки…Слава о маме всех сирот росла как на дрожжах. Она не могла отказать никому. Иногда детей просто подбрасывали – тайком, ночью, на крыльцо.
«Дети продолжали прибывать в семью. Каждый раз, возвратясь с работы домой, Емельян обнаруживал одного-двух, а то и трех новеньких,- пишет в книге «Все начинается с семьи» Валентина Деревская.- Руки мамы всегда были до язв разъедены известью от стирки. Каждый день она становилась к ребристой доске. Все запасенные перед войной свои наряды Александра перешивала, оставшиеся лоскутки шли на починку белья». В полку Деревских прибывало…
Плановая ликвидация
После Победы семья Деревских, насчитывающая 29 детей, оказалась на Украине, в Ромнах Сумской области. Яблочный край стал и последним пристанищем Александры Аврамовны.
Шура относилась к той породе женщин, которые никогда и никого ничего не просят, рассчитывая только на себя. Когда ее спрашивали, будет ли она еще усыновлять детей, отвечала сдержанно, но решительно: «Буду! Пока сил хватит!». Между тем детей становилось больше, а сил – все меньше. Одержимая материнством, она пустила на самотек свои отношения с мужем. О какой личной жизни может идти речь, когда в доме «полна рукавичка» детей, а на отдых не остается буквально ни минуты?
Стоит ли удивляться, что у молодого, красивого мужчины, каким был Емельян, появились увлечения на стороне? Несмотря на мужской протест, Емельян продолжал отдавать деньги в семью и принимал активное участие в воспитании мальчиков. А потом сломался. «Ты взяла непосильное бремя. Всех сирот не приютишь. Прошу тебя, остановись!», – умолял он супругу, прежде чем покинуть дом навсегда в 1954. Но она уже не могла остановиться. И хотя жизнь семьи была четко организована, дети сами выращивали и собирали овощи, работали по хозяйству, ухаживали за скотиной, старшие присматривали за младшими, в их распоряжении была машина, это не могло компенсировать ужасного напряжения, которое испытывала Шура с утра до ночи. «Руки и голова всегда должны быть заняты чем-нибудь полезным», – говорила она.
Разлад отношений с мужем и работа на износ подкосили здоровье Александры Аврамовны. О себе она не думала, а когда спохватилась, было поздно: запущенный ревматоидный артрит не оставлял шансов на излечение…
И государство, которое писало о семье хвалебные очерки, государство, которое убедило ее вступить в партию и стать депутатом, начало операцию по «плановой ликвидации семьи Деревских». Этот план был чудовищным в своем цинизме – пока мать лежала в больнице, в дом зачастили комиссии, а потом появились грубые люди на грузовиках, которые без согласований и объяснений вывезли детей в неизвестном направлении. Как оказалось, в разные интернаты и детдома. Следы некоторых потерялись навсегда.
В 1959 году Александры Аврамовны не стало. В этом же году, так до конца и не понявший ее, ушел из жизни Емельян Деревский, с которым они прожили 30 лет и 3 года… Говорят, умирая, он звал в бреду свою Шурочку…Уже неизлечимо больная, Александра Аврамовна часто просила дочерей спеть грустную песню о покинутой женщине. И слезы катились по ее щекам…
ЭКСКЛЮЗИВНЫЕ РАССКАЗЫ ДЕТЕЙ:
Лидия Деревская (Тищенко):
Нас, детей блокадного Ленинграда, вывозили в 1942 по Дороге жизни. Мы были настоящими живыми трупами, уже даже голова не держалась. После того как мои родители умерли, я оказалась в детдоме, где даже не было стекол на окнах: бомбежка все выбивала. Помню, мы все время лежали в кроватях, потому что ходить уже не могли. Кормили нас так: горох на завтрак, горох на обед и на ужин. И хлеба не было. Сначала нас везли на грузовиках, а потом была железная дорога. Детей клали на полки вагона по трое. Две девочки рядом умерли. Но у меня не было страха. Единственное, – хотелось все время есть. И однажды нам сварили суп-лапшу, поставили на мою полку, а тут бомбежка. Машинист то давал ход вперед, то останавливался, и этот суп опрокинулся. Я свесила руку, чтобы достать лапшу и картошку. Но рука меня не послушалась. Я лежала и плакала…Потом нас довезли до Волги и переправляли в трюме на пароходе. С нами была одна воспитательница, которая