ЭТАП ВЫСТРАИВАНИЯ ГРАНИЦ (возраст от 2 до 6 лет).

В жизни ребенка наступает такой период, когда у него возникает разделение мира на «Я» и «не-Я», то есть выстраиваются своего рода границы между сущностями. Однако само по себе понятие границ много шире, нежели представление о границах «Я», границах личного пространства и даже границ отношений собственности.
Ведь само слово «граница» возникло для тех случаев, когда человеку стало необходимо отделять что-то одно от чего-то другого. Иначе говоря, действие разграничивания — это еще и действие различения. Можно сказать, что в первые месяцы жизни ребенок осваивает умение слышать СОБСТВЕННЫЕ ЖЕЛАНИЯ. Когда же малыш получает возможность самостоятельного перемещения в пространстве, он переходит к освоению способности оценивать ВНЕШНИЕ УСЛОВИЯ. Ведь когда мы говорим о влиянии на нашу жизнь внешних условий, мы подразумеваем в первую очередь те из них, которые накладывают на нас те или иные ограничения.
Назовем этот этап ЭТАПОМ ВЫСТРАИВАНИЯ ГРАНИЦ.

Основное психологическое содержание второго этапа раннего развития — соотнесение собственных потребностей с внешними условиями.

ОСНОВНЫЕ СОБЫТИЯ. Это невероятно значимый период в жизни человека. В этот момент начинаются первые попытки сопротивления родителям. И если родители это сопротивление систематически и жестко подавляют, то ребенок до конца так и не простраивает демаркационную линию между «Я» и «не-Я», «путая» желания родителей со своими. Если мне родители сказали, что мне это нужно, то значит я этого хочу. Если это маме не нравится, значит это плохо для меня.

И если в результате такого взаимодействия границы оказываются нарушенными, то у ребенка возникают проблемы с решением ЛЮБЫХ жизненных задач, которые требуют их построения в общении с другими людьми — например, задач, связанных с отношением к собственности. В норме происходит следующим образом: это — твое, это — мое. Я это могу тебе дать, но это останется моим. Или я могу тебе это подарить, и тогда это станет определенно твоим.

В случае нарушения способности к выстраиванию границ один из возможных вариантов в отношении к собственности выглядит как «все вокруг мое». Причем речь не идет об элементарном воровстве, когда человек прекрасно понимает, что на самом деле он ворует, то есть присваивает чужое. Но ведь бывают варианты, когда человек берет вещь потому, что — «она же просто лежала!». Он и не думал о том, что это — чужая вещь, а элементарно не смог удержаться. Для него не выстроены границы того, что есть «не-Я», «не мое».

С другой стороны, человек, не умеющий четко простраивать границы, не сможет реально отделить свое прошлое от настоящего. Для человека с сохранными границами то, что произошло вчера, - даже если это было очень драматично и болезненно, — произошло во вчерашней ситуации. Это уже стало его опытом, перестав быть сегодняшним переживанием. Разумеется, он способен этот опыт учитывать в дальнейшей жизни, но это отнюдь не обозначает, что всю последующую жизнь в аналогичных ситуациях он будет постоянно страховаться от уже случившихся с ним неприятностей. Проще говоря, если он вчера шел рядом со стройкой и рядом с ним упал кирпич, это не обозначает, что кирпич в том же месте обязательно упадет и сегодня, и завтра, и всегда.

Если зная, что здесь идет стройка, и проходя мимо этого дома в дальнейшем, человек начнет предварительно смотреть вверх, проверяя, нет ли опасности — это обозначает, что он учел свой опыт, то есть использовал его конструктивно. А если он с этого дня вообще перестал подходить к строящимся зданиям? Или даже вообще выходить на улицу? В таком случае это и будет нарушением границы между прошлым и будущим или между настоящим и будущим. Вариант на ту же тему, знакомый каждому практикующему психотерапевту: человека когда-то кто-то однажды (или даже несколько раз) сильно обидел, и он живет так, как будто весь окружающий мир только и ждет случая еще раз причинить ему боль.
Люди, у которых не простроены границы, очень легко попадают в любые зависимости — эмоциональные, сексуальные, наркотические, пищевые и прочие. Механизм достаточно прост: в понятие «Я» для такого человека входит не только его «Я» само по себе, но и нечто за его пределами. Соответственно, жизнь без этого «нечто» оказывается практически невозможной.


Даже всем известный принцип — не заниматься бизнесом с друзьями — основан тоже на недостаточности границ участников такого совместного бизнеса. Речь идет о некоей виртуальной разделительной линии между деловыми отношениями и личными. Если, скажем, какой-то человек для меня действительно близкий друг, то мне все равно, что он мне миллион должен — я его все равно люблю и ценю. Правда, если он должен мне миллион и отдавать его не собирается, то я узнаю о нем нечто, что меняет само мое отношение к нему. А если в наших отношениях возможна ситуация, когда никакой новой информации о своем близком друге я в процессе совместного делания денег не получаю, но моя личная заинтересованность — в деньгах или в близких отношениях — начинает совершенно иначе формировать нашу близость, то это и есть следствие недостаточно точно обозначенной — или недостаточно строго охраняемой — границы между одними отношениями и другими.

