Наше детство

Ранняя осень, картошка, костры, вкусный запах от вареной кукурузы, которую ты варила три часа в ведре в гараже, где стоит дополнительная плита на случай глобальных заготовок(у нас гараж был "летней кухней" )) последние деньки теплой беспечной осени.
Вечереет. Мычит стадо, возвращаясь с пастбища и пастух, громко матерясь, прищелкивает кнутом, сидя на маленькой пегой лошаденке, подгоняя обнаглевшую буренку, приспособившую свое пышное тело пощипать подсолнух у бабы Дуси в палисаднике. Мальчишки табором носятся по дороге и ты идешь домой, чтобы сидя кровати и обжигаясь кукурузиной почитать перед сном очередную книгу Жюль Верна.
Бабушка кричит из огорода: -Наталка, позови Саньку домой. Чай, не лето, в школу завтра. Я иду на улицу и громко зову: Саня! Домой пора! А Сани-то и нету... Ускакал мой шальной братец на другой конец микрорайончика нашего, туда, где больничный парк и огромный холм больничного овощехранилища мальчишки постарше облюбовали для войнушки. "Вот, блин, опять тащится в этот парк!"-думаю я, и нехотя двигаюсь в сторону больницы. А там, как всегда, то коровьи "мины", то куски проволоки, которую в полутьме не разглядишь
.-Сашка, зараза! -кричу я через каждые три метра,- иди домой! Но Сашка меня не слышит, или делает вид, что не слышит. Наконец, спустя 10 минут я у парка, но ведь его надо еще здесь найти. -Сашка! -снова кричу я, и вижу, как в гаражах открывается дверь и пьяненький мужичок вываливается оттуда.
-Тебе чего?- спрашивает он. Я его не боюсь, этого дядьку с огромными, как у Чапаева, усами и кривой верхней губой. И смело иду в его сторону.
-Да брат где-то здесь шляется,- оправдываюсь я.
-А ну иди сюда,-командует он. А фиг, это уже страшновато.
- Да иди ты сюда! -мужик протягивает мне огромный ломоть арбуза и спрашивает: -как брата-то зовут?
-Сашка, -осторожно говорю я, не двигаясь на всякий случай.
-А фамилия как?- снова спрашивает он. -Курлаев,-отвечаю я.
-А-а-а, Серегин пацанчик,- мужик знает отчима и это добавляет мне смелости.
--Курлайчик,- орет он во всю мощь своих взрослых лёгких, - и парк, звенящий разноголосицей звонких пацанячьих голосов умолкает, прислушиваясь. - Домой иди, а то отцу расскажу, отшлепает завтра!
Брат появляется как будто из воздуха, и мужик, протягивая ломоть арбуза и ему, грозит ему пальцем.
- Она ж девчонка, ты ее защищать должен, а прячешься от нее. Какой же ты мужик? Ох, расскажу отцу, чтоб уши надрал! - и он уходит в открытую дверь гаража и оттуда слышится негромкий разговор, к которому я уже не прислушиваюсь.
Взяв брата за шиворот, я веду его, как партизана немцы, домой, под строгую воркотню бабушки и думаю о вкуснющей кукурузине, ждущей меня на подоконнике у кровати.