Чужая невеста. Золотые оковы

Когда синяки на Аленкиных ногах перестали переливаться всеми оттенками фиолетового, ее выписали из больницы.

На крыльце ее встретила следователь Петренкова, которая уговаривала Алену посадить Чубатого.

- Не передумала?

- Нет. Писать заявление я не буду… - глухо сказала Алена.

- Я думала ты умнее… - Светлана Владимировна пристально посмотрела на зашитую губу девушки.

Алена нервно поправила сумку на плече:

- Не Вам судить…

У ворот больницы ее ждали Люба и Надя.

Алена вздохнула и обняла родню.

В свою квартиру она не вернулась, отлежалась неделю в тесной Любиной однушке, а после явилась на работу с заявлением о переводе в командировочную бригаду.

Сашка Бровкин, увидев Алену в своем кабинете с бумагой в руках, растерянно забегал глазами, но ознакомившись с документом, облегченно вздохнул:

- Вот и правильно, Аленушка! Я тебя сегодня же переведу в бригаду Стрельникова. – он аккуратно вывел свои инициалы на заявлении. – Ну, будь здорова!

Алена зло сверкнула глазами:

- Напакостничал – и в кусты! Кто тебя просил лезть в мою семью?! Кто?! – кричала Алена.

Бровкин заерзал на стуле:

- Не шуми, люди услышат… - попытался утихомирить он бывшую любовницу. – Я тут не слишком-то и виноват, это Галка - стерва надоумила… - оправдывался бригадир.

- За бабскую спину прятаться – это ты мастак! Противно… Не мужик ты, Сашка… - грустно сказала Алена и вышла в коридор.

- Хорошо Тамарке не успел все выляпать. Вот были дела… - он погладил холеные щеки и вернулся к своим делам.

2

Бригада Стрельникова отбывала на Дальний Восток, где строился рабочий поселок.

Андрей Стрельников с недоверием рассматривал молоденькую девчушку:

- Не боишься? Там мамки под боком нету! Тайга да мороз! У нас из баб только повариха - Капитолина Георгиевна и той под 60 лет, а мужики, как бы тебе помягче сказать, дикие что ли…

- Да что же я контингент наш не знаю! Я их, голубчиков, насквозь вижу! Только мне оставаться здесь никак нельзя… - в синих глазах Алены читалась тревога.

- Бежим значит… От кого?

- От мужа.

- Сильно лютует?

- Сильно…

- Вот что, в обиду тебя не дам, но и поблажек не жди. – голос Стрельникова звучал строго, но в его бархатистых переливах было столько заботы, что Алена невольно улыбнулась. – Оформляйте командировку, Алена Викторовна! – бригадир протянул ей удостоверение.

3

На вокзале было не протолкнуться. Горячий сезон отпусков наводнил перроны людьми с обгоревшими плечами и хныкающими детьми.

Алена издали приметила высокую, дородную женщину с волосами цвета спелой вишни:

- Капиталина Георгиевна! – она помахала ей рукой.

- Давай быстрей! Наши погрузились уже!

В тамбуре переминался с ноги на ногу Стрельников:

- Опаздываете, Синявская!

- 10 минут до отправления! Я еще лимонаду выпить успею! – хохотнула Алена и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд.

- Не уезжай, Аленушка! – у вагона, с роскошным букетом роз, стоял Чубатый.

- Ты что здесь делаешь?! – удивленная и испуганная Алена, машинально попятилась назад.

- Прости меня! Без тебя мне не жить… Уедешь под первый поезд лягу! – Васькины мутные глаза наполнялись слезами. – Клянусь! Пальцем не трону больше!

Проводница нервно поглядывала на часы. Из тамбура выглянул Стрельников:

- Поторопитесь, Синявская!

- Пять минут, товарищ начальник! Не видишь муж с женой разговаривает… - прищурившись, сказал Чубатый.

- Синявская, пройдите в вагон! – настойчиво командовал бригадир.