бегала, вытирала большим мешком последствия качки и все говорила: «Ой, миленькие детки, потерпите. Ой, я их не довезла» А я ей отвечала: «Я потерплю, я потерплю» А терпеть было уже никак невозможно… Потом нас на руках вынесли и положили на берег. Мы лежали на берегу, собралось много народу, и женщины стали перешагивать через нас, выбирая детей, которые могли хотя бы сидеть. А я не могла. И через меня шагали, говоря: «Эта умрет, эта умрет». Так я попала в больницу, где привязалась к лечащему врачу. Все просила, чтоб она меня в дочки взяла. Обещала ей полы мыть. Она мне сказала, что ей муж не разрешает. Но пообещала найти мне маму… Меня выписали из больницы, не долечив, и определили в детский дом. Помню свое разочарование: а как же мама, ее же обещали найти? Когда на следующий день я пошла в туалет и услышала: «Лида! За тобой мама пришла!», я забыла надеть трусы. Мне казалось, я бежала, но на самом деле шла, еле цепляясь за стенки. И вижу: мама-то моя! И платье такое, и волосы. Я к ней кинулась: «Мамочка! Где ж ты так долго была?» Она говорила: «А ты не помнишь, я тебя во время бомбежки потеряла?» Да я и вспоминать не хотела. Она попросила меня подождать, и пошла в другой детский дом за братиком. Братиком оказался Вова, с которым мы ходили с один детский садик. И вот мама нас взяла и понесла. Мы же были не ходячие. Понесет меня немного, посадит, потом идет за Вовой. И так два километра. Принесла и положила прямо на землю, сама села на бревнышке отдохнуть, и вдруг открывается калитка и выскакивает много детей. Оказывается, у нее было уже пятнадцать человек.
Было гробовое молчание, а потом один как плюнет: «Макаки! Мама, где ты их взяла?» Это был Сергей, он сразу приклеил к нам это прозвище. У нас ручки и ножки были дистрофические, сидеть было не на чем. В общем, они нас даже испугались. А мама нас посадила за печку. Тут у нас появилась какая-то сыпь, по всему телу пошли нарывы. Там, за печкой, она купала нас в ванне с целебной травой, парила в бане и прямо руками сдирала с нас коросты, засыпая каким-то белым порошком. А по ночам она ходила в сарай, где у нее было пять коз. Через каждые два часа она нас поила парным молоком из ложечки. Если бы не она, конечно, мы бы не выжили…Через год только мы начали с Вовкой ходить, правда, нас еще долго сдувало ветром: хлобысь –и на бок… На крылечко взбирались на четвереньках…
Мама всегда очень сострадательно относилась к брошенным, одиноким, больным детям. Под Куйбышевым, где мы жили, была колония русских немцев. Когда началась война, их отгородили колючей проволокой. Начались репрессии. В одной семье арестовали сначала отца инженера нефтяного промысла, потом мать, сельскую учительницу. В доме осталось двое детей – мальчики 10 лет и 6 месяцев. Десятилетний был вынужден ходить на базар воровать, чтобы как-то кормить шестимесячного. Мы ходили в школу рядом с их домом и рассказали обо всем маме. Она сразу же мама пошла и забрала обоих, хотя нас тогда уже было двадцать человек. Так в семье появился Рональд, которого потом переименовали в Мишу. К сожалению, его братик заболел дифтеритом и умер.
Я не знаю, когда мама спала. По-моему, почти никогда. И была замечательным организатором. Утром дети вставали и, получив кусок лепешки, шли выполнять свой наряд. Кому дров принести, кому полы помыть, воды нанести, кому нянчить малышей. Мальчишки пасли коз. Стирала и варила только мама, и огород мама копала, а сажали мы все вместе. Мы росли в труде с раннего детства. Когда я выходила замуж, умела делать абсолютно все, что нужно по хозяйству. Готовила, шила, вышивала. Бывало, вечерами садились чистить картошку. И она садилась с нами. Песню затянет, мы подпеваем. Особенно она любила петь «За окном черемуха колышется». А я очень любила кино. И мама мне, бывало, даст тихонько деньги: «сходи, и мне расскажешь». Так я ей не только расскажу, но и покажу. И она и насмеется, и наплачется…
Успевали мы и поиграть. Нам отводилось время на гуляние, где-то часа два перед сном. Самые любимые игры — лапта и футбол. Была футбольная команда Деревских, игравшая улица на улицу!
