Мшелоимство.

Bobrik пишет:

ибо она выражает волю Благого и Преблагого Бога

я домала господь всего лишь раз выразил свою волю словами как раз когда общался с Моисеем

↑   Перейти к этому комментарию

Bobrik пишет:

ибо она выражает волю Благого и Преблагого Бога

я домала господь всего лишь раз выразил свою волю словами как раз когда общался с Моисеем

↑   Перейти к этому комментарию

я думала что существует 10 заповедей в библии, описывающих грехи - а не грешно ли брать на себя право придумывать новые ?

↑   Перейти к этому комментарию

получается, что если у меня больше одного платья, и я люблю наряжаться(не для того, чтобы кого-то там соблазнять или ради чего еще), просто , чтобы нравиться себе, то я грешница каких свет не видывал?

↑   Перейти к этому комментарию

"СРЕБРОЛЮБИЕ

«Большая часть премудрых учителей после описанного нами сладострастного мучителя полагают обыкновенно сего тмоглавно-го беса сребролюбия. Чтобы и нам, немудрым, не изменить порядка премудрых, восхотели и мы последовать тому же распределению и правилу. Итак, если угодно, поговорим немного о сем недуге, а потом скажем вкратце и о врачевании» (преп. Иоаннн Лествичник).

Что такое сребролюбие? — Его свойства

По апостолу, сребролюбие есть идолослужение. И не раз он произносит эти страшные для христианина слова. Любостяжание... есть идолослужение, умертвите его, — пишет он к колоссянам (Кол. 3, 5). — Знайте, — предупреждает ученик Спасов ефесян (Еф. 5, 5), — что никакой... любостяжателъ, который есть идолослужитель, не имеет наследия в Царстве Христа и Бога.

Хотя, повторяю, и жестоки эти слова, но нрав сребролюбца, действительно, есть нрав идолослужителя. Он уже не Богу работает, а мамоне, не евангельские заповеди исполняет, а то, что велит мамона.

Бог повелевает: Просящему у тебе дай (Мф. 5, 42), мамона: «Что имеет, возьми». Бог повелевает: Алчущаго напитай (Мф. 25, 35, 41-42), мамона: «Оставь его». Бог глаголет: Нагаго одей (Мф. 25, 36, 43), мамона, напротив: «И последнее с него сними». Бог глаголет: Продаждь имение твое и дождь нищым (Мф. 19,21); мамона говорит: «Копи деньги, береги про себя, на черный день...» Бог глаголет: Не укради (Мф. 19, 18); мамона, наоборот: «Доставай, как можешь...»

Таким образом, скупой и корыстолюбивый во всем отвергает Бога и Его повеления и слушает диавола. Поэтому святые отцы не находят достаточно слов, чтобы заклеймить всю мерзостность и отвратительность этого порока.

«Сребролюбие есть поклонение идолам, — говорит св. Иоанн Лествичник, — дщерь неверия, извинение себя своими немощами... Сребролюбец есть хулитель Евангелия и добровольный отступник».

Бес сребролюбия весьма изворотлив и научает такими же быть и своих последователей. Поэтому можно часто видеть, как страсть эта облекается в самую благовидную форму и как сребролюбец сам не верит тому, что он отчаянный скупец и любостяжатель.

Обыкновенно у монахов и у подвизающихся в миру скопление в своих руках каких-либо вещей или денег начинается под предлогом благотворения и помощи нищим. А затем, когда человек, имея постоянно под руками те или иные суммы или вещи, от которых раз и навсегда отрекся, постепенно и незаметно пристрастится к ним, демон тотчас же изменяет тактику нападения — «сжимает руку» человека, делает немилостивым его сердце и доводит своего пленника нередко даже до преступления.

Иногда — как мы видели — происходит перепродажа человека одним бесом другому. Так, «есть бес сребролюбия, который часто принимает лицемерный образ смирения; и есть бес тщеславия, который побуждает к раздаянию милостыни; то же делает и бес сластолюбия». На эти тонкие замечания святого Иоанна Лествичника можно всегда найти достаточно примеров в окружающей жизни, надо быть только внимательным.

Вот один из многих. Поэт А. Фет рассказывает о писателе И. Тургеневе, что когда однажды они ехали вместе из Полесья и речь зашла о материальных средствах (о которых Тургенев «обыкновенно говорил, что он о них и не думает»), то последний «внезапно самым внушительным образом пропищал:

— Да вы дайте мне за все мои имения семьдесят тысяч рублей, и я сейчас же вылезу из тарантаса и стану у вас в пыли у ног валяться...»

Но как бы отвратительны и разнообразны ни были свойства сребролюбия, его никак не должно смешивать с обладанием богатством, которое само по себе не делает человека отвратительным и не имеет никакого отношения к спасению, но, употребленное на исполнение евангельских заповедей, может принести человеку большую духовную пользу, ибо, если он не способен ни к каким подвижническим трудам, может легко возместить их делами милосердия.

Что, действительно, все дело не в богатстве, а в пристрастии к богатству, об этом говорится во многих местах Священного Писания. Я приведу только одно выражение Иисуса Христа из притчи о сеятеле, которое с первого раза можно оставить без внимания, хотя оно имеет большой смысл.