- Аленка, решайся! Жить будем душа в душу! Только не уезжай!

Проводница взошла на ступеньку и вынула желтый флажок:

- Так вы едете?

- Простите, Андрей Михалыч! Я остаюсь! – выкрикнула Алена, поезд качнуло и колеса мерно покатились по блестящим рельсам.

Стрельников грустно смотрел на медленно удаляющуюся парочку, из-за его спины выглядывал здоровенный монтажник Потрошков:

- Подвела шельма! Не расстраивайся, Михалыч! На месте замену найдем! – похлопал он по плечу бригадира.

- Да, Бог с ней, с заменой! Девчонку жалко… пропадет…

3

Поезд, вильнув хвостом, скрылся из вида, густой черный дым таял в воздухе. Алена цокала каблучками по вокзальной брусчатке, в руках она несла букет красных роз.

Впереди ее ждали целых два месяца безоблачного счастья, правда растаяли они также быстро, как тот дым на перроне…

В квартире Алены часто собирались гулянки, пьяная Васькина братва бросала похотливые взгляды на хозяйку.

Василий гордился красавицей-женой, не спускал ее с колен и прилюдно признавался в любви, но гнусный, тоненький голосок ревности нашептывал ему:

- Не верь ей! Обманула раз, обманет и еще…

День ото дня Васька мрачнел… Вечерами он напивался до безумия и устраивал Аленке допросы. Утром каялся, просил прощения, вешал на белоснежную шею жены очередную побрякушку.

Она прощала…

Не задавала вопросов, догадываясь о способе заработка супруга. Иногда, Алена подслушивала, стоя за дверью во время серьезных Васькиных разговоров, на которые ее не пускали.

Зачем? Сама толком не понимала, банальное женское любопытство…

Как-то вечером Чубатый явился домой злой и возбужденный, он метался по квартире, что-то искал. Алена, почуяв неладное, засобиралась:

- Васечка, хлеба нет, пойду в магазин схожу. – пропела она.

- Чем ты целый день занималась!? Хлеба она не купила! Так и скажи с любовником т…сь! С…ка! – он схватил ее за волосы.

Теперь Алена была готова к Васькиным выходкам, со всей силы она наступила ему на ногу острым каблуком и, воспользовавшись секундной слабостью мучителя, выбежала на улицу…

Она снова стояла на пороге Любиной однушки:

- Пустишь?

- Конечно! Входи, дочка! – Люба распахнула дверь.

Продрогшая и уставшая девушка, куталась в пушистый Любин халат:

- Боюсь я его… Совсем ополоумел! В одной кофте выскочила, пешком шла до вас. – жаловалась она.

Люба вздыхала:

- Выгнать его надо! Завтра же поедем и вышвырнем к чертовой матери! Сразу же подавай на развод!

- Ага, выгонишь его, как же! Он и сам бугай, видала какой! И дружки его не хуже… Не оставит меня Васька в покое… Права была ты, мама…

По щекам Любы покатились слезы, Алена впервые за несколько лет назвала ее «мамой»:

- Аленушка! – она обняла ее. – Я так не радовалась, когда ты первое слово сказала, как сейчас! – Люба улыбалась.

4

Утром отрезвевший Васька явился к тещиному дому.

- Алена! Алена! – надрывался он у подъезда.

Люба осторожно посмотрела в окно:

- Не вздумай выходить к нему! Погорланит и уйдет.

Но Василий не унимался:

- Алена! Если ты не выйдешь я сброшусь с последнего этажа!

Из окон начали показываться любопытные головы соседей.

- Пускай сбрасывается! Туда ему и дорога! – Люба преградила Алене путь к выходу.

- Я только поговорю… Пусти! – взмолилась девушка. – Вдруг и правда сбросится!

- Вот радости-то было бы! – съехидничала Люба, но пропустила дочь. – Не глупи… не прощай! - крикнула она в спину сбегающей по лестнице Алене.