Личных счетов у мамы никогда не было. Она ходила в одних и тех же стоптанных туфлях и старом платье – всю свою довоенную одежду перешила нам. А те, кто проверял ее, рассуждали так: «Не может быть, что она без всякого какого-то интереса набрала столько детей. Что-то тут не так». Поэтому определили нам двести рублей на каждого, чтобы она «не обогащалась».
Мама вся в детях растворилась. Всю свою жизнь отдала нам, до единой капли. Когда, проходя мимо, гладила кого-то по голове, – это было счастье необыкновенное…
Когда она заболела, мучилась неимоверно. На плохую погоду криком кричала. У нее все кости были травмированы, все суставы деформированы, не сгибались пальцы, колени и локти. А пока она лежала в больнице, приехали и забрали детей без предупреждения. Тринадцать человек погрузили в машину. Дети визжат, выскальзывают, а их хватают и снова в машину кидают. Мы пришли в больницу, рассказали маме об этом. Она как стояла перед окном, так сразу и упала. Стресс был таким, что больше на ноги она не встала…Девять лет…
А в Середино-Будском детдоме, куда я попала после маминой болезни, я попала в настоящий ад. Наш директор Алексей Кузнецов совращал старшеклассниц, подбирался и ко мне, утверждая, что благодаря мохнатой лапе всегда выйдет сухим из воды. После того как я чудом вырвалась оттуда, с помощью Мамы удалось привлечь мерзавца к ответу. Расследование показало, что он жил с 23 девочками, которых периодически возил на аборты и которым обеспечивал спецпитание…
Я вышла замуж за соседского мальчика Ленечку, который стал летчиком. Мы уезжали с ним в Якутию, где у него была служба, а Мама мне сказала: «Больше мы не увидимся». Я ответила: «Ну что ты, я буду приезжать в отпуск». Но она покачала головой: «Нет, доченька, прощай». Она чувствовала свой уход…
Борис Деревский:
Я и три моих брата жили в селе Поляна Калужской области. Отец после ранений умер, мамы тоже не стало, и мы остались одни. Это был 1945 год. И мы попали к Александре Аврамовне в село Отважное. Старшему брату – 14, мне 10, а самому младшему было всего полтора года. Кроме нас, в семье было еще 25 детей.
Мама Александра была предприимчивой, сильной и умелой. Помню, своими руками сделала мазанку. Ей помогли только крышу накрыть. Она вначале сплела это строение из прутьев орешника, а потом замазала глиной. Из сарая сделала еще один домик, прорубив там окна.
Райсобес выделял 200 грн на каждого ребенка до 14 лет. А что делать тем, кому 14? Вот маме и приходилось все время брать новых малышей, чтобы свести концы с концами. Общая сумма получалась небольшая – 6000 рублей в месяц. В это время на рынке буханка хлеба стоила 150 грн.
Продукты у нас были свои, своя земля была хорошим подспорьем. Мама Александра получала по 500 г хлеба на человека. В результате получалось 10-12 буханок, две из которых всегда продавались на базаре старшим братом Николаем. Дома у нас было свое хозяйство – лошадь, три коровы, свинья, машина полуторка. 2 га земли мы засаживали картошкой и просом. 4 га сенокоса. Так весь день с тяпкой на прополке и проводили. Сено мы, правда, не косили, а только подгребали.
Как-то приехал Емельян Константинович Деревский и привез два чемодана яблок. Для нас это было что-то особенное, поскольку климат в Отважном там был холодным, и яблок мы никогда не видели. Емельян спросил нас: Хотите переехать в Украину, где яблок сколько угодно? И мы все радостно согласились и уговорили маму Александру.
Наши шефы выделили три «Студебеккера», мы погрузились в них и отправились в Куйбышев, до которого было 60 км. Там Емельян Константинович снял квартиру, где мы прожили дней пять, пока он не нашел вагон. Правда, товарный. Вагон продезинфицировали и оборудовали – поставили нары, печку-буржуйку. До Ромнов добирались 3 месяца: всю осень. Помню, что в Москве уже был снег и морозы. За эту поездку мы так ослабли, что когда приехали в Ромны, вылезли из вагона и поняли, что не можем идти. Тогда мы все взялись за руки и кое-как доползли до дома на улице Интернациональной.