Объясняя эту притчу Своим ученикам, Господь между прочим сказал, что одной из причин, по которой люди, слыша слово Божие, не принимают его к сердцу и к делу, является лесть богатства (Мф. 13, 22). Не сказал богатство, но лесть (обольщение, обманное действие) богатства. Как и выше не сказал Господь, что век сей подавляет в душе человека благие порывы и пробуждающее их слово Божие, а выразился: печаль века сего (дума, чрезмерная забота, ломанье головы над всякими непредвиденными обстоятельствами - «как-де проживем, трудно, некогда в церковь ходить, работать надо, сам не достанешь, а с неба не свалится» и прочие безумные вещи...). Вот Христос все это и врачует. Век тут ничем не виноват, и мир не может насильно погубить человека. Можно и в миру жить, и сыном века сего числиться, а заботами его не обременяться и помощи ждать не от него, а от Единого Истинного Отца Небесного. Так же обстоит дело и с богатством. Не богатство само по себе бывает причиною гибели человека, а пристрастие к нему. И как точно, метко охарактеризовал Господь это состояние обольщения, назвав его «лестью»! Действительно, что такое удовольствия, слава, роскошь? Одна только пустота, призрак, мираж в пустыне, прелесть в подвижническом смысле. Говорит пророк-псалмопевец: ...уснуша сном своим, «предавшись нерадению и беспечности в жизни», и ничтоже обретоша ecu мужие, «во время Божественного суда», богатства в руках своих, «хотя и были богаты прежде в смертной жизни» (Пс. 75, 6).

Из всего вышесказанного следует, что можно быть очень богатым человеком и в то же время не сребролюбцем и можно не иметь лишнего гроша за душою и быть величайшим скрягой, ибо, как говорит св. Иоанн Лествичник, «любостяжательный за иглу готов состязаться до смерти». В первом случае и богатый может быть величайшим святым (Авраам, Иов и другие), во втором — полная нищета легко сводит в ад. Потому-то и Господь ублажает не вообще нищих, а только нищих духом (Мф. 5, 3).

В каких формах сребролюбие проявляется?

В начале этого параграфа св. Иоанн Лествичник назвал демона , сей страсти тмоглавным. В данном случае блистательный светильник рассуждения следует божественному апостолу, который сказал, что сребролюбие — корень всем злым (1 Тим. 6, 10). Действительно, существует целая тьма разновидностей страсти любостяжания. Я ограничусь разбором наиболее главных и примечательных, находящихся у всех перед глазами, то есть свойственных преимущественно мирским, а не подвижникам. Я буду рассматривать различные проявления этой страсти в зависимости от количества или качества вожделеваемых вещей или от напряженности влечения человека к ним. У святых отцов находятся более сложные и тонкие принципы деления и различения разновидностей разбираемой страсти. Так, например, преп. Иоанн Кассиан в болезни сребролюбия различает следующие три недуга (формы): 1) «один тот... который, обольщая бедных, внушает собирать то, чего они и прежде не имели, когда жили в мире» (пример: Гиезий — 4 Цар. 5, 20); 2) «второй тот, который побуждает опять желать и возвратить то, что оставили в начале своего отречения от мира» (пример: Иуда — Мф. 26, 15-16; Ин. 12, 6); 3) «третий тот, когда кто в начале отречения от мира по страху бедности и беспомощности не отвергает богатства мира, но сберегает у себя и деньги и имущество, которые должно бы было отвергнуть в начале самоотвержения». Так поступили Анания и Сапфира (Деян. 5, 1-10).

1. Сребролюбие в собственном смысле

Святые отцы оставили множество блестящих страниц и слов с обличением этой страсти. У Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста мы найдем тонкое описание любостяжательных настроений, и потому мне достаточно здесь упомянуть только о главном проявлении сребролюбия. Оно характеризуется тем, что ему «все мало». Любостяжатель и сребролюбец — для простоты я буду говорить здесь о них вместе — ненасытны в своих стремлениях. Обладание всеми вещами мира не сможет дать им покой. Рана души сребролюбивой постоянно растравляется к тому же непрестанной заботой и опасением, как бы какая-либо малость ее добра не попала в руки посторонних и не сделалась источником добра для нуждающихся. И невероятное дело — что веселит других, от того самого сохнет любостяжательный, и нет радости ему от того, что дом его — полная чаша: ведь от всего один убыток, сальную свечку и то нельзя зажечь, сгорит — и нет ее («сало — дело тонкое», как говорит Плюшкин у Гоголя). И в таком душевном устроении пребывает сребролюбец в отношении всех вещей — и дорогих, и дешевых, и нужных, и ненужных. Остальные разновидности этой страсти, о которых скажем ниже, будут, собственно, являться составной частью или следствием сего главного и общего вида.

Болезнь эта так распространена и в то же время отвратительна, что и многие светские авторы дали прекрасное ее описание (Мольер, Пушкин, Гоголь, Крылов и другие).

Но мир и не делает попыток освободиться от власти демона сребролюбия, а наоборот, всячески того поощряет. И оправдывает это самыми благовидными предлогами. Так, вопиющая, с точки зрения Священного Писания, несправедливость — прием денег под проценты, в рост, — в культурном быту получила законное право, обставлена до мелочей всякими правилами и обоснована даже наукой: существуют целые факультеты и специальные учебные заведения для поддержания и процветания банковского дела. Что пользоваться банком — грех, не приходит в голову самому благонамеренному христианину. Но Слово Божие говорит противное. «Взаймы давайте, не ожидая ничего», — сказал Господь Иисус Христос (Лк. 6, 35). Дух Святой, чрез Своего пророка, ублажает человека, который сребра своего не даде в лихву (Псал. 14, 5).

2. Стремление к роскоши и комфорту

Если человек обладает хоть в какой-либо степени художественным вкусом, то начинает искать не просто многих вещей, но дорогих и выдающихся по своим качествам. Впрочем, это и от тщеславия может происходить, когда какая-нибудь купчиха, родом из деревни, рядится напоказ в аляповатые, но дорогие платья или полунищая конторщица покупает себе дешевых колец и браслетов из «нового» золота и нашивает из плохого ситца кофточек, но непременно «по моде, как у богатых».

На почве этой страсти льется много слез и крови человеческих, но ослепленные грехом не хотят об этом и подумать. Прекрасные представительницы женского пола, не могущие переносить, когда у какой-либо их Мими придавят хвост, совершенно спокойно, без всяких упреков совести носят на себе рубины и бриллианты, которые без преувеличения можно назвать сгустками пота, слез и крови подобных им людей.

