Свобода слова?

Может во мне играет моя амбициозность молодого журналиста, не спорю. Но то, что происходит сейчас в сфере массовой информации меня пугает. Наш город наседением всего 163,4 тыс. человек. Несколько местных новостных телевизионных программ, газет и радиостанций. За эту статью с городской газеты была уволена автор и главный редактор, уволены самим мэром города. Смешно, что они НЕ ПЕРВЫЕ, и думаю не последние. Печально....

Девочки, разве можно в чём то обвинить автора этой статьи, а тем более редактора, напечатовшего этот материал???? Отмечу , материал был написан с празднования 9 мая у нас в городе.


За чертой благодарности
Этого я, наверное, не забуду никогда. Дрожащие старческие руки шарят по карманам и не находят. Не находят той георгиевской ленточки со знаком, без которой он не сможет сделать этот шаг. Шаг навстречу фронтовым товарищам, улыбкам, рукопожатиям, празднично накрытым столам. Всему тому, от чего его, беспомощного старика, отделяют всего несколько метров. А еще огороженная зона и куча разномастных сторожей на входе, в чьи функции входит отделять их, избранных, от всех остальных. И преодолеть этот кордон спустя 65 лет после войны для него было сложнее, чем перейти линию фронта.
Так случилось, что у меня никогда не было дедушек. И, собрав свою компанию уличной ребятни, мне не к кому было нестись с криком: «Де-да-а-а! Пусти нас в сад!» Меня никто не качал на руках, пока мама пропадала на работе, мне некому было чинить игрушки. И единственное, что я помню из раннего детства, когда малыши не слезают с рук родных стариков, – это черные, с густой проседью кудри и морщинки моего прадедушки, оружейного мастера, делавшего винтовки для фронта и пережившего смерть всех своих сыновей. Он наклонялся над моей коляской и долго-долго смотрел на меня, улыбаясь довольной стариковской улыбкой. Но и он прожил недолго. И дедушки мне всегда не хватало.
Не хватало возможности побаловаться с ним, посидеть на коленях, послушать сказки или просто истории из жизни. Не хватало возможности хвалиться друзьям его орденами и им самим, самым лучшим на свете. А потому каждый год 9 мая я выхожу на площадь, чтобы завидовать тем, у кого они есть. И порадоваться за тех, кто выходит на парад в орденах и медалях, для кого поют песни и накрывают столы на фронтовом привале. На той небольшой площадке, перед которой теперь стоял беспомощный старик с трясущимися руками, на моих глазах пытавшийся доказать толпе широкоспинных теток, что это он, он голодным и холодным, совсем еще молоденьким мальчиком прошел через кровь и смерть, чтобы теперь остановиться перед ленточным ограждением. «Но ведь я ветеран, – повторял он срывающимся от беспомощности голосом. – Я воевал». Только никто его уже не слушал. «Мы всем ветеранам ленточки раздавали!» – отрубили командно-начальственными звенящими голосами тетки. И он ушел. Он махнул рукой, сжал губы и поплелся прочь. А у меня сжалось сердце.
Слова любви и уважения, восторженно-фальшивые восклицания ведущих концерта о благодарности ветеранам за их подвиг так и остались на этом празднике просто словами и восклицаниями. Не имеющими ничего общего с реальной действительностью. Иначе как объяснить то, что те, кого мы так чтим вслух и напоказ со сцены, там, внизу у этой сцены, продолжают терпеть унижение и пренебрежение? Почему на свой собственный праздник эти люди должны предъявлять многочисленным сотрудникам разных органов и организаторам пропуск? И разве ордена и медали на груди сами по себе не должны служить им пропуском в любые двери? Почему вообще их фронтовой привал огородили и оцепили, как резервацию? Что это, страх, что кто-то кого-то объест? Или кому-то постороннему достанется ложка небогатой гречки из алюминиевой миски? А может, все это было для комфорта многочисленных ВИПов, красиво заседавших вместе с прошедшими в “резервацию” стариками? Так зачем же было ее оцеплять? Пусть бы раз в году показали свою максимальную близость к народу…
Я думаю, думаю об этом и не понимаю. Не понимаю, как такое возможно в такой праздник. И с такими людьми. Не понимаю, как можно не поверить старичку, грудь которого покрывают медали. Не понимаю, как можно не любить его просто за одно это. А еще за то, что он остался на этой войне жив и кто-то может сказать ему то, что мне сказать некому: «Спасибо тебе, деда».
Но он остался там, за чертой благодарности.
Мария КИДЯЕВА

И о какой свободе слова мы говорим? Нет её! Всё , что вы слышите в экранов телевизора...кому то нужно, чтобы это было сказано....А о чём действительно стоит рассказать, остается в потаёных местах души каждого журналиста, который работает, потому что работа у него такая, потому что начальство приказало, потому что за это я получаю деньги, потому что на это я содержу семью. Замкнутый круг.