"Феодора"

Феодора слышала весь разговор и когда гости ушли она коротко бросила отцу:
- Отдай меня за Лаврентия!
- Ищо чего! Може и за Трошку-дурачка пойдешь? Сгворено все давно, на Покров сваты из Полтавки прибудут… А там и свадебку сыграем… - Михайло Емельяныч потер руки, достал из буфета хрустальный графин и плеснул водки в рюмку на тонкой ножке.
Ночью Федора выбралась из хаты, пока все спали, и пошла к Погребельниковым.
Лаврентий не поверил своим глазам, когда увидел на пороге Федору, босую и простоволосую.

- Лаврентий! Если люба я тебе - забирай!
- Входи… - парень растерянно забегал глазами.
По утру Маланья обнаружила Федору в Лаврушкиной постели. В утренней мгле ее разбросанные по подушке волосы казались черными, хотя в действительности они были каштановыми и даже отливали золотом на солнце. Грубый холщовый настил невыгодно соседствовал с тонкой шелковой сорочкой незваной гостьи
- Что же теперь будет! – Никитишна закрыла лицо руками.
Лаврентия рядом не было, Маланья нашла его на базке, закутанного в овчину.
- Веди ее к отцу! От греха… Было чего у вас? – осторожно спросила она сына.
- Боже сбавь, мать! Пришла ночью, говорит – бери! Насилу ее спать уложил, сам до зореньки на крылечке просидел… Мне теперь от их поганого двора ничего не надобно… Как подымиться нехай до хаты ступает…

Когда солнце окрасило в багряный цвет жестяного петушка на илларионовской крыше, там уже кипела и бурлила жизнь. По двору метались работники, нянька Клавдия грела самовар, Митрий с Василем метали орлянку.
Михайло Емельяныч неспешно подвязывал кушак, когда дворовой мальчонка подбежал и шепнул ему про Федору. Взбешенный Илларионов схватил пацаненка за грудки:
- Если сбрехал, зашибу!
- Да уся станица гудит, шо ночевала ваша Федора у погребельниковской хате.
Михайло Емельяныч затрясся и покрылся испариной, рывком он снял со стены кнут:
- Запорю!!! Насмерть запорю! У нашей хате отродясь гулящих баб не було и тепирь не будэ! – неуклюже переваливаясь, он спустился с крыльца и размахивая кнутом припустил к Погребельниковым, по дороге Емельяныч несколько раз спотыкнулся и в клочья распорол шаровары на коленях.
Подойдя к хате Погребельниковых он пнул плетень и покликал хозяйку:
- Маланья! Маланья! – горланил Михайло. – Да где же носит эту старую калошу, мало того слепая, тепирь ишо и оглохла!

Из хаты вышел Лаврентий:
- Доброго утречка, Михайло Емельяныч!
- Где эта сукина дочь?! Веди ее сейчас же!
- Чаевничают… - беспечно ответил Лавруша.
Ему явно доставляло удовольствие видеть взбешенного и покрасневшего Илларионова, ощущать пусть постыдную и малую, но все-таки власть над этим самодовольным и сытым человеком.
- А ну веди Федору, не то я тебя поперек хребта переломлю, вошь ты яремная!
Из сеней вышла причесанная и прибранная Феодора. Она прошла на середину двора и гордо расправив плечи, заявила:
- Секи, батька! Секи! А за твого престарелого атамана не пойду! Люб мне Лаврентий, и я ему люба!
На белом гладком лбу Федоры залегла темная полоса, она придавала и без того грубоватому лицу решительности и взрослости.
Бабы с соседних огородов, оставили свои будничные дела и с замиранием сердца прильнули глазами и ушами к пыхавшему яростью Михайло Емильянычу, так щедро раскрасившему их рутинное утро.

Илларионов подошел к дочери, круглый, как шарик Михайло едва ли доходил до плеча своей рослой Федоре.
- Коли так желаешь, при всем честном народе, заявляю: живи без отцовской поддержки и благословения! Чтобы ноги твоея на моем двору не було! В чем есть в том и оставайся!
Маланья Никитишна расслышав эти слова, засуетилась:
- Да как же так, Михайло Емельяныч!? Оставите девку голую-босую… Не по-людски энто…
- А по-людски ужо и не случится! Просили – забирайте! - Илларионов попытался переломить рукоять кнута, но повозившись бросил его погнутым под ноги Федоры и зашагал восвояси.
Любопытные бабы, поглазев, возвращались к своим делам.
Федора обняла Лаврентия:
- Ничего… проживем…
Тот, как обухом по голове ударенный, ничего не соображал и только часто-часто моргал глазами пытаясь уловить момент, с которого можно считаться женатым.
Михайло Емельяыч был вспыльчив и жарок, но отходчив.
По приходу на свое подворье, выпорол Митрия и Василя, чтобы больше не повадно было и потихоньку успокоился. Через пару деньков отправил к Федоре няньку Клавдию с узлами.
А там и свадьба была, скромная, но веселая. Поговаривали, захмелевший Емельяныч даже целовать зятька лез, но люди сбрешут не дорого возьмут!

Продолжение следует...