На почве этой страсти создается вся та жуткая атмосфера, какую мы видим, например, среди американских миллиардеров. Туалеты, приемы, выезды, курьеры с жалованьем высокопоставленного лица, целый штат прислуги, лакеев, горничных, дворецких, экономок, секретарей, управляющих, директоров, а также конюшни, оранжереи, яхты, картинные галереи, путешествия поглощают всю душу человека и составляют весь смысл его существования. Ничему богоподобному, ничему духовному, ничему истинно прекрасному, даже художественному, в мирском смысле этого слова, здесь уже не остается никакого места.

Человек искусственно старается насадить вокруг себя земной рай (оранжереи Гульда, известные всему миру, поглотили, например, целые миллионы) — а рая нет. Шестьсот рабочих и шестьдесят скульпторов, привезенных из Европы, работают в продолжение двух лет, под руководством искуснейших архитекторов, над сооружением дворца Вандербильтов (на углу 5-й аллеи и 51-й улицы в Нью-Йорке), дворца, стоившего больше десяти миллионов рублей, но все же от него веет холодом и жутью, — а убогая деревянная келья преподобного Серафима Саровского овевает душу теплом и умиротворяет тысячи верующих людей.

3. Страсть к старинным и редким вещам (коллекционерство)

Так как предметы страсти в данном случае представляют собой исключительную ценность, то в случае их утраты страсть в особенности болезненно терзает сердце своего обладателя. Иногда доходит она до смешных, хотя и очень грустных и достойных великого плача, границ. Собирают коллекции из марок, чубуков, старых (кому угодно, старинных) детских свивальников, бабочек и даже блох. Можно говорить об этом очень много, потому что здесь и археология как страсть должна быть обличена, когда не только светские ученые, но и люди с богословским образованием и в высоком сане смотрят на каждую икону и священную вещь только с точки зрения археологии, а не благочестия. Таким образом, иконы у них превращаются в настоящих идолов, и, если обстановка храма не «стильна», они не могут молиться.

Страсть коллекционирования настолько иногда сильна, что вконец порабощает человека и делает его сумасшедшим, маньяком. Потому она заслуженно попала в круг исследований психиатров. В их трудах можно встретить довольно подробные описания ее разновидностей, но, конечно, как всегда, без всяких даже попыток оказать действительную помощь страждущему человеку.

4. Неудержимое стремление к воровству (клептомания)

Страсть эта, прежде всего, хорошо известна психиатрам, окормляющим, так сказать, светское общество, но можно находить исключительные случаи ее проявления и в истории аскетизма.

Приводимый ниже пример является назидательным еще и со следующей стороны: он показывает, как легко и в то же время пагубно обращать всякую страсть в навык. Начнет человек с пустяков, пристрастится и уже не может отстать. Понимает, что делает гадость, что совершает грех, плачет, мучается, скорбит, старается выкарабкаться из ямы, в которую спустился незаметно для себя, и — сделать этого не в силах...

«Хотите ли, я расскажу вам об одном брате, у которого страсть обратилась в навык? — так начал преп. авва Дорофей одну из своих бесед с братьями. — Вы услышите дело, достойное многого плача... Однажды пришел ко мне некто из братии и сказал:

— Прости меня, отче, и помолись о мне, — я краду и ем.

— Зачем же? Разве ты голоден? — спросил я его.

— Да, я не насыщаюсь за братской трапезой, — отвечал он, — и не могу просить.

Я сказал ему:

— Отчего же ты не пойдешь и не скажешь игумену?
Он отвечал мне:

• Стыжусь.
Говорю ему:

—Хочешь ли, чтобы я пошел и сказал ему?
Он говорит:

— Как тебе угодно, господин.

Итак, я пошел и объявил о сем игумену. Он сказал мне:

— Окажи любовь и позаботься о нем как знаешь.
Тогда я взял его и сказал келарю при нем:

— Окажи любовь и, когда придет к тебе этот брат, давай ему, сколько он хочет, и ни в чем не отказывай ему.

Услышав это, келарь отвечал мне:

— Как ты приказал, так и исполню.

Проведя таким образом несколько дней, брат этот опять приходит и говорит мне:

— Прости меня, отче, я снова начал красть.
Говорю ему:

—- Зачем же? Разве келарь не дает тебе, чего ты хочешь?

— Да, прости меня, он дает мне, чего я желаю, но я стыжусь его.

— Что же, ты и меня стыдишься?
— Нет.

— Итак, когда хочешь, приходи и бери у меня, но не кради, - сказал ему, ибо у меня тогда была должность в больнице. И он
приходил и брал, что хотел.

Но через несколько дней он опять начал красть и пришел со скорбью и сказал мне:

—Вот я опять краду.
Я спросил его:

— Зачем, брат мой? Разве я не даю тебе, чего ты хочешь?

— Нет, даешь, — отвечал он.

— Что же, ты стыдишься брать у меня?
— Нет.

— Так зачем же ты крадешь?

— Прости меня, сам не знаю, зачем, но так просто краду.
Тогда я сказал ему:

— Скажи мне, по крайней мере по правде, что ты делаешь с тем, что крадешь?

— Я отдаю это ослу, — отвечал он.

И действительно, оказалось, что этот брат крал куски хлеба, финики, смоквы, лук и вообще все, что он ни находил, и прятал это — одно под свою постель, другое на ином месте, и наконец, не зная, куда это употребить, и видя, что оно портится, он выносил это вон и выбрасывал или отдавал бессловесным животным.

Вот видите ли, что значит обратить страсть в навык? Видите ли, какого это достойно сожаления, какое это страдание?.. И хорошо сказал авва Нистерой: "Если кто увлекается страстью, то он будет рабом страсти. Благий Бог да избавит нас от злого навыка..."»

Вред, наносимый человеку сребролюбием

Уже из предыдущего можно видеть, насколько пагубна эта страсть. Она влечет за собою множество иных страстей, которые совершенно не дозволяют душе воспрянуть от дольнего к горнему. «Как пес привязан цепью, так и многостяжательный, — по выражению преп. Нила Синайского, — связан попечениями».