Годы спустя, уже выучившись, мы с братом решили заехать в Отрадное и купили два чемодана яблок. Думали, угостим местных жителей. Но каково же было наше разочарование – у них продавалось много ябок, и лучше тех, которые привезли мы…
В 1949 я поступил в геологоразведочный техникум. Во-первых, пошел по стопам Деревского: он иногда брал нас на промыслы, посмотреть, как ведутся буровые работы. Во-вторых, в этом техникуме была повышенная стипендия. Для сравнения: в музучилище 140, а тут – 285.
Одно из самых ярких воспоминаний о маме – это как она непрерывно стирает в корыте, все время согнутая. Вечная выварка на плите…
Как-то мама Александра, стирая мою одежду, нашла у меня в карманах остатки табака и аккуратно разорванные бумажки. Я, конечно, тогда скорее баловался, чем курил. Правда, табак крал у нее из большой банки. Она предложила вместе покурить. После второй папиросы я чуть не потерял сознание. После этого вообще не курю…
Отец Емельян Константинович сыграл огромную роль в моем становлении. Мало того что я унаследовал его специальность, он научил меня мужским работам – держать молоток, забить гвоздь, отрезать жестянку. Помню, как-то он собрал всех мальчишек и повел в мастерскую. С нас сняли мерки и через месяц сделали 17 пар сапог, которые он оплатил.
Деревский, отправляя меня учиться, смастерил деревянный чемодан, который был чудом слесарного искусства. Он долго служил мне и был настолько хорош – на нем можно было и посидеть, и поспать. Очень прочный. Мой сын Юра тоже пошел по моим стопам, закончил геологический факультет.
Валерий Деревский:
Я был тридцать седьмым в семье. Александра Аврамовна взяла меня восьмимесячным из Засульского дома ребенка. Мой отец погиб в том году, в котором я родился, а мать умерла в 1946. И старшие братья и сестры сдали меня в детдом.
А мама Александра забрала 30 июля 1946 года. Поскольку в семье уже был один Александр, я получил имя Валерий. Мама всех детей переводила на свою фамилию. Семья была очень дружной. Старшие помогали ухаживать за младшими, все друг друга любили и не обижали.
Однажды к нам пришла женщина, угощала меня конфетами и пряниками и хотела увести с собой. Я ничего у нее не взял, убежал в другую комнату и спрятался за дверью. Тогда созвала всех детей мама Александра и спросила у меня: «С кем ты хочешь жить?» Обнял я ее крепко и ответил: «Ты моя мама, я с тобой хочу». Тогда мама спросила у братьев и сестер: «Ну что, отдадим Валеру?» Все громко ответили: «Нет». Чужая женщина ушла, опустив голову, и больше не приходила. Только потом я узнал, что это была моя старшая сестра. Уже позднее, когда я был в Путивлском детском доме, в девятом классе, меня снова нашли мои родственники. И к моим 47 братьям и сестрам прибавилось еще 5…
Жизнь шла своим чередом. Была работа, были и шалости. Бывало, всей гурьбой дети залазили в чужой сад, хотя во дворе был великолепный собственный – яблони всех сортов, груши, сливы, вишни.
В пятидесятом году мать начала сильно болеть. Однажды в дом пришли люди из горсовета, хотели забрать детей в детдома. На что мама им ответила: «А вы бы отдали своих детей? Ведь они для меня родные». Нас на некоторое время оставили в покое, а потом, когда ее увезли в больницу, все повторилось, только далеким от цивилизованного методом. Приехали люди и начали насильно запихивать малышей в машину. Во дворе был шум, крик и плач, дети сопротивлялись кто как мог… Убегали, но их снова сажали в машину. Я дважды спрыгивал с машины, но меня догнали и поймали… Когда машина тронулась, еще долго был слышен крик и плач детей…
Когда я учился в 6 классе Путивлского детдома вместе с тремя Деревскими, пришла печальная весть о смерти Мамы. На похороны нас не отпустили, но Жора оказался смелее и попросту сбежал, чтобы провести ее в последний путь…
После армии я работал одиннадцать лет в Житомире директором «Дома культуры» в централизованной клубной системе. Под моим руководством там было семь клубов, семь библиотек. Но и когда я работал директором дома культуры, и решил однажды день 8 марта посвятить нашей матери. Я написал письмо в житомирскую кинофикацию, чтобы мне выслали фильм «Праздник печеной картошки» Ильенко. С этим фильмом я побывал во многих городах Житомирщины, рассказывая о Маме.
