Старые письма.

Генеральная уборка сродни маленькому землетряеению, которое устраиваешь по собственному желанию. И сегодня его эпицентр - антресоли.
Несколько лет подвесные шкафы в прихожей существуют как бы отдельно от остальной квартиры - это целый мир, до отказа переполненный всяким хламом, мелкими вещищами которым уже давно нет никакого применения: две детских коляски, три плюшевых медведя и восемь(!) одноглазых и одноухих зайцев разного калибра.

Старинная люстра (жалко выбросить, как говорила бабушка), мешок стоптанных детских сандалий (дети выросли. но каждый башмачок - целая эпoxa из их жизни), подшивка журнала "Огонек" (а вдруг пригодится?), детали от старого пылесоса (старший сын хотел собрать из них самолет), а еще залежи всевозможных коробок и коробочек, флакончиков сломанных зонтиков и часов.


Я ненавижу этот хлам - от старья надо безжалостно избавляться! Движимая духом разрушения, я с силой дергаю тугие дверцы. Крошечный мирок сдвигается, шуршит, скрежещет всеми своими внутренностями и осыпает меня порохом пожелтевших бумаг. Целый бумажный листопад! "Вечно у тебя так - ничего не можешь делать аккуратно! - так скатала бы мама. - Лежали же все эти бумажки в коробке - с коробкой бы и выбрасывала! А ты - как ураган! Теперь будешь три часа собирать!"

Я и собираю. Но собираю не три часа, а гораздо дольше. Потому что я случайно заглянула в один листок, в другой, в третий...
"... У ветра твое имя, и эта бесконечная ночь без тебя всe равно пахнет твоими волосами и немножко диким медом. Это все так странно и так хорошо. Ты научила меня видеть то, чего я раньше не замечал или просто не видел, погруженный в себя. Все в тебе меня удивляет и радует. Помнншь, как ты комплексовала из-за своих, таких необычных глаз: один зрачок ГОЛУбой, а другой зеленый? И все время убегала от меня, как испуганный олененок... ГЛУПЫЙ олененок! У тебя самый необычный дар быть всегда разной и оживлять самые баналыные предметы одним прикосновением. Так ожил и я, казавшийся себе каким-то старым деревом, которое никогда не зацветет".

Осталось два дня до встречи с тобой. И можно было бы не писать... Но у меня появилась потребность говорить с тобой ежеминутно. Я никогда не думал, что ты, одна маленькая женщина, затмишь все мои "мальчишники", футболы, машины и бесконечные споры о политике. Когда тебя нет рядом, я не могу реагировать ни на что. Наверное, не обратил бы внимания, даже если бы мне на голову свалилось сто кирпичей! Без тебя мне все - все равно. И наоборот: когда У нас две пары глаз (да еще каких!) и четыре уха, мне кажется, я ЧУВСТВУЮ и слышу дыхание самого маленького мотылька".

"Не хочу будить тебя. Спи, спи... А когда проснешься, не забудь заглянуть под мою подушку. Этот очередной заяц поздравляет тебя с пятилетием нашей семейной жизни. Он любит тебя, как сорок тысяч зайцев любить не могут..."

"Помнишь, ты говорила, как страшна привычка для семенной жизни, ты боялась, что любовь уйдет и мы не сможем удержать ее ускользающей и хрупкой красоты? Я давно уже перестал бояться этого. Если бы мне предложили выбрать из тысячи самых красивых женщин одну, я бы снова, может быть, как последний консерватор, выбрал тебя".

"Убегаю на работу! Не забудь выключить газ, свет, телевизор, кофемолку. Радио можешь оставить. Обожаю. Сто миллионов раз целую. И этот плюшевый заяц - вершина вкуса наших производителей - только для твоей коллекции. Детям показывать его строго запрещено Минздравом. Вечером будем пить шампанское, есть рябчиков, устрицы, и я скажу тебе страшную тайну: я люблю тебя. Если же шампанского и рябчиков не будет, обойдемся картошкой, но "страшная тайна" будет неизменна!"
"Я люблю тебя!!"

... Я сижу среди разбросанных бумаг до вечера. Я уже понимаю, что никогда не выброшу ни эти письма, ни стоптанные разноцветные сандалии, ни старые будильники со смешными блестящими шляпками, ни коллекцию потертых одноглазых и одноухих зайцев... Это - мое богатство, свидетели любви и юности. У меня остались только они. Дети разъехались. А муж... У него уже давно другая семья.