Страсти, которыми связывает человека сребролюбие, самые злые. Так, непременными спутниками всякого корыстолюбца являются гнев и печаль. Как ему не гневаться, ведь у него отнимают любимую или «собственную» вещь? И как не печалиться при ее потере, когда с нею связаны живо все его воспоминания? Возвыситься до той мысли, что все вещи — Божьи, а не наши, и даны Богом нам во временное пользование для оказания помощи нищим и бедным, чтобы чрез это получить нам вечную жизнь, любостяжательный не может. И поэтому при всяком прикасании кого-либо к его вещам у него сразу загорается сердце — «не разбили бы», «не испортили бы», «ведь денег стоит»... Бывает даже так, что человек, отказавшийся в миру от целого состояния, после, в монашестве, дрожит над ничтожным карандашом, английской грошовой булавкой, не понимая, что впадает в еще более гнусное состояние, чем было прежде (ибо предмет-то пристрастия несравненно презреннее), и совершенно забывая ту высокую цель, ради которой он вышел из мира и посвятил себя Христу.

Отсюда же происходят споры, прекословия, ненависть, хищения, зависть, разлучения, вражды, смущения, злопамятство, жестокость и убийства.

IV . Как избавиться от сребролюбия?

Читатель должен вдуматься в эту фразу. Ему предлежит труд — а заповедует его Бог — избавиться от сребролюбия, а не непременно от стяжаний и богатства. Ибо можно, как я сказал, при богатстве быть не сребролюбивым и, будучи нищим, все время думать о деньгах и мечтать, как бы мы устроили себе жизнь, если бы были сказочными принцами или миллиардерами. Поэтому мы не должны завидовать чужому счастью и зариться на жизнь богатых, как равно и презирать их и негодовать на них, каким бы путем они его ни нажили, хотя бы посредством нашего кровавого пота. А если не так, то в чем будет заключаться высота смирения христианина? Месть — это дело не христианского, а сатанинского учения. В ней нет любви, основного признака евангельского учения, а только - ненависть. Если мы нищи деньгами, но богаты духом, то ничего не теряем, а если наоборот, то, безусловно, сами разжигаем для себя геенну. Богатство не постыдно, а постыдно пристрастие к нему. Итак, прежде всего, устремим свое внимание и все силы на устранение этого недостатка, а впоследствии, если Господь благословит, откажемся и от самого богатства и наконец от самих помыслов и желания даже незначительных вещей.

Легко заметить, что существует четыре группы возможных состояний: 1) сребролюбие при богатстве; 2) корыстолюбие при нищенстве; 3) беспристрастие при богатстве; 4) нестяжательность при нищенстве.

О первых двух уже сказано, что они влекут человека на дно адово. Но как стяжать беспристрастие при богатстве?

Для сего нужны:

Вера. Все заботы о «черном дне» начинаются с забвения Промысла Божия и Самого Бога. На все напоминания о Нем у сребролюбцев один ответ: «Сам не будь плох», «под лежачий камень вода не течет». И только тогда успокаиваются, когда припрячут «малу толику», «капитальчик». Впрочем, и тогда не успокаиваются. Кстати, еще одна интересная подробность: сребролюбцы очень трудолюбивы и чужды лености. Если это верующий человек — впрочем, постоянно можно подобное слышать даже и от неверующих, — то «он ежечасно вспоминает слово апостола: праздный да не яст (2 Фес. 3, 10); и другое: руце сии послужисте мне и сущим со мною (Деян. 20, 34)». Говорят ему, что в праздник работать грех или что служба в храме идет, а он на это: «Бог труды любит» — и продолжает работать. И, таким образом, верит и надеется на свои силы, а не на помощь Божию. Поэтому, кто одержим сей страстью, должен начинать с веры в неусыпный над нами Промысл Божий, никогда не оставляющий истинно работающих Господу.

Память смерти. Кто постоянно помнит о том ответе, который придется ему дать на мытарствах и на Страшном Суде за свои грехи и пристрастия, тот не будет уже привязываться к тленным, ничтожным вещам мира сего, хотя бы они по оценке последнего стоили и колоссальные суммы. Ибо это чистое безумие — прилеплять помысл к вещам, которые погибнут и от которых придется всенепременно каждому отказаться.

Опытное ведение Божественной помощи. Кто приблизился к Богу с помощью двух предыдущих добродетелей, тот скоро начинает на опыте познавать силу Божию и видеть воочию помогающую нам во всем Десницу Господню. И от сего еще более укрепляется в беспристрастии к вещам.

Творение милостыни. Приобретя беспристрастие к вещам, христианин привлекает к себе на помощь против сребролюбивого беса еще более сильное и радикальное средство — он начинает творить милостыню и раздавать свое имущество направо и налево. Он только приставлен к своему имению, так зачем же ему и хранить его и властвовать над ним?

Каление от мира и нестяжательность. Совершив подвиг милосердия и освободившись с помощью Божией от скорогибнущего, непостоянного богатства, христианин поступает в славное число нищих Христа ради. Он не только отказывается от страсти сребролюбия, но и от предметов, возбуждающих последнее. Но нищенство славно, повторяю, только ради Христа, то есть когда соединяется с нищенством (смирением) помыслов. Если же мы деньги свои отбросим, а привязанность и воспоминания о них в сердце своем оставим, то ничего не сделаем дельного. И потому, как ни велик предыдущий подвиг, но ему не хватает еще послушания.

Послушание. Вот последнее и наилучшее средство против корыстолюбия. Ибо как может человек пристращаться к чему-либо, когда он отдал в распоряжение другого не только имущество, но и тело свое и даже помышления?

