Байки скорой помощи

БЫТОВАЯ ТРАВМА

Вот лето, воскресенье, позднее утро. Мама с папой сына отправили в пионерский лагерь - расслабляются душой и телом. Она на кухне завтрак готовит, он в комнате пол натирает - обычная однокомнатная квартира. Одинцовский проспект, верхний этаж, окна настежь распахнуты. Внизу озеро блестит, народ загорает. А жара стра-ашная стояла. И они как встали, так голые и ходят. Еще вполне нестарые, наслаждаются свободой.

Трет он паркет, мышцами поигрывает, а пиво в холодильничке, вода в ванной, жена голая на кухне, музыка играет.

А под окном тихо сидел их сиамский кот. Балдел от духоты, сквознячок ловил.

Ну а поскольку муж голый, все его хозяйство в такт движению соответственно раскачивается. И кот сонным прищуром это движение лениво следит...

Сиамские кошки вообще игривые. У них повышенно выражен охотничий инстинкт.

Муж, маша щеткой на ноге и всем прочим, придвигается ближе, ближе, кот посмотрел, посмотрел, неприметно собрался - и прыг на игрушку! Когтем цап - поймал.

Муж от неожиданности и боли дернулся, поскользнулся голой пяткой на натертом паркете, на каплях пота, щетка с другой ноги вперед вылетела - и он с маху затылком да об пол: бу-бух!

Жена слышит из кухни - стук.

- Саша, что там у тебя?

Никакого ответа.

- Сашенька, - зовет, - что там у тебя упало?

Что упало. Ага; Железный Феликс споткнулся. Полная тишина. А когда, надо заметить, человек так навзничь башкой падает - звук деревянный, глухой, как чурка.

Пошла она посмотреть. Лежит он, в лице ни кровинки, глаза на лоб закатились. "Господи! Что случилось?.."

Кратковременный рауш. Вырубился. Затылком-то тяпнуться.

Кот на шкаф взлетел, смотрит сверху круглыми глазами - тоже испугался.

Ах, ох, что делать: вызывает "скорую", брызжет водой, сует нашатырь. А кот следит, как у нее груди болтаются...

К приезду он кое-как оклемался: зеленый, в холодном поту, тошнота и головокружение; классическая картина сотрясения мозга. Ну что - надо госпитализировать.

Заполняет врач карточку, как да что, а жена излагает детали в трагической тональности: ведь не чужой предмет пострадал.

В новые лифты носилки, известно, не лезут, и тащат они его сверху вручную. И как глянут они на страдальческую рожу пострадавшего, представят ситуацию, вообразят себе в лицах эту паркетную корриду с размахиванием гениталиями и охотником-котом, так их хохот и разбирает. Медбрат икает. Врач вздрагивает. И нападает на них дикий гогот, истеричное грохотанье, и оступается врач мимо ступеньки, и вываливают они к черту больного на лестницу. И он ломает руку.

Тут медики просто подыхают от хохота. Они хватаются за перила, перегибаются пополам, прижимают животы и стонут без сил. Потом, взрываясь приступами идиотского непроизвольного смеха, накладывают ему шину и тащат лечить дальше.

По дороге рассказали шоферу и чуть не въехали в столб. А уж в приемном был просто праздник души, просили повторить на бис.

Сотрясение небольшое оказалось, но уж в гипсе он походил.

ШОК

Пятый дивизион ленинградской милиции был не самый боевой. Он специализировался по охране кладбищ и памятников. Покойники же, равно как и памятники им, - народ в принципе спокойный и к бесчинствам не склонный. По пустякам не беспокоят и взяток не дают. Поэтому милиционеры скучали.

Подхалтуривали слегка, конечно. Цветы с могил продавали, реже - могильные плиты в новое владение. И тихой их службе коллеги завидовали: вечная тишина, свежий воздух, от выпивки никто не отвлекает.

Особенно завидовали дежурящим на Пискаревском кладбище. Там один сержант очень хороший промысел сообразил. Вечером, после закрытия мемориала, идет он к скорбящей Матери-Родине, снимает сапоги, снимает штаны, берет сачок и лезет в фонтан перед ней. И тщательно тралит. А в тот фонтан интуристы весь день кидают на прощание монеты. Глупый обычай, но прибыльный. Ефрейтор на атасе стоит, рядовой горсти мелочи в мешочки пересыпает. Потом брат рядового, летчик на линии Ленинград-Хельсинки, летит с портфелем рассортированной валюты (экипажи-то не досматривают) и закупает на все колготки. Жена ефрейтора, продавщица, продает их мимо кассы. Прибыль поровну. Такой сквозной бригадный подряд. Быть сержанту генералом!

Процедура отработана. После ловли рядовой бежит за водкой, они в дежурке принимают, согреваются и скрупулезно считают в кучки: финмарки, бундесмарки, пятисотлировки и полудоллары. Выпьют, закурят и считают. Очень были службой довольны.

Только сортира в дежурке не предусмотрено. А в общественный - ночью под дождиком - далеко и неохота. А тут сержанту в полночь приспичило по-большому.

Вышел он: темь глухая, дождь шуршит; зашагнул за какую-то могильную чашу, присел, полы шинели на голову - Господи, помоги мне удачно отбомбиться. Употребил по назначению газетку "На страже Родины" - а встать не может.

Он дергается, а его сзади с нечеловеческой силой тянут вниз. И тут где-то далеко за кладбищем часы бьют двенадцать ударов...

Заверещал несчастный от ужаса, заупирался - но нет ему ходу. Гнетет его к сырой земле потусторонняя воля. Осквернил святое место, оскорбил прах - и костлявой рукой влечет его к себе покойник. Ни вырваться, ни вздохнуть и оглянуться нельзя - жутче смерти.

Через полчаса вылезли подчиненные: куда запропастился? Ни зги во мраке, и только собака скулит в кустах гибельным воем. Цыц ты! Скулит.

Подходят: это сержант сидит и скулит, глаза зажмурены, уши руками зажал, - а полой шинели прочно наделся на сломанное острие могильной оградки за спиной.

Окликнули - скулит. Отцепили, подняли - скулит.

Привели в тепло, застегнули штаны - скулит. Влили в него водки - крякнул и дальше скулит.

Сначала они, сообразив, что к чему, ржали до колик, а потом испугались, потом надоело: хорош, мать твою, все! А он скулит.

Утром на смене доложили и вызвали "скорую": сдали его психушникам. Пусть теперь им поскулит, полечится.

Как пелось тогда - "Наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна".

А не фарцуй на милостыню с кладбища, не гадь на могилы. Или по крайней мере не пей на службе. Пей, но в меру.

Все-таки у него, видно, совесть несчиста была.


Михаил Веллер