Катя Деревская (Кононенко):
Александра Аврамовна взяла меня уже тогда, когда была сильно больна, я была ее последним, 48 ребенком, и у нас была особая связь. Мама для меня – воплощение самого доброго и прекрасного. Я помню ее ласковой, нежной и жизнерадостной. Она была сильным, энергичным человеком, ее доброта была деятельной и шла от сердца.
Мама очень любила петь. Мы, девочки, часто пели вместе с Мамой ее любимые песни. Мне, как маленькой, она пела шуточные. Одна из любимых – про котенка и паровоз. Потом я выучила эту песенку и пела для нее. Мама слушала и смеялась, при этом на щеках появлялись маленькие ямочки. Она красиво смеялась, и мне хотелось петь еще и еще.
Однажды маме стало совсем плохо, и ее снова увезли в больницу. Как сегодня помню тот день, когда я ушла из дома, никому не сказав, что иду к Маме. Заблудилась, какие-то люди помогли пройти к больнице. Мама очень обрадовалась. Я рассказывала ей о своей жизни, а потом Мама попросила, чтобы я спела ей про Котенка. Когда я закончила петь, мама впервые не улыбнулась. Она лежала с закрытыми глазами. Я подумала, что она спит, дотронулась до ее руки. Она была холодной… Мама уснула навсегда, и я была последней, кто видел ее живой…
Через много лет я получила письмо со штемпелем из Киева. Оказывается, нашлась моя родная мать. Я решила никуда не ехать. А через полгода получила еще одно послание, из Харькова. На этот раз сердце дрогнуло… Но, повидавшись с этой женщиной, я тут же уехала. Это была не моя Мама. Мама у меня одна. Ее зовут Александра Деревская…
Федор Деревский:
Меня взяли совсем маленьким из Засульского дома ребенка. У меня было прозвище «бессараб», потому что я все время просился в Бессарабию. Говорят, первым моим слово было «бесаяб». И у меня там действительно нашлись родственники – после выхода документального фильма «Роменская мадонна».
И хотя мы, бывало, спали по два или три человека, много работали, игры, детская радость – все это у нас было. Елку, срубленную в лесу, всегда приносил кто-то из старших ребят. На семью к праздникам перепадало по 50 кг конфет. Были даже мандарины, которые я попробовал в один из праздников Нового года впервые.
Когда после болезни мамы нас начали увозить по детдомам, я прятался от «захватчиков». И не один раз. К нам начали приезжать, когда мама лежала в больнице. Хозяйством в это время заправляла Вера и другие старшие сестры.
Я два раза прятался в торфе. А третий раз, когда меня искали в торфе (кто-то заложил), я спрятался в скирде сена, и меня снова не нашли! Так я остался в доме. Я очень не хотел в детдом и даже не мог себе представить, как буду жить без своей семьи, без Мамы, братьев и сестер».
Так получилось, что инициатором объединения семьи был я. Я служил на подводной лодке, и во время каждого погружения волей-неволей начинаешь думать о вечном… Я написал Лиде в Якутию, Юре в Москву, вышла статья в газете «Комсомольская правда», в которой был объявлен поиск Деревских по всему Союзу… В 1968 году я заканчивал службу в армии. Братья приглашали в разные города, но я приехал в Киев к Саше, который строил киевскую ГЭС. Киев все-таки к Ромнам, к родному дому, поближе… Саша помог мне устроиться на завод Арсенал. Я жил у брата, пока не дали комнату в общежитии. Работать привелось и гравером, и фрезеровщиком, а сейчас я водитель в генпрокуратуре. В 1972 году мы впервые все вместе собрались в Ромнах. Борис тогда уже работал геологом и достал гранит, который пошел на памятник Маме. Это был настоящий праздник, со слезами на глазах… Тогда мы и договорились встречаться каждые 5 лет.
Журнал “Единственная”.

Информация взята с сайта: http://real-parents.ru/