Но «отсечение своей воли есть кровопролитие, и для достижения сего человек должен потрудиться до смерти и отвергать волю свою» (преп. авва Дорофей). Тогда только он может, как и апостолы, сказать Христу: Се, мы оставихом вся — то есть действительно все, не только свои имения, в чем бы они ни заключались, но и свою волю и свои хотения, — и вслед Тебе идохом (Мф. 19, 27). Это уже есть совершенство" - из книги епископа Варнавы (Беляева) "Основы искусства святости".

↑   Перейти к этому комментарию

"СРЕБРОЛЮБИЕ

«Большая часть премудрых учителей после описанного нами сладострастного мучителя полагают обыкновенно сего тмоглавно-го беса сребролюбия. Чтобы и нам, немудрым, не изменить порядка премудрых, восхотели и мы последовать тому же распределению и правилу. Итак, если угодно, поговорим немного о сем недуге, а потом скажем вкратце и о врачевании» (преп. Иоаннн Лествичник).

Что такое сребролюбие? — Его свойства

По апостолу, сребролюбие есть идолослужение. И не раз он произносит эти страшные для христианина слова. Любостяжание... есть идолослужение, умертвите его, — пишет он к колоссянам (Кол. 3, 5). — Знайте, — предупреждает ученик Спасов ефесян (Еф. 5, 5), — что никакой... любостяжателъ, который есть идолослужитель, не имеет наследия в Царстве Христа и Бога.

Хотя, повторяю, и жестоки эти слова, но нрав сребролюбца, действительно, есть нрав идолослужителя. Он уже не Богу работает, а мамоне, не евангельские заповеди исполняет, а то, что велит мамона.

Бог повелевает: Просящему у тебе дай (Мф. 5, 42), мамона: «Что имеет, возьми». Бог повелевает: Алчущаго напитай (Мф. 25, 35, 41-42), мамона: «Оставь его». Бог глаголет: Нагаго одей (Мф. 25, 36, 43), мамона, напротив: «И последнее с него сними». Бог глаголет: Продаждь имение твое и дождь нищым (Мф. 19,21); мамона говорит: «Копи деньги, береги про себя, на черный день...» Бог глаголет: Не укради (Мф. 19, 18); мамона, наоборот: «Доставай, как можешь...»

Таким образом, скупой и корыстолюбивый во всем отвергает Бога и Его повеления и слушает диавола. Поэтому святые отцы не находят достаточно слов, чтобы заклеймить всю мерзостность и отвратительность этого порока.

«Сребролюбие есть поклонение идолам, — говорит св. Иоанн Лествичник, — дщерь неверия, извинение себя своими немощами... Сребролюбец есть хулитель Евангелия и добровольный отступник».

Бес сребролюбия весьма изворотлив и научает такими же быть и своих последователей. Поэтому можно часто видеть, как страсть эта облекается в самую благовидную форму и как сребролюбец сам не верит тому, что он отчаянный скупец и любостяжатель.

Обыкновенно у монахов и у подвизающихся в миру скопление в своих руках каких-либо вещей или денег начинается под предлогом благотворения и помощи нищим. А затем, когда человек, имея постоянно под руками те или иные суммы или вещи, от которых раз и навсегда отрекся, постепенно и незаметно пристрастится к ним, демон тотчас же изменяет тактику нападения — «сжимает руку» человека, делает немилостивым его сердце и доводит своего пленника нередко даже до преступления.

Иногда — как мы видели — происходит перепродажа человека одним бесом другому. Так, «есть бес сребролюбия, который часто принимает лицемерный образ смирения; и есть бес тщеславия, который побуждает к раздаянию милостыни; то же делает и бес сластолюбия». На эти тонкие замечания святого Иоанна Лествичника можно всегда найти достаточно примеров в окружающей жизни, надо быть только внимательным.

Вот один из многих. Поэт А. Фет рассказывает о писателе И. Тургеневе, что когда однажды они ехали вместе из Полесья и речь зашла о материальных средствах (о которых Тургенев «обыкновенно говорил, что он о них и не думает»), то последний «внезапно самым внушительным образом пропищал:

— Да вы дайте мне за все мои имения семьдесят тысяч рублей, и я сейчас же вылезу из тарантаса и стану у вас в пыли у ног валяться...»

Но как бы отвратительны и разнообразны ни были свойства сребролюбия, его никак не должно смешивать с обладанием богатством, которое само по себе не делает человека отвратительным и не имеет никакого отношения к спасению, но, употребленное на исполнение евангельских заповедей, может принести человеку большую духовную пользу, ибо, если он не способен ни к каким подвижническим трудам, может легко возместить их делами милосердия.

Что, действительно, все дело не в богатстве, а в пристрастии к богатству, об этом говорится во многих местах Священного Писания. Я приведу только одно выражение Иисуса Христа из притчи о сеятеле, которое с первого раза можно оставить без внимания, хотя оно имеет большой смысл.

Объясняя эту притчу Своим ученикам, Господь между прочим сказал, что одной из причин, по которой люди, слыша слово Божие, не принимают его к сердцу и к делу, является лесть богатства (Мф. 13, 22). Не сказал богатство, но лесть (обольщение, обманное действие) богатства. Как и выше не сказал Господь, что век сей подавляет в душе человека благие порывы и пробуждающее их слово Божие, а выразился: печаль века сего (дума, чрезмерная забота, ломанье головы над всякими непредвиденными обстоятельствами - «как-де проживем, трудно, некогда в церковь ходить, работать надо, сам не достанешь, а с неба не свалится» и прочие безумные вещи...). Вот Христос все это и врачует. Век тут ничем не виноват, и мир не может насильно погубить человека. Можно и в миру жить, и сыном века сего числиться, а заботами его не обременяться и помощи ждать не от него, а от Единого Истинного Отца Небесного. Так же обстоит дело и с богатством. Не богатство само по себе бывает причиною гибели человека, а пристрастие к нему. И как точно, метко охарактеризовал Господь это состояние обольщения, назвав его «лестью»! Действительно, что такое удовольствия, слава, роскошь? Одна только пустота, призрак, мираж в пустыне, прелесть в подвижническом смысле. Говорит пророк-псалмопевец: ...уснуша сном своим, «предавшись нерадению и беспечности в жизни», и ничтоже обретоша ecu мужие, «во время Божественного суда», богатства в руках своих, «хотя и были богаты прежде в смертной жизни» (Пс. 75, 6).

