«Сегодня я видела, как рождается жертва»

«Физическая боль и унижение ничто, надо только немного потерпеть — и ты обязательно что-нибудь за это получишь. В детстве — прогулку. Во взрослой жизни — передышку до следующего унижения. И следующей боли».
… я видела, как ударили ребенка.
Девочку лет десяти. Наверно, мама просила ее не пачкать платье. Наверно, она обещала этого не делать. И, конечно, нарушила свое обещание. А зеленый сок от молодой травы так сложно вывести с белоснежной ткани... Мама сидела на скамейке, качала коляску с младенцем и ждала, когда девочка подойдет к ней. Девочка шла, зажав испачканный подол в горсть.
— Ща чо будет... — опасливо сказала девочкина подружка. На ней, к счастью, были джинсы. — Вот на фига ты, Анька, выпендриваешься?
— Каникулы же, — грустно ответила Анька.
— Ну блин щас ты получишь каникулы.
Несчастная Анька приблизилась к матери и застыла, опустив голову. Руки продолжали комкать испачканный подол, окончательно превращая нарядное платье в серую пыльную тряпку.
— Я тебя предупреждала? — спросила мать. Она говорила тихо, чтобы не разбудить малыша, и от этого было еще страшнее.
Девочка кивнула.
— Я тебе говорила? А ты что? Ну-ка, ближе подойди.
Девочка сделала крошечный шаг вперед и втянула голову в плечи.
— Мама, прости, пожалуйста. Я упала. Я ненарочно.
— Ты упала? Ах, ты упала!
Губы девочки задрожали, лицо искривилось, и это, видимо, окончательно взбесило усталую женщину, у которой младенец на руках, недосып, а теперь еще платье стирать, и что это за дочь, не дочь, а наказание какое-то!
Удар был не сильный — видимо, женщине удалось взять себя в руки. Голова девочки мотнулась на тоненькой, незагорелой еще шее.
— Неделю дома. Без планшета. Без телевизора.
Девочка подняла на мать полные слез глаза и прорыдала:
— Мамочка, ну пожалуйста, пожалуйста, я не хочу сидеть дома! Накажи меня, или пусть папа накажет! Я сама ремень достану!
Запал у матери уже прошел, ей было неловко, что безобразная сцена разыгралась на глазах у посторонних.
— Простите ее, — вступилась старушка с соседней лавки. — Жалко в такую погоду дома-то сидеть.
В коляске заплакал младенец.
— Меня только никому не жалко, — буркнула мать. — Пошли домой. Вечером отец с тобой разберется.
— Анька, ты завтра придешь? — прокричала с безопасного расстояния давешняя подружка в джинсах.
— Ремня получит и придет, — мать половчее перехватила ручку коляски.
— Ну уж прямо ремня, — вздохнула старушка. — За платье-то.
Мать пожала плечами:
— Ну она же сама выбрала ремнем по жопе. Я-то тут при чем?
Уходя, девочка оглянулась на своих друзей и показала им большой палец: мол, все нормально, выкрутилась, завтра увидимся.

Нет, ее родители не садисты. Они ее не убьют и даже не покалечат — в конце концов, от пары синяков на заднице еще никто не умирал. Они ни в коем случае не хотят, чтобы взрослая жизнь девочки превратилась в кошмар. Они думают, что ремень — это метод воспитания, не хуже всех прочих. А что, всех пороли, и ничего, выросли людьми... Бить девочку им не доставляет никакого удовольствия. Но раз она сама выбрала — придется.
Но вот о чем они точно не думают, занося над девочкой ремень, так это о том, что каждым ударом они вбивают в девочкину голову страшную уверенность в том, что ее тело — товар. Телом можно расплатиться — в детстве за испачканное платье, во взрослой жизни за любую другую провинность, реальную или мнимую. Тело можно обменять на благосклонность — сначала родителей, потом мужчины. Физическая боль и унижение ничто, надо только немного потерпеть — и ты обязательно что-нибудь за это получишь. В детстве — прогулку. Во взрослой жизни — передышку до следующего унижения. И следующей боли.

Сегодня я видела, как рождается жертва.