Обратите внимание: в два-три года ребенок всего-навсего «чуть-чуть недоотделился» от родителей, а в результате какой огромный класс жизненных задач он не умеет решать! То есть он не освоил сам принцип разделения сущностей, и в итоге любые жизненные ситуации, требующие именно этого умения, ставят его в тупик.


Механизмы нарушения развития на данном этапе:

- Физическое ограничение

Физическое ограничение как способ запретного внешнего воздействия сохраняется (как и на первом этапе), причем в двух возможных формах - в виде непосредственного ограничения подвижности ребенка и в виде физического наказания как болевого воздействия. Однако очень важно понимать, что отнюдь не любое внешнее физическое воздействие формирует у ребенка запретное нарушение.

Например, физическое ограничение тех действий ребенка, которые могут нести угрозу для его жизни, вряд ли можно считать патогенным воздействием. Другое дело, что эта угроза должна быть совершенно реальной — движущимся на высокой скорости автомобилем или попыткой ребенка забраться на подоконник. В тех же случаях, когда ограничивается любая активность ребенка, которая только в воображении тревожного родителя является очень опасной, ребенка, по сути дела, уберегают только от получения опыта обеспечения собственной безопасности.

Если же подобные физические ограничения накладываются на слишком большой спектр проявлений двигательной активности ребенка, то такое воздействие уже вполне можно считать патогенным.

В результате ребенок теряет способность осваивать реально существующие в окружающем мире ограничения САМОСТОЯТЕЛЬНО, на собственном опыте, а имеет дело с ограничениями, природа которых ему непонятна — как непонятно и то, где границы самих этих ограничений.


- Словесный запрет на действия ребенка

Здесь тоже существуют свои особенности.
Далеко не любой словесный запрет обязательно является патогенным воздействием. Более того, совершенно очевидно, что отсутствие каких бы то ни было запретов само по себе является очень мощным патогенным воздействием, поскольку лишает ребенка возможности освоить сам факт наличия в окружающем мире объективных ограничений.
Такое поведение родителей (отсутствие запретов вообще) можно считать своего рода отсроченным патологическим запретом, поскольку рано или поздно ребенок всё равно столкнется с тем ограничением, о котором он не был предупрежден в свое время разумным запретом, и это столкновение может оказаться весьма болезненным и создать реальное запретное нарушение.


Истинным запретом, который нарушает развитие личности на данном этапе, можно считать, в сущности, только словесный запрет, очень мощно подкрепленный такой эмоциональной реакцией взрослого, которую ребенок воспринимает как очевидное проявление отвержения — в этом возрасте потеря любви матери или любого другого значимого взрослого для него равносильна мировой катастрофе.


Однако есть и еще одна разновидность чисто словесного запретительного воздействия, которое формирует запретное нарушение на этапе выстраивания границ. Это слова, запрещающие совершение какого-либо действия, но не подкрепленные реальным запретом — иначе говоря, это ситуации, когда взрослый, сказав «нельзя», тем не менее, оставляет без внимания несоблюдение этого ограничения.

Ребенок в этом случае получает очень специфический опыт — действие было запрещено, но он его совершил, а взрослый не воспрепятствовал. Получается, что само понятие ограничения размывается — но одновременно разрушается и само представление ребенка о понятии «нельзя». То же самое происходит и тогда, когда одно и то же действие — в зависимости от настроения родителей или иных обстоятельств — иногда попадает в категорию запрещенных, а иногда — разрешенных.

- Запрет на действие как таковое

Особенно сокрушительным запретное воздействие становится тогда, когда запрет налагается не на СПОСОБ совершения какого-либо действия, а на ДЕЙСТВИЕ КАК ТАКОВОЕ. Одно дело — сказать ребенку, что рисовать на обоях нельзя, а в альбоме можно, и совсем другое — яростно отругать ребенка за то, что он рисует на обоях. Для ребенка вовсе не очевидно, что возмущение родителя — а значит и субъективно переживаемая ребенком потеря любви к нему — относится именно к факту повреждения обоев, а не собственно к процессу рисования.

Отдельный случай такого запрета — запрет не только на некоторое действие ребенка, но и на чувство, его вызвавшее. Все тот же ребенок, замахнувшийся на маму, получает в ответ гневную отповедь. Ему крайне трудно разделить свою обиду или злость на маму и действие замахивания, поэтому запрет в этом случае оказывается наложенным не только на то, чтобы маму ударить, но и на то, чтобы на неё злиться.


Отдельным — поистине сокрушительным — вариантом запрета становится запрет на проявление ребенком чувств или желаний, отличных от чувств или желаний родителей. Смыслом такого запрета является «нельзя хотеть, думать, чувствовать и вести себя не так, как хотят, думают, чувствуют и ведут себя родители», что неизбежно приводит к нарушению личных границ ребенка.
(по материалам книги Г. Тимошенко и Е. Леоненко)