Из всего вышесказанного следует, что можно быть очень богатым человеком и в то же время не сребролюбцем и можно не иметь лишнего гроша за душою и быть величайшим скрягой, ибо, как говорит св. Иоанн Лествичник, «любостяжательный за иглу готов состязаться до смерти». В первом случае и богатый может быть величайшим святым (Авраам, Иов и другие), во втором — полная нищета легко сводит в ад. Потому-то и Господь ублажает не вообще нищих, а только нищих духом (Мф. 5, 3).

В каких формах сребролюбие проявляется?

В начале этого параграфа св. Иоанн Лествичник назвал демона , сей страсти тмоглавным. В данном случае блистательный светильник рассуждения следует божественному апостолу, который сказал, что сребролюбие — корень всем злым (1 Тим. 6, 10). Действительно, существует целая тьма разновидностей страсти любостяжания. Я ограничусь разбором наиболее главных и примечательных, находящихся у всех перед глазами, то есть свойственных преимущественно мирским, а не подвижникам. Я буду рассматривать различные проявления этой страсти в зависимости от количества или качества вожделеваемых вещей или от напряженности влечения человека к ним. У святых отцов находятся более сложные и тонкие принципы деления и различения разновидностей разбираемой страсти. Так, например, преп. Иоанн Кассиан в болезни сребролюбия различает следующие три недуга (формы): 1) «один тот... который, обольщая бедных, внушает собирать то, чего они и прежде не имели, когда жили в мире» (пример: Гиезий — 4 Цар. 5, 20); 2) «второй тот, который побуждает опять желать и возвратить то, что оставили в начале своего отречения от мира» (пример: Иуда — Мф. 26, 15-16; Ин. 12, 6); 3) «третий тот, когда кто в начале отречения от мира по страху бедности и беспомощности не отвергает богатства мира, но сберегает у себя и деньги и имущество, которые должно бы было отвергнуть в начале самоотвержения». Так поступили Анания и Сапфира (Деян. 5, 1-10).

1. Сребролюбие в собственном смысле

Святые отцы оставили множество блестящих страниц и слов с обличением этой страсти. У Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста мы найдем тонкое описание любостяжательных настроений, и потому мне достаточно здесь упомянуть только о главном проявлении сребролюбия. Оно характеризуется тем, что ему «все мало». Любостяжатель и сребролюбец — для простоты я буду говорить здесь о них вместе — ненасытны в своих стремлениях. Обладание всеми вещами мира не сможет дать им покой. Рана души сребролюбивой постоянно растравляется к тому же непрестанной заботой и опасением, как бы какая-либо малость ее добра не попала в руки посторонних и не сделалась источником добра для нуждающихся. И невероятное дело — что веселит других, от того самого сохнет любостяжательный, и нет радости ему от того, что дом его — полная чаша: ведь от всего один убыток, сальную свечку и то нельзя зажечь, сгорит — и нет ее («сало — дело тонкое», как говорит Плюшкин у Гоголя). И в таком душевном устроении пребывает сребролюбец в отношении всех вещей — и дорогих, и дешевых, и нужных, и ненужных. Остальные разновидности этой страсти, о которых скажем ниже, будут, собственно, являться составной частью или следствием сего главного и общего вида.

Болезнь эта так распространена и в то же время отвратительна, что и многие светские авторы дали прекрасное ее описание (Мольер, Пушкин, Гоголь, Крылов и другие).

Но мир и не делает попыток освободиться от власти демона сребролюбия, а наоборот, всячески того поощряет. И оправдывает это самыми благовидными предлогами. Так, вопиющая, с точки зрения Священного Писания, несправедливость — прием денег под проценты, в рост, — в культурном быту получила законное право, обставлена до мелочей всякими правилами и обоснована даже наукой: существуют целые факультеты и специальные учебные заведения для поддержания и процветания банковского дела. Что пользоваться банком — грех, не приходит в голову самому благонамеренному христианину. Но Слово Божие говорит противное. «Взаймы давайте, не ожидая ничего», — сказал Господь Иисус Христос (Лк. 6, 35). Дух Святой, чрез Своего пророка, ублажает человека, который сребра своего не даде в лихву (Псал. 14, 5).

2. Стремление к роскоши и комфорту

Если человек обладает хоть в какой-либо степени художественным вкусом, то начинает искать не просто многих вещей, но дорогих и выдающихся по своим качествам. Впрочем, это и от тщеславия может происходить, когда какая-нибудь купчиха, родом из деревни, рядится напоказ в аляповатые, но дорогие платья или полунищая конторщица покупает себе дешевых колец и браслетов из «нового» золота и нашивает из плохого ситца кофточек, но непременно «по моде, как у богатых».

На почве этой страсти льется много слез и крови человеческих, но ослепленные грехом не хотят об этом и подумать. Прекрасные представительницы женского пола, не могущие переносить, когда у какой-либо их Мими придавят хвост, совершенно спокойно, без всяких упреков совести носят на себе рубины и бриллианты, которые без преувеличения можно назвать сгустками пота, слез и крови подобных им людей.

На почве этой страсти создается вся та жуткая атмосфера, какую мы видим, например, среди американских миллиардеров. Туалеты, приемы, выезды, курьеры с жалованьем высокопоставленного лица, целый штат прислуги, лакеев, горничных, дворецких, экономок, секретарей, управляющих, директоров, а также конюшни, оранжереи, яхты, картинные галереи, путешествия поглощают всю душу человека и составляют весь смысл его существования. Ничему богоподобному, ничему духовному, ничему истинно прекрасному, даже художественному, в мирском смысле этого слова, здесь уже не остается никакого места.