Напрасно Люба ждала Алену, она даже выходила на улицу, чтобы поискать ее в ближайших дворах…

Вечером Алена позвонила, весело прощебетала в трубку:

- Мы помирились! Он обещал больше так не будет! Ну все, целую! – звонкий смех прервали короткие гудки.

Люба положила трубку:

- Надюш, ставь чайник! Будем ужинать без Аленки…

Алена ошибалась…

Васька то и дело вспыхивал приступами ярости, они становились все жестче.

Чубатый нащупал рычажок, потянув за который, он легко вращал Алену по замкнутому кругу.

Василий был изобретателен в способах, которыми он грозился лишить себя жизни. Иногда сценарий был другим, сначала он обещал расправиться с Аленой, а уж потом, если запал не пройдет, то и с собой!

Удавка все плотнее затягивалась на ее шее…

Однажды Алена встретила на улице ту самую следачку, что так настойчиво просила ее посадить Ваську. Она ее узнала и издали махнула рукой.

Алена вдруг подумала:

- Надо было послушать Светлану Владимировну и написать заявление… Только вот сколько бы ему дали? Ну год максимум… А потом бы он вышел и меня убил… - к такому не веселому выводу она пришла.

Ночью Алена долго не могла уснуть, брезгливо скидывая с себя руку храпящего Васьки, все думала, как поступить…

В четверг, как обычно в их квартире собирались «кореша», много пили, спорили, что-то обсуждали. Васька звал Аленку присоединиться, только после того, как «дела были обговорены». В этот раз Алена особенно внимательно подслушивала под дверью и сделала несколько пометок в маленьком карманном блокнотике.

На следующий день Алена дождалась, когда Василий уйдет, сгребла в кулек все украшения, что подарил ей муж, припрятав лишь тот, самый первый браслет, и отправилась в отделение милиции.

В дежурке спросила:

- Петренкова Светлана Владимировна на месте?

Дежурный лениво посмотрел на девушку:

- Ну на месте. Только она сегодня не принимает.

- Пожалуйста, пустите меня к ней! Это очень важно!

- Сказал же не принимает! Приходите в понедельник с 8 до 12.

Алена присела на пол:

- Ну все, мне конец!

- Девушка! Вы этот цирк прекращайте, а то привлечем за хулиганство!

- Давайте! Может тогда к следователю попаду…

В коридоре появилась женская фигура:

- О, Синявская! Надумала все-таки посадить своего драчуна, только поздно уже… Ушел трамвайчик!

- Светлана Владимировна, я к Вам по очень важному делу! А меня не пускают! – Алена отряхнула юбку, выпачканную о пыльный кафель.

- Если по важному, то пойдем.

- Виталь, выпиши ей пропуск. – она кивнула дежурному.

В кабинете Алена тревожно стучала пальцами по столу.

- Ну говори, что за важное дело.

- Мой супруг, Чубатый Василий Петрович с группой людей, планируют ограбление. Я вот здесь записала время и место. – она протянула блокнотик.

Следователь Петренкова недоуменно посмотрела на девушку.

- Не верите?! – возмутилась Алена и разложила перед Светланой Владимировной содержимое кулечка:

- Вот!

- Что вот? Это взятка? Или тебе похвастаться не перед кем?

- Ворованное это все!

Петренкова скользнула взглядом по Аленкиным драгоценностям и вдруг воскликнула:

- А вот это кольцо узнаю! Две недели назад в сводках проходило, приметное такое, в виде змеи…

***

Чубатого и его банду взяли с поличным, вечером того же дня…

Алена воспользовалась своим правом не свидетельствовать против мужа и на суде не присутствовала.

Ваське дали семь лет… Он часто писал письма Алене, но ни на одно не получил ответа. Сразу после вступления приговора в силу, она развелась с Чубатым, а браслет свадебный хранила всю жизнь, как напоминание об оковах, которые бывает легко надеть, но не легко снять…