Человек искусственно старается насадить вокруг себя земной рай (оранжереи Гульда, известные всему миру, поглотили, например, целые миллионы) — а рая нет. Шестьсот рабочих и шестьдесят скульпторов, привезенных из Европы, работают в продолжение двух лет, под руководством искуснейших архитекторов, над сооружением дворца Вандербильтов (на углу 5-й аллеи и 51-й улицы в Нью-Йорке), дворца, стоившего больше десяти миллионов рублей, но все же от него веет холодом и жутью, — а убогая деревянная келья преподобного Серафима Саровского овевает душу теплом и умиротворяет тысячи верующих людей.

3. Страсть к старинным и редким вещам (коллекционерство)

Так как предметы страсти в данном случае представляют собой исключительную ценность, то в случае их утраты страсть в особенности болезненно терзает сердце своего обладателя. Иногда доходит она до смешных, хотя и очень грустных и достойных великого плача, границ. Собирают коллекции из марок, чубуков, старых (кому угодно, старинных) детских свивальников, бабочек и даже блох. Можно говорить об этом очень много, потому что здесь и археология как страсть должна быть обличена, когда не только светские ученые, но и люди с богословским образованием и в высоком сане смотрят на каждую икону и священную вещь только с точки зрения археологии, а не благочестия. Таким образом, иконы у них превращаются в настоящих идолов, и, если обстановка храма не «стильна», они не могут молиться.

Страсть коллекционирования настолько иногда сильна, что вконец порабощает человека и делает его сумасшедшим, маньяком. Потому она заслуженно попала в круг исследований психиатров. В их трудах можно встретить довольно подробные описания ее разновидностей, но, конечно, как всегда, без всяких даже попыток оказать действительную помощь страждущему человеку.

4. Неудержимое стремление к воровству (клептомания)

Страсть эта, прежде всего, хорошо известна психиатрам, окормляющим, так сказать, светское общество, но можно находить исключительные случаи ее проявления и в истории аскетизма.

Приводимый ниже пример является назидательным еще и со следующей стороны: он показывает, как легко и в то же время пагубно обращать всякую страсть в навык. Начнет человек с пустяков, пристрастится и уже не может отстать. Понимает, что делает гадость, что совершает грех, плачет, мучается, скорбит, старается выкарабкаться из ямы, в которую спустился незаметно для себя, и — сделать этого не в силах...

«Хотите ли, я расскажу вам об одном брате, у которого страсть обратилась в навык? — так начал преп. авва Дорофей одну из своих бесед с братьями. — Вы услышите дело, достойное многого плача... Однажды пришел ко мне некто из братии и сказал:

— Прости меня, отче, и помолись о мне, — я краду и ем.

— Зачем же? Разве ты голоден? — спросил я его.

— Да, я не насыщаюсь за братской трапезой, — отвечал он, — и не могу просить.

Я сказал ему:

— Отчего же ты не пойдешь и не скажешь игумену?
Он отвечал мне:

• Стыжусь.
Говорю ему:

—Хочешь ли, чтобы я пошел и сказал ему?
Он говорит:

— Как тебе угодно, господин.

Итак, я пошел и объявил о сем игумену. Он сказал мне:

— Окажи любовь и позаботься о нем как знаешь.
Тогда я взял его и сказал келарю при нем:

— Окажи любовь и, когда придет к тебе этот брат, давай ему, сколько он хочет, и ни в чем не отказывай ему.

Услышав это, келарь отвечал мне:

— Как ты приказал, так и исполню.

Проведя таким образом несколько дней, брат этот опять приходит и говорит мне:

— Прости меня, отче, я снова начал красть.
Говорю ему:

—- Зачем же? Разве келарь не дает тебе, чего ты хочешь?

— Да, прости меня, он дает мне, чего я желаю, но я стыжусь его.

— Что же, ты и меня стыдишься?
— Нет.

— Итак, когда хочешь, приходи и бери у меня, но не кради, - сказал ему, ибо у меня тогда была должность в больнице. И он
приходил и брал, что хотел.

Но через несколько дней он опять начал красть и пришел со скорбью и сказал мне:

—Вот я опять краду.
Я спросил его:

— Зачем, брат мой? Разве я не даю тебе, чего ты хочешь?

— Нет, даешь, — отвечал он.

— Что же, ты стыдишься брать у меня?
— Нет.

— Так зачем же ты крадешь?

— Прости меня, сам не знаю, зачем, но так просто краду.
Тогда я сказал ему:

— Скажи мне, по крайней мере по правде, что ты делаешь с тем, что крадешь?

— Я отдаю это ослу, — отвечал он.

И действительно, оказалось, что этот брат крал куски хлеба, финики, смоквы, лук и вообще все, что он ни находил, и прятал это — одно под свою постель, другое на ином месте, и наконец, не зная, куда это употребить, и видя, что оно портится, он выносил это вон и выбрасывал или отдавал бессловесным животным.

Вот видите ли, что значит обратить страсть в навык? Видите ли, какого это достойно сожаления, какое это страдание?.. И хорошо сказал авва Нистерой: "Если кто увлекается страстью, то он будет рабом страсти. Благий Бог да избавит нас от злого навыка..."»

Вред, наносимый человеку сребролюбием

Уже из предыдущего можно видеть, насколько пагубна эта страсть. Она влечет за собою множество иных страстей, которые совершенно не дозволяют душе воспрянуть от дольнего к горнему. «Как пес привязан цепью, так и многостяжательный, — по выражению преп. Нила Синайского, — связан попечениями».

Страсти, которыми связывает человека сребролюбие, самые злые. Так, непременными спутниками всякого корыстолюбца являются гнев и печаль. Как ему не гневаться, ведь у него отнимают любимую или «собственную» вещь? И как не печалиться при ее потере, когда с нею связаны живо все его воспоминания? Возвыситься до той мысли, что все вещи — Божьи, а не наши, и даны Богом нам во временное пользование для оказания помощи нищим и бедным, чтобы чрез это получить нам вечную жизнь, любостяжательный не может. И поэтому при всяком прикасании кого-либо к его вещам у него сразу загорается сердце — «не разбили бы», «не испортили бы», «ведь денег стоит»... Бывает даже так, что человек, отказавшийся в миру от целого состояния, после, в монашестве, дрожит над ничтожным карандашом, английской грошовой булавкой, не понимая, что впадает в еще более гнусное состояние, чем было прежде (ибо предмет-то пристрастия несравненно презреннее), и совершенно забывая ту высокую цель, ради которой он вышел из мира и посвятил себя Христу.

Отсюда же происходят споры, прекословия, ненависть, хищения, зависть, разлучения, вражды, смущения, злопамятство, жестокость и убийства.

IV . Как избавиться от сребролюбия?

Читатель должен вдуматься в эту фразу. Ему предлежит труд — а заповедует его Бог — избавиться от сребролюбия, а не непременно от стяжаний и богатства. Ибо можно, как я сказал, при богатстве быть не сребролюбивым и, будучи нищим, все время думать о деньгах и мечтать, как бы мы устроили себе жизнь, если бы были сказочными принцами или миллиардерами. Поэтому мы не должны завидовать чужому счастью и зариться на жизнь богатых, как равно и презирать их и негодовать на них, каким бы путем они его ни нажили, хотя бы посредством нашего кровавого пота. А если не так, то в чем будет заключаться высота смирения христианина? Месть — это дело не христианского, а сатанинского учения. В ней нет любви, основного признака евангельского учения, а только - ненависть. Если мы нищи деньгами, но богаты духом, то ничего не теряем, а если наоборот, то, безусловно, сами разжигаем для себя геенну. Богатство не постыдно, а постыдно пристрастие к нему. Итак, прежде всего, устремим свое внимание и все силы на устранение этого недостатка, а впоследствии, если Господь благословит, откажемся и от самого богатства и наконец от самих помыслов и желания даже незначительных вещей.

Легко заметить, что существует четыре группы возможных состояний: 1) сребролюбие при богатстве; 2) корыстолюбие при нищенстве; 3) беспристрастие при богатстве; 4) нестяжательность при нищенстве.

О первых двух уже сказано, что они влекут человека на дно адово. Но как стяжать беспристрастие при богатстве?

Для сего нужны:

Вера. Все заботы о «черном дне» начинаются с забвения Промысла Божия и Самого Бога. На все напоминания о Нем у сребролюбцев один ответ: «Сам не будь плох», «под лежачий камень вода не течет». И только тогда успокаиваются, когда припрячут «малу толику», «капитальчик». Впрочем, и тогда не успокаиваются. Кстати, еще одна интересная подробность: сребролюбцы очень трудолюбивы и чужды лености. Если это верующий человек — впрочем, постоянно можно подобное слышать даже и от неверующих, — то «он ежечасно вспоминает слово апостола: праздный да не яст (2 Фес. 3, 10); и другое: руце сии послужисте мне и сущим со мною (Деян. 20, 34)». Говорят ему, что в праздник работать грех или что служба в храме идет, а он на это: «Бог труды любит» — и продолжает работать. И, таким образом, верит и надеется на свои силы, а не на помощь Божию. Поэтому, кто одержим сей страстью, должен начинать с веры в неусыпный над нами Промысл Божий, никогда не оставляющий истинно работающих Господу.

Память смерти. Кто постоянно помнит о том ответе, который придется ему дать на мытарствах и на Страшном Суде за свои грехи и пристрастия, тот не будет уже привязываться к тленным, ничтожным вещам мира сего, хотя бы они по оценке последнего стоили и колоссальные суммы. Ибо это чистое безумие — прилеплять помысл к вещам, которые погибнут и от которых придется всенепременно каждому отказаться.

Опытное ведение Божественной помощи. Кто приблизился к Богу с помощью двух предыдущих добродетелей, тот скоро начинает на опыте познавать силу Божию и видеть воочию помогающую нам во всем Десницу Господню. И от сего еще более укрепляется в беспристрастии к вещам.

Творение милостыни. Приобретя беспристрастие к вещам, христианин привлекает к себе на помощь против сребролюбивого беса еще более сильное и радикальное средство — он начинает творить милостыню и раздавать свое имущество направо и налево. Он только приставлен к своему имению, так зачем же ему и хранить его и властвовать над ним?

Каление от мира и нестяжательность. Совершив подвиг милосердия и освободившись с помощью Божией от скорогибнущего, непостоянного богатства, христианин поступает в славное число нищих Христа ради. Он не только отказывается от страсти сребролюбия, но и от предметов, возбуждающих последнее. Но нищенство славно, повторяю, только ради Христа, то есть когда соединяется с нищенством (смирением) помыслов. Если же мы деньги свои отбросим, а привязанность и воспоминания о них в сердце своем оставим, то ничего не сделаем дельного. И потому, как ни велик предыдущий подвиг, но ему не хватает еще послушания.

Послушание. Вот последнее и наилучшее средство против корыстолюбия. Ибо как может человек пристращаться к чему-либо, когда он отдал в распоряжение другого не только имущество, но и тело свое и даже помышления?

Но «отсечение своей воли есть кровопролитие, и для достижения сего человек должен потрудиться до смерти и отвергать волю свою» (преп. авва Дорофей). Тогда только он может, как и апостолы, сказать Христу: Се, мы оставихом вся — то есть действительно все, не только свои имения, в чем бы они ни заключались, но и свою волю и свои хотения, — и вслед Тебе идохом (Мф. 19, 27). Это уже есть совершенство" - из книги епископа Варнавы (Беляева) "Основы искусства святости".

↑   Перейти к этому комментарию